Страшная сказка

...человек способен по-настоящему неудержимо и страшно страдать лишь от своей собственной руки. Другие люди только побуждают их мысли и чувства начать жить по-новому, тогда как сам человек начинает использовать это против себя (с)

В тот год ликорисы цвели пышнее, Prosto_ya

Исида с беспокойством смотрела в окно, когда Солнце опять зашло.

Моника внимательно наблюдала, как она поглощала пирожные одно за другим.

– Волнуешься за Кевина? – разумеется, это был риторический вопрос. Кевина не было уже несколько дней, хотя он и обещал вернуться довольно скоро... Исида не ответила, только грустно вздохнула. – Адагеил скоро придет, может отвести тебя в театр, хочешь? Номер Три сказал, что можно дождаться Кевина там.

Исида словно воспарила над ней, как ангел, – так ярко она начала светиться, – отложила надкусанное пирожное и активно закивала.

– Конечно-конечно! Театр, – она задумалась, – когда я в последний раз была там, мы смотрели Щелкунчика, балет такой, – Моника никак не отреагировала. Тогда Исида встала из-за стола и закружилась, словно Фея Драже, напевая мелодию. – Не слышала?

Моника отрицательно покачала головой, только довольно отметила про себя, как развеселилась Исида.

– В нашем Театре не выступают люди, между прочим. Это необычное время, так что тебе понравится, я уверена.

– Моника! – девочка вздрогнула от ее взвизга. В одну секунду Исида подскочила к ней и взяла за руки. Кажется, в это мгновения Кевин стал волновать ее чуть меньше, чем возможность попасть в еще одно новое место в Первом Мире. Однако совсем скоро она вновь помрачнела. – Сколько же ждать Адагеил?

– Она занята дворцовыми делами в Галерее.

При последних словах Исида вновь воспрянула духом и засияла настолько ярче Солнца, что в голове Моники промелькнула мысль: если Отражение показывает внутренний мир человека, а яркий горящий шар вместо головы у Отражения Исиды был словно лампочка, что находится где-то в голове настоящей Исиды, тогда то, как быстро переменяется настроение и как скоро силы возвращаются к ней, когда еще минуту назад девочка казалась пустой физической оболочкой, – это та внутренняя сила жизни, горящая, сияющая, которая не погасла к ее двенадцати годам. Моника грустно улыбнулась, смотря на Исиду, наскоро дожевавшую пирожное: ведь все Отражения, что знает она, уродливы и слабы, и что же тогда осталось внутри, если прекрасны внутри только такие дети, как Исида? Столькие столетия они подчиняются человеку, чьего внутреннего мира не знают, восполняют пустоту от неисполненных желаний жалкими хобби, редкими встречами с теми, кого, кажется, могли бы любить, если бы у них было сердце. И почему они не стали бороться, как маленькая девочка, сидящая сейчас перед ней? Почему она и Галатея все еще не знают друг друга, хотя заботятся и дорожат так сильно и так часто втайне ото всех встречаются где-то, где никто их не увидит, гуляя под звездами и говоря о том, что запрещено указом Ее Величества? Почему никто не смеет сказать слово против скучных балов, однообразных игр и... этой ужасной системы очеловечивания машин с помощью брошенных детей, которых родители оставляют в том парке на краю Шестого Мира? Почему все еще существует эта подготовленная армия Королевы, которая должна защитить Ее от неминуемой угрозы, о которой даже никому толком ничего неизвестно? Моника чувствует только сожаление и совершенно не ощущает силы бороться. Она кажется самой себе клоуном, обманутым красивой сказкой, а теперь вынужденным играть свою роль.

– Чтобы не ждать, зайдем в Галерею? – решительно говорит Исида, утирая кистью измазанный в глазури рот. Тыльная сторона ладони сверкает от блестящей пыльцы, добавленной в глазурь, и Моника неотвратимо чувствует бессилие. Она не способна бороться. Не ради себя. Но она обязана спасти от неизвестного будущего Исиду и Кевина. Там, где должно быть сердце, ощущается ноющая боль.

– Идем, оттуда и до театра ближе, – отвечает Моника и встает из-за стола. – До Галереи всего шагов четыреста, так что пока можешь спросить, если что-то любопытно. Конечно, кроме того, о чем не стоит спрашивать.

Исида смотрит в ответ серьезно, показывая, что она понимает, где граница, после чего снова солнечно улыбается и спрашивает:

– А что такого особенного в Галерее?

– Это местный музей. Все, что связано с историей и искусством Первого Мира, хранится там.

– И главный там высокий худой старичок с длиннющей седо-белой бородой, как у волшебника? Главное, чтобы он не носил костюм, – Исида задумчиво трет щеку. – А то я знаю таких ди- директоров: они все сварливые, как мой... отец, – она запинается на несколько мгновений, трясет головой, словно отгоняя неприятные мысли, и продолжает. – Как-то раз я была в одном музее: естественнонаучном, – Исида гордо произнесла последнее слово, – вместе с Кевином. Правда, почти сразу заснула – так там было скучно. Но Кевину, кажется, понравилось. Так что? Никаких костюмов на директоре Галереи?

– Не волнуйся, – похоже, вопрос костюма волновал Исиду сильнее всего остального. Моника задорно улыбнулась, откровенно веселясь со ее слов. – Никаких стариков! А главное, там очень красиво, снаружи Галерея нескольких оттенков розового цвета, а живут и управляют Галереей близнецы, Септембер и Баттерфлай, они тебе понравятся. Вот мы и пришли.

– Как-то мы быстро... – недоверчиво протянула Исида, ныряя вслед за Моникой сквозь густые зеленые кусты. – В-вау.

Галерею освещало яркое солнце, лучи которого стремились прямо с неба, не встречали никакой преграды и превращали здание в невероятной красоты произведение искусства. Исида никогда не любила розовый, но смотря сейчас на Галерею, она подумала, что это самый очаровательный и богатый цвет из всей палитры, существующей во Вселенной. Такого количества оттенков розового она и не видела никогда.

– Нужно было идти в музей цветов сначала. У меня даже нет слов, чтобы описать это место, – девочка была зачарована, неспешно осматривала Галерею со всех сторон и даже не заметила, как рядом с ней оказалась девушка с волосами, похожими на сахарную вату.

– Оттенок стекла окон – розовая вишня, черепица крыши – танго, внешняя отделка лососевого цвета, дверь – персик Джорджии. Красиво, да? – раздался звонкий как перелив колокольчиков голос.

Исида вздрогнула и коротко вскрикнула от неожиданности. Стоящая рядом девушка подхватила ее крик, широко распахнутыми глазами смотря на удивленную Исиду. Та смотрела на нее с еще более вытянутым ошарашенным лицом, приоткрыв рот. Представшая перед глазами Моники картина оказалась настолько забавной, что она не сдержалась и захохотала, прикрывая руками рот, сгибаясь пополам от смеха.

– Что у вас тут происходит? – входная дверь открылась и из нее вышла еще одна девушка, точь-в-точь как та, чьи волосы напоминали сахарную вату, что смотрела на Исиду, которая все еще казалась несколько запутавшейся в собственной реакции, но уже понемногу чувствовала нарастающее смущение. – Баттерфлай?

Девушка прикрыла дверь и подошла ближе. Моника стояла, утирая слезы смеха, махала ей рукой и пыталась сказать, что сейчас все объяснит. Пока не очень выходило, правда.

– Я... мы, – Моника хихикнула, – из-извини, Септембер. Мы пришли, чтобы увидеться с Адагеил. Она здесь?

– Недавно ушла, – ответила Септембер. – А что?

– Надеялась, что она отведет Исиду, – она кивнула на девочку, – в театр.

– А чего сама не отведешь? – Баттерфлай отмерла, как и Исида, и дружелюбно протянуло ей руку. – Я Баттерфлай, приятно познакомиться, Исида.

Покраснев, Исида протянула руку в ответ.

– Рада познакомиться, – пискнула в смущении она. – Простите за мой крик, я просто не ожидала.

Баттерфлай беззлобно засмеялась:

– Все в порядке, я и сама частенько пугаюсь. Так зачем тебе в театр? Сезон представлений еще не начался, – она приобняла Исиду за плечи и легко подтолкнула ее ближе ко входу. Септембер кивнула Монике, и они вчетвером направились внутрь.

– Чтобы встретиться с моим лучшим другом, мы очень, – она тянула «о» так долго, насколько хватило воздуха в легких, – давно не виделись.

– Как его зовут?

– Кевин, – Исида просияла от одного его имени.

Хлопнула входная дверь, вибрация от удара прошлась по всем стенам, ударяя прячущуюся сбоку Ариадну в спину.

Двуликая не первый день следила за Исидой и Кевином. В голове все гуляли разные вопросы и мысли, она думала, что Кевин любопытный, как и его отношение к Исиде. Но теперь оказалось, что и Исида немного странная. Ариадна никогда ничего не понимала в человеческих чувствах, и Кевин с Исидой казались ей очень интересными. Они сияли, как бокалы на балах в замке, когда смотрели друг на друга. Они улыбались, говоря друг о друге. Исида плакала, когда Кевина долго не было рядом. Это было забавно, это было странно.

Когда Ариадна чего-то не понимала, было только одно место, где она могла получить ответ. Обернувшись птицей, Двуликая взмыла ввысь и направилась к Даме.

Внутри Галереи пространство было гораздо шире, чем казалось снаружи: аккуратный домик превратился в свободные для посещения залы. Этот музей мало был похож на тот музей естественных наук, в который ходила Исида, и это явно было не последней причиной, почему она ходила вокруг экспонатов с широко открытым ртом и сыпала вопросы Монике и Баттерфлай с Септембер.

– А это что? – Исида резко остановилась, всматриваясь в огромное полотно на стене.

– Картина художника, который пропал в Седьмом Мире некоторое время назад. После бала он так и не вернулся домой. Его семья пожертвовала его последнюю работу, в знак доброй воли. Говорят, что художник был влюблен в Первый Мир, – голосом гида пояснила Баттерфлай.

– Ага, – протянула девочка, не отрывая взгляда от картины.

– Понравилась.

Исида медленно кивнула, всматриваясь в сотни белоснежных линий, паучьими нитями охватывающие полотно. Все они брали начало из плотного источника в нижнем центре картины; в этот источник словно впадали вытянутые круги Юпитера одного из секторов, наполненного холодным серым и ледяным голубым, отделенным от колониального синего, который встречался чуть ниже с волной саксонского синего. Наполненная удивительно неправильной формы линий нижняя половина картины одними линиями стремилась к центру композиции, другими же изгибалась у неприметного черного ядра совсем близко к источнику паучьих нитей. Верхние сектора, словно отдельные миры со своими ядрами, лепестками рододендрона и агапантуса слева, пурпурной дейции и аконита в центре, лепестками глоксинии цвета фиолетового бархата с рубиновым сердцем справа, словно отдельные миры на картине, выделялись на фоне остальных опутанных паучьими нитями, пустынных миров, отдельных, но все же выросших на основе источника, белоснежного, тянущего их к себе.

– Какая интересная картина, у нее есть название? Я что-то ее не помню, – прозвучал голос Моники из-за спины замершей Исиды.

– Кажется, сам художник собирался назвать ее «Аттрактор», правда считал ее незаконченной и не дал имени. Не успел.

– А что такое «аттрактор»? – спросила Исида. Ей отчего-то казалось, что название очень подходит, но она не знала наверняка, не понимая название.

– Некоторое пространство динамической системы, к которому тянутся все траектории некоторой области в бесконечном времени*, – монотонно отчеканила Септембер.

– В Шестом есть выражение «все дороги ведут в Рим», – задумчиво протянула Моника. – Похоже, это тоже своеобразный аттрактор, только в небольших размерах нашего мира.

– Можно и так сказать.

Исида была далека от науки, но даже ей казалось, что в этой картине отразилось гораздо большее, чем явно упрощенное для нее определение «аттрактора». Ей показалось, что она поняла, чего не хватило в картине – исхода. Того, к чему приведет полное поглощение источником протянутых всюду белоснежных линий. Эта неизвестность все казалась ей такой знакомой, словно художник отобразил на своей картине саму жизнь.

– Исида? Пора идти, – Моника положила руку ей на плечо. – Раз Адагеил уже ушла, я сама провожу тебя до Театра.

На выходе висела еще одна небольшая картина: забавного вида слегка вытянутый человек с тростью, ярким гримом, кланяющийся на фоне большого здания с вывеской «Пустошь».

– А это?..

– Стинки, владелец театра. Скоро вы с ним познакомитесь, – Моника почти насильно, но мягко подтолкнула девочку к двери, бросая на ходу сестрам:

– Была рада повидаться, пока, – протянула она, хлопая дверью.

Баттерфлай и Септембер переглянулись.

– Может, чай? – нежно улыбнувшись, Баттерфлай кивнула в сторону лестницы.

– А после нам еще реставрацию проводить новых экспонатов, задание до следующей недели.

– Но сначала – чай, – надув губы, младшая из близнецов повернулась в сторону лестницы.

– Чур я первая, – Септембер сбросила с себя вид строгого владельца Галереи и за три шага обогнала Баттефлай.

Уходящим Монике и Исиде послышался радостный смех.

∞∞∞

Солнце еще не встало, когда Лиз открыла глаза. Прошло около недели, как она оказалась в Биоктагоне. Путешествий за последние недели было больше, чем за всю жизнь. Даже ее знакомые дети из менее богатых семей повидали в своей жизни, чем «богачки Стоун». Она тяжело вздохнула и перевернулась на кровати на бок. Матрасы были мягкими. Не как дома, но гораздо мягче, чем можно было бы представить.

Если быть до конца честной, Лиз до сих пор не могла понять, что происходило с ней и Милли. Совсем недавно они просто учили уроки под строгий голос учителей, выступали на деловых встречах родителей и строили мечты о том, как скопят деньги, а когда вырастут – убегут из дома и отправятся путешествовать по миру, объездят всю Англию, потом Европу, Африку, Америку...

Ноющую после вчерашних учений спину прострелило болью. Монстр задел ее перед тем, как Сия его отключила.

В окно светила луна. Небо было совсем как обычное небо, укрывающее ее родной город. Что это было за место, как им с Милли вернуться домой? Лиз не хотела признаваться себе, но вся их жизнь до этого момента не казалась настолько ужасной. Туманность, все эти тренировки, постоянные травмы и не до конца срастающиеся кости, продолжающие тревожить каждый день. Если бы не Милли, Лиз бы давно молила о смерти, или просто подставилась под одного из Монстров, позволила бы убить себя.

Сия была безжалостна. В первый день они сражались так долго, что, казалось, это не закончится. Лиз была уверена, что девушка обладала магией: ее волосы и конечности порой оказывались слишком длинными, захватывающих Лиз и через несколько метров поля.

Сегодня их ждала новая тренировка. Кукла поставляла все больше Монстров. Для чего, зачем, даже не было смысла спрашивать. Ни одного ответа на свои вопросы Лиз не получила.

Уткнувшись в подушку, девочка всхлипнула. Раньше она плакала очень часто, но в последнее время слез было все больше, они непривычно горчили и жгли щеки и руки.

«Пожалуйста, пусть это окажется плохим сном, пожалуйста, спасите нас. Мама, папа...»

∞∞∞

В большом зале театра темнота. Едва светящие лампы, что висели высоко под потолком, слабо освещали проход между рядами мягких кресел. На выступе в самом центре сидел, прижав ноги к подбородку, мужчина. Темные волосы, темная жилетка, короткие бежевые штаны, бледные щиколотки и загорелые руки. Исида могла ошибиться. Он сидел, не шелохнувшись.

Выступы на полу напоминали крышки: полы немного выходили за границы. Кажется, они были коричневого цвета. Покрытые лаком и сделанные из хорошего дерева. Их внешний вид, казалось, отражал промежуточный момент между «это старинный декор» и «они были установлены вчера». Выступы не были высокими, но занимали все пространство между рядами. Исиде пришлось забраться на один из них, чтобы пройти дальше. Мужчина на секунду чуть дернул рукой. Хотя девочке, конечно, это могло показаться. Выступы были прочными. Исида перепрыгнула на следующий. Выступы определенно были крышками: что-то отозвалось глухим шумом из-под ног. Они были полыми.

Мужчина повернул голову и посмотрел девочке в лицо.

– Ты кто? – спросил он.

– Исида. Гостья Первого мира. А вы?

– Дизейл. Проводник через миры.

– О, правда? Значит, вы знаете Кевина и... того высокого тонкого мужчину со смешным лицом? Как же его... Стинки?

– Знаю. А что тебе до них?

– Кевин – мой друг, мы пришли сюда вместе.

– А Стинки тебе зачем?

– Они вместе ушли. Не знаю, куда. И их уже давно нет.

– Я перенес их отсюда некоторое время назад, – Дизейл опустил ноги и встал на четвереньки. Потом постучал по дереву возле себя. – Я не знаю, из какого они выйдут.

– Из какого чего?

– Гроба. Под нами. Они до театра сами доберутся из Восьмого, не знаю, откуда выйдут.

– Гроба? – девочка в ужасе вскочила и спешно перебралась на ближайшее кресло. – Вы сидите на гробу? А Кевин, он что, в одном из них?

– Не знаю, может быть. Он не кукла, конечно, поэтому с чего бы ему там лежать?

– В гробах куклы лежат, что ли?

– Актеры, если быть совсем точным. Куклы-актеры. Это их дома. Они живут там, пока не начинается представление.

– Правда? – протянула Исида. Гробы уже не казались такими страшными. – Я думала, что в них только мертвые лежат, а потом их закапывают в землю.

– Так и куклы неживые, – пожал плечами мужчина и снова постучал по гробу. – И закопаны гробы, только не в землю, а в пол. Такие похороны неплохи – мертвец всегда может выйти и немного прогуляться.

– Да что вы говорите! – нахмурилась Исида. – Мертвые только в страшных сказках могут оживать.

– Мертвые не могут оживать. Но могут бродить среди нас. Те же куклы – пустые и ни о чем не думающие. А все равно не могут все время лежать внутри и иногда выступают. Зрители их любят. Ты еще не видела ни одного представления?

– Неа, – покачала головой девочка. – А на сцену можно выйти?

– Пойдем. Может, Кевин и Стинки уже вернулись и сидят где-нибудь за сценой. Кукловод не очень любит надолго уходить из театра.

Исида аккуратно встала на крышку гроба.

– Раз куклы спят, мне не стоит громко прыгать и будить их. Помогите мне, пожалуйста.

Дизейл легко приблизился к девочке и галантно подал ей руку, чуть улыбнувшись.

– Позвольте сопровождать вас, миледи.

Рука Дизейла была почти горячей и сухой, как солома. Грубая кожа колола руки девочки, но Исиде так понравился этот странный мужчина, что она почти не обращала на это внимание. Было тепло. И даже темнота казалась гораздо светлее, пока она видела, куда они идут. Со сцены было хорошо видно весь зал. Если бы свет был включен, было бы, конечно, гораздо лучше.

В проходе стояло шесть гробов. Они точно были коричневого цвета. И почти как новые.

Свет внезапно погас и Дизейл утянул девочку за кулисы. Выходя из зала, девочке послышался шорох и скрежет, как когда дерево трется друг о друга. Одна из кукол проснулась. Значит, Стинки уже вернулся.

Он сидел вместе с Кевином в своей мастерской, вырезая глаз маленькой куколке. Все вокруг было захламлено. Множество рам для картин – пустых и со вставленными в них холстами – стояли у стен. На полках лежал материал для кукол и пара начатых или не законченных. Парочка плюшевых зверей лежала на его рабочем столе. У зайца оторвалась лапа. Обезьяна была слепа.

Когда Кевин спросил про нее, то в ответ получил только «глаз нужных нет у меня пока».

Мальчик скучающе осматривался по сторонам. Он еще столько вопросов не задал и поэтому уходить не хотелось. Но Стинки упорно молчал. Во время процессии – молчал. В магическом мире – говорил загадками. Он даже Дизейлу не ответил на вопрос, когда они собирались вернуться. Наверное, тот ждал их долго. Да и Исида... От того, как неожиданно Кевин вспомнил про подругу и резко вскочил, свалился табурет, на котором он сидел.

– Господин Стинки, мне надо идти, я давно не был дома.

– Это какой дом?

– Где мы с Исидой сейчас живем. Она волнуется, вдруг ищет меня?

– Это точно так может быть. Но слушай: кто-то идет.

Дверь распахнулась, и в комнату ураганом ворвалась Исида и набросилась на Кевина.

– Ты почему так долго? Обещал на завтра быть! А сам ушел на столько дней! Еще и только про театр сказал. Я тебя, знаешь, сколько ждала? Хорошо, что Моника мне помогла, так бы и не добралась сюда. Кевин нехороший! – и обняла его.

Стинки положил ножичек и каркас куколки на стол и посмотрел на детей.

– Так это та Исида?

Кевин кивнул, крепко обнимая девочку.

– Здравствуй, Исида. Я это Стинки.

Девочка отпрянула от Кевина, смущенно смотря на кукловода вживую.

– З-здравствуйте, рада познакомиться. А вы в жизни выглядите не так, как на картине в Галерее.

– О, так видела ты Баттерфлай и Септембер. Как они? Хорошо живут?

– Да, наверное. Только какие-то грустные. Что-то про сердца говорили, но... – внезапно оживилась она. – Кевин, я тебе обязательно все-все перескажу.

И вновь весело, словно и не было этих тяжелых, страшных дней, без Кевина, одной.

– До свидания, господин Стинки, Дизейл, – Исида поклонилась, как ее научила Моника, схватила Кевина за руку и потянула к выходу.

– До свидания, – на прощанье бросил Кевин, не поспевая за подругой. Вскоре шум их голосов стих.

За стеной послышался стук тяжелых ботинок, и в комнату вошла Дама Бубен, светя белозубой улыбкой.

– Какие славные детишки, да, Дизейл? – она подмигнула ему, и мужчина стушевался. Что-то в этой женщине казалось смутно знакомой, но кроме этого она вызывала неприятную дрожь по всему телу. Послышался запах зеленого табака.

– Так вы, значит, за нами следовали? Как вам шествие? Довольно странное для этого времени года, не думаете так?

– О, ведьма все знает и все видит. Ревущая не просто так выбралась из своей норы, – посетовала она. – Разве это не значит, что перемены близко? Как я жду окончания тоталитарного правления Домино.

Дама Бубен устало вздохнула и снова посмотрела на Дизейла.

– Ты так на меня смотришь. Вспомнить пытаешься, да?

– Вы кажетесь знакомой, – спокойно произнес он, все еще не понимая, кто эта женщина.

– Брошь ту серебряную все еще носишь, да? – она самодовольно усмехнулась, прикасаясь к давнему подарку, прикрепленному к черному плащу мужчины. И тут же отвернулась. – Стинки, скоро придет Сия. Ей нужно знать о той книге, что вы принесли с собой. Вам ведь удалось?

Стинки мрачно посмотрел на нее, не понимая сомнения в ее голосе.

– Стинки не мог не принести. Только ее не смог бы открыть.

Дама пропустила смешок, но, кашлянув, серьезно сказала:

– Среди нас есть тот, кто может, не беспокойтесь.

Кукловод покорно склонил голову.

Дама повернулась, чтобы вновь обратиться к Дизейлу, но того уже не было.

– Какая жалость, что он так неожиданно ушел. Нервничает? И что-то памятью на лица плох стал.

– Он забыл, конечно. Вас не было долгое время.

– Я вижу, – Дама тепло улыбнулась. – Он вырос.

Глаз одной из кукол на шкафу прокрутился, меняя местоположение. Рука дернулась, прежде чем начала расти. Голова раздулась, а на месте отсутствующих ног начали отрастать настоящие. Волосы оплели потолок над шкафом, на котором кукла сидела.

– А вот и Сия. Эффектное появление, не думаете? – спросила Дама с гордостью.

– Весьма, – ответил Стинки, практически не обиженный за то, что одну из недоделок испортили. Они были брошенные.

Бесчисленное количество часов за работой. Миллионы минут, чтобы окончить. Незавершенные, гниющие, запущенные существа – масса, требующая серьезной доработки. Пожалуй, этим куклы Джорджии отличались от его. Он не пытался сделать их живыми, Кукла же, в попытках оживить своих, делала их более мертвыми.

– Привет, – коротко поздоровалась она, сидя прямо на высоком шкафу. Казалось, потолок над ней увеличился, чтобы не касаться ее. Девушка увидела тоскливый взгляд Стинки, направленный на кукол и на нее. Она вечно портила чужое имущество. Сила возраста, как это объясняла Дама, имея в виду неопытность. Сия делала вид, что видела в ее словах иной подтекст. Было удобно. Никому ничего объяснять. – Меня будут искать. Книгу, – рука эластично растянулась, чтобы взять предмет из рук Кукловода.

Тот поднял со стола треугольный том, вкладывая его в раскрытую ладонь. Длинные дрожащие руки выглядели омерзительно. Он скривился и отвернулся. Рука начала возвращаться в исходное положение, после чего начала уменьшаться, следом ноги, голова и остальное тело. Сия растворилась, исчезая так же, как и появилась.

– В ее возрасте это было мое любимое заклинание. Мы с ней в этом похожи, – сказала Дама на прощанье и вышла, оставляя Стинки наедине с его куклами. Он вздохнул спокойно, взял в руки отложенный в сторону ножичек и голову куколки и продолжил прерванное занятие. В тишине работалось хорошо.

∞∞∞

Сия не внушала доверия, казалось, что она была настолько преданна Кукле, что способна доложить о любом вдохе Лиз, если посчитает его подозрительным. Лиз надеялась, что спустя две недели ее допустят к составлению планов тренировок, а там можно было бы и попробовать сбежать, найти путь обратно в лагерь.

Монстры больше не пугали. Сия называла их «мертвечинкой», не особо понятно играя бровями. После вчерашней тренировки они вместе шли в душ, и Лиз спросила, зачем это все вообще? Лоб неприятно саднило после встречи с полом, а руки стягивала запекшаяся кровь. Ежедневные нагрузки, нескончаемые проверки: мышцы уже настолько привыкли, что практически не ныли, только когда Лиз совсем не могла спать.

– Зачем что? Ты про мертвечинку? О, это все для войны, ты не знала? – Сия зевнула и не секунду замерла. Прошептала:

– На секунду постой на карауле, хорошо?

Послышался неприятный звук, после – кашель и стук по стене. Заскрипел металл, после из-за угла вышла Сия и как ни в чем не бывало продолжила:

– Забудь, ладно? – Лиз устало кивнула. Разобраться и запомнить, что это было, она все равно бы не сумела. Недостаток отдыха не шел на пользу детскому организму. – Так что ты там говорила? Почему мы вообще этим занимаемся?

– Милли тренируется там, в лагере, а я здесь, и для чего это все? Здесь дети, какая война? В ней, как минимум, должны участвовать взрослые.

– О, – снисходительно протянула Сия. – Ты просто не знаешь, на что вы способны. Дети бывают гораздо более выносливыми и жестокими, чем взрослые. Королева не глупа, она все просчитала. Кроме одного, – глаза девушки заблестели, и она загадочно замолчала.

Это был разговор, который поставил точку.

На самом деле, Сия была в чем-то права. Лиз двигалась гораздо быстрее, била не слабее Вивальди, а главное – были выносливые, особенно когда пульс зашкаливал, а пелена застилала глаза, и она не могла больше отбиваться от них. Первое время мысли о Милли и №2 помогали найти в себе больше сил, но со временем и это уже не помогало. Шли недели. Люсьен говорила, что им не хватало всего трех бойцов в рядах группы А, однако они с Сией отобрали не меньше сотни, подходившей под показатели. Сломанный в одной из первых тестовых тренировок палец не заживал до конца, ныл и распухал под вечер, однако кроме льда под рукой у Лиз ничего не было, а работать руками приходилось постоянно. Встретиться с Куклой, как главной, было невозможно, Люсьен и Вивальди редко появлялись в той части базы, где Лиз могла находиться, и в лабораторию вход был воспрещен.

– А как ты думаешь, где они мертвечинку штампуют? – шепнула ей Сия перед очередным выходом на арену.

Лиз подозревала, что Кукла проводит в лаборатории практически все время. Узнать, что с Милли, не было возможности и это давило на нее с удвоенной силой. Больше не было страшно за себя, но зная теперь, как тяжелы тренировки второго уровня для бойцов А группы, волнения за сестру только усилились. Доверие к Сие росло с каждым днем, вера в себя крепла ежечасно. Как и отчаяние.

– Не хочешь сбежать? – в одну ночь Сия оказалась рядом с ее кроватью и забавно растянулась на полу, как кошка. – Я могу помочь. Через два дня Вивальди с Люсьен отвозят партию Монстров, можешь во время тренировки сбежать через ворота, я отвлеку их.

Лиз колебалась. Однако она услышала то, что полностью отрезало все сомнения:

– Когда твоя сестра закончит тренировки, куда ее отправят, знаешь? – Сия не спрашивала, только говорила, словно запугивая. – Королева ведь готовит их на войну, чтобы ее защищали. Она не останется здесь, как думаешь, каковы шансы, что она выживет?

Мешкать было нельзя.

– Я согласна.

∞∞∞

Шаг. Колено. Шаг. Рука. Милли с ухмылкой смотрит, как плавно и точно летят в цель дротики.

Шаг. Сгиб локтя – едва не задев вену. Шаг. Шаг в ответ. Шепот тихий: сквозь зубы №2 шлет проклятья в адрес девочки с каждым попавшим в тело дротиком.

Такая невинная игра – дарц, но такая жестокая особенно – чего греха таить – в руках ребенка.

Кукла стояла за окном, без интереса смотря на спотыкающегося, но продолжающего идти мальчика.

– Ну-ну, Второй, ты как черепаха. Так трудно идти? Давай-ка быстрее!

– Черт! – похоже №2 терял терпение.

– Мы завтра поменяемся, не ной, как девочка, – хихикнула Милли.

Бросив еще пару дротиков, девочка устало дошла до Второго, мягко приобняла его, чувствуя, как голова мальчишки потяжелела и упала на ее плечо.

– Скажи, почему мы это делаем, – девочке на секунду показалось, что №2 всхлипнул.

– Потому что мы детальки. Маленькие, но важные, – она взяла его лицо в руки. – Без нас все рухнет, понимаешь?

– Если хотим вернуть Лиз, придется слушаться ее, – еле слышно прошептала она, но №2 и так все это знал.

Милли опустила одну руку вниз, мягко вынимая дротик из руки. Мальчик отшатнулся, морщась от внезапной боли и, отступив на пару шагов, повалился на спину. Девочка подошла к нему, помогая вынуть остальные иглы.

– Завтра я буду мишенью. Приготовь иглы потолще, чем в прошлый раз, – те плохо проходят, – она кладет дротики на пол и присаживается рядом, бросая взгляд на окно. Куклы уже не видно.

Девочка ложится на пол, кладет голову на мелко подрагивающее плечо. – А еще... мне передали, что скоро вернется Лиз. Мы почти завершили подготовку.

Она прикрыла глаза, чувствуя, как спазм мышц спадает, а Второй почти перестает дышать. №2, сам не зная, почему, улыбается, сжимая руку и ощущая влагу на пальцах. Лиз вернется. При таком раскладе быть частью разрушительной машины, наверное, не так плохо. Если они снова будут вместе.

∞∞∞

Вокруг арены была натянута тугая эластичная лента, прорвать которую не могли ни роботы, ни животные. Однако Лиз надеялась, что когти этого вида все же окажутся достаточно сильными. Этот тест по плану должен был стать последним для нее. Она переглянулась с Сией с разных концов октагональной арены, готовясь к бою. Прозвучал гудок, и к Лиз на огромной скорости полетело огромное чудовище, покрытое жесткой лоскутной шерстью. Девочка выставила плеть с острым наконечником вперед, отбрасывая его от себя. Зверь натужено провыл, его глаза налились кровью, когда он за два шага долетел до Лиз, хватая ее за шею и царапая острыми когтями тонкую кожу. Удар плети по зверю заставил его снова взвыть, острым концов девочка подцепила лапу, отдирая ее от себя. Ощущение, будто что-то все еще держало ее за волосы, не прошло. Зверь пырнул ее бок, плавно войдя в него зубами. Однако его челюсть была слабее когтей, удар плетью по морде заставил его разжать зубы.

Зверь с яростью нападал на нее снова и снова, пока, наконец, Лиз не сумела оттолкнуть его, и повернуться спиной к ленте. Вот оно.

Монстр с ревом понесся на нее, в последний момент преодолевая расстояние между ними прыжком, однако когти его вонзились не в Лиз, а в ленту, прорывая ее. Зверь повис, не могущий освободиться и скулил от боли в когтях. Несколько из них отсутствовало. Лиз выпрыгнула с арены, видя раскрытые ворота. Хоть бы Сия не подвела.

Она резко выбежала с территории Биоктагона, падая на склоне, и, когда катилась по земле, наконец почувствовала, как что-то, вцепившееся в волосы, давило на спину. Резко вскочив, она побежала, гул в голове и шум крови в ушах мешали и доставляли сильную боль. Раненый бок ныл. Остановиться и посмотреть, что же такое держалось за нее, было слишком страшно, ее могли найти и догнать в любой момент. Лишь только когда Лиз показалось, что она ушла достаточно далеко от этого проклятого места, она остановилась у деревьев и обессиленно осела на землю, легко прикасаясь пальцами руки к стволу. Ощупывая руками голову, она дотронулась до еще теплой – почти человеческой – кожи что на самом-то деле уже не держала в железной хватке завязанные в пучок волосы – длинные когти Монстра запутались в них. В ужасе Лиз начала сильно трясти головой, одновременно пытаясь оторвать черную часть тела от себя.

– Черт! Да что же это?.. Да отцепись же от меня!

Пульсация в голове усилилась. Когти в голове зашевелились, а лапа чудовища резко потяжелела, потянув голову к земле. Удар о землю был ощутимым, перед глазами на секунду пронеслось что-то, потом Лиз на секунду стало невыносимо жарко. Горячее дыхание регенерировавшего зверя обжигало горящие глаза девочки. Острый нос принюхался к ней, затем зверь зарычал, узнав запах и тяжелым ударом пригвоздил голову к земле, один из когтей пришелся прямо в глаз Лиз.

Адская боль пронзила все тело, Зверь тянул ее голову за глаз в сторону, тянулся другой лапой к руке, в которой все еще был зажат хлыст, однако сил сопротивляться у Лиз не осталось. Ее будто разрывало на части. Через секунду послышался выстрел.

Тело монстра упало на нее. Лапа, с нанизанным на один из когтей глазом, лежала совсем рядом. Лиз задыхалась, кислорода не хватало.

Прогремел второй выстрел.

Лиз лежала не шелохнувшись. Остатки нервных импульсов прошли рукам и лицу. Пальцы дрогнули, из уцелевшего глаза скатилась кровавая слеза.