Сердце Ведьмы. Обречëнные Сердца |Книга №2|

Прошло целых три дня. Ксуфирия и Цугуме старались не показываться на людях и ходили воровать лишь по ночам. Они ничего не предпринимали, были тише воды, ниже травы, на что никто внимания не обратил. Даже приказчику, казалось, было всë равно, где они и что творят; он даже не беспокоился за их моральное состояние, ибо увидеть однажды смерть ближних — ломающая душу скверная картина, которую не сжечь, не выкинуть, не забыть. А ведь подобное он и сам когда-то ощутил, но Такушиби здесь ни при чëм: произошло то уже много лет назад, то бишь 160, а с тех пор и люди сменились, и правитель, и система управления, да и век уже не тот, так что отчëтливо помнить давно минувшее время было не то что невозможным — о нëм было горько вспоминать. Прошлое должно быть забыто, будущее закрытым, для нас существует лишь настоящее и только оно.

Приказчик так же как и все не считал поступок барина разумным. Убийство ребëнка — тяжкий грех, который Рекмунду суждено унести с собой в могилу вместе с остальными, не менее скверными пороками. Но нас судят не люди, людей судить лишь Богу суждено, ибо Он наш и судья, и отец, и миротворец, который людей и создал, совершив тем самым ошибку. Люди безобразны по своей натуре, неудачная попытка создания разумных существ, а Бог Он само совершенство, идеал, которого не достичь даже монахам, ибо они тоже люди, тоже безобразны. Единственное сходство между людьми и Богом — это способность совершать ошибки; ведь зря Он создал нас, оплошал, но эта ошибка не является грехом, ибо Бог не способен их совершать. Люди же и грешны, и порочны, и несовершенны, но за их стремлением стать подобно Богу забавно наблюдать. Можно даже вообразить, что Бог нас, людей, именно поэтому и создал: ему стало скучно, вот Он и создал Адама и Еву, дабы дать начало появлению человеческого рода, что к этому и привело. Что в книгах, что в реальности люди остаются людьми — грешат направо и налево, очерняя этот и без того испорченный мир, в котором не сыскать и шанса на светлое будущее. Людская алчность и безграничная жадность нас и погубит, грязных грешников.

И дети не без греха, ведь они тоже родились людьми, поэтому это касается и их. Порой даже дети размышляют на такие убогие и беспечные темы, как убийство и месть.

Цугуме ни на секунду не забывал о своих словах, сказанных им Ксуфирии: «Мы отомстим за Бэнио... за всë то, что он сделал с тобой... Он другого и не заслуживает...». То он говорил на полном серьёзе; он всей душой желал отомщения и возмездия, что мальчик осмелился назвать справедливостью. Но справедливостью не может считаться взаимный ответ на жестокость, это уже называется утолением жажды крови и желанием убивать; месть даже от лица ребëнка будет совершена безжалостно и без зазрения совести. Люди действительно испорчены и порочны, это уже можно назвать их «природой»: быть наделëнным больше злыми чувствами, нежели добрыми. Негативные чувства легко воспламеняемы, их легко проявлять и сложно заглушать, а положительные чувства ещё нужно разглядеть, ибо люди настолько слепы, что видят в своих сородичах лишь врагов со злым языком, в то время как добряков совсем не замечают и видят в них тех же самых врагов. Это объяснимо тем, что ни один человек не может постоянно благодетельствовать, он на это физически не способен, ибо общество влияет на человека, а не человек на общество, а от него не стоит ждать добра. Хотя и злым вечно быть не получится: к каким-то людям нам захочется проявить уважение и доброту, если он тоже ответит тем же. Добро и зло, словно гири, поставлены на весы, и от каждого поступка человека одна чаща опускается вниз, становясь тяжелее. Эти весы есть в подсознании каждого человека, на который особо никто не обращает внимания, поступая в пользу собственных интересов. К тому же каждый человек по-своему считает, что есть зло, а что есть добро, но на самом деле это уже давно решено Богом. Убеждения и решения человека оценивает тоже Бог, предположительно решая, куда ему дорога после смерти: в рай или ад. Бог руководит нашим путëм после смерти, но не жизнью на земле, хотя по сути должно быть всë до наоборот, ибо Бог творец всего живого, не так ли? Но, видимо, он способен создавать жизнь, но не властвовать ею, то бишь власть — порок.

Действовать Цугуме решил раньше, до наступления Рождества. Подвернулась неожиданная удача: Такушиби собрался куда-то уехать в три часа дня и вернуться лишь через шесть часов, то есть в девять вечера. Приказчик являлся для мальчишки препятствием: у Такушиби зоркий глаз и он бы сразу почувствовал что-то неладное, что-то, что оставит за собой массу неприятных последствий. Куда и зачем он уезжает знал лишь барин; ещё же стало известно, что за порядком будет некому следить после отъезда Такушиби, но наличие свободы не соблазнило даже местных алкашей; люди всë ещё со страхом вспоминали случай трëхдневной давности, поэтому решили во всëм повиноваться и держать язык за зубами.

На противоправные действия осмелился лишь Цугуме, который всë это время был во власти своих же эмоций и желаний. И именно в этот день он решился-таки рассказать обо всëм Ксуфирии. Но сделал он это только вечером, в сарае, где в углу всегда стоял фонарь. Парень зачем-то полез в карман своего пальтишка и достал оттуда коробок спичек. Ими-то он и зажëг давно никем не использующийся фонарь. С этого момента Цугуме и начал всë больше удивлять девочку.

— Я их стырил у Такушиби вчера, чтобы не пришлось снова переделывать свой план, — говорил он, грея руки о огонëк. Ксуфиру лишь в недоумении проморгалась. — Такушиби уехал, вся семья барина дома, значит... Сегодня мы устроим поджог, и вся его семейка сгорит заживо.

Девочка в неверии округлила глаза и открыла рот, дабы что-то возразить, но голос не слушался, в ответ послышалось лишь молчание. Она не могла даже подумать, что Цугуме способен на такое безрассудство. Это не только было наивно, но ещё и опасно, ведь если их схватят, то...

— Ты хочешь отомстить вместе со мной? — не дожидаясь от неë слов, спросил нахмуренный мальчик. — Ты же говорила мне, что они тебе не семья, так почему ты...

— Я совсем не против этого, нет! — вмиг оживились она, чуть ли не крича. — Я боюсь не этого! Я боюсь, что нас могут поймать и убить, и тогда всë будет без толку!

— Но если у нас всë получится, — говорил он о ином исходе, — то мы убежим и станем свободными. Пусть и без Бэнио, но мы... мы... Мы должны сделать то, чего давно хотели, — договорил мальчик, видя, как Ксуфиру пытается сдержать слëзы и скрыть от него своë нытьë. — Ксуфиру, — взял еë за руку и улыбнулся в этот момент, а она подняла на него глаза, полные слëз, — а давай... давай поженимся, как только станем свободными?

У девочки на это просто не находилось слов, чтобы описать все свои чувства, переполняющие еë в это мгновение. Цугуме ещё улыбался так ласково и нежно, что даже сам покраснел. Их обоих смущало это предложение, что имело взрослый характер. А они ведь только дети... Именно так и рассудила Ксуфиру перед ответом.

— Только когда повзрослеем, а сейчас...

— Да или нет? — желал точного ответа мальчик. Девочка ещё больше смутилась и, отведя взгляд, вздохнув, заговорила.

— Да... Через 10 лет мы поженимся, — посчитав, сколько им до совершеннолетия, ответила она. Он довольно улыбнулся, обхватил еë руки своими ладонями и поцеловал еë в щëку.

— Спасибо! — резко сорвалось с его уст и мальчик чуть не заплакал по неизвестной причине. Продолжая улыбаться, он сказал: — Бэнио права была, ты не отказала мне!..

Ксуфирия подумала сразу, что именно она предложила ему сказать это, предложить выйти за него; хотя и правда, он бы сам не догадался предложить ей это. Как это взрослые люди называют, когда женятся? Любовью? Что ж, если это и любовь, то она их обоих сделает в будущем счастливыми, когда они полностью осознают, что чувствуют друг к другу. В их нынешнем возрасте об этом лишь гадать и приходится.

Как только Цугуме сделал ей предложение, девочка забыла обо всëм, даже о том, о чëм он ей ранее говорил. Тем не менее, когда он ей об этом напомнил, ей пришлось согласиться, он еë смог убедить словами: «Кто не готов ничем пожертвовать, не достоин жить. Мы с тобой жертвуем своими страхами за свою жизнь. Мне кажется, это стоит того, чтобы обрести свободу и отомстить». На эти слова даже нечем было ответить столь остроумно и митафорично. К делу они решили приступать в семь часов, когда темно и никто их не заметит.

Такушиби уехал, как и говорил, а дети в назначенное время вышли из укрытия и пошли в сторону поместья. Хоть они и подвергали друг друга опасности, понимали даже это, но они всë же решили поджечь поместье изнутри: один из них пойдëт к кабинету барина, другой — в комнату Алексии, где барыня проводит чуть ли не днями напролёт из-за ранения дочери. Цугуме заранее выяснил расположение комнат с помощью Такушиби, который два дня назад повëл его к барину, потому что он сказал, что у него к нему дело или просьба; и, когда приказчик вëл его, Цугуме машинально поворачивал не туда, спрашивая попутно, что находится за той или иной дверью. Хитро он всë это, конечно, провернул, но вот к барину он заявился с одними лишь криками и угрозами за то, что сделал с его сестрой, и за это его вышвырнули, как котëнка; спасибо хоть, что пороть не стали! Но тогда он заходил в поместье с главного входа, так что после того, как они войдут, они заблудятся или их поймают, да и к тому же не факт, что они никого из слуг в доме не встретят. В этот самый момент засомневался уже сам создатель плана.

— Пойдëм, — приободрила его девочка и положила руку ему на плечо. — Отступать уже поздно.

Она переубедила его и придала уверенности. С решительной смелостью Ксуфиру открыла дверь и заглянула внутрь. Было темно и тихо, никаких людских голосов. Они зашли и закрыли дверь, оказавшись на кухне, где и готовится еда для барина и его семьи, а так же для слуг. Дети взялись за руки и подошли к следующей двери, за которой следовал светлый и безлюдный коридор. Цугуме, немного подумал, что если они пойдут в разные стороны, то каждый из них дальше будет преследовать уже свою отдельную цель, хотя, по правде говоря, он не знал, куда они попадут и кого встретят. Из-за страха и неуверенности сердце застучало громко и эхом отдавалось в ушах. Оба замерли в дверях, ожидая от друг друга хоть какого-то жеста.

— Я вспомнила, — неожиданно подала голос Ксуфиру. — Хоть я в этой части дома бывала редко, но я точно помню, что комната Алексии в правой части дома, а кабинет Рекмунда — он постоянно там сидит — в левой. Я поняла! — Уверенная в своих домыслах, она рассудила действительно верно. — Давай так: я — налево, ты — направо. Идëт? — Цугуме только что осознал, что она дочь барина и раньше жила в этом доме, год всего с тех пор минул. Он согласно кивнул.

Они одновременно разошлись в разные стороны. При встрече с препятствиями решили оба мысленно, что нужно в таком случае спрятаться в ближайшей комнате, за ближайшей дверью или углом, лишь бы не попасться никому на глаза. Ужин у семейки никак не должен быть в столь позднее время, ибо положено всем ужинать в шесть вечера, если следовать примеру предков. Так уж заведено в Керпсии, что все трапездничать должны в определëнное время, а не повинуясь чувству голода.

И в итоге им обоим невероятно повезло: цели были именно там, где они думали, и, незаметно чиркнув спичками, они подожгли бумагу, что у обоих была в карманах, и бросили еë в комнату, прямо под ковëр, после чего подставником для цветов заблокировали дверь, чтобы те, кто в комнате, не выбрались. Потом они начали без разбору поджигать всë воспламеняемое, хотя было бы легче, будь у них керосин или спирт. Одному из них ещё больше повезло: убегая, в глаза попался камин, и грех было не воспользоваться этим случаем и не разбросать по всюду угли. Они истратили все спички, что были у них, и покинули поместье через ту же дверь, через которую дети и попали сюда. Радостные Ксуфиру и Цугуме побежали прочь, надеясь, что после этого пожара находящиеся в доме не выживут.

В это же самое время вернулся Такушиби, который сначала и не заметил запах дыма и огонь в окнах поместья, а потом, когда он вышел из своего дома с ружьëм в руках, замер в удивлении. «Неужели решились?», — усмехнулся он чему-то злостно, а после с этой же ухмылкой на лице направился в сторону дома, где готовились ко сну его приëмные дети. Те даже среагировать не успели, как он открыл дверь и выстрелил в первого попавшегося из них. Это оказался Хиро. Кто-то закричал, кто-то замер от испуга, а кто-то бросился к двери, у которой, собственно, и стоял убийца с ружьëм. Такушиби без прощальных слов расстрелял их всех, считая при этом их общее количество.

— 17... Нету Кайла... Осталось трое, нет... Бэнио же мертва, а значит... Да, трое, Кайла же здесь тоже нет, — рассмеялся он, устав перезаряжать ружьë. — Револьвер, как на зло, пропал... Небось негодник-Кайл стащил и решил сбежать, пока меня здесь нет... Ха-ха, вот негодник! — продолжал смеяться Такушиби, отвернувшись от трупов. — Она сказала убить всех: и семью барина, и детей, но только не Ксуфирию... Она нужна ей живой... Хах, ну это уж как получится! Мне уже до боли опротивело играть добродетеля!..

Разгорелся большой пожар. Все крепостные кинулись спасать барина и его семью, но они сами спаслись, правда поместье было уже бесполезно тушить. Рекмунд лишь успел вытащить всë самое ценное из сейфа и спасти жену с дочерью, что через окно не выбрались бы — прямо под окном росли розы. Из них никто не пострадал, в отличие от детей приказчика, которых нашли мëртвыми в их же доме.

— У нас получилось! Мы отомстили! Мы стали свободными! — ликовали Ксуфиру и Цугуме, что бежали в лес и приближались к мосту, что был построен над оврагом. — Мы сделали это!

— Стоять! — крикнул им кто-то позади, и они в оцепенении замерли. — Вы что, сбежать удумали, да, сопляки? А пожар — это ваших рук дело?

— Н-нет, мы просто... — Цугуме обернулся и, в ужасе вздрогнув, увидел, что на них направлено ружьё. — Т-ты...?

— Я уже сегодня убил кое-кого этим ружьëм и тебя убью, — сказал Такушиби громко и с угрозой, готовясь надавить на курок. — В живых я оставлю лишь тебя, Ксуфирия.

— Ч-что? — судорожно вопрошала девочка, тоже развернувшись к неприятелю лицом. — Почему? Зачем ты вообще хочешь нас убить?

— Не имеет значения, кого я убью. Ты должна радоваться, что хоть ты останешься в живых.

— А какой смысл мне будет жить, если ты убьëшь единственного живого члена моей семьи?! — закричала она, расплакавшись. — Да я лучше вместе...

— Ксуфиру, — прошептал Цугуме, — БЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ГИ-И-И-И-И-И!!!!

Мальчик, пока она говорила, ногой поднял камень, взял его в руку и кинул в Такушиби, попав прямо по руке. Приказчик оскалился от боли и пока успокаивал боль, дети уже бежали по мосту. Опомнившись, он догнал их и с края оврага выстрелил прямо в Цугуме, который тут же свалился с моста в овраг.

— ЦУГУМЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е!!! НЕТ!!! — крикнула от испуга Ксуфиру и спустилась к нему. Приподняв его голову, она осмотрела место ранения. Пуля пришлась в живот. — Нет... Нет... Пожалуйста, нет! Не умирай, Цугуме, не оставляй и ты меня! Я не хочу быть одна!

Такое чувство, что в этот момент еë беспокоила лишь она сама; такое чувство, будто Цугуме и Бэнио нужны ей были лишь для того, чтобы скрасить еë одиночество; такое чувство, будто еë совсем не волновало его ранение; такое чувство, будто всë происходило словно во сне, где всë невозможное возможно, а значит, даже смертельно раненный Цугуме будет жить, жениться на ней и станет еë настоящим членом семьи, но это был не сон, это реальность.

— Никогда не празднуй п-победу раньше времени, Ксуфиру... и-иначе будешь в качестве сопроводителя т-тому, с кем билась насмерть. Поэтому никогда не сражайся на смерть... поняла? — изложил свою последнюю мудрую мысль он, захлëбываясь собственной кровью. — Я пожертвую... с-собой, чтобы ты спаслась, выжила... Беги, Ксуфиру. Я... умру сейчас...

— Стой! Нет! Подожди! Пожалуйста, не умирай! Живи, пожалуйста! Не надо... не надо жертвовать собою ради меня! Это глупо! Это настолько глупо, что... — Она плакала навзрыд, но говорила размеренно и ясно, хотя и зря, ибо еë никто не слушал больше. Цугуме умер уже после слов «я умираю». — Нет! Как же так? Как же т-так... Н-нет! Я не хочу так! Очнись, Цугуме, прошу, молю...! Пожалуйста... Не оставляй меня...

Всë это время, пока девочка рыдала у трупа, Такушиби стоял всë так же на краю и ждал. Он лишь на секунду отвернулся, дабы посмотреть на горящее поместье позади, как вдруг осознал, что Ксуфиру убежала. Такушиби кинулся за ней, но она бежала чертовски быстро для своего возраста, из-за чего ему пришлось бросить ружьë и уже в обличье волка догонять еë.

Увы, он упустил свою добычу: Такушиби догнал еë на льду, но она провалилась под него, а значит, умерла. Полный злобой, он вернулся в деревню, к горящему поместью, у которого стояла выжившая семья барина.

— Где ты был, Такушиби? Почему ты не предотвратил пожар! Мы из-за тебя чуть... — Рекмунд замахнулся на него, но он перехватил удар, с убийственным взглядом смотря на него. Его взгляд выдавал его намерения.

— Больше вы мне не хозяин, — прорычал Такушиби и показал свою потайную сущность.

Он загрыз всех, кто находился рядом, в том числе барина, его жену и дочь, и сбежал, пока никто ружьë на него не направил. Такушиби Ракмадоке исчез вместе со всеми убитыми им людьми, словно тоже погибнув. Больше его никто не видел, а увидевшие его в обличье волка люди сочинили небылицу, словно он был дьяволом, а не человеком. Но быть человеком или дьяволом одинаково «приятно»...