Заложница времени

Виолетта раздражённо поправила воротник и закатала рукава, хотя тут же вновь раскатала, чтобы не демонстрировать пока ещё пусть и закрывшиеся, но свежие рубцы на левой руке.

Ещё вчера, прибыв под вечер в Лондон, она решила не пороть горячку, а как следует отдохнуть. Не хватало ещё наделать ошибок, поторопившись. Тем более охота, авроры и ломбард порядком утомили её. Переодев свежую рубашку в туалете, Виолетта оставила чемодан и сумку в камере хранения — четыре фунта за два дня, но оно того стоило. И вот тогда-то девушка поняла, насколько устала. Всё-таки её тело к таким нагрузкам не привыкло. Найдя укромное местечко, Морроу обратилась сорокой и взлетела под крышу, где в компании голубей и уснула.

А теперь крутилась у зеркала в вокзальном туалете. Виолетта всё чувствовала себя не в своей тарелке. Вбитые в неё привычки из прошлой петли требовали, чтобы она надела платье либо юбку, а не носила истёртые джинсы. Да и вообще привела бы себя в порядок, а то выглядела как бродяжка.

— Ничего, Летта, — прошептала Морроу, собирая волосы в хвост. — Мы ещё оденемся как подобает.

Хотя то, что её начало это волновать, означало, что кризис прошёл. Вздохнув, девушка повязала ветровку на поясе. Увы, без неё никак. Нужны карманы. Проверив всё ли на месте: палочку засунула в правый карман джинсов, где та чуть выпирала под выпущенной поверх рубашкой; деньги — в левый; а листок с руной конфундуса спрятала во внутренний карман куртки, где он шуршал при каждом движении. От других пергаментов с кровавыми рунами и испачканного кровью бинта пришлось избавиться — сжечь в унитазе туалета, наблюдая, как они превращаются в пепел с едким запахом горелой крови.

И вот теперь со свежей головой и голодным желудком Морроу протиснулась через толпу на Кингс-Кросс и направлялась к Дырявому котлу. Лучше было перекусить именно магическим завтраком, а не магловским перекусом. Мало того, что цены в Лондоне кусались, а на вокзале так и вовсе были завышены, так и за одну и ту же цену в «котле» она сможет съесть натуральные продукты, а не магловские полуфабрикаты.

Июньский утренний воздух был тяжёлым, пропитанным запахами кофе, выхлопных газов и нагретого асфальта. Морроу не стала оборачиваться сорокой, чтобы добраться быстрее, наоборот, она с интересом изучала людей на пути, витрины, машины. Во-первых, это давало перерыв её вечно планирующему разуму. Во-вторых, если будет постоянно летать, то так и не вернёт тонус мышцам. В-третьих, надо было вспомнить, как в девяносто четвёртом жили обычные люди.

Как Виолетта уже успела приметить, почти у всех взрослых мужчин виднелись пейджеры на ремнях. Женщины, наверняка, носили их в сумках. Лишь у одного парня, вышедшего из чёрного мерседеса с кожаным портфелем, она увидела кирпич сотового телефона в руке. В девяносто седьмом этих кирпичей было всё же больше. Да там и другие мобильные появились.

Так, размышляя о прогрессе маглов, Виолетта добралась до Дырявого котла и толкнула знакомую дверь.

Её сразу окутал густой, многослойный аромат: дымок от камина смешивался с запахом жареного бекона, овсяной каши, свежего хлеба и старого дуба. Воздух был тёплым, почти осязаемым от столетий пропитавших стены запахов эля, табака и магии. Массивные деревянные балки под закопчённым потолком терялись в полумраке, а каменные стены, почерневшие от времени, были увешаны десятками картин в потёртых рамах — портреты давно умерших магов, пейзажи заколдованных лесов, натюрморты с фруктами.

Паб уже был наполовину заполнен завтракающими. Из камина дымолётной сети вышла дородная чета, палочками смахивая сажу с мантий и бормоча что-то недовольное о «проклятых утренних пробках в сети». За массивными дубовыми столами, изрезанными временем и множеством ножей, сидели маги всех возрастов: пожилой волшебник в мантии цвета мха читал «Пророка», время от времени хмыкая и качая головой; молодая ведьма с младенцем на руках одной рукой ела кашу, а другой укачивала малыша; компания подростков шумно обсуждала что-то про квиддич, размахивая вилками с нанизанными сосисками.

Огонь в огромном каменном камине весело потрескивал, отбрасывая танцующие тени на стены. Над ним висел массивный чёрный котёл, из которого поднимался ароматный пар — видимо, варилась утренняя каша. Бармен Том протирал стойку, его лысина блестела под светом масляных ламп, подвешенных на кованых цепях.

— Утречко, Том, — поздоровалась Виолетта, к её удивлению улыбка легла на лицо сама собой.

— О, какие люди! — морщины на лице бармена сложились в добродушную гримасу. — Каникулы, а ты уже с утра, да на Косой!

— Сперва к тебе, — усмехнулась Морроу, садясь за стойку и тут же строя несчастную мордашку. — То-о-ом, я есть хочу. А у меня только фунты.

— Ай-яй-яй, — Том театрально покачал головой, но в глазах заплясали озорные огоньки. — Не положено, мисс Морроу, только сикли могу принять. Правила есть правила.

— О хранитель вкуснейшего завтрака, — молитвенно сложила ладони девушка, возводя глаза к потолку. — Да ниспошли ты снедь обильную на грешную душу сироты бедной!

Кто-то в зале от смеха подавился и закашлялся. Пожилой маг за «Пророком» опустил газету и с интересом уставился на представление.

— Никак не могу, мисс Морроу, — наигранно вздохнул бармен, но уже плохо скрывал усмешку. — Министерство запрещает. Вдруг проверка нагрянет?

— О, великий, я умираю от голода! — Виолетта расползлась амёбой по стойке, свесив руки. — Ну, покорми меня, а? За магловские бумажки. Я ж до зеленошкурых не доползу!

Из зала уже слышался откровенный смех. Даже младенец перестал плакать и с любопытством таращился на драму у стойки.

— Ах, умру молодой, во цвете лет, — похныкала девушка и драматичным голосом провещала: — И стану призраком, что будет ныть каждое утро: «Том, покорми! То-о-ом, я голо-о-одная!»

Том задумчиво покивал, подыгрывая.

— Хм, а ведь экая достопримечательность получится. Такая реклама... «Дырявый котёл — даже призраки у нас завтракают!»

— Хнык-хнык, — содрогалась в искусственных рыданиях Виолетта. — Никто меня не любит, никому не нужна бедная сирота. Умру от голода прямо здесь, на этой стойке!

— Том, да покорми ты ребёнка! — хохотнул мужчина средних лет за соседним столом. — Сердце не выдержит такой трагедии! Заплачу уж.

— Да и я скинусь, — ответил его сосед, вытирая слёзы смеха. — Такой спектакль даром смотрим!

— Все скинемся, — сказала пожилая ведьма, утирающая слёзы смеха. — Неужто мы такую артистку без еды оставим? Да она лучше иных актёров в театре играет!

Зал опять грохнул смехом. Теперь уже и Том не удержался и хохотнул, всплеснув руками.

— Ну что с вами делать, мисс Морроу! Театр одной актрисы прямо в моём пабе устроили!

Виолетта мгновенно преобразилась — вскочила, развернулась к залу и схватилась за сердце:

— Ах, добрые маги! — воскликнула она с пафосом достойным Шекспира. — Вы воскресили мою веру в человечество! Вы воскресили саму — меня! — Морроу артистично распростёрла руки и изобразила возвышенное лицо. — Да озарится ваш день благословенным светом завтрака! Да пребудет с вами удача во всех делах! Да...

— Ладно, ладно, — смеясь, остановил её Том. — А то ещё час будешь благословлять. Садись, драматург наш доморощенный.

Под аплодисменты и смех она драматично раскланялась и стёрла скупую слезу над появившимся перед ней дымящимся завтраком.

— Спасибо, Том, — тихо сказала она, когда шум в зале утих. — Правда.

— Да ладно тебе, — махнул рукой бармен, но глаза у него были добрые. — Развеселила народ с утра пораньше. Это дорогого стоит.

Впервые с ухода от Уизли Виолетта смогла нормально поесть. Она не спешила, смаковала каждый кусочек запеканки с фаршем, травами и сыром, чувствуя, как еда разливается по желудку живительным теплом. Вполне возможно, что это будет единственный её приём пищи на сегодня. Горячий цейлонский чай с ярким ароматом помог взбодриться. Девушка прямо физически ощущала, как наполняется её тело силой.

Закончив есть, Морроу всё-таки уточнила у Тома, должна ли она, но тот лишь отмахнулся от неё.

— Оплатили уже. Да ещё и на чаевые накинули за представление.

Том даже всучил ей ароматную булочку в дорогу. Это было приятно. Тем более они с Томом просто разыгрывали сценку — бармен спокойно принимал в оплату фунты, но публике нравилось участвовать в маленьком спектакле.

Косой переулок хлынул на неё потоком красок и звуков. Несмотря на ранний час, здесь уже царило оживление. Витрины сверкали: котлы шипели паром, мантии колыхались на ветру, будто живые, а в клетках ухали совы, тараща жёлтые глаза. Дети с липкими от мороженого пальцами носились между взрослыми, их смех звенел, как бубенцы. Старик в потрёпанной шляпе торговался за пергамент, а юная ведьма с косичками тянула подругу к магазину мётел, хихикая так заразительно, что прохожие оборачивались с улыбками.

Виолетта замерла, чувствуя, как грудь сжимает тёплая волна ностальгии, смешанной с острой горчинкой. Девушка вспомнила другой переулок — в прошлом цикле, где тени под властью Тёмного Лорда душили всё живое. Тогда улица была серой, как пепел: лица прятались под капюшонами, вывески выцвели, а шаги звучали, как эхо в могиле. Дети не смеялись. Дети вообще почти не выходили на улицы.

Теперь же — жизнь. Яркая, шумная, настоящая. И такая хрупкая. Её губы дрогнули в почти детской улыбке, но в глазах стояли слёзы.

Но сорока в ней не спала, да и не держать же её в мысленной клетке постоянно. Шагая к Гринготтсу среди толпы, где пахло озоном, зельями и пылью от старых книг, девушка поддалась искушению. Крохи магии — тонкой, как паутинка, чтобы не задеть магов с их защитными чарами. Виолетта замедлила шаг у витрины с котлами, а её магия тянула мелочи, как магнит.

Девушка свернула к фонарю, где тень скрывала её от любопытных глаз, и присела, поправляя шнурок. Никто не смотрел. У её ног блестели кнаты — четыре штуки, потёртые, но тёплые, и один сикль, застрявший в щели мостовой. Шпилька с голубым камнем манила сороку, но Виолетта стиснула зубы и одёрнула её:

«Безделушки с чарами — не твой трофей».

Собрала только монетки. Четыре кната и сикль — мелочь, но в кармане приятно звякнуло.

Гринготтс возвышался над переулком. Виолетта толкнула тяжёлую дверь, и внутри её встретил звон монет, скрип перьев и запах старой кожи, смешанный с чем-то металлическим. Гоблины за стойками смотрели цепко, их когтистые пальцы мелькали над пергаментами или перебирали драгоценные камни, которые сверкали в их руках, как захваченные звёзды.

Боль пронзила голову, как раскалённый гвоздь. От этого в ушах загудело, и Морроу чуть пошатнулась, схватившись за мраморную колонну. Пальцы скрючились.

В её голове не было слов. Только образы, ревущие и слепящие.

Золото.

Драгоценные камни.

Блестит.

Гнездо.

Моё!

Взять!

ВЗЯТЬВЗЯТЬВЗЯТЬ!

Это был не голос, а оглушающий, беззвучный визг инстинкта, который выжигал все человеческие мысли, оставляя только одну, пульсирующую жажду обладания.

Сжав зубы и закрыв глаза, Виолетта едва сдерживала инстинкт, магию... А мыслями пыталась вспоминать что-то скучное, что-то обыденное, не блестящее. Это помогало загонять сороку обратно в «клетку». И как только удалось — Морроу сомкнула монолитный щит вокруг неё. Птица билась о ментальные прутья с яростью оголодавшего зверя, требуя, требуя, ТРЕБУЯ дать ей волю.

«Тише, тише. Не здесь. Не сейчас. Потом. Обещаю», — выдохнула она с облегчением и только тогда заметила, что проходящая мимо пухленькая ведьма остановилась возле неё, даже протянула руку, явно желая помочь.

— Всё в порядке. Просто что-то голова закружилась, — вымучила улыбку Виолетта.

— Уверены? — встревоженно посмотрела женщина. — У вас кровь из носа. Может, вам воды?

Морроу достала платок из кармана и вытерла нос — в самом деле кровь пошла. Шмыгнув, она глубоко вздохнула и медленно выдохнула.

— Ничего, всё хорошо, — Морроу посмотрела на женщину. — Мне уже лучше. Спасибо за беспокойство.

Ведьма ещё раз подозрительно посмотрела на неё и отправилась в сторону тележек, но на полпути ещё раз обернулась, явно оценивая её состояние. Виолетта убедилась, что кровь больше не идёт, спрятала платок в карман и отправилась к свободному окошку, где сидел гоблин с длинным носом и шрамом, рассекающим бровь.

— Обмен на галеоны, — сказала Виолетта, стараясь не морщиться от остаточной головной боли, и выложила деньги. Купюры были мятыми, одна порвана на углу, пенсы звякнули о мрамор.

Гоблин пробежался взглядом по деньгам, хмыкнул и отсчитал одиннадцать галеонов и три сикля. Монеты в руке были холодными, тяжёлыми, и Виолетта сжала губы, чувствуя, как в груди закипала досада. В прошлой петле курс был лучше. Впрочем, она тут же нашла объяснение — тогда маглорождённые массово покидали магический мир, и спрос на обмен упал, не было поступлений фунтов.

«Дура, опять напутала с курсом».

С такой суммой даже спрашивать о договоре не стоило. Назло заломят цену.

Устало потерев лицо, Виолетта вышла из банка и задумчиво окинула взглядом Косой переулок.

— Ну, что-то должно было пойти не так, — философски пробормотала под нос девушка.

Одиннадцать галеонов. Смешная сумма для её амбициозных планов. Но Виолетта и раньше начинала с меньшего.