анализы.
утро следующего дня началось с давящей тишины. Руслан ехал в клинику с Андреем, чувствуя себя странно отстраненным. ощущение, будто все это происходит не с ним, а с кем то другим, а он просто наблюдает за этим со стороны. Саша настоял на том, чтобы поехать с ними, его лицо было необычно серьезным, а в глазах читалась неописуемая тревога.
первые анализы были рутинными, но каждый день приносил новые назначения:
дополнительные обследования, консультации с узкими специалистами, редкие анализы крови, которые отправлялись в другие лаборатории. неделя тянулась бесконечно, заполненная больничными коридорами, запахом антисептика и напряженным ожиданием. Руслан чувствовал себя все хуже, а его тело, казалось, отказывалось повиноваться. Он терял вес, слабость становилась хронической, и даже короткие прогулки давались с трудом. Саша не отходил от него, пытаясь отвлечь разговорами, но глаза выдавали растущую тревогу. он приносил Руслану любимый кофе, подкармливал фруктами, даже просто сидел рядом, молча, держа за руку, когда Руслан засыпал в кресла ожидания.
наконец, их пригласили в кабинет. лицо врача, обычно невозмутимое, было полно сочувствия. он начал говорить медленно, подбирая слова, но Руслан едва ли слышал их. он видел, как губы врача двигаются, как Андрей бледнеет рядом, как Саша, сжав кулаки, смотрит на него в упор.
«...очень редкое... агрессивное течение... к сожалению, на данном этапе... прогноз неблагоприятный... смертельная...»
последнее слово прозвучало, как выстрел. у Руслана зашумело в ушах, и он почувствовал, как стул под ним пошатнулся. смертельная. нет. не может быть. это ошибка! он был молод, полон планов, только-только начал чувствовать что-то настоящее! отрицание захлестнуло его волной. он смотрел на врача, на свои руки, на окно, пытаясь найти что-то, что опровергло бы это.
Саша замер. его обычно подвижное, выразительное лицо окаменело. он словно перестал дышать. слова врача эхом отдавались в голове, дробясь на осколки:
«редкое», «агрессивное», «неблагоприятный прогноз», «смертельная». это был кошмар, самая страшная из его шуток, которая внезапно стала реальностью. он не верил. не мог поверить.
— нет, - хрипло выдохнул Саша, поднимаясь на ноги. голос сорвался. - это ошибка! вы ошиблись! перепроверьте! этого не может быть! он здоров! он...
его взгляд метнулся к Руслану, который сидел, опустив голову, словно весь мир вокруг него рухнул. в этот момент с Саши сорвалась последняя маска. вся фальшь, вся игра, все пиар-ходы – это все мгновенно исчезло, как дым. остался только животный, всепоглощающий страх. страх потерять. человека, который, как оказалось, стал ему не просто коллегой, не просто партнером по игре, а чем-то неизмеримо большим.
глаза наполнились влагой, но он старался не плакать, пытаясь быть сильным ради Руслана. он шагнул к нему, крепко обнял, прижав к себе, не заботясь о том, что это могли увидеть кто-то еще, кроме Андрея. это объятие было искренним, отчаянным, полным не высказанных чувств и леденящего ужаса. Руслан, вздрогнув, лишь уткнулся ему в плечо, ощущая, как дрожит Саша.
мир вокруг них рухнул, оставив лишь двоих – одного, столкнувшегося со смертью, и другого, столкнувшегося с осознанием, что эта «игра» была его настоящей жизнью. и теперь эта жизнь могла закончиться.
...
новость о болезни Руслана обрушилась на медиа-пространство как снежная лавина. не успели они оправиться от диагноза, как заголовки газет и ленты новостей взорвались:
«Руслан из группы «Райтер» болен!», «Руслан В. смертельно болен!», «трагедия в мире шоу-бизнеса!». фандом захлестнула волна шока, а затем – искренней, неподдельной скорби и поддержки. соц-сети были завалены тысячами сообщений с хэштегами вроде #PrayForRuslan #RaiterStrong и #ВместеСРусиком. публика, когда-то поглощенная их «отношениями», теперь оплакивала своего кумира и надеялась на чудо. но под всем этим внешним шумом и публичным сочувствием для Саши скрывалась гораздо более глубокая, обжигающая реальность. он больше не играл. нет, он просто не мог. ему было наплевать на камеры, на рейтинги, на то, что о них подумают. каждый вздох Руслана давался ему с трудом, каждый взгляд на бледное лицо гитариста отзывался тупой болью в груди. страх был осязаемым, всепоглощающим, ледяной хваткой сжимающим его сердце. Саша проводил в больнице дни и ночи. если его и удавалось вытащить для неотложных дел, он возвращался при первой же возможности. он приносил Руслану еду, которую тот едва мог есть, читал ему вслух, рассказывал глупые истории, пытаясь хоть на минуту отвлечь от навалившейся беды. его прикосновения, когда-то продуманные для объективов, теперь были инстинктивными, отчаянными. он держал Руслана за руку, гладил по голове, просто сидел рядом, ощущая тепло его кожи, боясь, что оно исчезнет. эти объятия, когда-то фальшивые, стали единственной опорой, единственным способом выразить невыносимую боль и любовь, что хлынула из него, сметая все преграды.
в один из вечеров, когда Руслан заснул после очередного курса процедур, Саша сидел у его кровати, всматриваясь в осунувшееся лицо. в палате царила полутьма, лишь тусклый свет ночника освещал комнату. тишина давила, наполненная невысказанными словами, несбывшимися надеждами.
Саша откинулся на спинку стула, закрыл глаза, пытаясь прогнать давящую тяжесть. но перед глазами вставали картины их совместного пути: первые репетиции, споры, совместные успехи, и, наконец, эта идиосткая игра в любовь, которая так неожиданно обернулась в правду. горькие слезы навернулись на глаза. он пытался их сдержать, как всегда, чтобы не показаться слабым, чтобы Руслан не видел его таким. но «плотина» прорвалась.
громкий, надрывный всхлип вырвался из его груди, и он закрыл лицо руками. плечи задрожали. он плакал – по-настоящему, без притворства, без мысли о том, что это может быть неловко и неправильно. это были слезы отчаяния, беспомощности, страха потери, и какой-то невероятной, жгучей любви, которая прорвалась сквозь годы отрицания.
Руслан, разбуженный звуками, медленно открыл глаза. Сначала он увидел лишь дрожащую фигуру, потом понял, что это Саша. его Саша. тот, кто всегда был олицетворением беззаботности и блеска, сейчас сидел и беззвучно, то так надрывно плакал. Слезы текли по его щекам, его лицо было искажено горем, и он не пытался это скрыть. Саша был полностью обнажен перед ним, бед масок, без игры.
— Саш... Сашунь... - тихо прошептал Руслан, голос был слабым, но отчетливым. Саша вздрогнул, опустил руки и поднял на него покрасневшие, полные слез глаза. в них читалась такая искренняя боль, такое отчаяние, что у Руслана перехватило дыхание.
— я... я не могу... - голос Саши был прерывистым, полный горечи. — я не могу без тебя. пожалуйста. не... не уходи... я... я люблю тебя, Рус. я понял это только сейчас, когда... когда понял, что могу потерять. прости, что так поздно, прости, что был таким идиотом... прости за всю эту чушь...
он наклонился, взял руку Руслана в свою и прижал к лицу, его слезы капали на тонкую кожу.
Руслан смотрел на него, и в этот момент все сомнения, все возможные обиды, все недопонимания растаяли. он видел настоящего Сашу. его фронтмен, его «игровой» партнер, его друг, теперь – его любовь, сидел рядом, полностью сломленный, и его слезы были самыми правдивыми, что Рус когда-либо видел... он сжал руку Саши в ответ, вкладывая в это движение все свои силы и всю свою благодарность за эту невероятную, пусть и запоздалую, правду.
в этот момент, когда мир сузился до двух сердец, бьющихся в унисон, они оба поняли: игра давно кончилась. осталось лишь настоящее. и оно было гораздо страшнее, но и куда сильнее любой лжи.