Страшная сказка

Есть степень заядлой лживости, которую называют «чистой совестью» (с)

Прозрачный туман стоял в Дэпо – так этот мир назвал Стинки. Второй Мир оказался таким пустынным и огромным, что даже их голоса не отражались от стен, его ограничивающих. Стоило замолчать, как вакуум Дэпо вновь закрывался, оставляя внутри себя только ничто. Кевин подумал, что он потерял слух. Шаг тяжелых ботинок Стинки равнялся трем шагам его собственных ног, и та скорость, с которой они рассекали воздух... должно быть хоть что-то. Когда играешь с другими детьми в самураев найденными где-то палками, этот звук отчетливо слышен на фоне их криков и дыхания. Но Второй Мир – станция перехода между другими, важными мирами – это кристально чистая клетка, в которой все вокруг заполнено облаками и водой. Они шагали по затвердевшей воде, черной и мрачной, ничего не отражающей, словно скрывающей невероятно важную тайну.

Одинокий столб с часами, обвитый плотными потемневшими корнями, стоял на много мил вокруг, часы не тикали, не двигались стрелки, пока воздух не пронзил визжащий крик поезда.

– Мы поедем на поезде? – спросил Кевин, слегка дергая Стинки за рукав. Владелец театра скосил на него глаза и несмело кивнул.

Они продолжали стоять в молчании, пока поезд не пронесся перед ними.

Необъятных размеров кит, на спине которого были неестественной формы плавники, изогнутые в виде прямых углов, ребристые и склизкие, оказались липкими и удобными, когда китовый хвост подкинул их наверх. Кит набирал скорость все с тем же ужасающе громким звуком. Он заполнял все пространство Дэпо – Кевин это почувствовал. Кит словно был этим местом, не его частью, а непостижимым созданием, живущим здесь со времен его создания. Они нырнули глубоко в небеса.

Кевин ахнул и потер глаза, не зная, как не верить в подобное после всего, что видел в Первом Мире, но все же не мог. Он видел эти персиковые облака и йогуртовое небо, среди которых плыли они со Стинки, на огромном ките, а над ними проплывали корабли, огромные парусники и теплоходы, стреляли пушки, а они плыли под ними, тихо и размеренно, облака то и дело рассекали хвосты других китов, спокойно плывущих по бескрайнему океану.

Трость Стинки лежала на его вытянутых ногах, цилиндр был в его руках, поэтому Кевин с любопытством рассматривал его пушистые снежно-белые волосы, собранные в пучок.

– Кевин спросить хочет? – если бы мог, Кевин бы подпрыгнул от неожиданности, но плавники кита крепко держали его. Стинки спокойно дожидался вопроса.

– Я... даже не знаю, о чем именно мне хочется спросить. Все так непонятно. Из театра мы оказались в этом темном тихом Дэпо, потом мы на китах отправились в еще какой-то мир. Это же просто... невероятно. Книги бывают разные, но я ни разу не думал, что происходящее в них может быть и в реальности... – Кевин задумался. – Стинки, скажи, в Первом Мире есть Королева. Но Моника говорила, что она хочет подчинить и другие Миры. Это возможно?

– Домино, – мальчик услышал странные интонации, когда Стинки произнес это имя, – эта девчонка хочет очень править, да. Но никогда она не будет. Я живу в театре. Мой театр и Мир Второй – Пустошь. Там нет ничего, но они есть все, они тьма и они свет. В них мой мир, и искусство в моих куклах. Это прекрасно. Домино глупая девчонка, ничего знать не может о театре, – наконец Кевин понял, что это была за интонация: презрение. – Дилетант. Она театром Первый Мир называет. Это лишь жалкая коробка, веревочка от куклы. Она не будет править, не испортит мое искусство.

– Я не совсем... понимаю. Но если Королева не правит другими Мирами, там есть свои правители?

– Есть точно. Разные они. Я не всех знаю. О, приехали мы.

Плавники отпустили их, Стинки встал на ноги. Кевин сделал то же.

– Прыгать здесь надо, – и не дожидаясь ответа мальчика, толкнул его в спину.

Через мгновение они уже стояли на твердой земле, пробираясь через толпы народа. Мир, в который они прибыли, сиял в лучах солнца. Это место было похоже на рынок. Огромный рынок с золотыми палатками и разными людьми в дорогих одеждах, расшитых нитями и камнями, которые призывно махали руками, зазывая клиентов взглянуть на предлагаемый товар.

– Что это за мир? – оглядываясь по сторонам, но не отпуская рукава Стинки, поинтересовался Кевин.

– Нам куда-то надо. Подожди, я скажу.

Шум толпы оставался позади, когда они остановились у высокого здания, похожего на большой музей, четыре полные тосканские колонны поддерживали крышу. Входные двери были втрое выше самого Стинки. Это было огромное место, огромное настолько, что Кевин почувствовал внутри первые признаки зарождающейся мегалофобии. Все вокруг было слишком большим: колонны, стены, двери, казалось, могут раздавить его, стоит им упасть. Даже Стинки, такой высокий и взрослый, вызывал в мальчике чувство пугающего восторга.

Здание, фасад которого был облицован золотом, сияло настолько ярко, что заставляло зажмуриться. Кевин прикрывал глаза ладонью, и скосил взгляд на сосредоточенно осматривающего окружающие их постройки Стинки.

– Неужели вас не слепит? – удивленно пролепетал мальчик.

– Нет, – просто ответил владелец театра. – Сюда зайти нужно. Это библиотека. Я найду нужную книгу, а ты подождешь внутри. Тихо, – он приложил палец к губам Кевина.

Двери с тяжелым звуком открылись, и на них обрушилась волна теплого света.

Изнутри библиотека казалась как минимум втрое меньше. Фрески на потолках были словно срисованы с картин эпохи Возрождения – Кевин был на художественной выставке с классом несколько месяцев назад: божественные сюжеты, ангельские лица, колесницы и мужественные тела. В каждой стене в шкафу плотно стояли книги, над каждым висела табличка со странными символами и римскими цифрами. Как все снаружи, внутри мебель, стены и даже обложки книг было словно сделаны из чистого золота. Деревянные элементы интерьера были украшены замысловатой резьбой, а пол выложен четкой геометрией с вкраплениями из янтаря. Кевин шел вперед, с широко раскрытыми от восхищения глазами осматривая библиотеку. Стинки сразу же поднялся на второй этаж, строго запретив идти за ним.

Каждый метр на полу казался драгоценным. Если бы даже Стинки разрешил им подняться наверх вместе, Кевин не смог бы и шаг сделать в сторону лестницы. Бал, проведенный во дворце, казался теперь слишком простым, совершенно не королевским. Весь блеск камней, сияющие ступени – и мужчина в своем шутовском наряде чинно поднимающийся по ним. Кевин никогда не бывал в домах миллионеров, видел фото в интернете, конечно, но это совершенно не то, что самому побывать в окружении дорогих вещей. Мальчик встал посреди комнаты как вкопанный. Снующие туда-сюда работники библиотеки совершенно не обращали внимание на гостя, переговариваясь друг с другом, и даже в этой суматохе выглядели как особы высшего сословия. Девушка в расшитых яркими нитями свободных брюках и балетках с камнями просеменила мимо мальчика, держа в руках несколько толстых книжных томов.

Со всей любви к книгам, Кевину не хотелось взять хотя бы одну. Был ли это страх перед тем, что он не расплатится, если хоть что-то здесь сломает или разобьет. Можно было надеяться, что Стинки бы возместил ущерб. Кевин не мог позволить кому-либо взять ответственность за то, что сам натворил.

Продолжая осматриваться вокруг, мальчик обратил внимание на стоящие в углу у дверей большие глобус и пьедесталы с картами. Стараясь не слишком спешить, Кевин с любопытством приблизился к ним. Большой деревянный глобус с движущимися на нем облаками и различным расположением материков и стран стоял шестым по счету от стены. Он был совсем как то, что стоял и у него дома на полке. В первом классе отец купил его в подарок. Кевин решил, что порядок совпадает с последовательностью Миров.

– Значит, это наш Реальный Мир, – проговорил он.

Над глобусом стояли часы с двумя стрелками: секундной и минутной. Мальчик смотрел на них достаточно долго, чтобы решить, что они сломались: секундная стрелка дернулась всего раз. Карта Дэпо была покрыта туманом. Подобно экспонату она была под стеклом, запотевшим и немного прохладным. На мгновение в тумане блеснул китовый хвост и тут же пропал. Часов над Вторым Миром не было. Над картой Восьмого Мира – совсем рядом с дверью – часов тоже не было. Она была покрыта огромными котлованами, песчаниками и рыжими горами. Ветер поднимал песок вверх, царапая стекло, покрывающее карту.

Четвертый пьедестал был покрыт золотом, в отличие от остальных. В самом центре находилось маленькое здание библиотеки, чуть ближе к южной части – рынок, по которому проходили они со Стинки некоторое время назад. На севере блестел белокаменный замок в несколько раз больше замка Первого Мира. Кевин сглотнул: он видел размеры здания библиотеки, но на карте оно было совсем миниатюрным, дворец в этом Мире даже на макете изображался просто гигантским драгоценным камнем. Секундная стрелка двигалась в привычном ритме. Часовая стояла на четверке.

– Тут все сияет слишком ярко, но ни Стинки, ни работники, ни люди на улицах не обращают на это никакого внимания. Почему? – Кевин не мог ответить на свой вопрос.

Пьедестал с картой Первого Мира был украшен живыми цветами, разросшимися настолько густо, что увивали все стекло. Стрелки часов двигались немного быстрее, чем на циферблате Четвертого Мира. Кевин отошел чуть подальше, стараясь поймать взглядом оба: на три секунды Первых часов приходилась одна секунда Вторых. Почти с такой же скоростью шло время и в Пятом Мире. От карты исходило зелено-голубое свечение. Предметы и места, изображенные на ней, были такими крошечными, что Кевин с трудом разобрал верхушки деревьев Леса, пики замка и водопад. Остальные здания и домики были изображены точками. На фоне остальных территория Пятого казалась самой широкой. И все же ни один не мог сравниться с шаром Реального.

Кевин начал понимать: часы Шестого Мира были не сломаны, просто время в нем двигалось слишком медленно.

«Мы пробыли здесь так долго, а для отца и других людей не прошло и часа?», – любопытство и настороженность сжимали сердце. Кевина наполняли разные чувства, но ни одно из них не давало ему чувства радости, ни одно из них не помогало забыть о том воспоминании о маме, ни одно не удалило из головы воспоминания о холодных руках отца и его спокойном взгляде. И ни на секунду он не забывал об Исиде, которую оставил в том мире, опасном для них; об Исиде, которая совсем ничего не знала, которую он так хотел уберечь от всех надвигающихся трудностей.

– Кевин, идем, – Стинки появился из-за спины, хватая его за плечо одной рукой и держа во второй трость и странную треугольную книгу. Двери за их спинами захлопнулись. Снаружи играла веселая цирковая музыка. За несколько минут, которые они провели в библиотеке, окружающая обстановка изменилась. Всюду летали разноцветные шары, как парке развлечений, акробаты и фокусники зазывали людей в шатер, установленный в нескольких метрах от них.

– Добро пожаловать, в Четвертый Мир, Мир Лжецов, Кевин и Стинки.

Перед ними стояла красивая светловолосая женщина в шляпе и костюме наездницы, на брюках у нее висел хлыст, которого она то и дело касалась спокойным и уверенным движением. Черты лица словно были выверены по линейке, женщину можно было описать одним словом: симметрия. Костюм сидел идеально настолько, что сливался с ее телом: она излучала опасность.

Она улыбалась одними губами, но взгляд был устремлен только на владельца театра. Женщина словно задавала ему вопрос, не стараясь показаться слишком настойчивой – молча. Стинки поклонился в ответ на приветствие, пряча книгу в полах своего плаща. Женщина удовлетворенно кивнула и поклонилась.

Кевин снова почувствовал себя не в своей тарелке. Находиться в окружении детей ему было комфортно: в доме Моники (конечно, там он встречался с Робом, от которого по спине каждый раз бегали колющие мурашки), в замке, когда они были на празднике. Он сталкивался со взрослыми так редко, что начал отвыкать от их присутствия в жизни. И это настораживало еще сильнее.

В школе, отвечая на уроках, Кевин был уверен в себе, потому что он мог соответствовать ожиданиям преподавателя. Дома он мог равняться на отца. Говорили они совсем редко, и это только облегчало ситуацию: мальчик с легкостью подстраивался под любые условия, которые диктовали ему взрослые. С пор, как они с Исидой попали в Первый Мир, прошло не так много времени, но каждый день выбивал его из привычной картины жизни: он ничего не знал, все время чувствовал опасность, хотя все, казалось бы, было отлично, дети, с которыми он успел познакомиться, совсем не были похожи на детей: иногда он улавливал что-то, что сближало их, трудности, которые, похоже, каждый из них пережил. Но Стинки с его непонятной манерой одеваться и говорить, Дизейл, который улыбался приветливо, но жил в таком месте, от которого у самого Кевина сердце колотилось как безумное. Невероятно умная Дама Пик, которая единственная постаралась с пониманием отнестись к его вопросам и замешательству. Кевин видел огромную пропасть, которая была между ними. Раньше он бы назвал это недостатком знаний. Сейчас мальчик понял: взрослый мир всегда отличался от мира детей, и сколько ни пытайся приблизиться, понять их до конца ты не сможешь.

Время, которое показывали часы, двигалось совершенно с разной скоростью в каждом из миров. А самого Кевина, казалось, стояло совсем. Было ли это, потому что внутри он родился в Шестом, или потому что он просто хотел вырасти как можно скорее?

Взрослые пугали, потому что он никак не мог понять, что происходит у них в голове. Женщина в костюме наездницы, идеальная и прекрасная, как швы на ее одежде, Стинки в аляповатом ярком наряде обменивались взглядами, которые невозможно было расшифровать.

Видимо, чтобы Кевин научился, ему придется ждать очень долго. Пока сам не вырастет.

∞∞∞

№2 видел, как краснело лицо Милли, и сам сжимал зубы от бессилья. Кукла совершенно спокойно смотрела на них с вершины пика, на который они должны были забраться. Чтобы задать все вопросы, им все равно придется играть по их правилам. Милли двигала неконтролируемая ярость. Лиз говорила, что Милли всегда более импульсивная и эмоциональная, поэтому и танцы ей давались лучше и всякие соревнования: двигаться быстро, резко и на пределе возможностей – так она выражала свои чувства. Продолжать тренировки в лагере, куда она добровольно согласилась прийти только ради Лиз, она больше не собиралась.

«Но вот мы оба здесь, выполняем то задание, которое она дала»

Следовать правилам Куклы или Королевы №2 ни дня не пугало и не заставляло нервничать, но теперь без Лиз и ему стало тяжелее. Хотя это не то же самое, что потерять такого родного человека, как сестру, когда только нашел его после долгой разлуки. Если бы ему вернули маму, как бы он поступил? Теперь семью ему заменяли близнецы, он старался не вспоминать о ней. Так они все вместе договорились: не заводить разговор о том, откуда они, кто их родные, думать только о том, чтобы защитить друг друга.

Милли сплюнула кровь, когда в очередной раз сорвалась, поднявшись почти до половины. Ее движение становились все более скованными, хотя она продолжала терпеть явную боль. Лодыжка на правой ноге распухла и посинела.

– Вы должны быть уравновешены и спокойны, если хотите достичь меня. Ну же Милли, разве тебе не хочется узнать, почему твою сестру вновь отняли у тебя?

– Я поднимусь и убью тебя, сразу после того, как ты мне все расскажешь, – Милли уже почти рычала.

№2 подошел к ней ближе, кладя руку на плечо, – девочка тут же раздраженно дернулась, сбрасывая ее, но №2 снова сделал это, сжимая плечо крепче:

– Не злись, я понимаю, как ты себя чувствуешь, но не злись, иначе ты никогда не поднимешься наверх. Мы сделаем все, чтобы ее вернуть, слышишь меня, Мил? Успокойся, ради Лиз.

Конечно, успокоиться и продолжать тренировку, как раньше, Милли не могла. Глазами она метала молнии в сторону Джорджии, сжимала зубы, но все же стала меньше дрожать и с новыми силами начала подъем. №2 выдохнул: если вдруг сейчас она не чувствует боли, поглощенная другими чувствами, она может умереть от болевого шока. Прямо как мальчишка из другой группы несколько дней назад. Они с Лиз тогда возвращались с тренировки вдвоем, когда мимо промчались трое девочек немногим старше них, за ними плелся мальчик с партнером на спине. Тот скулил и плакал, несинхронно дрожал, а сломанное плечо дергалось и пульсировало. Они шли медленно, за ними тянулись капли крови, оседающие на траве.

– Он умирает, – просто заявил №2.

Первый мальчишка только устало посмотрел на него и отвернулся.

– Мы должны им помочь, – сказала Лиз, дернув его за рукав.

№2 покачал головой:

– Мы ничего не можем. Он умирает.

Девочка бросила на него тоскливый взгляд и отвернулась.

– Когда его донесут до пункта помощи, он потеряет слишком много крови. Никого из нас до сих пор не научили, как накладывать повязки и жгуты. Спасает то, что ты с Милли хоть что-то умеете. Как думаешь, почему?

Лиз, давя подступающую истерику, всхлипнула.

– Им же нет дела до нас. Если справимся – хорошо, если нет – приведут других. Детей найти не проблема, детей из неблагополучных семей – еще проще. Не знаю, как здесь, а у нас в городе построено три больших приюта. Они переполнены, – Лиз вспомнила, как вместе с родителями присутствовала на благотворительном вечере в одном из них. Они дарили игрушки и одежду от фонда ее родителей и их бизнес-партнеров. Пожалуй, это единственное хорошее, что богачи делали в своей жизни.

Конечно, тот мальчик умер. Они видели, как упал второй, который держал на спине своего партнера, и закричал. Лиз в тот вечер плакала дольше обычного.

№2 чертыхнулся и полез за Милли. Давать ей умереть он не собирался.

Кукла удовлетворенно смотрела, как они упорно карабкались наверх. Милли вызывала у нее смех и нервный тик. Пока еще слабый котенок так сладко мяукал и скалил зубы, что мог вызывать только умиление, хотя и раздражала порой своим детским взглядом на мир. Хотя это и ожидаемо.

Кукла все сделала правильно, не ошиблась, как всегда. Джорджия была идеальнее многих в создании стратегий еще в те времена, когда училась в школе: военные учения, построения, сборка оружия. Неприятные воспоминания, но это дало ей то, что она имела сейчас. И если бы не инженерия, если бы не смерть ее малышки, если бы не все то, что произошло с ней десятки лет назад, она могла быть стать офицером, генералом – отомстить всем, кто уничтожал ее с самого рождения. Хотя теперь она признавала, что смотреть на мелкие страдания других действительно интересно. Особенно, когда ты находишься выше них.

Бесполезные создания.

Кукла смотрела. Милли смотрела в ответ, будто бы и не цепляясь за острые камни, а, слегка касалась вертикальной поверхности, бежала к своей добыче. №2 карабкался прямо за ней, спокойно продумывая каждое свое движение. Они работали совсем по-разному, но гораздо эффективнее вдвоем, чем втроем. Ожидаемо.

«Пора переходить ко второму этапу тренировок», – решила Кукла. «Королева будет довольна.»

Милли поднялась на самый верх и уже была готова вцепиться ей в горло, вот только Кукла за секунду оказалась в самом визу, насмешливо махая бойцам рукой.

Милли недовольно цокнула и заскользила вслед за Джорджией по более пологому краю, цепляя ногами и руками выступы. Она едва живая приземлилась наверх, скуля от боли в спине и дергая сломанной ногой.

Кукла присела рядом с ней на корточки, склоняясь ближе.

– Нельзя быть настолько импульсивной. Это доведет тебя до могилы, глупая девчонка.

Милли только прожигала ее взглядом и хрипела, не имея возможности что-то сказать.

– Лиз не подходила для вашей группы. Я отправила ее с Вивальди и Люсьен на базу группы B. Закончите всю подготовку, и вам разрешат встретиться. Поняла? Иначе больше никогда не увидишь ее.

– Какая же ты... – с трудом просипела она, переворачиваясь на живот, и наконец вдыхая менее болезненно.

– Подумай сама, кто в этом виноват? Разве не они отправили тебя в тот парк? Мы строим мир без Никого, так что если хочешь жить в нем вместе с Лиз долго и счастливо, делай, что говорят, работай, и все у вас будет хорошо, – будто бы искренне произнесла она и с чувством выполненного долга поднялась на ноги, смотря на стоящего у горы Второго.

«С трудом верится», – пронеслось в голове Милли. Судя по взгляду №2, они был с ней согласен.

– Отведи ее в медпункт. Пускай ее восстановят как можно быстрее. Я подготовлю все для вашей следующей тренировки.

№2 смотрел на ее удаляющуюся спину и не мог понять, как человек может быть настолько жесток и равнодушен к другим. Им всего двенадцать. Они всего лишь маленькие несформированные дети.

– Отвратительная.

Он опустился к Милли, осматривая ее ногу.

– Ходить сможешь?

Девочка только булькнула что-то, перед тем как отключиться.

№2 устало вздохнул: придется найти хоть что-то, чтобы закрепить ее ногу. Главное, чтобы не был поврежден позвоночник. Если они сегодня выживут, придется снова выживать завтра. Мальчик все больше привыкал к такой жизни. Это было... неплохо.

Подняв Милли с земли и закинув самую здоровую руку себе на плечо, он взял ее на руки и поплелся в сторону лагеря, надеясь, что не встретит кого-то еще из тренирующихся ребят по дороге. Слышать: она умирает – хоть от одного из них №2 не хотел. Принимать, что его семья опять может развалиться – тоже. Он верил, что вдвоем они справятся. Наивная надежда, конечно, когда все, что они могут сейчас, – рассчитывать только на себя.

∞∞∞

– Кто вы? – спросил Кевин, настороженно глядя на женщину и не отпуская руки Стинки. Тот сощурил маленькие глаза и улыбнулся.

– Кевин, это приветствует нас Дама Бубен. Она нас сопроводит на представление, верно говорю?

– Разумеется. Нам направо, – она повернулась в указанном направлении.

– Представление? Какое еще представление? – шептал Кевин, дергая Стинки за рукав.

– Цирковое. Люди увидеть кое-что должны сегодня. И ты увидишь. Дама Пик хочет, чтобы ты увидел, – он улыбался, смотря вдаль, пока говорил это. Кевину показалось, что именно так выглядит предвкушение. Чуждое ему чувство.

Под шатром мест было, казалось, столько, что поместились бы все гости с Праздника Цветов. Зал был полон. Множество детей и взрослых сидели на скамьях, одетые в дорогие одежды, вышитые камнями и золотыми и серебряными нитями. В голове Кевина пронеслась мысль о том, насколько тяжелыми должны быть все эти наряды. Скованный будто бы плотным воротником, он пошевелил головой, освобождаясь от невидимых фантомных оков. Он сидел в совершенно простой одежде, неприметной, а оттого слишком выделяющейся среди всего лоска и блеска остальных зрителей. Однако Стинки при всей яркости своего наряда казался еще более аляповатым, его невозможно было не заметить, и это ощущалось... замечательно. Эта свобода, когда никто не смотрел на тебя свысока, несмотря на то, (и потому) что ты всего лишь ребенок, была незнакомой и подозрительной.

Девочка в шляпке, сидевшая справа от Кевина, восторженно кричала, приветствуя Шпрехшталмейстера, выходящего на цирковую арену. Ее голубые волосы выбивались из-под канотье и торчали такими острыми прядями, что больно задевали Кевина каждый раз, когда она сильно наклонялась в сторону, повторяя движения акробатов, когда уклонялась от рыка львов, выходивших на манеж, когда закрывала глаза, когда один клоун насмехался над другим. Цирк был не так интересен самому Кевину, да и Стинки постукивал пальцем по своему колену достаточно нетерпеливо, что стало очевидно: они оба ждут чего-то. Никто, правда, из зрителей, не испытывал никакого интереса к этим двоим. Стинки, забравшему книгу из библиотеки, это было только на руку. Кевина съедало любопыство.

Наконец, на арену вышла Дама с лошадьми. Хлыст с металлической цепью на конце выглядел устрашающе в ее руках. Стинки смотрел на нее, в глазах его, кажется, слившиеся по цвету с гримом вокруг них, горело нетерпение. Лошади скакали по кругу, вставали на дыбы и ржали по указу их дрессировщицы. В какой-то момент свет погас, и послышался тихий свист. Хлыст и кайма одежды и шляпы на Даме засветились холодным светом, а из ее рта вышел сизый дым, трансформирующийся в лучах холодного света, льющегося с верха шатра, в образ льва. Зрители увидели, как он разинул пасть, и услышали пробирающий до костей рык.

Под куполом зажглись огни, и Кевин увидел, как оттуда на него посмотрел он сам, хитро улыбающийся и быстро шевелящий губами. Изображений было слишком много, гораздо больше, чем зрителей, однако мальчик не мог разглядеть ничьего лица, кроме своего. Отовсюду послышался шум: женщина схватилась за голову и выбежала из шатра, за ней вышло еще несколько человек, затыкающих уши. Маленькая девочка плакала на трибуне, дергая за рукав сидевшего рядом мужчину: он неверяще уставился наверх, практически не дышал и не реагировал ни на что вокруг.

В голове Кевина послышался скрип стекла. Некто по ту сторону прислонило лоб к разделяющей их поверхности, его голос зазвучал в голове как металлический перелив помех в трубке на старом стационарном телефоне, тихий, пугающий.

– Я поймаю тебя и займу твое место, скоро, совсем скоро. Ты неудачник, Кевин – никогда не забывай, что стало причиной твоего проигрыша. Слабак.

Стинки подергал его за плечо.

Кевин непонимающе посмотрел на него, но тот лишь улыбнулся.

– Вот оно. Ты видел. Они близко, правда? Надо идти.

Мужчина встал, и медленно прошествовал мимо других зрителей, все еще прикованных к креслам и магическому представлению, устроенному лучшей ведьмой из ныне живущих. Не мог обычный цирковой дрессировщик устроить нечто настолько яркое. Было ли это частью шоу, фокусом? Кевин не мог в это верить.

– Но... куда мы теперь? Это все, что мы должны были увидеть? На какие из моих вопросов это должно было ответить? Я не понимаю! – Кевин раздраженно дернул фрак Стинки, упрямо вставая посреди улицы, и смотря ему в глаза. – Я не пойду назад, пока вы мне все не объясните.

– Кевин хочет ответов? Стинки может их дать, но зайдем в одну палатку с магическим товаром.

Рядом с ними как раз стояла одна. Девушка в платке, накинутом на голову так, что скрывала лицо, сидела и протирала кинжал платком с серебряным напылением.

– Девушка магические предметы продает?

– Продает, – тихо ответила она.

– Руны продает? И чтобы работали! – настойчиво сказал Стинки.

– Продает. Руны магические. Комплект из двенадцати рун, – она потрясла мешочком. –Деньги вперед. 800 Ге.

– Это так. Товар соответствовать цене должен, – он протянул несколько золотых монет девушке. Она в ответ бросила в него мешочком с рунами.

Стивен подал знак Кевину, и они отошли подальше от палатки.

– Кевин посмотреть должен в мешочек.

Мальчик принял мешочек и достал одну руну.

На деле она оказалась обычной деревяшкой, покрытая символами.

– Видишь? Все это есть ложь. Купцы, цирк и люди в мире этом. Обман, корысть. И никакой совести, кроме той, что прибыль приносит. Ее еще называют чииистой, – он протянул последнее слово.

– А вы ей?.. – поинтересовался Кевин, имея в виду оплату.

– Всего лишь фальшивое золото. Товар цене соответствует. А теперь спрашивай.

– Что это было такое? Зачем нам вообще было сюда ехать?

– Кевин должен слушать внимательно. Скоро наступит день, когда всем надо будет сразиться с собой. Мы сами для себя – худшие враги. И если Кевин не понимает сейчас, может он понять потом. В день этот все изменится. Ты должен с Исидой говорить, когда вернемся. И с человеком с одним, тебе передадут, ясно? Но молчи и ни с кем не обсуждай, когда мы будем в Мире Первом, ни с кем. Больше я ничего не скажу.

∞∞∞

Биоктагон.

Правильный восьмиугольник. Ровный и геометрически идеальный, словно сконструирован Фариборзом Сахбой, симметричный настолько, что пугает. База группы B располагалась на огромной местности, сокрытой от глаз высокими гладкими стенами. Лиз она показалась необъятной: Биоктагон возвышался над ней всего на десяток метров, но его серые бетонные толстые стены напоминали скорее тюремное помещение, чем базу для разработок новой техники. Люсьен не раз говорила о том, с кем они работают, вернее с чем. Создаваемые для бойцовской группы А роботы и различная техника от фонарей и подъемных механизмов до средств перемещения между мирами была основой работы на Биоктагоне.

База состояла из двух частей: технической и лаборатории. Вивальди с Люсьен уже много лет занимались составлением программ тренировок для детей из других миров, и Лиз надеялась, что она сможет работать с ними, как это было в тренировочном лагере группы А. Остаться без Милли было тяжело, не знать о ее здоровье еще хуже, но, если бы ей позволили заняться их тренировками, может быть, им удалось бы придумать, как покинуть этот странный мир. С тех пор как она попала сюда, мысль вернуться домой уже не казалась такой ужасной. Лиз не могла поверить, что подобные мысли могли появиться в ее голове, однако лучше быть живыми и в безопасности в месте, что дарило горькие воспоминания, чем надеяться на быструю смерть будучи разделенной с Милли.

Если раньше она не чувствовала, что может умереть, то теперь бетонные стены Биоктагона насмешливо говорили ей об этом. Он может стать ее последним домом, ее могилой.

Вивальди ровно шагала совсем рядом с ней, не отрывая взгляда от двери в конце коридора.

– Чем я должна буду здесь заниматься? – тихо спросила девочка, боясь представить, что ждет ее там. Стены были идеально белые, однако из-за вьюна, расползшегося по стенам, они чуть болезненно отливали зеленым. Лиз громко в мыслях молилась, чтобы это был знак того, что они окажутся в лаборатории. Ей нужно быть там. Как можно ближе к сестре.

Они остановились у двери. Вивальди приложила ладонь к сканеру, раздался звук, и девушка ярко засветилась голубоватым светом.

– Сия тебе все объяснит. Джорджия запретила тебе появляться в лаборатории, да и твои физические показатели улучшились за последние дни, поэтому теперь будешь тренировать Монстров, – голос Люсьен впервые показался таким тяжелым, словно бетон, из которого Биоктагон состоял, в один миг обрушился прямо на голову Лиз. – Прощай.

Двери открылись, и Люсьен вытолкнула ее прямо на огромную арену, в центре которой стояла девушка в тренировочном комбинезоне. Ее длинные волосы, тонкие, словно нити, были собраны в два хвоста, гладких, ровных и блестящих, словно одно целое.

– Ты пришла. Время начинать. Защищайся, – ее громкий воинственный голос прозвучал в паре метров от нее за секунду, как руку обожгло, как от удара хлыстом. На руке расползлась красная тонкая полоса, и, словно вспоротая острым скальпелем, кожа в месте удара разошлась. Лиз вскрикнула от боли. Обстоятельства разворачивались совершенно против нее. Паучьи волосы Сии обвили ее ноги, поднимая вверх.

– Ты такая слабая. Почему отправили сюда? – названная Сией девушка не видела в ней потенциал. Лиз и сама не видела в себе ни способностей, ни желания драться.

– Я не хотела сюда, мне нужно в лабораторию. Отпусти меня!

Хмыкнув, Сия отпустила ее.

– Тебе нельзя, придется быть той, кем сказали. Такие правила, – Сия встала в боевую стойку, прикрывая на секунду глаза. – Защищайся.

Лиз выдохнула, наконец отклоняясь от удара.

∞∞∞

В Восьмом Мире они оказались, когда жаркие звезды, склонившись низко над этим миром, окрасили небо в огненно-красные цвета. Вдалеке слышались тяжелые шаги, равномерный стук и лязг металла.

– Мы близко к шествию. Пока не закончится – говорить нельзя. Совсем. Кевин понял? – Стинки не отрывал взгляда от небес, нависавших над ними так низко, что становилось душно.

Температура в этом мире достигала невероятной высоты. Пустынные равнины вокруг только делали ситуацию хуже.

Горло саднило как после быстрого бега, а кожа всего тела чесалась, ее сводило, словно все вокруг высасывало из Кевина всю жидкость. Это место было похоже на Черную дыру, засасывавшую все, что в нее попадет. Голову сдавливало, а ноги и руки практически не слушались, тело пригвоздило к раскаленной красной земле. Кевин попытался расслабиться, когда Стинки легко оперся на свою трость и с ожиданием посмотрел направо.

Из тени, создаваемой высоким песчаным холмом показалась пара скелетообразных созданий. Они держались сцепленными вместе руками друг друга за шест с рубиновым наконечником. Он словно бур разрезал песчаную землю под ними. За ними вышла еще одна пара, за ними – еще несколько, пока все они не выстроились в длинный раяд черных костюмов и шестов. Из-за спины Кевин услышал пронзительный вопль, потом тяжелые всхлипы, однако не мог обернуться. К стройным рядам приблизилось странное существо.

Эта женщина выглядела странно непохожей на остальных участников шествия. Грязно-белого цвета пышные волосы резко выделялись на фоне строгих черных костюмов, надетых на каждое скелетообразное создание. Ее лица нельзя было разглядеть: женщина стояла к ним спиной. Вот только как бы оно не выглядело, ничто не смогло бы сравниться с худыми обугленными ногами. У нее не было ступней. К обгоревшим щиколоткам ноги ее сужались, создавая вид острых лезвий. Но он ни за что бы не сказал, что это приносило незнакомке неудобства. Стучащие словно каблуки о кафельную плитку острые ноги быстро несли свою хозяйку к концу процессии. Кольца и браслеты на костяных руках позвякивали, пока сами руки буквально висели, не принимая участия в движении.

Кевин помнил о предупреждении: пока шествие не завершится, нельзя произносить не звука, но, не удержавшись, еле слышно шепнул Стинки:

– Кто эта женщина?

Но старый владелец театра лишь скосил глаза на мальчика. Тот, поняв, что ему все равно не ответят, продолжил рассматривать участников процессии.

Она кричала в такт звона браслетов, в такт шагов участников процессии, в такт биения сердца Кевина.

Это место завораживало. Запах тяжелый и густой заполнил легкие.

Шествие замедлилось, а спустя несколько секунд совсем остановилось. Пары расступились, отходя от проделанного разлома на несколько метров. Один из скелетов оказался совсем близко к Кевину, однако, повинуясь невидимому приказу, он вынужден был опустить голову. Стинки прикрыл глаза, из-под ресниц наблюдая за тем, что будет дальше.

Полуночные редко организовывали подобные процессии на закате.

Что-то явно должно было произойти.

Однако песок под ногами зашевелился, засасывая Кевина и Стинки, который огорченно вздохнул, когда не смог досмотреть оставшуюся часть шествия. Небо мигнуло над их головами, когда они оказались в полной темноте.

Стинки приоткрыл крышку над ним, выходя уже в Театре.

Кевин несмело пошевелил руками и ногами, не веря, что снова мог ими управлять.

– Дома, – только и сказал Стинки.

Кевин почувствовал себя разочарованным.

∞∞∞

Шаг, второй. Адагеил ощущает себя такой легкой, словно перышко. Еще никогда не было так легко, как во сне. Она идет по тонкой веревке, связывающей два дома. Карточные домики, хрупкие без того, чтобы кто-то забирался внутрь и тем более наверх. Но это сон, Адагеил всегда чувствовала, что во сне она всесильна, ее фантазия безгранична – в этом была ее сила, Дама Бубен так говорила. Адагеил ощущает себя во сне своей, не чужой принцессой, которую так презирает Женевьева – глупая девчонка со своими искусственно белокурыми волосами. Адагеил была настоящей только здесь, сколько бы лет ей не было, во сне она была свободна.

Конечно, она знала, что ее сны влияли на реальность, по крайней мере, на ту, в которой находилось ее тело. Дама Пик назвала это забавным словом «лунатизм». После собственного отражения Адагеил вряд ли что-то могло бы ее напугать, и окажись она сейчас хоть на парапете на крыше южного крыла, в котором располагалась ее спальня, она не испугалась бы. Сейчас она находится в той реальности, в которой она действительно могущественна и бессмертна.

Здесь она могла видеть сны других.

Здесь она могла увидеть то, что скрыто от других.

Воспоминания о прошедших и мечты о будущих встречах Галатеи и Моники.

Беспокойные сны – Септембер.

Трогательные, полные вопросов и размышлений даже в сновидениях – Ариадны.

Дизейла. Она знала его еще ребенком. Когда он попал сюда, когда широко открытыми глазами смотрел на Даму Пик – статную, истинную королеву (во сне Адагеил могла позволить себе подобную вольность и думать о том, против ли она правления Домино), Адагеил только смеялась над его наивными чувствами. А потом она встретилась с Дамой Бубен. Она просила заботиться о Дизейле. Он этого не знал. Уже сотни лет прошли с тех пор, как они не виделись, однако во снах до сих пор Дизейл видел только ее – главную городскую ведьму Седьмого Мира, свою названную мать.

– Нам стоит разбудить ее? – Ариадна весело скалилась, глядя на Адагеил, в одной ночной сорочке балансирующую на тонкой нити между двумя фонарными механизмами, на которой висели флажки с праздника не так давно завершенной игры Цветов. Адагеил улыбалась, и Ариадна, как малютка, пыталась копировать ее. Ее острые зубки засияли в свете между приоткрытых губ, и Женевьева шикнула на нее.

– Прекрати скалиться, выглядит отвратительно, – Женевьева даже всплеснула руками. Истинная принцесса. Кроткая и аккуратная во всем, что касается красоты и Королевы.

– Это ты за мной увязалась, не хочешь – не смотри, – сказала Ариадна и показательно широкой квадратной улыбкой, демонстрируя аккуратные треугольники зубов, улыбнулась в лицо Женевьевы.

Женевьева помнила, как эти зубы вгрызались в гостей в Розовом саде десятки лет назад. Она помнила, как и сама перестала быть прекрасной в тот день, перестала подходить Королеве. Воспоминание было свежим, иссохшаяся с дряблой и сморщенной кожей рука – тоже, совсем не изменилась.

– Все, что касается королевской семьи, касается меня, – преодолев отвращение, она твердо припечатала причину нахождения здесь.

– Ну конечно, – парировала Ариадна. – Слежка – мое дело. Кто справится лучше, чем я, могущая обращаться в то, чего желает Королева?

– Королева желает видеть тебя змеей? – недоверчиво хмыкнула Женевьева.

– А как еще объяснить мои метаморфозы?

– Мета- что? – Женевьева кашлянула, хрюкнула, пытаясь сдержать смех, и все-таки рассмеялась. – Где ты слово это подцепила?

– От Дамы. Она так это называет.

Они в мир замолчали и снова обратили все свое внимание на Адагеил. Она рисовала что-то в воздухе, улыбалась и что-то беззвучно произносила губами. Шпионки подошли ближе, пытаясь рассмотреть, что именно она говорила.

– По губам читать умеешь? – спросила Женевьева.

– Конечно! – горделиво вздернув подбородок выдала Ариадна. Адагеил сделала несколько взмахов рукой. – Смотри, она рисует птицу!

– Что?

– Дай мне порошочек! – упрямо посмотрела она на Женевьеву и протянула руку.

«Порошочек» был уникальным изобретением Галатеи. Смесь измельченного рога одного из видов оленьих полукровок с обычными одуванчиками могли управлять движениями воздуха, замедлять его течение и сохранять и подсвечивать все формы и окрашивать скорости даже самых микроскопических частиц воздуха, чтобы показать сохранившиеся воздушные воспоминания.

Ариадна бросила в воздух горсточку, и изображение, рисуемое рукой Адагеил, едва не ослепило их.

Яркий оранжевый контур шара, от которого вниз тянулось белесое полотно, по бокам от полотна раскинулись яркие птичьи крылья.

Они забыли, что хотели прочитать, что же такого говорила Адагеил.

Это было неважно, на самом деле, они бы все равно ничего не поняли. Адагеил просто говорила с Отражением Исиды.

Грядут великие перемены.