Глава 6. Куб
То, что ты ищешь, ищет и тебя тоже (с) Ричард Бах
Что есть смерть? Спустя столетия практически бесцельного существования ты начинаешь ощущать потерю вкуса к жизни. Перестают радовать выбранная профессия, окружающие тебя люди. Ты сменяешь города, страны, миры, живешь так, будто бы смерть никогда не наступит. И она не приходит: никакой старухи с косой, ни ангелов, ни дьяволов – какие еще есть символы? В Шестом Мире создали немало образов, ассоциирующихся у людей с тем самым пугающим мгновением в конце пути.
Последние пару десятков лет для себя Дама связывает смерть с безысходностью. Когда у человека ничего нет, когда он пуст и наделен апатией, он мертв. Конечно, неприлично долгая жизнь способствовала отказу от любых радостей. Уже не хотелось лезть на рожон – риск перестал приносить адреналин или страх. Дама просто была осторожна в том, что касалось не только нее, но и... Дизейла, например?
Признавать его ценность для себя было в разы легче, чем важность. Погружаясь в воспоминания, снова видя смерть перед глазами, Дама вновь и вновь осознавала истинный образ этого мира.
«Его воплощением являются люди и живые существа. Они наполняют его, делая марионеткой в своих цепких пальцах. Первый Мир подстраивается к условиям, растягивается так, как должен. Однако сможет ли он терпеть унижение еще дольше? Совсем скоро все, что населяет его, умрет, и оставит мир пустовать. Не только наш, это коснется каждого. И не останется ничего, он будет заброшен, забыт. Это и будет смерть» – женщина посмотрела на шампанское в бокале. В темноте его шипение напоминало об Ариадне. Каждый раз внутри разливалось тепло, колющее пальцы, как ее острый взгляд.
– А если и я скоро умру? Что будет с ними? – руки задрожали, сжимая бокал до легкого хруста. По стенкам пошли легкие трещины.
– Не думай, об этом, дурочка, – прошелестел голос позади Дамы. – Ты вечно теребишь старые раны, – Королева за секунду оказалась рядом и положила свою ладонь на руку женщины. Шепот ребенка словно гипнотизировал все вокруг, стало слишком тихо, даже скип шестеренок в груди на время остановился.
Домино, шепчущая слова утешения, казалась всего лишь видением. Вряд ли она действительно жалеет ее.
– Ты придворный врач, который совершенно не чувствует физической боли. Зато всячески истязает себя морально. Нам с тобой уже столько лет, что внутри не должно было остаться ничего. Помнишь, как мы создавали этот загибающийся мирок практически с нуля? Тысяча лет прошла, не кажется, что пора отпустить свои привязанности?
Королева склонилась над Дамой, позволяя себе подобную блажь перед той, что всегда стояла рядом. Прозрачный безразличный взгляд столкнулся с уставшим взглядом Дамы Пик. Домино зажала ее лицо в ладонях.
– Что ты делала в Кубе? Какие у тебя секретные дела с Дизейлом?
– Всего лишь безобидные перепалки. Он, как мальчишка, вечно пристает со своим вниманием.
– Ты ведь понимаешь, чем тебе грозит ложь. Вам обоим.
– Мне уже столько лет, что просто не осталось смысла лгать кому-то. А тем более Вашему Величеству.
Домино отпустила ее.
Дверь в покои Дамы тихо закрылась за ее спиной.
– Что-то заподозрила? – из тени вышел Дизейл.
– И где ты все это время сидел? – недовольно спросила женщина, даже не надеясь на ответ. – Она всегда всех во всем подозревает уже много лет.
А затем снова спросила:
– Зачем пришел?
– Залечить твои раны.
Дизейл подошел так близко, что чувствовался холод его цепей. Шляпа слетела с головы, при падении задевая перьями ее лицо.
– У меня их нет, можешь уходить.
Дизейл только усмехнулся:
– Ты всегда так говоришь, и никогда не прогоняешь.
Утопая в его теплых объятьях, Дама снова и снова понимала, что сама никогда и не сможет прогнать. Не его.
∞∞∞
Пробуждение Милли было совсем неприятным. Все тело ломило как при лихорадке, в комнате было безумно холодно. Лиз лежала на соседней кровати, читая книгу. В окно врывались потоки ледяного ветра со снегом. Кажется, она снова подхватила простуду.
– Лиз, закрой окно, жутко холодно, – прохрипела Милли.
– Ты же сама сказала ни за что не закрывать его, – удивленно сказала сестра, не отрываясь от книги.
В комнату, постучавшись, вошла Тея.
– Вот молоко для юных принцесс.
– Тея, закрой, пожалуйста, окно, я вся продрогла, – попросила Милли.
– Но тогда Лиз станет жарко, верно? – обратилась она к сестре.
Потом молча поставила молоко на прикроватные столики.
Надеясь, что хоть это согреет ее, Милли сделала большой глоток, закашлявшись, когда в горло попал кусочек льда.
– Почему молоко такое холодное?
– Как пожелала молодая госпожа.
– Я ведь никогда...
Тея нависла над ней, прижимая ее к кровати.
– Если молодая госпожа недовольна тем, что ей дают, тогда, может быть, она просто уйдет и не станет позорить своих родителей своим существованием?
– Ч-что? – глаза Милли расширились.
– Просто умри, неблагодарная дрянь! – прорычала Тея и сжала горло.
Ослабев от болезни, Милли собрала все силы, отдирая руки няни от себя. Глаза закрывались, воздуха не хватало. Тело конвульсивно дергалось, управлять им было невозможно. Последнее, что она заметила, прежде чем закрыть глаза, – пустые глазницы Теи.
Внезапно няня отпустила ее, отступая на несколько шагов, а потом падая на спину. Держа в руках лампу, за ней стояла мама.
– Милли, солнышко, ты в порядке? – она ласково смотрела на дочь, проверяя шею и пульс. – Тея словно с ума сошла. Я так хотела принести молоко сама, пожелать вам спокойной ночи, а она выдернула его из рук. Зачем только мы ее наняли, – она погладила Милли по щеке.
«У нее такие теплые руки», – подумала Милли, не до конца осознавая, что происходит.
– Что ты тут делаешь, мама? – сипло спросила она через несколько секунд. Мама сидела на краю кровати, внимательно осматривая ее.
– Что? Почему и ты так?.. – она уткнулась в ладони, до Милли донесся плач.
«Эта женщина... Она никогда не плакала.»
– Неужели ты думала, что я и правда приду, чтобы пожелать спокойной ночи? – голос звучал приглушенно из-за рук, но Милли отчетливо расслышала смех.
«Видимо, это просто видения. Этого не может быть.»
Милли пересилила себя, вставая с кровати.
– Конечно нет! – отрезала девочка. – Она никогда не приходит к нам, кто ты? Что здесь происходит?
– А ты как думаешь? – из-за спины прозвучал голос Лиз.
Милли отступила к окну. На нее смотрело два пары пустых глазниц. Они наливались кровью, медленно двигаясь по бледным лицам, оставляя ямы и трещины, тонкие тела вытягивались.
Тонкие полоски ртов чуть приоткрывалась, когда они говорили.
– Нам нужно твое сердце. Отдай его нам, и тебе все вернут, у тебя будет все, что захочешь.
– Не будет, замолчите. Никто не сможет дать мне то, чего я хочу больше всего, тем более какие-то уродливые...
– Уродливые? Оглянись, – протянула мать.
Милли повернулась. На нее смотрело то же существо, что она видела в зеркале в комнате в замке.
– Теперь видишь?
– Что это? – яростно произнесла девочка, разворачиваясь.
Она стояла в комнате из зеркал, маленькой, ужасно узкой зеркальной комнате.
И в этой маленькой, ужасной комнате она была одна, и только жуткое существо смотрело на нее из каждого зеркала.
– Неужели ты не помнишь? Ты сделала это с нами, – губы существа в зеркале шевелились. Единственная рука ощупывала лицо, повторяя движения руки Милли.
– Это ты во всем виновата, или это были Никто? – она дотронулась до губ.
Они растянулись в улыбке.
– Теперь понимаешь? Это ты. Это мы, вместе.
Милли слышала сотни голосов, не узнавая среди них свой.
Комнату заполнил туман. Послышался высокий мальчишеский голос.
– Как она мучается. Забааавно, – весело проговорил он. – Отец, может, мне помочь ей?
«Мне? Мне не нужна помощь.»
– Не трогайте ее, она должна сама выйти оттуда, – послышался женский голос.
– Выйти откуда? Кто здесь? – прокричала Милли, пытаясь заглушить бесконечные голоса существа из зеркала, повторявшие «ты, мы, это все ты сделала».
– О, она услышала, – снова донесся веселый голос мальчика. – Раз слышит, то почти свободна, иди ко мне, кис-кис-кис, хахаха.
Милли вскочила на ноги. Еще бы она молчала, когда ее дразнят какие-то невидимые мальчишки. Плевать на это существо. Это все просто кажется, розыгрыш, шутка – что угодно.
Милли пробиралась сквозь плотный и густой, словно вата, туман, тут и там неожиданно путь преграждали чужие руки, когтистые и обрубки, сильные и слабые, словно старческие.
Не обращая внимания ни на что, она пыталась выбраться, найти выход из этого сумасшедшего дома, в который превратилась ее собственная комната.
– Все это нереально, все это нереально, – повторяла она, упорно двигаясь вперед, пока не наткнулась на прутья решетки. Она шла вдоль нее в поисках двери – доказательства, что это лишь бутафория, чья-то очень несмешная шутка, за которую можно и нужно наказать. Никто не смеет так шутить на Милли, унижать и издеваться. Никогда.
Руки наткнулись на замочную скважину.
«Вот и дверь», – девочка радостно улыбнулась.
– Ну что, кому жизнь не дорога? – раздраженно проговорила она, резко открывая ее, и выходя из этого странного места.
Перед ней стояло трое.
Мальчишка склонился совсем низко, любопытно разглядывая ее.
– Она проснулась.
Он отвернулся, подбегая к высокому темноволосому мужчине и прячась у него за спиной, когда к Милли приблизилась Кукла.
Девочка осознала, что лежит на столе, привязанная к ней по рукам и ногам.
– Что я?.. Что ты? – рубленными фразами спрашивала Милли, нечетко и невнятно, чувствуя, как еле ворочается язык. Он будто распух внутри, мешая говорить.
– Ты выбралась, видимо, Королева не зря тебя выбрала, Милли.
Девочка провалилась в сон, в котором уже больше ничего не видела.
Троица вышла из комнаты. Мальчишка все цеплялся за черные одежды мужчины, скрываясь от взгляда Куклы.
– Дизейл, не выпускай ее, пока я не вернусь, ясно? Приказ Королевы.
– Конечно, – мужчина поклонился, металлические цепочки на плаще застучали друг о друга.
Кукла скривилась, услышав это, но промолчала, уходя дальше по коридору с удивительной скоростью.
– Отец, отец, – мальчик дергал его за плащ, – смотри, кажется, этот снова проснулся.
Мужчина устремил взгляд в комнату напротив комнаты Милли.
Этот мальчишка уже больше года жил здесь, почти ничего не ел, только регулярно шумел и вредил себе. Пришлось посадить на цепь. Теперь он только тихо плакал.
– Не обращай на него внимания, №3.
Дизейл отвернулся и пошел в противоположную от Куклы сторону.
№3 во все глаза смотрел, как катается по полу мальчик его возраста.
«Любопытно. И почему отец приковал его? Раньше было гораздо интереснее... когда крови, синяков и ссадин было больше...»
И грустно вздохнул.