Страшная сказка

ткань миров изгваздалась, истончилась,

на ладонь упала как органза (с) Хана Вишневая

Пелена перед глазами появляется слишком неожиданно, когда в плече отзывается болью удар №2.

– Мил, ты опять застыла! – он кричит, пытаясь превысить громкость рева Монстров, несущихся на них с огромной скоростью.

Милли чертыхается, отталкивает мальчика и выхватывает клинок из накладного кармана тренировочных брюк. Точным движением кисти он оказывается в глазу подбитого Монстра. Его вой разносится по коридорам Биоктагона. Мальчик из другой группы набрасывается на него сзади, яростными ударами ножа нанося раны одна за другой прямо в голову. Монстр падает замертво.

– Восьмой готов, – выдыхает №2, снимая удавку с шеи своей жертвы. Дети тяжело дышат, а Милли оглядывается.

Их оказалось гораздо больше, чем ей казалось сначала. За месяцы, которые они провели здесь, в их лагере погибло несколько десятков детей, но даже на арене сегодня в тренировке участвовало больше сотни. Они мельтешили, бегая вокруг творений Куклы, поваленных на площадке.

– Ты добил этого? – Милли подходит к Номеру Два, кивая на труп. – И все равно на одного Монстра приходится несколько человек. Сколько било моего? Человек пять? Шесть, я видела стрелы.

– Если бы я тебя не спас в этот раз, был бы минус один, – усмехнулся мальчик.

– Ага, за это спасибо. Пять-шесть в твою пользу?

– В твою, ты в прошлый раз провалялась с раной в пузе три дня. Спасибо твоей волшебной регенерации, что не дольше.

– Здесь время вообще какое-то безумное, – Милли сдула прядь волос, упавшую на глаза. №2 следил за этим движением не отрываясь. – Что?

– Волосы отрасли. Напоминает... ее. Вы и так близняшки, но теперь вас почти не отличить.

Милли замолчала. Любой разговор о Лиз по-прежнему вызывал такую бурю эмоций, что она с трудом сдерживалась.

– Дайте мне еще одного, я с удовольствием пойду на войну, если ты еще хоть раз напомнишь о Лиз.

– Прости, – во взгляде №2 она увидела искреннее сожаление.

Их разговор прервался, когда над ареной закрылся купол, а на балконе под потолком прогремел голос Куклы.

– Бойцы, сегодняшняя тренировка показала нам, какой силой могут обладать те, кто имеет цель перед собой. Королева наблюдает за вами, будьте уверены, все ваши достижения будут вознаграждены, когда мы вместе победим в надвигающейся битве.

В толпе уставших детей не прошло ни единого шепотка, Милли только хмыкнула.

– Наконец-то Ее Величество позволило раскрыть все детали Нового Мира, который мы собираемся построить вместе.

«Вашими руками, если быть точной», – иронично подумала Милли.

– Над нами висит неизвестная угроза, но мы сможем победить благодаря вам. Вы достаточно сильны, чтобы справляться с любыми существами, которые представляют опасность, поэтому мы верим в победу. Во славу Королевы!

По арене пронеслось «во славу Королевы».

№2 выглядел странно счастливым, произнося эти слова, но Милли не успела ничего сказать, когда заметила Сию, крадущуюся к выходу. Это было похоже не плохой фильм про шпионов: настолько заметно она выглядела, словно пыталась привлечь внимание. Они столкнулись взглядами, на лице девушки показалась удовлетворенная усмешка, и Милли только укрепилась в своей мысли. Сия хотела видеть ее.

Когда они только оказались здесь, девушка постоянно крутилась неподалеку от их с №2 мест тренировок. Таинственно что-то «прятала в стенах» именно тогда, когда Милли ее замечала, и в целом выглядела настолько комично, что можно было бы рассмеяться, если бы в девочке осталась хоть капля позитивных эмоций. Но их не было. Она только кинула №2, что скоро вернется и направилась за Сией.

Девушку она нашла за первым же поворотом, достающей из стены знакомого вида книгу.

– Эй, откуда она у тебя? – возможно, Милли и звучала чуть громче, чем следовало, но сейчас вокруг не было никого, кто мог бы подслушать в общем-то безобидный разговор.

– О, – притворно удивилась Сия. – Наконец-то мы встретились, близняшка Лиз.

При упоминании сестры второй раз за несколько минут внутри Милли что-то перевернулось. Могли ли эти двое работать вместе?

– Да, мыслишь в верном направлении, – девушка протянула книгу Милли. – Спрашиваешь, где я взяла книгу? Мне гораздо интереснее, откуда ты про нее знаешь.

– Во сне увидела, – попыталась съязвить девочка, протягивая руки к тому. На ощупь он оказался теплым, как кожа, хоть и не настолько приятный. Книга напоминала скорее кусок камня, облаченный в металл и украшенный резьбой. Треугольная форма совсем бы сбила с толку, если бы Милли хотя бы немного понимала, что в ней может быть. – Так что это за книга? Зачем мне нужно было ее видеть?

– Ну что ты, сразу воображаешь из себя главную героиню? – Сия хихикнула и коснулась плеча Милли. – Хотя ты действительно уникальная девочка, знаешь? Адагеил наверняка говорила тебе об этом. Именно поэтому ты можешь открыть эту книгу. Возможно, ты и не единственная, кто может, но вот мы здесь.

Девочка потрясла том, но книга не издала ни единого звука, только тишину, словно она была полая, хотя весила по ощущениям немало.

– И как я должна это сделать?

– Даже не спросишь, зачем?

– Мне неинтересно, – отрезала Милли. – Но я попрошу кое-что взамен, если я смогу это сделать.

– Хочешь узнать, что произошло с Лиз? Могу рассказать и так, – Сия сделала несколько шагов назад и прыгнула на стену, ловко забралась на потолок и, свесившись оттуда, быстро одними губами заговорила что-то.

Милли отступила, когда заметила, как над книгой поднимается золотистая пыль, а сама она начала нагреваться за считанные секунды.

– Что происходит? – Сия не ответила, только губы ее зашевелились быстрее, а волосы оплели стены словно лианы. Милли откинула книгу с коротким криком, подула на обожженные руки. Том оказался прямо между ними.

– Это я убила Лиз, – все звуки словно исчезли из мира. Милли медленно подняла взгляд на Сию, пронзающую ее спокойным взглядом. – Застрелила, чтобы она не мучилась.

Но Милли не слышала ни слова после, только потянулась за дротиками в кармане. Сия засмеялась.

– Вперед, отомсти за нее, сделай это.

Внутри закипела такая ярость, какую она не чувствовала ни разу в жизни до этих пор. «Я убила Лиз», «убила», «я» все крутились в голове, когда девочка бездумно, на одних инстинктах и эмоциях атаковала Сию, ловко уворачивающейся от каждого снаряда. Они двигались дальше по коридору, а прядь волос ведьмы тянула книгу за собой. Девушка только защищалась, ожидая подходящего момента. Все должно было получиться сейчас.

На щеке Сии остался порез от сюрикена, она поймала его и отправила в обратную Милли. Девочка пропустила его за плотной полосой лезвий, которые она яростно направляла в сторону Сии. Сюрикен, минуя ткань брюк, впился в ее бедро, заставляя на секунду склониться и выдохнуть. Книга лежала прямо возле нее. А карманы оказались пусты. Не думая ни секунды, чем это может обернуться для нее, Милли резко вынула клинок из ноги, вскрикивая от резкой боли и пачкая пальцы в крови. Несколько крупных капель упали на книгу, когда сюрикен вновь полетел в сторону Сии.

Все произошло, казалось, за несколько секунд. Книга раскрылась, в коридор вбежали Вивальди и Люсьен с двумя детьми из личной охраны Куклы. Они направили тонкие светящиеся красные нити в сторону Сии, обматывая ее руки, шею и ноги. Люсьен схватила Милли, не давая ей наброситься на девушку снова. Перед тем, как ведьму выволокли из Биоктагона, а треугольный том растворился в воздухе, она успела понять две вещи: ее ждет смерть и еще одну, самую важную.

Книга была пуста.

∞∞∞

– Ваше Величество, вы уверены? Вы могли бы остаться, а я... – Женевьева затихла под тяжелым взглядом Домино. За дверью их уже ждали двое лучших теней, отобранных Куклой, а премьер-министр Четвертого примерял галстуки для встречи с узурпаторшей. – Простите.

Личная тень Королевы поднес ей плащ, накинул капюшон на голову. Женевьева посмотрела в его лицо: прошло всего несколько десятков лет, как мальчишка занял должность, но черты уже стали такими блеклыми, что практически не выделялись. Идеально белый цвет кожи, ни бровей, ни ресниц, практически стершийся нос, потухшие глаза, сомкнутые губы. Тени становились теми, кем должны были стать, но девушке стало жутко. Она сама видела свое отражение так редко, что не могла быть уверена, что оно никак не изменилось, и хоть ранее всегда была в нем идеальна, кто знает, что в действительности видела Королева в ней? То отвращение, что она выказывала ее обезображенной руке – было ли то отношение Домино ко всей Женевьеве?

– Ваше Величество, позволите вопрос? – она опустила голову совсем низко и подошла ближе. Как Домино смотрела на нее в это мгновение? На глазах девушки выступили слезы. – Я уродлива для вас? Ваша помощница не имеет права спросить вас о подобном, простите.

Женевьева стушевалась и замерла, не зная, куда себя деть: Королева не давала разрешение уйти или хотя бы отойти на положенные двадцать шагов, но оставаться так близко и дрожать от смущения принцессе не подобало еще больше, чем напрямую узнавать об отношении к себе. Какой это имеет смысл, если даже если она ненавидит Женевьеву? Девушка живет только ради Ее Величества, ради служения ей.

– Если я скажу тебе, что ты мыслишь верно? Женевьева, что ты сделаешь?

Девушка промолчала, Домино увидела, как ее плечи задрожали и позволила вылететь смешку из приоткрытых губ.

– Ты так стараешься быть идеальной для меня, Женевьева, но я сделала тебя такой, какой ты должна быть. Уродлива ты или прекрасна – важнее то, что ты остаешься рядом со мной. Будь такой и дальше, и когда я захвачу все Миры, когда мои тени помогут мне обуздать Новый Мир – я буду Императрицей всей Вселенной. А ты, – Женевьева услышала шорох лент королевского платья, а ее щеки коснулся подбородок Домино. Ее кожа была холоднее всего, к чему она когда-либо прикасалась. Слеза девушки упала на губы Королевы. – А ты будешь рядом со мной, как и раньше. Пожалую тебе собственный замок, отстроим вертикальный лифт между нашими покоями.

Женевьева понимала, что Домино всего лишь дразнила ее, обещая дары за службу, которые ей никогда и не были нужны. Больше всего ее волновало место рядом с Королевой, которое она так преданно завоевывала с самого рождения. И она должна была быть достойна стоять рядом с будущим Ее императорским величеством.

Она так и не ответила прямо.

Двери отворились, Домино прошла вперед, вышагивая маленькими кукольными ножками. Женевьева и не замечала раньше, что была выше Королевы на целую голову. Позади них шли Милли и №2, не издавая ни звука: их первое серьезное задание, и хотя в душе обоих бушевала буря ненависти к той, кто была первопричиной смерти Лиз, их лица оставались непроницаемыми. Пока не пришло время, они будут нести службу, которая была навязана.

Дизейл стоял у ворот замка, поприветствовал Королеву низким поклоном и подал ей и Женевьеве свои руки.

– Вы знаете, что перемещение не будет приятным, Ваше Величество.

– Не болтай, Дизейл, мы можем опоздать.

Мужчина превосходно делал свою работу – это в нем и ценила Домино. Второе качество после преданности в ее списке. Вот почему она до сих пор не казнила его несмотря на все подозрения в шпионаже и предательстве. У нее служил его сын, его возлюбленная женщина, Домино была всесильна и знала, на что надавить, если тот посмеет действительно предать. Но он не посмеет.

– Я обладаю всем, вы ведь понимаете это? Любой, кто перейдет мне дорогу, умрет в муках, которые даже представить себе не мог.

Ее слова отозвались дрожью в животе Женевьевы. Королева была уверена, что и остальные ощутили то же самое.

Любопытно, что она сама ощутила бы, если бы поняла, что ошиблась?

Четвертый Мир остался прежним. В последний раз Домино бывала здесь десятилетия назад, и все блестело не менее ярко, люди собирались такими же толпами, чтобы скупить фальшивый товар, над головой висели десятки солнц, маленьких и раздражающих больше светлячков, и светели с синих, как топазы в серьгах Женевьевы, небес. Камни не были настоящими. Небо больше напоминало стеклянный купол.

– Идеальная подделка. Этот мир.

Дизейл шел совсем рядом.

– Ты еще здесь? Можешь возвращаться. Пригодишься Даме Пик: она должна переговорить с Кабинетом Седьмого. Торгаши снова отказываются явиться на совет.

Мужчина снова поклонился и растаял в воздухе. Милли и №2 расталкивали людей перед Домино, чтобы она могла беспрепятственно идти вперед. Идеально.

– Вы считаете, Королева, Четвертым идеальным?

Голос Дамы за их спинами был тихим, но таким отчетливым, что все оглянулись одновременно с тем, как она произнесла первый звук. Женщину повеселила такая реакция.

– Фальшивым, только и всего, – ответила Домино.

– Вы прибыли за Кодексом, верно? – Дама Бубен резко сменила тему. Все веселье с ее лица пропало. – Боюсь, вы опоздали. Он пропал.

– Пропал? – взвизгнула Женевьева, поспешно извиняясь перед Домино.

– Думаю, вам не нужно беспокоиться. Он абсолютно бесполезен.

– Там хранились правила, созданные на первом совете. Это то, что ни один из миров не мог оспорить!

– Повторюсь, он был бы бесполезен. С появлением нового Мира кодекс обнуляется, как и было заведено.

Королева была в растерянности. Говорить посреди улицы о таких важных вещах не было так странно, как осознание того, что она фактически теряла все свои полномочия на период, пока Мир входил в их систему.

– Но раскола еще не произошло. Это не имеет смысла.

– А еще не имеет смысла вам брать его. Когда он был закрыт, точно было обговорено, что открыть его сможет самый сильный человек в измерении. Ни одна ведьма не смогла справиться с этим.

– Тогда откуда вам известно о том, что Кодекс чист?

– Мы нашли этого человека, он открыл Кодекс.

– Значит, он у вас? – голову Домино пронзила боль. Женщина искусно водила ее за нос, пыталась запутать. – Вы не просто городская ведьма, Дама, вы паучиха, плетете что-то в своей норе, не пуская в свои планы никого. Не смейте мне врать.

– У меня нет Кодекса, но я знаю, где он сейчас. Все, что вам нужно знать, он чист, раскол еще не начался, но кто знает, сколько осталось?

Лицо Королевы исказила странная гримаса. Она была в ярости.

– К премьер-министру, живо!

Женевьева поймала экипаж, открыла дверь и подала руку Домино, чтобы помочь ей забраться. Королева наступила на первую ступеньку, и резко обернулась к уверенно смотрящей на нее Даме. Вот кто не боялся ее, она должна была заставить ее пожалеть.

– У меня твой любимый сын, думаешь, я не имею на тебя рычагов давления? Ошибаешься. Когда все закончится, ты сдохнешь в муках, Дама. Ни одна ведьма, ни ты сама не сможешь мне помешать. Никто не сможет.

– Ты накажешь себя сама, Домино. Ты одна из древнейших, но это не делает тебя особенной. Внутри тебя пустота.

Кучер поднял хлыст, лошади рванули ко дворцу, оставляя за собой только цокот золоченных подков.

«Я знаю дату своей смерти, но ты точно не будешь ей причиной, Домино. Глупая девчонка.»

∞∞∞

Галатея верила в многослойность существующих вселенных больше, чем во что-то еще в этом мире. Она верила, что ткань пространства накладывается на время, и именно так мы можем осязать все, что нас окружает, видеть, слышать, пробовать на вкус и запах. И что ничто не пропадает. Люди могут забывать о прошлом, но оно не только сохраняется в глубинных уровнях человеческой психики, но и остается на других уровнях, менее осязаемых. Некоторые способны осязать сразу несколько слоев ткани вселенной: два, три, больше. Сосуществовать в них некоторыми сознательными частями своей психики, иногда даже проецируя их на свое физическое тело, существующее в некий момент в том месте, где пространство соприкасается с сейчас. Это была причина, почему она вступила в ведьминский орден несколько столетий назад. Лесные ведьмы Пятого мира довольно радушно приняли ее, так же легко, как и тяжело отпускали. Не отпустили. Галатея тогда малодушно сбежала, прихватив с собой только несколько мешочков созданного магического порошка, над которым трудилась долгое время. Она знала, что путь обратно в Лес ей оказался заказан с того момента. Она много раз говорила с Моникой об этом, о том, как страшно теперь оказаться там, среди тех, кого десятилетиями считала семьей, среди тех, кто научил ее отличать весь спектр испытываемых ею чувств друг от друга. Галатея знала, что такое любовь. Знала ее запах, ее вкус, знала цвет кожи любви и звук ее голоса, она знала, чем отличается взаимная любовь от отвергнутой или сокрытой. Галатея знала, чем отличается чувство долга перед тем, кого хочешь оберегать, от того, который навязан воспитанием в семье, а также от того чувства долга, который она заглушила настолько резко и болезненно, что в груди еще долгое время ныла пустота: чувство долга перед теми, кто стал ближе кровной семьи. Она знала, на что похожи слезы, которые нельзя контролировать. И понимала, какова причина охватившего ее смирения. Все ее знания находились на одном уровне ее сознания в то время, как существовали и миллионы событий, давших ей эти знания, которые уже давно не осязаемы, только соприкасаются со временем в некоторых точках пространства далеко позади самой Галатеи.

– Ты все так же прекрасна, как и раньше, Принцесса, – голос Бекумы звучал также горько, как в день, когда Галатея прощалась с ней. Ее колдовские зеленые глаза смотрели на Галатею, жадно отпечатывая в памяти каждую деталь. Галатея не испытывала страха – это было самое удивительное. Бекума была уверена, что когда-нибудь они встретятся на ее территории, и Галатея будет дрожать от страха. Но Галатея дрожала скорее от стыда, боясь поднять взгляд. Кончики ушей горели, а дрожащие пальцы накрывала уверенная рука неизвестной Бекуме девушки. Они пришли вместе – это было очевидно так же, как и завидная красота Галатеи. Лесные ведьмы любили красивых девушек, особенно тех, кого не приходилось долго уговаривать отдать свои сердца, кровь, волосы или тела. Галатея же стала первой, кто сама пришла к ним по доброй воле, постигла их знание и после сбежала. Галатея была первой и единственной оставшейся в живых лесной ведьмой, обращенной принцессой, чью дату смерти Бекума не сумела увидеть. Никто ни в одном из известных ныне миров не обладал такой силой, способной скрыть от всевидящего ока смерти Бекумы предрешенный день смерти своего физического тела. Однако не этого дня ждала Бекума, не хотела она видеть Галатею в тот день, когда она умрет, и ее страдания. Ведь куда больнее видеть смерть любимого человека. Разрушение мини-мира, существующего в сейчас рядом с Галатеей станет самым желанным подарком. Это подарит принцессе новое знание. А Бекуме – чувство полного отмщения. Близился час расплаты для каждого из них.

– Подними глаза, Галатея, и назови цель своего визита, – Бекума спокойно прикоснулась твердой горячей ладонью до не скрытой тонким платьем плеча, обжигая ключицу.

– Я, Кинния из Лесных ведьм, и моя спутница Моника из Первого мира приветствуем главу ордена, Бекуму и просим разрешения переговорить с орденом этим вечером, – ровным голосом отчеканила Галатея, поднимая уже спокойные взгляд на Бекуму.

– Ты все еще представляешься ведьмовским именем? – насмешливо бросила выходящая к ним из-за огромного дерева юная девушка. Ее жемчужные волосы сверкали в свете луны, собранные на затылке и украшенные серебряным гребнем. Синие, как морская бездна, глаза, обиженно сияли в ответ на прямой взгляд Галатеи. – Бекума, неужели мы сохраняем предателям жизнь дважды?

– Ну что ты, Элта, сейчас они с официальным визитом, мы выслушаем их, – мягко произнесла глава ведьм и указала на деревянные ворота. – Открой их.

Девушка, названная Элтой, покорно опустила ресницы, направила левую кисть на ворота и быстро зашептала что-то неразборчивое. Щелкнул замок, заскрипели металлические замки, и правая часть ворот открылась. – Гости входят с правой стороны, не оскверняйте наши ворота, не касайтесь их, – проговорила Элта, поднимая голову, но все еще не смотря на Галатею.

Галатея взяла Монику за руку чуть крепче и шагнула вперед, стараясь думать только о том, зачем они вообще пришли сюда. Их миссия была важнее всего на свете сейчас.

Они шли в полной темноте. Вокруг не было ничего, кроме душащего горячего воздуха. Моника осторожно делала каждый шаг, крепче цепляясь за руку Галатеи. Она хотела спросить о дарованных ведьмовских именах, о том, почему Галатея стала предателем, почему ей страшно возвращаться, почему Бекума так долго смотрела на нее и так внимательно, а после будто тень облегченной улыбки легла на ее крупное белое лицо, и глаза зло засияли. Но каждый вдох давался ей тяжело, Моника чувствовала облака пара, выходящие из ее рта. Земля была холодной, как пол в камерах Дизейла, а воздух почти плавил легкие. Слабость нахлынула волной, обдавая все тело жаром. Моника опустила голову, прижимая руку груди, пытаясь справится со всеми чувствами сразу. Галатея вела ее вперед, не отпуская второй ее руки, и чувствовала себя, похоже, совершенно прекрасно. Весь ее страх будто испарился с первым шагом в ворота. Было горячо, Моника чувствовала, как с каждым вздохом что-то проникает в ее легкие, обжигая дыхательные пути, выдыхала она дым, явно видимый даже в полной темноте. В одно мгновение Моника зашлась в кашле, сгибаясь пополам, она упала на колени, голой кожей не ощущая твердой поверхности. Осознать эту мысль она не смогла, чувствуя, как из груди поднимается что-то плотное, жгучее настолько, что она не могла даже закричать. Где-то далеко она слышала голос, но не могла отвлечься от безумной боли, раздирающей ее грудь. Горло чесалось, на коже вокруг шеи начали вздуваться огромные волдыри, тонкие и еще более горячие, обжигая руки, которыми она цеплялась за шею, царапая ее, задевая нарывы, взрывающиеся под ломаными судорожными движениями пальцев. Моника не поняла, что случилось, когда прямо перед ней она увидела поток огня, широко открытыми глазами она смотрела на него, потеряв от боли способность чувствовать что-то кроме. Сознание медленно покидало ее тело, пока она падала на спину. Последним, что коснулось ее, была холодная вода.

∞∞∞

Лететь вниз головой, опутанной чужими руками и собственными волосами, было наиболее неприятной частью перемещения в Седьмой мир. Волосы Дамы и плащ Дизейла все норовили зацепиться за фонарные столбы, острые пики крыш немногочисленных деревянных киосков, кривыми районами стоящих ближе к низу мира.

– Летим на восемь часов, – прогремел голос Дизейла прямо в ухо. Дама попыталась отстраниться, чтобы пронзить мужчину острым недовольным взглядом, но он только сильнее прижал ее к себе. Дама почувствовала, как их сплетенные тела развернуло влево, свист ветра уменьшился, и кровь перестала так пульсировать в голове. Обнаженного плеча коснулись первые за день снежинки.

– Я устала, скоро уже? – ее тихий голос прозвучал скорее капризно, чем устало, и Дама мысленно закатила глаза: вести себя в соответствии с возрастом рядом с Дизейлом было все равно что говорить научным языком с Ариадной. Как-то так повелось, что подобная манера стала нормальной, когда они были наедине.

– Прибыли, – в его голосе послышалась раздражающая улыбка.

Дама прикрыла глаза, пытаясь восстановить равновесие, а когда открыла, они уже стояли на пятом часовом поясе Седьмого мира. Нужно сказать, мерзкий был район. В нем жили далеко не самые обеспеченные люди, а потому правительство не считало необходимым направлять сюда кибер-уборщиков. Дама называла этот мир федерацией, причем такой, что располагалась на огромной территории, а центр которой парадоксально находился в двенадцатом поясе: идеально для правительства отдаленно от периферии. Шестой пояс был максимально отдален от центра, что, однако, позволяло ему вести собственную политику, скованную лишь некоторыми федеральными законами. Нужно ли сказать, что именно шестой район считался районом с самым высоким уровнем расслоения? И все-таки в нем процветала ботаника, геология, а также шестой район был единственным районом Седьмого мира, где заботились об экологии. Дама однажды была в одном из заповедников. Там содержались даже редкие животные Шестого мира. Пару десятков лет назад оттуда пропал белый арктический заяц: они жили в паре, и работники заповедника с ног сбились в попытках найти самца. Безуспешно.

Дама посмотрела вниз, почувствовав, как в туфли забирается снег. Они стояли в самом огромном сугробе в округе, Дама раздраженно поправила сползший с плеча рукав, стараясь максимально гневно произнести:

– И что ты хотел этим доказать? – намекая на район, который мужчина выбрал для приземления.

– Всего лишь то, что в моих объятьях теплее, – он показательно смущенно улыбнулся, изображая вид побитой собаки, готовой вымаливать прощение хозяина, и раскинул руки в стороны, готовясь согревать ее.

– Идиот, – уже спокойно ответила Дама, доставая прикрепленный к поясу зонт, и раскрыла его, намереваясь задеть удивленно смотрящего на ее действия Дизейла. – Я не мерзну, – тепло отозвалась она, скрываясь за сферическим красным с золотой вышивкой зонтом, и сделала шаг вперед.

Дизейл замер на долгое мгновение, не в состоянии оторвать взгляд от того, как яркое бархатное платье и зонт сочетались с пеленой снега, покрывавшей землю до самой видимой линии горизонта. Она все отдалась от него, пока не скрылась из виду. Он намеренно привел их на самый южный край пятого района, совсем близко, в нескольких десятках метров от шестого пояса, куда они и направлялись. Моргнув, когда зрение стало застилаться от непрерывного смотрения в даль, Дизейл в секунду оказался рядом, справа от Дамы. Стараясь сделать свой жест максимально незаметным, она аккуратно приподняла зонт и закрыла Дизейла от все еще падающего снега. Мужчина обхватил кисть ее руки, выражая благодарность. Они шли в тишине не более минуты. Невдалеке показались высокие зеленые деревья. Мягким движением Дама отняла руку с зонтом и закрыла его, вновь прикрепляя его к поясу платья.

– Мы уже в теплом районе, тебе стоит снять плащ, – невзначай бросила она, смотря только прямо перед собой.

Послышался шум водопада, протяжный вой киберпылесосов, убирающих случайно попадающий на территорию шестого района снег, падающий с неба пятого. До летней резиденции главы правительства было всего полчаса пути. Дама и Дизейл шли шаг в шаг. То справа, то слева они встречались взглядом с местными. Те сидели на плоских отшлифованных камнях в соломенных шляпах, держа в руках нечто похожее на курительные трубки с поразительно длинными мундштуками. Вокруг все заволокло ароматным зеленым дымом. Дизейл почувствовал, как заслезились глаза, и, широко зевая, прикрыл рот. Он вдохнул глубже, ощущая что-то смутно знакомое в этом запахе. Нечто из далекого детства. Когда он еще был с ней...

Чуть зеленоватый дым с тяжелым никотиновым запахом стройной струйкой доходил до его лица. Чем тоньше была скрученная в полоску трава, тем сильнее был запах. Он не знал, какая связь была между этими двумя фактами, но эта странная трава действовала успокаивающе каждый раз, когда Капитан затягивалась. Ее светлые длинные волосы колыхал легкий ветер. Скоро ветер станет сильнее, и она свяжет их тугой лентой. Это было вступление к их путешествию. К каждому. Первый раз все было интересно и любопытно, а когда чувствовалась усталость, ожидание следующего дня помогало еще маленькому Дизейлу собирать все силы в кулак. Во второй раз было сложнее, его гормоны играли, плещась внутри словно волны об их корабль. Уже ничего не хотелось, а Капитан только кривила губы в усмешке, подначивая его. Взять подростка на слабо – нечестный способ заставить делать его то, чего он не хочет. Но первый раз взлететь у него получилось именно благодаря ей. Он вновь вспомнил это ощущение легкости в теле, ощущение полного контроля над ним. Тогда Капитан подарила ему брошь.

Дизейл схватился за холодное металлическое украшение, висящее на поле одежды, и резко остановился, широко раскрыл глаза, наконец вспомнив. На ее ушах были золотые серьги в виде змей. А в последний вечер они кормили свиней на одном из постоялых дворов в Четвертом мире. Там они распрощались. На его груди сиял серебряный череп, в ее ушах – золотые змеи. В тот день на нем была розовая рубаха с рюшами на рукавах. Она до сих пор висит в шкафу в кабинете Куба, больше ни разу не тронутая, но лелеяная многими годами.

«Брошь ту серебряную все еще носишь, да?»

Это была его Капитан. Спустя столько лет.

Дизейл почувствовал себя таким беспомощным глупцом, каким не чувствовал себя никогда. Они наконец-то встретились, а он стремительно сбежал, подгоняемый невыносимой тоской в груди, там, где хранились воспоминания о годах на корабле с Капитаном. И Стинки знал ее, знал, всю историю Дизейла знал, но промолчал. Ни тогда сказал, ни после. Почему?

Его лба коснулась рука, тонкий металлический браслет обжег горячий висок, а глаза столкнулись в взволнованным взглядом Дамы. Лихорадочно дышащий Дизейл обхватил ее кисть обеими руками, прислоняя ее к губам. Дама ощущала, как иссушенные солнцем губы слегка царапали нежную кожу пальцев, но почему-то в этот момент она поняла, что никогда не была счастливее, чем сейчас. Дизейл медленно покрывал поцелуями каждый палец, ладонь и запястье, не отрывая взгляда от браслета. На нем висела золотая голова змеи. Эта змея укусила его дважды. Неудивительно, что и Капитана, и любовь всей его жизни звали Дамой.

Дизейл прижался щекой к ладони женщины, смотря на ее серьезное лицо. Он читал в ее глазах то, что каждый день уже много лет доказывал ей.

В этот момент он осознал, что просто никак не мог найти золотую середину. Баланс, про который ему так часто говорила Дама Бубен. Баланс, когда он поднимается на мачту, баланс, когда он вдыхает морской воздух, баланс, когда концентрирует энергию, чтобы взлететь. Баланс, баланс, контроль.

Но сколько бы времени не прошло, в разных мирах в их слишком отличающихся друг от друга реальностях, он до сих пор ощущает себя ищущим подростком. Юным и брошенным всеми. И этих всех он даже винить не мог, только с сожалением думал о том, что сам надеялся на каждого человека в своей жизни. Они всегда появлялись по одному, и наверняка пугались его излишней настойчивостью и бушующими эмоциями, которые волной накатывали на них. Они захлебывались и пытались выкарабкаться, добраться до суши. Там тепло, сухо и спокойно. Совсем не как море. Дама Бубен была первой. Она сделала его морем. Тогда как сама была чем-то настолько большим, что Дизейл оказался мелким и неважным.

До тех пор, пока он не оказался в замке Первого Мира, сопровождаемый Дамой Пик. Она уже тогда, столетия назад, была взрослой. Настолько, что ему пришлось изучать ее все это время. Не выплескиваться на хрупкий берег, не топить, не оттолкнуть. А когда наконец-то увидел в ней море, больше не боялся. Ее слезы над мертвым животным и ее смех над историями из книг Шестого Мира. Дама Пик совсем как девчонка, маленькая и наивная, светло смотрела вокруг, словно боясь, что ее заметят. Дизейл наблюдал сверху. Она всегда лежала на кровати в замке. А в один день он спустился перед ней и преподнес подарок. Место, где моря могут схлестнуться, но никому это не навредит. И никому не будет до этого дело. Он, словно суша для самой Дамы, ласково касался ее влажных от волнения рук. Ему пришлось долго расти до нее. И, казалось бы, чтобы море стало сушей, ему нужно иссушить себя, отдать часть палящему солнцу. Но он просто стал больше. Это был его баланс. Это был источник его любви.