Страшная сказка

– Не смотри на него! Престань! Зачем мучить его?!

– Почему? – искренне удивилась она, сделав вид, что не заметила вопрос. – Как можно запрещать человеку восхищаться красотой? Существует нечто прекрасное – все любуются этим чудом, как чем-то лучшим, что создано Богом. Иначе зачем красоте появляться на свет?

Кевина пугала окружающая пустота. Вокруг него стояло несколько десятков застывших во времени людей: слившись со своими темными сторонами, они в обезображенном виде каменели за несколько коротких вдохов, которые рывками успевал сделать мальчик между бегом и быстрым шагом, на который приходилось переходить, когда накатывала усталость.

– Никогда не любил бегать, – Кевин встал и оперся ладонями о колени в попытке отдышаться. – Дом Дамы – почему я бегу именно туда?

Осознание пришло резко.

– Мне говорили, где он, но я могу заблудиться в это лесах, и вообще...

Мальчик огляделся. Под ногами плитка была выложена в шахматном порядке: потертая белая и блеклая черная. Окаменевшие люди-статуи стояли прямо на огромных плитах подобно шахматным фигурам, а Кевин оказался в самом центре, окруженный ими.

– Кто у нас тут такой уставший? – скрипящий голос донесся до ушей одновременно с мелодичным свистом. Кто-то мелькнул за дальней статуей.

– Кто здесь? – выкрикнул Кевин. Ноги гудели. Ближайшая к нему фигура вдруг передвинулась на две клетки, сбивая с ног. Мальчик приземлился на локоть, застонав от боли.

– Слон ходит по диагонали, знаешь? Эти двое реально слиплись так, что стали похожи на хвостатых. Хотя, – говорящий вышел из тени, глаза Кевина расширились, – шахматы ведь совсем не похожи на настоящих животных.

– И-Исида? – еле проговорил он, впившись в лицо подруги взглядом.

– А что, не похожа? – голос ее скрипел, как помехи телевизора, режа уши острее, чем ультразвук. Противно. Исида хрустнула шеей. – Могла бы соврать, что она, но ты ведь уже и так все понял.

Кевин резко поднялся на ноги.

– Ты одна из них? – он и сам бы вряд ли точно сформулировал, что за они: Мари ничего не объяснила, хотя обещала ответить на его вопросы. Кевин ощутил укол раздражения. – Кто ты?

– Малыш Кевин не представляет, что сейчас происходит, да? – девочка хрипло засмеялась.

Дама не ответила на его вопросы. Дизейл ушел от ответа. Стинки подарил только больше вопросов. Все взрослые, что понимали хоть что-то в том, что случилось, уклонились от прямого ответа, отшутились, дали надежду, что он и сам поймет позже. Совсем как отец. Никогда ничего не объяснял, только раздавал запреты и указания. Холодным тоном.

– О-хо-хо, Кевин злится? – она подошла ближе, хватая цепкими пальцами за подбородок. – Ты прекрасен, Кевин. Любопытно, почему Исида до сих пор в тебя не влюбилась.

Смех бил по ушам, а когти царапали кожу шеи – понять, что из этого причиняло большую боль, было невозможно.

– Можешь звать меня Темной Исидой. Звучит неплохо, да? Лучше, чем то, что придумали эти жалкие Противоположности.

Кевину показалось, что его глаза облепили невидимые бабочки. Своими цепкими лапками они хватались за его веки, ресницы, оттягивая их в стороны.

– Ты такой красивый, хорошо, что я добралась до тебя раньше него. Не хочешь составить со мной пару?

Когти вошли плавно в висок, Кевин не успел ничего понять, только острую боль, разрывающую его на части. Истошный крик пронзил гладь общей тишины. Сквозь резкие движения невидимых когтей, входящих в затылок, лоб, касающихся ледяными концами плечевых костей, заставляли молить о том, чтобы все прекратилось. Мальчик рухнул на землю, его вывернуло в немыслимую позу, хрустнул позвоночник, ребра выделились на ткани свободной бежевой рубашки.

– Искусство, твоя боль прекраснее всего, что я видела ранее, – томным голосом произнесла Темная Исида, облизывая губы. С угла рта капнула вязкая зеленая слюна, оставив пятно на белой плитке.

«Если это продлится еще, я просто умру от болевого шока» – пронеслось на задворках еще не отключившегося сознания.

На крик прибежала Исида. Не успев затормозить, она влетела в мальчика, лениво осматривающегося вокруг.

– Простите, – пролепетала она, и, не поднимая взгляд, побежала дальше. – Кевин!

Темная Исида не позволила подойти к нему, но благодаря девочке контроль над Кевином ослаб. Боль прошла. Однако фантомные ощущения захватили тело – он боялся даже пошевелиться.

– Не мешай мне. По правилам я должна бы соединиться с тобой, но пока не появился этот олух...

– Такие слова сейчас никто не использует, – прозвучало над ухом Исиды. Она обернулась и, отшатнувшись, попятилась назад.

Она видела, что эти существа делают с людьми. Исида не могла допустить, чтобы подобное произошло и с ними. Воспользовавшись тем, что они оба отвлеклись друг на друга, девочка подошла к Кевину и помогла ему встать.

– Кевин, вставай, пожалуйста, тебе нужно встать, или мы не сможем победить, он убьет тебя.

– И-Исида? – голос мальчика был таким слабым, глаза его еле открывались, веки словно налились свинцом. Ощущение маленьких лапок, облепивших их, не проходило. – Что ты?

Пока она пыталась поднять друга, Темная Исида снова обратила на них свое внимание.

– Вижу боль тебя не убила, – заскрипел голос. – Тогда что скажешь об идеальном слиянии? Твоя Противоположность согласна, да?

Второй Кевин лишь пожал плечами. Он выглядел совсем как настоящий, только потухший, с серой кожей и абсолютным отсутствием интереса к происходящему, к тому, зачем он вообще пришел в этот мир.

Боль снова пронзила все тело. Опирающийся на плечо Исиды, мальчик упал навзничь, не своим голосом разбивая секунду неуверенной тишины. Крик был настолько пронзительным, что девочка почувствовала белую пелену в голове. Второй Кевин смотрел на нее немигающим взглядом. Исида бросилась к своей Противоположности, сбивая ее с ног и оседлав, прижимая руки к земле.

– Не смотри на него! Престань! Зачем мучить его?!

– Почему? – искренне удивилась она, сделав вид, что не заметила вопрос. – Как можно запрещать человеку восхищаться красотой? Существует нечто прекрасное – все любуются этим чудом, как чем-то лучшим, что создано Богом. Иначе зачем красоте появляться на свет?

– Разве боль может быть красива? Ты не просто Противоположна мне, ты другая. Я никогда не скрывала внутри желания причинить такие страдания хоть кому-то.

– Даже отцу? – ухмыльнулась Темная Исида, уверенная, что это выбьет девочку из колеи.

– Даже отцу, – уверенно ответила она.

Второй Кевин подплыл к настоящему, проводя рукой по взмокшим волосам.

– Я предлагаю игру. Простое поглощение – скука. Если сумеете нас обыграть, мы убьем друг друга, вам не придется марать свои светлые души.

Исида отпустила вторую, приблизилась к Кевину, вырывая его из рук его Противоположности.

– Мы согласны.

Ее голос был тверд, а объятья такими уютными, что мальчик почувствовал тепло где-то у самого сердца. Дрожь прошла по всему телу. Нечто подобное он ощущал, когда мама трепала его по щекам или прижимала к своей груди. По щеке скатилась слеза. Внутри расцвело то, что он прятал долгие годы даже от самого себя: воспоминания.

Спустя несколько мгновений Исида и Кевин встали на ноги, уверенные в своей победе. Никто не посмеет отобрать у них ту жизнь, в возможность которой они наконец-то поверили.

∞∞∞

На Биоктагоне отряды теней стояли стройными рядами. Кукла уверенным взглядом осматривала тех, кого сама тренировала последние десятилетия.

– Часть вас должна немедленно отправиться в замок, защищать Королеву. Помните, чему вас учили, вы должны победить любой ценой. Враги Ее Величества – ваши враги. Остальные – по группам рассредоточиться по территории, вы должны отловить всех, кто останется. За Королеву.

– За Королеву, – пронеслось по полю.

Кукла дала знак, и преодолевая возможную скорость дети – уже бойцы, тени – отправились исполнять приказ. Но дорога многих не оказалась слишком длинной. Милли и №2, стоящие по двум сторонам от нее, смотрели на то, как Противоположности остальных десятками вплывают на территорию, нападая и цепкими конечностями, зубами, волосами облепляя юные тела.

– Джорджия, – пропел искристый голос над головой. Кукла вздрогнула и огляделась. Подобное не вписывалось в ее планы, но происходящее сейчас внизу: складывалось ощущение, что тени просто не сопротивлялись, или практически не сопротивлялись. Снизу тянулись стоны и резкие выкрики. А в голове Джорджии набатом звучало собственное имя. Она подняла голову. С потолка на нее смотрела она сама, длинный красный язык свисал с лица, а глаза с похотливой поволокой рассматривали ее жертву.

– Милли, Номер Два, быстро вниз, прикрывайте меня.

Дети переглянулись и за секунду до того, как спрыгнуть вниз, Милли с усмешкой произнесла:

– Я обещала тебе месть. Так умри за все, что ты сотворила с нами.

Кукла прыгнула за ними, не думая о том, что делает. Хриплое дыхание Противоположности не отставало, достигая слуха все быстрее и быстрее.

– Не трогай меня, не прикасайся, – Джорджия маневрировала меж замерших во времени солдат, через мертвые тела обратно в лабораторию, в единственное безопасное место.

Лаборатория, построенная Королевой специально для нее, была самым просторным помещением на базе, гораздо шире тренировочной арены, а главное – на каждом шагу стояли сотни бочек с реагентами, с еще не выращенными Монстрами. Кукла готовила здесь свои творения и здесь хоронила все болезненные воспоминания. Разбитое зеркало, лежащее огромными осколками у самого входа, захрустело под ногами, когда Джорджия вбежала внутрь и закрыла огромную тяжелую дверь. Девушка нервно выдохнула, осматриваясь. Несмотря на панику снаружи и ужасающие крики, все еще сотрясающие Первый Мир, который разваливался на глазах буквально за минуты, здесь было тихо. Шумели вентиляторы холодильников и лампы. Стрекотал оставленный на рабочем столе паяльник, нагретый докрасна. Паника понемногу отступала. Но Джорджия впервые за всю жизнь не хотела умирать. После смерти дочери, до сих пор причинявшей огромную боль, она как никогда хотела жить.

– Джор-джи-я, – пропел скрежещущий голос над самым ухом. Кукла вскрикнула и отбежала подальше, на ходу оборачиваясь. Противоположность выглядела совсем как она, те же длинные волосы, те же кукольно большие глаза, те же дрожащие руки. Но та, вторая Джорджия, казалось, текла, словно картина, облитая водой. Молящий голос все не останавливался, зовя ее по имени и двигался медленно и плавно.

– Не трогай меня, не трогай, умоляю! Зачем я тебе? Пощади, я не хочу умирать! – Кукла почувствовала, как по спине побежал холодный пот, от ужаса, который она испытывала в этот момент, тело будто окаменело. Каждый шаг назад сопровождался двумя неловкими шагами надвигающейся Противоположности.

– Джорджия, мы должны объединиться, мы одно целое. Не отвергай меня, – она протянула к девушке руки, копируя жесты и интонации самой Куклы. – Мы плоть от плоти и кровь от крови, не бойся меня.

Девушка почувствовала, что падает, только когда угол металлической ступени впился в ладонь. Тишину лаборатории разорвал отчаянный крик. Незабитый гвоздь, торчащий совсем рядом со второй рукой, проткнул ее, когда Кукла попыталась отползти назад. Сил встать уже не было.

– Не хочу, – по щекам потекли слезы, – я не хочу умирать.

На голову легла холодная влажная ладонь. Кукла мутными глазами посмотрела на вторую Джорджию, с любопытством осматривающую свою руку. На ней красовалась точно такая же дыра, которая была у самой Куклы.

– Видишь? Мы уже становимся едиными. Не беги, не беги от меня.

Девушка, превозмогая боль, вырвала руку. Противоположность ее крики совершенно не смущали, словно она не чувствовала то же самое, и медлила так, будто у них была вечность. Или просто потому что знала, что Кукла не сможет убежать.

Слезы высохли за мгновение, за которое она сбила Противоположность ударом в колено, вскочила на ноги и побежала вверх по лестнице, ко второй двери. Там было спасение, там было оружие, там была клетка с Монстрами, которых еще не успели отправить во дворец, там было все.

У самого выхода ее настигла вторая Джорджия.

– Как ты?.. – липкий ужас поглотил девушку, когда она увидела налитые кровью глаза, тянущиеся к шее руки и волосы, лианами стекающие к ногам и опутывающие их.

– Соединиться, мы должны стать едиными, – голос отзывался в ушах помехами, шестеренки в груди на секунду стали настолько стали оглушающе громкими. – Куколка тоже не хотела умирать.

– Ч-что? – воспоминания о ночи снова нахлынули. Как ее руки держали новорожденную дочь, как, слабея, она умоляла Бога сохранить ей жизнь. Как она очнулась в палате.

Думать, что ее ребенок мог погибнуть из-за ее галлюцинаций, она не могла.

– Я не убивала ее. Это же, – Джорджия вздохнула, давя истерику, – моя девочка.

Ослабев, она отступила на шаг. Не сразу осознав, что за спиной не было больше площадки, Кукла все равно отошла еще. Прилипшая к телу намертво Противоположность замерла.

Прикосновение кислоты к коже ощущалось нежнее внутреннего чувства вины. Лишь мгновение. Дикая боль, пронзившая все тело, невыносимо требовала избавиться от нее. Джорджия открыла рот в крике, непроизвольно проглатывая жидкость. Смерть пришла за ней. Гораздо позже, чем ей действительно хотелось умереть.

До растворения мягких тканей осталась всего пара часов.

∞∞∞

№3 с легкостью выбрался из Куба. Когда счет остановился на двенадцати тысячах, ему просто не осталось ничего другого. Находиться в собственной комнате, где ему всегда было так уютно, стало невыносимо. В голове роились вопросы, как мерзкие мелкие мошки: все ли в порядке с Кевином? почему отец так и не вернулся? почему весь Первый Мир замер так, словно время остановилось?

Слезы вновь побежали по бледным щекам. №3 утер их рукавом пыльной водолазки, всхлипывая. Улыбка сама расцвела на лице, соленая влага стянула кожу. Под небом сияли звезды: ночь пришла быстрее, чем он думал, пока брел по заполненным фигурами улицам и тропинкам. Ушей достиг мелодичный свист, пронзительный шепот, перебирающий слова колыбельной, как струны скрипки – Дизейл играл на этом инструменте лучше всех, кого знал №3, а эта колыбельная дарила ему лучшие воспоминания еще из того времени, когда мужчина выпустил его из клетки Куба, предлагая ему стать его сыном. Щеки №3 покрылись румянцем: объятья новообретенного отца были такими же теплыми, как кровь сестры на его животе, как дрожь ладони матери, как улыбка Кевина и вода в Белом Кратере. Все, что он когда-либо любил, было в этой колыбельной. Свист, перемежающийся с пением, был все ближе. У сияющей холодным лососевым розовым даже в свете луны Галереи, к которой вышел мальчик, стояла женщина. В ее руках были ночные цветы, эхиноцереусы. Кожа рук, которыми она касалась лепестков, расходилась, как под лезвием.

– Малыш Номер Три, что ты тут делаешь? – голос ее скрипел.

– Тоже хочу спросить и вас. Вы вообще кто?

– Ты меня не знаешь? – удивленно произнесла она. – А хвалился Мари, что не совсем идиот и знаешь, что к чему. Жалкий мальчишка.

– Не нарывайся, ты, – он запнулся, не зная, как вообще назвать ее.

– Я тут жду тебя, меня попросили об одолжении, знаешь, кто?

№3 развернулся и уже почти скрылся обратно в кустах, не намеренный слушать бред странной женщины.

– Это был ты, – на мгновение мальчик остановился, припоминая разговоры Кевина и отца.

– Если какому-то там мне будет нужен я, пускай сам меня и вылавливает.

– О, – понимающе протянула она, – считаешь себя лучше других, да? Не боишься меня?

Она оказалась рядом так быстро, что №3 и возразить ничего не успел. Шею сдавило странным спазмом, из горла вырвался кашель. Магнитические зеленые глаза смотрите, казалось, в самую душу. В то тряпье, которое от нее осталось.

– Быть собранием всего самого отвратительного, что есть в ведьме, в сильной ведьме, не так уж и плохо, знаешь? Но я не удивлена, что твоя Противоположность даже не захотел марать о тебя руки, – №3 вдохнул через нос, ощущая, как слабеет, фокус зрения терялся, лицо странной женщины мутнело. Он открыл рот, пытаясь сделать вдох, но новый приступ кашля захватил его. Горло чесалось и жгло.

– Ты просто жалок, Номер Три. Маленький садист, любящий чужую боль и так боящийся своей собственной. Я нашла для тебя лучший способ освободиться, самый мучительный.

В ушах зазвенело, скрипящий, как фальшивая скрипка,смех женщины звучал все отдаленнее. №3 потянулся к груди, острый тычок изнутризаставил его беззвучно вскрикнуть. Кашель участился – изо рта вылетали сухиелистья и завядшие бутоны эдельвейса. Из груди вырвался шип, следом прорезаласьсухая, острая словно лезвие ветка. Мальчик шокировано смотрел, как раскрывалисьего ребра, выпуская наружу мертвые растения, кашель уже не прекращался,реальность расползлась, превращаясь в полотно мучительной боли и тихоймысленной мольбы. Дизейл не слышал его, мама не слышала. Кевин не отозвался. Изглаз потекло что-то теплое, липкое, с тяжелым стуком приземляясь на тянущие еговниз проросшие ветки. Дышать не выходило, №3 скреб землю, не чувствуя, какзагоняет под ногти ветки, острые куски коры. Лицо синело, пока из худощавоготела секунда за секундой уходила жизнь. Свалившийся на бок мальчишеский трупиздал глухой стук.