2.7. Золотой меч Удана
Почу — не особенно процветающий городок с населением всего несколько сотен, но здесь хотя бы есть питейные заведения, что только что вылезшему из могилы человеку уже казалось небесными чертогами.
Хо Пинчуань отправил учеников «Фобибайши» на быстрых лошадях доставить Ван Юйцзи и Фэн Цы к горе Цинъюань и закончил с делами. А затем Сунь Цуйхуа пригласила их в трактир «Встреча с отшельником». Её не особенно красивое лицо светилось счастьем, и она не сводила глаз с Ян Цююэ, явно довольная своим супругом.
Фан Добин и Ли Ляньхуа похватали палочки и набросились на еду, только Хо Пинчуань проявил вежливость и обсудил с Ян Цююэ возможное местонахождение даочжана Хуанци.
— Хуанци-шишу действительно прибыл в Почу, но Золотого меча Удана в Си-лине не было — возможно, ему удалось выбраться из гробницы, — спокойно сказал Ян Цююэ.
Жена бросала на него кокетливые взгляды, но он не отвечал на её заигрывания. Заядлый игрок, он не был падок на женские чары — или же Сунь Цуйхуа просто-напросто не обладала никакими чарами.
— Сам глава Удана вручил даочжану Хуанци Золотой меч за его ум, боевое мастерство и понимание дао, — кивнул Хо Пинчуань. — Тем более, исчез он в расцвете сил — логично предположить, что сумел выбраться из могилы первого ранга.
Фан Добин доел куриную ножку, поднял голову и надолго уставился на Ли Ляньхуа.
Тот, как раз подцепивший палочками кусочек, чуть сдвинул брови.
— В чём дело?
— Одно я никак не возьму в толк, — ответил Фан Добин.
— Что? — наморщил лоб Ли Ляньхуа.
— Странно, вообще-то мои боевые навыки не так уж плохи, и хотя от рощи я был далековато, но почему не слышал никого, кроме вас троих? И не видел, чтобы кто-то четвёртый туда входил или выходил оттуда.
— Что ты имеешь в виду? — Между бровей у него залегла глубокая складка.
— Да чтоб тебя, — возмутился Фан Добин, — я имею в виду, а может, это ты применил «поступь вихря» и вырубил этих двоих? Словам Ли Ляньхуа никак нельзя верить: ты скажешь «чёрное» — а чаще всего окажется «белое», твои боевые навыки — как у трёхлапой кошки, но кто знает, не притворство ли это? Говоришь, что ничего не видел, но ведь это мог быть и ты сам.
Ли Ляньхуа поперхнулся и закашлялся.
— Если бы я владел «поступью вихря», то задержал бы Ван Юйцзи как только понял, что он — убийца, зачем ждать так долго?
— Тоже звучит логично... — задумчиво протянул господин Фан.
Пока они беседовали друг с другом, в трактир грациозно вошла женщина в зелёном — в отличие от Сунь Цуйхуа, белокожая, с тонко подведёнными бровями, прелестная и нежная красавица.
Сунь Цуйхуа покосилась на неё и сказала, посмеиваясь:
— Барышня Жу пришла за вином для посетителя?
Женщина в зелёном чуть нахмурилась, но слабо улыбнулась и кивнула.
— Кто она? — тихонько спросил Фан Добин.
— Сяо-Жу из «Красного дворика увеселений», — ответил Ян Цююэ.
— А с виду не скажешь. — Фан Добин цокнул языком от удивления. Во всём облике этой женщины ничто не выдавало, что она — проститутка.
Ян Цююэ не проявлял интереса к женской красоте, а вот Сунь Цуйхуа прошептала в ответ:
— Ей повезло, один мужчина содержит её, обеспечивает как благородную. Купил на востоке города усадьбу и живёт там с ней, а сам не выходит.
— Разве содержать женщину позорно, а не достойно? Зачем...
— Вот из-за таких мужчин и существуют такие бесстыжие женщины, как она! — не дав ему договорить, прошипела Сунь Цуйхуа.
Пока они вели пустые разговоры, Ли Ляньхуа вдруг тихонько ахнул.
— Золотой меч Удана!
Все за столом оторопели.
— Где? — шёпотом спросил Хо Пинчуань.
Ли Ляньхуа приподнял палочки и незаметно указал ими на пояс женщины в зелёном, сяо-Жу.
Все присмотрелись: на поясе у неё, покачиваясь при ходьбе, висел на бирюзовом шнуре деревянный орнамент в виде меча, размером не более двух-трёх цуней.
Ян Цююэ вздрогнул всем телом: хотя подвеска была сработана довольно грубо, но явно по подобию золотого меча Удана, вплоть до выгравированного слова «Чжэнь-у»(1).
— Даочжан Хуанци пропал в окрестностях Си-лина, неужели эта женщина видела Золотой меч? — пока Хо Пинчуань говорил, сяо-Жу купила два кувшина вина и плавной походкой вышла за дверь.
Ян Цююэ уже собирался встать, как Ли Ляньхуа вытянул руку и прижал палочками его пиалу.
Фан Добин поднялся и вышел из трактира следом за сяо-Жу.
Хо Пинчуань усмехнулся: Бицю послал ему с голубями записку, в которой поручил, во-первых, расследовать убийство Гэ Паня, а во-вторых, проследить за Ли Ляньхуа из Благого лотосового терема. Поначалу он не мог понять, что же необычного в этом чудесном целителе, чья слава гремела на всё цзянху: уж храбрости ему явно не доставало — но когда господин Ли остановил Ян Цююэ, стало ясно: этот человек обладал острым умом и не был склонен к безрассудным поступкам. Фан Добин здесь чужой и роскошно одет, если он последует за сяо-Жу, люди подумают, что богатенький сынок волочится за красавицей — а вот женатый караульный непременно вызвал бы подозрения.
Фан Добин проследовал за сяо-Жу через весь городок Почу — она, постоянно виляя, семенила с запада на восток почти половину большого часа. Если бы не её прелестная наружность, у него бы лопнуло терпение. С превеликим трудом дойдя до восточной стороны городка, женщина толкнула ворота одного из домов, зашла и закрыла за собой дверь.
Он собирался улучить момент и запрыгнуть на крышу, чтобы осмотреться, как вдруг ворота снова открылись и сяо-Жу вышла, уже без кувшинов в руках. Он был потрясён: так она ходила кругами целый час только чтобы отнести вино? Что за человек там живёт? Фан Добин уже подумывал перелезть через стену, но вокруг было много прохожих, и средь бела дня он не смел врываться в жилище. Он обошёл дом дважды, и тут из него вышла ещё одна барышня.
Эта была одета в красное платье, глаза у неё покраснели и опухли от слёз, уходя, она вытирала лицо. Её одежда была в беспорядке, на шее алели следы засосов — нечего и говорить, что с ней делали внутри.
Удивлению Фан Добина не было предела: сяо-Жу только что занесла вино, неужели у хозяина не одна женщина? Вернувшись к задней двери во двор, он вдруг почуял странный запах и поразился: да это же самая презираемая в цзянху вещь — афродизиак! Ясно как на ладони, чем занимался хозяин!
Придя в ярость, Фан Добин приподнял подол одеяния, пинком выбил дверь и ворвался внутрь с криком: «Кто здесь принуждает?..» — но не успел добраться до главного входа, как на него налетел ветер и вышиб воздух из лёгких, так что он не мог вымолвить и слова.
Фан Добин в панике взмахнул руками, приготовившись к драке — он и подумать не мог, что в обычном доме такого захолустья как Почу затаился дракон и дремлет тигр(2)!
С этой мыслью он обернулся, поймал ладонью ветряной удар хозяина дома, как вдруг что-то ударило его в грудь, кровь закипела, в ушах зазвенело, перед глазами всё пошло кругом — и он рухнул на землю и потерял сознание.
Молодой «Печальный господин» из клана Фан был ранен ещё до того, как успел рассмотреть противника. Кто же хозяин этого дома? Что за человек, владея такими боевыми навыками, станет использовать афродизиак, чтобы совращать женщин?
После того, как Фан Добина сбили с ног, в доме долгое время никто не двигался. Затем хозяин накинул на плечи одежду, вышел, поднял бесчувственное тело и бросил в колодец во дворе, так что раздался всплеск.
В трактире «Встреча с отшельником» компания доела почти все кушанья. Прошло два больших часа, солнце село, обед превратился в ужин, а Фан Добин всё не возвращался. Наконец Хо Пинчуань нахмурил густые брови:
— Неужели с Фан Добином что-то случилось?
— Неужели кто-то заманил господина Фана в западню? — задумался Ян Цююэ.
— Неужели он сбежал с барышней Жу? — горько усмехнулся Ли Ляньхуа.
Сунь Цуйхуа сплюнула.
— Скорее всего, он последовал за сяо-Жу к дому её покровителя, я примерно знаю, где это. Пойдёмте, господин Фан наверняка в опасности.
Они расплатились и вышли. Хозяйка гостиницы провела их к дому, в который ходила сяо-Жу. К этому времени на тёмно-синем небе загорелись звёзды. Ворота были заперты, изнутри не доносилось ни звука.
Хо Пинчуань оправил одежду, взялся за дверное кольцо и постучал.
— У вашего покорного к вам дело, осмелюсь спросить, дома ли хозяин? — громко позвал он.
Из дома никак не ответили, словно там никто и не жил, но по витающему в воздухе слабому аромату дурмана Хо Пинчуань уже догадался, что это за место.
— У злодея совесть нечиста! — зло бросил Ян Цююэ.
Ли Ляньхуа кивнул и нахмурился. На сей раз всё было иначе, нежели в гробнице: тогда он заранее знал противника, а этим вечером враг был окутан тьмой, они же — как на ладони, и потому не имели преимущества.
— Цуйхуа, ты возвращайся за ребёнком, — мягко сказал целитель.
Сунь Цуйхуа кокетливо улыбнулась, махнула рукой и убежала. Пусть эта женщина и не отличалась красотой, но нрав у неё был прямой и открытый.
Трое мужчин в сгущающихся сумерках смотрели на это непримечательное жилище: тихий двор, просторный дом, окутанный дурманом — что же в нём таилось? Как было связано с Золотым мечом Удана? И с девицей из «Красного дворика увеселений»? Неужели Фан Добин и правда угодил в западню?
Хо Пинчуань с силой ударил ладонью, неслышно сломав засов, и распахнул ворота. Куда ни глянь — цветы и деревья, чистый пол из голубовато-серого камня, посреди внутреннего дворика камешками выложен иероглиф «долголетие», а двери и окна плотно закрыты — ничего необычного.
— Есть кто дома? — мрачно спросил Ян Цююэ. Хотя он говорил негромко, но вложил в слова силу, так что внутри не могли не услышать.
Хо Пинчуань прошагал к дому и толкнул двери: постель в беспорядке, похоже, хозяин уже сбежал. У кровати дымилась курильница с благовониями — от неё и исходил дурманящий запах.
— Боюсь, в этом доме живут уже больше десяти лет, — Ли Ляньхуа легонько толкнул оконный переплёт — такой же, как и в его Лотосовом тереме, если не починить, то через полгода отвалится. — Похоже, у хозяина... затруднения с деньгами. — Вино и кушанья на прикроватном столике — весьма безыскусные. На востоке Почу есть знаменитая питейная лавка, но он мелочно отправил сяо-Жу во «Встречу с отшельником», где кувшин вина дешевле на пару медяков.
— Раз хозяин в стеснённом положении, то далеко уйти не сможет — вернётся, — усмехнулся Хо Пинчуань.
— Но в Почу всего несколько сотен человек и одна улица, куда же он пойдёт?.. Да к тому же, с женщиной... Скверно, скверно, боюсь, если не в «Красный дворик увеселений», то в «Рассветную луну»!
Ян Цююэ переменился в лице — разве не туда отправилась Сунь Цуйхуа? Он оттолкнулся от земли, вскочил на крышу и поверху помчался в сторону «Красного дворика увеселений».
— Господин Ли, здесь опасно, возвращайтесь во «Встречу с отшельником», — торопливо сказал Хо Пинчуань, а затем тоже запрыгнул на крышу и последовал за караульным.
Проследив за их удаляющимися силуэтами, Ли Ляньхуа тихонько вздохнул и с потухшим взглядом развернулся к пустынному двору. Здесь росло несколько кустов пионов не лучшего сорта, в это время года от них осталось лишь несколько мёртвых стеблей, покрытых серым снегом — никакой красоты. Он постоял так какое-то время, затем сделал шаг в сторону и собрался уходить. Неспешно пройдя десяток шагов, остановился.
— Кто здесь? — негромко спросил он, обращаясь к кустам.
— Твой слух... — Только что среди пионовых кустов никого не было, а теперь там стоял, заложив руки за спину, человек — будто бы уже давно. По лишённому эмоций голосу было не различить, к другу или врагу он обращался. — Всё такой же острый.
— Просто ты спрыгнул тяжеловато, — слегка улыбнулся Ли Ляньхуа. — Даже со «Слезой Гуаньинь» невозможно исцелить раны, полученные от «Луны, тонущей в Западном море»... Неудивительно, что ты старался не оставить следы на снегу — техника «солнечного бега» Ди Фэйшэна известна даже торговцам и простым людям...
В кустах помолчали.
— Даже изменившись внешне, Ли Сянъи остаётся Ли Сянъи. — Его тон не изменился, но в словах слышалось искреннее восхищение.
Ли Ляньхуа издал смешок.
— Польщён, польщён. Ди Фэйшэн тоже остаётся Ди Фэйшэном. Не думал, что для ран от «Луны, тонущей в Западном море» найдётся лекарство, как вдруг откуда-то всплыла «Слеза Гуаньинь». Как говорится, человеку не постичь воли Небес, а кто не верит — прогадает.
Стоявший среди пионовых кустов человек в тёмных одеждах и матерчатых туфлях как будто слегка удивился.
— За эти годы твой характер изменился.
— А твой — ни капли, — улыбнулся Ли Ляньхуа.
Ди Фэйшэн не ответил. Через какое-то время он произнёс:
— Раны от «Луны, тонущей в Западном море» зажили за три месяца, однако ты не смог исцелиться.
— Кое-какие проблемы... — легкомысленно ответил Ли Ляньхуа. — Кто знал тогда, что будет сейчас, кто знает, что будет потом. Когда избежал смерти, кто ж знал, хорошо это или плохо? Раньше как-то жил, и сейчас живу потихоньку.
Ди Фэйшэн пару мгновений сверлил взглядом его спину, а затем медленно проговорил:
— Ты можешь поддерживать своё состояние, чтобы не сойти с ума и не умереть. «Замедление вселенной»(3) — поразительная техника, но даже её хватит лишь на тринадцать лет. Сам знаешь, тринадцать лет благополучия — это предел, и прошло уже десять. Если будешь применять внутреннюю силу и заниматься боевыми искусствами, оставшиеся три года неизбежно сократятся.
Ли Ляньхуа слабо улыбнулся, но не ответил.
Ди Фэйшэн вдруг выскочил из кустов и прыгнул в колодец. Послышался плеск, и он вытащил из колодца промокшего до нитки человека.
— Через два года и десять месяцев, на побережье Восточного моря. — С этими словами он швырнул промокшего на землю, подпрыгнул, перепорхнул через стену и исчез из виду.
Ли Ляньхуа подхватил тело, мокрое и безвольное — оказалось, это был потерявший сознание Фан Добин. Он осторожно уложил его на землю и надавил на несколько акупунктурных точек на его груди.
Такой человек как Ди Фэйшэн не стал бы одурманивать женщину, чтобы воспользоваться ей. Он вытащил господина Фана, чтобы назначить встречу: через два года и десять месяцев на побережье Восточного моря та битва должна быть завершена!
Он снова беспомощно вздохнул: после ран, нанесённых Ди Фэйшэном, его лицо стало измождённым, утратив прежнюю красоту, от боевых навыков почти ничего не осталось — Ли Сянъи больше не существовало, так почему же люди не могли принять Ли Ляньхуа и продолжали искать Ли Сянъи? Никто не верил, что Ли Сянъи давно умер, но когда он во плоти предстал перед всеми, разве кто-то его узнал? Так странно... Неужели он настолько изменился?
Или же... И правда так изменился? Он медленно сел в позу лотоса, двумя пальцами надавил на точку фэн-чи(4) на затылке Фан Добина и направил внутреннюю силу, чтобы исцелить его.
Десять лет прошло: и чувства, и тело, и черты лица — всё теперь иное... Прежние причины глядеть на всех свысока... как же они были нелепы...
Методом «замедления вселенной» чрезвычайно сложно овладеть, но достигнув успеха, можно отточить до совершенства, и наиболее уместно использовать его для исцеления. Именно поэтому Ли Ляньхуа не погиб от удара Ди Фэйшэна.
И палочка благовоний не успела бы отгореть, как кровь и ци Фан Добина пришли в движение, повреждения затянулись, и он с резким вдохом открыл глаза.
— Ляньхуа?
Ли Ляньхуа закивал.
— Как ты очутился в колодце?
Фан Добин ощупал свою голову.
— В колодце? — Ощутив влагу, он пришёл в ярость. — Да чтоб он сдох! Кинуть меня в колодец! Кха-кха... — Его рана ещё не исцелилась и заболела от резкого движения.
— Не будь ты таким тощим, не пострадал бы так... — нахмурился целитель.
— Да что ты понимаешь! — рассердился Фан Добин. — О таком образованном, утончённом и изящном господине мечтают все героини в цзянху! Кха-кха... А как ты узнал, что я в колодце?
— Пошёл к колодцу воды напиться — а там призрак-недотёпа, — ответил Ли Ляньхуа.
Тут господин Фан вспомнил, что заметил перед тем, как отрубиться, и резко втянул холодный воздух.
— Удар внутренней силы уданской школы! — хрипло воскликнул он. — Этот человек — мастер из Удана!
Понимай Ли Ляньхуа хоть что-то в искусстве врачевания, уже заметил бы, что удар в грудь, которым ранили Фан Добина, был техникой уданской школы.
— Опять Удан? — поразился он.
Фан Добин поднялся на ноги, не переставая кричать.
— Конечно, Удан! Что я, не узнаю уданскую технику? Куда он делся? Его боевое мастерство не ниже, чем у главы школы, а то и выше, чем у Байму!
Нынешним главой школы Удана был шиди даоса Байму — даочжан Цзыся, сильнейшим в Удане сейчас был сам Байму, а над ним...
— Хуанци? — вскрикнул Ли Ляньхуа.
— Наверняка, — закашлялся Фан Добин. — Скорее бежим... на помощь...
Оказалось, что самый любимый ученик прежнего главы Удана, даочжан Хуанци, на которого возлагались большие надежды, уже более десяти лет поживает в городке Почу, ходит по борделям, да ещё и насилует женщин! Ли Ляньхуа наморщил лоб.
— Ох, плохо дело! Если Ян Цююэ и Хуанци встретятся, боюсь, даос Хуанци может...
— Убрать свидетеля! — Фан Добин схватился за грудь и выругался, снова закашлявшись. — Этот даос... мать его, рехнулся...
Сунь Цуйхуа спешила в «Красный дворик увеселений», забрать сына, и вдруг неподалёку заметила сяо-Жу. Женщина неторопливо шла в одиночестве, переминаясь с ноги на ногу, задумчиво, как будто её что-то тревожило.
— Барышня Жу, — позвала Сунь Цуйхуа. — Что ж ты, вернулась из дома?
Сяо-Жу вздрогнула, замедлила шаг и дождалась, пока Сунь Цуйхуа догонит.
— Угу, — тихонько сказала она.
Сунь Цуйхуа удивлённо уставилась на неё и издала смешок.
— Что такое? Он не захотел провести с тобой ночь?
Белокожее лицо сяо-Жу слегка покраснело, но взгляд стал печальным.
Сунь Цуйхуа собиралась разузнать про деревянный меч на её поясе, и раз уж догнала, то и спросила напрямик:
— Барышня Жу, где ты заказала такую подвеску в виде меча? Очень необычная, мне хотелось бы такую же.
Сяо-Жу снова вздрогнула.
— Сама вырезала...
— Сама вырезала? — перебила Сунь Цуйхуа. — А почему меч? Мне кажется, жезл жуи(5) был бы гораздо красивее.
Сяо-Жу промолчала, но через некоторое время, когда они дошли до ворот «Красного дворика увеселений», всё же прошептала:
— У него... был такой меч, но он его продал, чтобы содержать меня.
Сунь Цуйхуа была потрясена. Стало быть, этот развратник, снимающий девиц, не...
— Хотя он не отдаёт предпочтение только мне, — шёпотом продолжила сяо-Жу, — но я... в душе я благодарна ему. — Договорив, она медленно вошла во двор и повернула направо по засыпанной гравием тропинке.
Глядя ей вслед, Сунь Цуйхуа так и застыла с отвисшей челюстью: шлюха растрогала её сердце, а этот распутный посетитель борделя, растрогавший сяо-Жу, скорее всего, и есть тот шишу, которого много лет ищет её муженёк — тут есть от чего рот раскрыть.
В этот момент подоспели Ян Цююэ с Хо Пинчуанем, увидев, что она стоит столбом перед «Красным двориком увеселений», в один голос спросили:
— Ты в порядке?
Сунь Цуйхуа вздрогнула, хотела сказать, что да, только ещё не забрала сына... как что-то вонзилось ей между лопатками. Она опустила голову и, не веря своим глазам, увидела знакомый предмет, торчащий из груди.
Это была палочка для еды, с которой капала кровь.
— Цуйхуа! — закричал Ян Цююэ, переменившись в лице, и рванулся к ней.
Она вцепилась в мужа, ещё не понимая, что произошло.
— Сяо-Жу сказала... — проговорила она. — у её клиента... был Золотой меч Удана...
Ян Цююэ побледнел и надавил на акупунктурную точку у неё под рёбрами.
— Цуйхуа, не говори ничего.
Женщина недоумённо уставилась на торчащую из-под рёбер палочку.
— Наш сын... всё ещё... там...
— Не говори ничего! — закричал Ян Цююэ, не в силах больше сдерживать чувства.
— Кто... разбрасывается палочками... — чуть слышно выплюнула Сунь Цуйхуа, а потом обмякла, прерывисто задышала и закрыла глаза.
Ян Цююэ прижал к себе жену, безумным и растерянным взглядом уставившись на человека, вышедшего из весёлого красного дворика.
— Хуанци-шишу... почему?..
У этого мужчины средних лет было белое лицо и тонкие усы, в молодости он наверняка был красавцем. В левой руке он держал чашу с вином, а в правой — вторую палочку для еды.
— Так это Ян-шичжи(6), прости, не заметил, — сказал он, глядя Ян Цююэ в глаза. На раненую Сунь Цуйхуа он обратил внимания не больше, чем на раздавленного муравья.
Хо Пинчуань не ожидал, что на его глазах произойдёт попытка убийства и пострадают невинные. Он безмерно сожалел, что не успел предотвратить это. Сделав три шага вперёд, он сложил руки в приветствие.
— Я — Хо Пинчуань, недостойный ученик ордена «Фобибайши». Верно ли, что почтенный — даочжан Хуанци из Удана, пропавший много лет назад?
— В миру моя фамилия Чэнь, имя — Сикан.
— Почтенный Чэнь, позвольте спросить, зачем вы ранили ни в чём не повинную женщину? — сурово спросил Хо Пинчуань. — Она не из цзянху и не обладает ни крупицей боевых искусств. С вашими навыками разве можно нападать на слабых?
— Она посмела прямо передо мной расспрашивать мою женщину, разве это не достойно смерти? — холодно ответил Хуанци.
Ян Цююэ не мог поверить в происходящее, помотал головой и вымученно спросил:
— Хуанци-шишу, где сейчас... Золотой меч Удана?
Даос запрокинул голову и расхохотался.
— Ха-ха-ха-ха, Золотой меч Удана? Это древнее барахло весило пять цзиней и семь лянов, а продал хозяину Юй Цзяньчжаю из Цзянси и выручил тридцать тысяч серебра! Отличная вещь!
Хо Пинчуань нахмурился. Видимо, этот человек сошёл с ума.
Ян Цююэ обнимал жену, чувствуя, как вместе с кровью из её тела утекает тепло, и вдруг вспомнил момент, когда его наставник, узнав об игре на деньги и краже Золотого меча Удана, сказал: «Изгоняю тебя из школы». Неужели... это расплата?
Когда Хуанци ранил Сунь Цуйхуа, посетители «Красного дворика увеселений» с криками выбежали через задние ворота, а теперь даже содержательницы борделей попрятались.
— Ян-шичжи, глава послал тебя избавиться от плевел? — ледяным тоном раздельно произнёс Хуанци. — Да ещё позвал последователя «Фобибайши». Вот только Цзыся-шиди, похоже, поглупел, раз отправил такого третьесортного отброса за мечом шисюна.
Вторую палочку для еды он вертел в пальцах, и кто знает, когда ему вздумается метнуть и её. Пусть он и прожил в миру много лет, но не забрасывал свои боевые навыки, изо дня в день оттачивая их.
Хо Пинчуань видел, что дело принимает скверный оборот, и загородил рукой Ян Цююэ.
— Почтенный Чэнь, простите за неучтивость, но вам придётся проследовать со мной в «Сотню рек», резиденцию «Фобибайши».
Рукава Хуанци слегка заколыхались, послышались хлопки — раздался треск, словно от взрывающегося пороха.
— «Пятикратная мощь Удана»! — крикнул Ян Цююэ. — Хо-сюн, берегитесь!
Разумеется, Хо Пинчуань осознавал, насколько сильна «пятикратная мощь Удана». Говорят, этот навык родом из тайцзи: есть один мощный приём — вращение жезла жуи, а «пятикратная мощь Удана» состоит из пяти ударов истинной силой, подобных ему. Удары эти различной силы и направления, и даже человеку с равным мастерством трудно выстоять против них.
Когда Ян Цююэ выкрикнул предостережение, Хуанци уже сцепился с Хо Пинчуанем, применив первый удар. Хотя «Справедливый герой» провёл в «Фобибайши» всего восемь лет, его собственные навыки и до того были весьма высоки. Даже ударом трехкратной силы, Хуанци не мог отвести его ладонь. Холодно усмехнувшись, даос внезапно направил четвёртый удар в грудь едва дышащей Сунь Цуйхуа.
Молодые люди вскрикнули в испуге и совместными усилиями оттолкнули правую руку Хуанци, но в этот миг что-то просвистело в воздухе и пронзило точку ци-хай(6) Хо Пинчуаня — это была та палочка для еды, которую даос вертел в пальцах.
Хо Пинчуань сдвинул локти и зажал палочку между ними, но услышал, как рядом сдавленно охнул Ян Цююэ — пятый удар Хуанци, прямой как стрела, оказался сокрушительным.
Секрет «пятикратной мощи Удана» скрывался за колышущимися рукавами, невидимый глазу, и Хуанци достиг в нём наивысшего мастерства — в цзянху не нашлось бы равного ему по силе противника. Даже с навыками Хо Пинчуаня отбиваться было трудно.
Ян Цююэ с женой на руках, пошатываясь, отошёл на несколько шагов, опустил её на землю, с шелестом вытащил меч из ножен и направил в голову даоса. Он был учеником Удана, и пусть не практиковал «пятикратную мощь», однако был знаком с принципами этой техники: пронзить точку цуань-чжу между бровями — самый верный способ противостоять ударам тайцзи. Тайцзицюань полагается на то, чтобы следить за руками, в согласованности глаз и рук — если пронзить межбровье мечом и ограничить видимость, то слаженность движений будет нарушена и «пятикратная мощь Удана» немного ослабнет.
Но как только он замахнулся, в глазах Хуанци сверкнула холодная усмешка, и у Ян Цююэ дрогнуло сердце: «Плохо дело!» — но он уже не мог остановить выпад. Хо Пинчуань собирался атаковать вместе с ним, но видя, что караульный нацелился в цуань-чжу, не понял его намерений и встал в стороне наготове — мелькнувшей усмешки злодея он не заметил.
В этот момент кто-то вдалеке произнёс:
— А здорово поджигать дома! — послышалось в этот момент откуда-то издалека. — Особенно если это чья-то убогая лачуга. Давно так не веселился!
— Ну ты и бесстыжий... — вздохнул другой человек.
Эти двое как будто праздно беседовали, хотя говорили весьма быстро.
Хуанци вдруг переменился в лице. Ян Цююэ резко сменил направление удара и полоснул его мечом по правой руке. Даос собирался высвободить всю накопленную мощь, но сбился из-за неожиданного приёма Ян Цююэ, и вместо этого обеими руками схватил его меч.
Молодой караульный подумал, что ещё неизвестно, выживет ли его жена, и с каменным лицом рубанул по запястью Хуанци.
Как только все десять пальцев даоса коснулись меча, он вдруг скрючил их и вскоре раздался ритмичный стук ногтей по клинку; Ян Цююэ всего застрясло, он хотел бросить меч, но тот, захваченный внутренней силой Хуанци, словно прирос к ладони.
От скрежета ногтей по клинку Хо Пинчуань почувствовал покалывание в ушах и подступающую к горлу тошноту, задержал дыхание и собрался ударить Хуанци по точке пи-шу на спине.
Побарабанив по мечу, даос со злой усмешкой отпустил его; глаза Ян Цююэ закатились, и он со свистом направил меч в грудь Хо Пинчуаня! Диковинная игра Хуанци на клинке была подобна тёмным чарам, подчиняющим разум противника.
Теми двумя, болтавшими ерунду, были, разумеется, Фан Добин и Ли Ляньхуа. Подоспев к стычке, они были ошарашены видом схлестнувшихся в схватке Ян Цююэ и Хо Пинчуаня.
Хуанци взмахнул рукавами, собираясь сбежать, но Фан Добин громко крикнул, выхватил дубинку и взмахнул ей в «танце перед двором гуна»(7). Оружие издало резкий свист и попало даосу по плечу.
Ли Ляньхуа развернулся и убежал, скрывшись в глубине «Красного дворика увеселений». Фан Добин вновь пришёл в ярость: он ещё не оправился от ран, а несносный Ляньхуа опять бросил друга и смылся! Этот проклятый... Не успел он закончить ругательство, как Хуанци ударил пальцем по отверстию в дубинке.
— Берегись, его колдовство подчиняет разум! — переменившись в лице, закричал Хо Пинчуань.
Захваченная дубинка Фан Добина издала последовательность из семи нот. Молодому человеку показалось, будто его снова семь раз ударили в грудь, лицо его перекосилось от чудовищной боли. Хуанци же на миг замер, а потом расхохотался во всё горло. Оказалось, эта дубинка — искусно сделанная короткая флейта, и когда он попал по одному из её отверстий, раздался звук, в разы увеличивая мощь его «волшебной мелодии»!
Хо Пинчуань тоже попал под воздействие флейты, что дало преимущество Ян Цююэ. Сунь Цуйхуа всё так же лежала на земле, неизвестно, живая или мёртвая. Обстановка перед «Красным двориком увеселений» накалилась до предела.
Неожиданно оттуда выбежала женщина. Фан Добин, путаясь в ногах и руках, бросил на неё взгляд: на щеках румянец, губы — алые точно кровь, но лицо незнакомое. Она устремилась к Сунь Цуйхуа, опустилась на колени, достала из бумажного свёртка флакон и влила содержимое в рот Сунь Цуйхуа, дрожащими руками развернула лист бумаги. Помолчав, она посмотрела на него и дрожащим голосом принялась читать:
— Сы-шэнь-цун, инь-тан, и-мин, ши-сюань(8)... Сы-шэнь-цун, инь-тан, и-мин, ши-сюань...
Фан Добин не раздумывая ударил Хуанци флейтой по сы-шэнь-цун.
На лице женщины отразилась паника.
— Нет-нет, не ты...не ты... — Она указала на Хо Пинчуаня и забормотала: — Сы-шэнь-цун, инь-тан, и-мин, ши-сюань...
Фан Добин не знал, плакать или смеяться. И кто только надоумил эту девицу выйти — не слишком блестящий трюк. Хо Пинчуань ударил Ян Цююэ по одной из точек сы-шэнь-цун, и его глаза закатились, а движения тотчас замедлились.
— А мне? — поспешно спросил Фан Добин, видя, что «трюк» работает.
Флейта по-прежнему порхала в его руках, отражая удары Хуанци, но движения становились всё более беспорядочными, в груди болело всё сильнее, и он лишь надеялся, что у женщины найдётся хитроумный совет и для него.
Однако она покачала головой, бездумно подняла лист бумаги и продолжила читать.
— «Я уже спас Мэй Сяо-бао, Чжан Сяо-Жу узнала, что ты надругался над малолетней девочкой и бросилась в колодец, вдове Хэ стало известно, что ты спал с тремя женщинами, и она доложила в местный приказ... ха, ха, ха... Чэнь Сикан, за твой разврат настал чай... час...» — Она читала сбивчиво и растерянно, как будто знала не все слова. — «Настал час раската»...
Фан Добин не выдержал и расхохотался.
Хуанци сначала застыл, но чем дольше он слушал, тем в большую ярость приходил, а после слов «настал час расплаты» схватил женщину за горло.
— Невежественная шлюха, посмела меня дурачить?!
Его мысли смешались, и он уже не мог управлять «волшебной мелодией».
Фан Добин тут же пришёл в себя, и в «сверкающей снегом Небесной реке»(9) флейта стремительно замелькала за спиной Хуанци.
Даос отмахнулся левым рукавом, правой рукой сжимая горло женщины.
В этот момент Хо Пинчуаню удалось ударить Ян Цююэ по шестнадцати точкам: сы-шэнь-цун, инь-тан, и-мин, ши-сюань — и он уже хотел поспешить на помощь, как женщина подняла руки, защищая шею. У Хо Пинчуаня мелькнула мысль: «А движения-то у неё быстрые...».
Послышался щелчок, женщина обеими руками вцепилась в руку даоса, сжимавшую её горло! Хо Пинчуань был поражён до глубины души — в глазах Хуанци теперь отражалось не самодовольство, а невыразимый ужас... Флейта со свистом ударила его между лопатками, у даоса изо рта с бульканьем вырвался целый фонтан крови, забрызгав женщину с головы до ног, и он обмяк.
Фан Добин убрал оружие, со странным выражением лица уставился на неё и через некоторое время вздохнул.
— Я должен был догадаться раньше. Какая девица осмелилась бы выбежать и придумать такую уловку? А это ты, не имеющий равных во всём мире мошенник, который обманет и людей, и призраков!
Хо Пинчуань рассматривал мнимую женщину так долго, что успела бы сгореть палочка благовоний, прежде чем выдохнуть.
— Ум и находчивость господина Ли... и впрямь заслуживают своей славы...
Десятью пальцами «женщина» незаметно нажала на десять акупунктурных точек на правой руке Хуанци: шан-ян, эр-цзянь, сань-цзянь, хэ-гу, ян-си, пянь-ли, вэнь-лю, ся-лянь, шан-лянь, шоу-сань-ли — отчего его рука онемела и не причинила "ей" ни капли вреда. Изначально «она» стояла на коленях, а когда даос атаковал, наклонилась назад и набок, слегка выставила ногу, пнув его в инь-лин-цюань(10), а затем коленом ударила в дань-тянь. И к тому же, в этот момент Фан Добин ударил его в спину, так что Хуанци, несмотря на свои устрашающие навыки, лишь на миг недооценив противника, не смог и пошевелиться.
Этой нарумяненной, странного вида «женщиной» действительно был стремительно сбежавший Ли Ляньхуа. Он неторопливо стёр рукавом с лица румяна и кровь, но всё ещё выглядел напуганным.
— Я... я...
Фан Добин уселся прямо на землю перевести дух.
— Ну даёшь! Твоя техника акупунктуры... — Он присвистнул. — Невероятно.... Где ты такому научился?
Он был знаком с Ли Ляньхуа уже шесть лет, но впервые видел, как этот мошенник одолел противника. И пусть успех был обусловлен тем, что Хуанци не принял его всерьёз, но вся последовательность движений была плавной как плывущие облака и текучая вода, едва заметной человеческому глазу, это не было случайностью — да и не могло ей быть!
— Это «перья разноцветного феникса», меня научил один старик в разрушенном храме... — с превеликой честностью ответил Ли Ляньхуа.
Фан Добин лениво помахал рукавами.
— Такому только свинья поверит. Может, ты ещё и прыгнул со скалы, повис на дереве, под которым обнаружилась пещера, где жил несравненный мастер, который тебя и научил?
— Но это правда... — смутился Ли Ляньхуа.
Фан Добин закатил глаза.
— Приятель, твои «перья ощипанной курицы» были неплохи, жаль, что силёнок маловато. Если бы я не ударил негодяя в спину, ты бы его не удержал.
— Верно, верно, — закивал мнимый лекарь.
Хо Пинчуань сковал Хуанци цепью «Фобибайши». Ян Цююэ охнув пришёл в себя, приподнял бездыханную Сунь Цуйхуа и, побледнев до крайности, умоляюще посмотрел на Ли Ляньхуа.
Тот вздохнул и мягко сказал:
— Я уже дал ей кровоостанавливающее лекарство. Пару дней будет казаться, что она мертва, но ты не верь, а найди хорошего врача, чтобы вылечить рану.
Фан Добин прыснул со смеху и чуть не поперхнулся: уже собирался посмеяться над искусным врачевателем, не умеющим лечить, как увидел, что тот вдруг подошёл к Хуанци.
— Почтенный Чэнь.
Хуанци, скованный цепью Хо Пинчуаня, ненавидел Ли Ляньхуа до мозга костей и при его приближении сплюнул и оскалился.
Ли Ляньхуа присел перед первым учеником Удана и посмотрел ему в глаза.
— Вы получили карту Си-лина более десяти лет назад, вошли в гробницу и сумели выбраться живым, и с тех пор оставались в Почу. Что с вами случилось в подземном дворце?
— Да что ты знаешь, сосунок? — зло сверкнул глазами Хуанци. — Собрался убивать, так убивай, нечего болтать!
— Верно ли, что это связано с женщинами и дурманом? — слегка улыбнулся Ли Ляньхуа.
Хуанци вскинул брови.
— Десять лет назад вы были в самом расцвете сил, — миролюбиво продолжал целитель, — вас уважали за боевое мастерство и моральные качества, но вдруг вы осели в этом захолустном городке и принялись развлекаться с женщинами. У таких перемен должна быть причина. С вашей доблестью и внешностью, разве прежде требовался дурман, если какая-то девушка понравилась?.. Немало красавиц, подобных сяо-Жу, преданно любили вас. Разве что в Си-лине вы... — Он вздохнул. — Разве что вы...
«Разве что ты встретил невероятно прекрасную женщину, чьё очарование одурманило разум? — мысленно закончил Фан Добин то, что Ли Ляньхуа не договорил, — и из-за этого совершенно утратил нравственность, из первого мастера Удана превратился в животное в человеческом обличье!»
Хо Пинчуань тоже внимательно слушал и размышлял.
Хуанци уставился на Ли Ляньхуа и вдруг разразился хохотом.
— Ха-ха-ха-ха, ты правда хочешь знать?
Лекарь не успел и пошевелиться, а Фан Добин кивнул уже раз десять.
— Молодой человек, раз хочешь знать, можно и рассказать. — Даос всё так же кривил рот в холодной усмешке. — Верно, была одна женщина... В подземном дворце Си-лина полно механизмов, хитроумно устроенных и невидимых глазу. Когда я прошёл Врата демона, перед Вратами Гуаньинь увидел женщину, у ног которой валялись останки съеденных ей мужчин, окровавленные, с оторванными конечностями...
У Фан Добина мороз пробежал по коже.
— Она ела людей? — вырвалось у него.
Хуанци рассмеялся, запрокинув голову.
— Когда врата Демона закрылись, что ей, было ждать, пока её съедят другие? Она ела людей, но показалась мне невероятно прекрасной — нет, она и была ослепительно прекрасна, я даже готов был поверить, что эти мужчины добровольно умерли ради неё, добровольно стали её пищей... Я спас её и запер в доме в этом городишке, целыми днями смотрел на неё, только и хотел, что любоваться ею, пусть бы даже она съела меня заживо — я и на это был согласен.
Ли Ляньхуа с Фан Добином переглянулись: обоим сразу пришёл в голову тот скелет за Вратами Гуаньинь, который и по прошествии сотен лет хранил прелесть и очарование, и если бы та женщина воскресла, наверняка бы так же сводила с ума своей несравненной красотой.
В глазах Хо Пинчуаня загорелся огонёк, похоже, он что-то вспомнил, когда Хуанци описывал эту красавицу.
— Я почитал её как небожительницу, она же целыми днями думала о побеге. Требовала, чтобы я снова спустился в подземный дворец, открыл врата Гуаньинь — ей нужны были императорская печать и сокровища, но я ничего не делал, ведь получи она желаемое, наверняка покинула бы это место, поэтому однажды ночью я... — Его глаза вдруг странно заблестели, и он издал неприятный самодовольный смешок. — Я воспользовался дурманом и овладел ею...
Он расхохотался; Ли Ляньхуа с Фан Добином нахмурились.
— Что с ней стало потом? — выпалил Хо Пинчуань.
— С ней? — Смех Хуанци резко оборвался, и он злобно процедил: — Она всё-таки сбежала, хоть я и приковал её цепью в комнате — она всё равно сбежала. Такая женщина, стоит мужчине её увидеть, как он готов умереть ради неё...
У Фан Добина отвисла челюсть.
— Твою ж мать, да это не женщина, а ведьма! Она ещё жива?
— Разумеется, она жива, — холодно ответил Хуанци.
— Как зовут... эту... героиню? — нахмурился Ли Ляньхуа.
— Кто-то в цзянху ещё не знает её имени? — тон даоса стал глумливым.
— Фамилия женщины, о которой говорит почтенный — Цзяо, верно? — наконец, сумрачно спросил Хо Пинчуань.
— «Тревожная красавица» Цзяо Лицяо(11). Говорят, она недавно сколотила банду и встала во главе, — хохотнул Хуанци. — Вы должны с ней встретиться, молодые люди, хотел бы я посмотреть на ваши лица, когда вы её увидите! Ха-ха-ха-ха...
— Банду «Юйлун»? — вырвалось у Фан Добина.
Хо Пинчуань кивнул.
— Похоже, дело Си-лина не закончилось поимкой Ван Юйцзи и Фэн Цы. Бесследно пропавшая «Слеза Гуаньинь», неизвестный, владеющий «поступью вихря» в сосновой роще, выбравшаяся из подземного дворца Цзяо Лицяо... Пока неясно, какое отношение все они имеет к императорам Сичэну и Фанцзи, но это серьёзно.
— Скверно, скверно, — кивнув, пробормотал Ли Ляньхуа.
— Господа. — Поколебавшись, Хо Пинчуань почтительно сложил руки перед Ли Ляньхуа и Фан Добином. — Дело не терпит отлагательств, ниточек слишком много, а ваш покорный не так умён. Я должен срочно доложить обо всём первому и второму главам. Преступника забираю с собой.
— Ступайте, ступайте, — помахал рукой Фан Добин. — Скорее увозите его. Я хоть и ценитель красоты, но распутников на дух не переношу.
Вторя Фан Добину, Ли Ляньхуа тоже рассеянно покивал и помахал рукой, о чём-то задумавшись.
Хо Пинчуань бросил на него пристальный взгляд, сложил руки в жесте прощания, схватил Хуанци за плечо и стремительно зашагал прочь из городка.
Проследив за удаляющимся Хо Пинчуанем, Ян Цююэ подхватил жену на руки и без лишних слов направился к дому местного лекаря.
— А? Все уже ушли? — очнулся Ли Ляньхуа.
— А ты уже соскучился? — покосился на друга Фан Добин.
Тот покачал головой. Фан Добин фыркнул.
— О чём задумался?
— Да вот, думал, что эта барышня, Цзяо Лицяо, и правда очень красивая, — улыбнулся Ли Ляньхуа.
— Ты её видел?!
— М-м, — спокойно отозвался он.
Фан Добин запрокинул голову и расхохотался.
— Словам Ли Ляньхуа поверит только свинья!
--------------------------------------------------------
(1) Чжэнь-у — миф., даос. Владыка (Дух) Севера (божество, изображаемое с черепахой и змеёй, один из весьма распространённых народных культов)
(2) Затаившийся дракон, спящий тигр — о скрытом таланте, также — в тихом омуте черти водятся
(3) Название техники адаптировано, в оригинале: «Янчжоу мань» из стихотворения:
Цзян Куй (династия Сун) «К востоку от Хуайхэ есть славный город» (на мелодию «Янчжоу мань»)
На 33-й год Чуньси, в день зимнего солнцестояния проезжал Янчжоу. Ночью снегопад утих, небо прояснилось, и взору открылись просторы полей и лугов. Въехав в город, вокруг увидел запустение, холодная вода отливала зелёным, в опускающихся сумерках заунывно пели дозорные рожки. В груди стало тесно от сокрушительной тоски по былому, и так сочинил эту мелодию. Почтенный старец Тысячи утёсов услышал в ней печаль «Песен царской столицы».
К востоку от Хуайхэ есть славный город —
Манят среди бамбука павильоны
Сойти с коня, в путь выехав едва.
Теперь зелёные просторы,
Где прежде было оживлённо.
Молчат деревья, старый пруд заброшен,
Везде следы вторжения монголов,
Во тьме тоскливый звук рожков тревожит —
Вот ныне разорённый град.
Великий Ду был потрясён бы тоже
Увидев облик мест, ему знакомых —
Вся прелесть строк о Кардамоне,
Приятный сон в зелёном доме
Сегодняшнюю боль не утолят.
Стоят мосты, но плещут только волны,
Луна над ними холодна, безмолвна...
Ради кого цветущие пионы
Который год струят свой аромат?
(4) Фэн-чи — акупунктурная точка, расположенная в углублении, напоминающем озеро, используется при лечении всех болезней, вызванных патогенным ветром, поэтому сравнивается с «озером ветра».
(5) Жуи — изогнутый жезл с резьбой или инкрустацией, символ исполнения желаний и счастья
(6) Шичжи — ученик шисюна, старшего соученика
(7) Отсылка к Шицзин, Песни царства Бэй, «Песнь танцора»
(8) Ци-хай — акупунктурная точка ниже пупка, в месте, которое обычно соотносится с «киноварным полем» (даньтянь)
(9) Отсылка к стихотворению:
Лу Бин (дин. Сун) «Бессмертные Сорочьего моста (Праздник Циси)».
Раскинулась парчой вечерняя заря,
Сверкает, словно снег, Небесная река.
Слетаются сороки, образуя мост...
Пастух с Ткачихой встретиться спешат,
Ликует мир, и счастья жизнь полна.
Вдвоём — лишь ночь, в разлуке — целый год...
Но ныне это — лишь сплетение слов.
Ведь ей, Чанъэ подобно, жить пришлось
В дворце холодном на Луне одной.
(9) Сы-шэнь-цун — 4 акупунктурные точки на макушке
Инь-тан — акупунктурная точка между бровями
И-мин — точка за мочкой уха
Ши-сюань — десять точек на кончиках пальцев рук
(10) Инь-лин-цюань — акупунктурная точка в углублении между задним краем большеберцовой кости и икроножной мышцей
(11) Со слов автора, имя Цзяо Лицяо (Лицяо — «изящный терем») происходит из стихотворения Цзян Цзе «Голос осени» (мелодия Шэншэнмань), в котором говорится о звуке дождя, слышимого даже за дверями изящного терема.