Сладкая пытка
Злата
Я вдруг поняла, что даже имени его не знаю, решила представиться, хоть и было поздновато и неловко после не лучшей встречи.
- Мы ведь даже не представились друг другу, - начала я, слегка запнувшись, - меня зовут Злата.
Его взгляд скользнул по моим янтарным глазам, задержался на струящихся по плечам русых волосах, что будто сияли в тусклом свете, и на загаре, который придавал коже оттенок тёплой бронзы. Казалось, он не просто смотрел, а что-то взвешивал, оценивал, и это немного нервировало. Наконец, на его губах появилась лёгкая, едва заметная улыбка.
- Злата... - повторил он, словно пробуя имя на вкус. Голос у него был низкий, с лёгкой хрипотцой, от которой по коже пробежали мурашки. - Вам очень подходит это имя. Оно такое же солнечное... как и вы.
В его словах не было ни лести, ни наигранности, только искренняя, спокойная констатация. Это слегка обезоружило меня. Неловкость отступила, уступив место неожиданному ощущению тепла. Я, повинуясь внезапному порыву, протянула ему руку, желая закрепить этот момент, пусть и столь необычный. Посмотрев на мою протянул руку с забавной искринкой в глазах, он не заставил себя ждать, и его пальцы сомкнулись вокруг моих крепким, уверенным пожатием. Его ладонь оказалась большой, тёплой и сухой, а прикосновение - мимолётным, но отчётливым.
Он смотрел прямо на меня. На этот раз я смогла разглядеть его глаза. Они оказались невероятного, пронзительного голубого цвета, но при ближайшем рассмотрении в них плясали тёмные крапинки, словно далёкие искры или маленькие островки на бескрайней воде. Взгляд этих глаз был глубоким и загадочным, и я почувствовала, как меня затягивает в их тайну. Невольно я даже придвинулась к нему.
- Роман, - представился он, наконец, после небольшой паузы, и его слова прозвучали как завершающий аккорд в этом молчаливом обмене взглядами. Я будто опомнившись моргнула, этот мужчина мог загипнотизировать любую взглядом своих пронзительных голубых глаз.
Я переваривала его слова и вот тут-то меня накрыло. На моем лице начала расползаться та самая озорная, невозможная улыбка, которую он запомнит позже. И, конечно же, которая так ему не понравится.
- "Знаете, Роман... ваше имя вам совершенно не подходит".
Он посмотрел на меня, и в его голубых глазах появилось что-то похожее на интерес. Одна бровь медленно поползла вверх.
- Вот как? И чем же, позвольте узнать?
Ну же! - я развела руками, невзирая на тесноту скамейки. - Вы весь такой... понедельник. Вылитый Григорий, или, может быть, даже Дмитрий - надёжный, но немного... тяжеловесный. А вы - Роман! Роман - это про приключения, про рыцарей в сияющих доспехах, про страсть и бурю чувств! А вы... вы больше похожи на того, кто мечтает о тихом вечере с чашкой ромашкового чая и таблицей Менделеева. Ну или сейчас - о каком-нибудь обезболивающем и покое. Точно не о романах!
Я подперла щёку рукой, задумчиво разглядывая его с головы до ног, совершенно игнорируя кровь и его каменное выражение лица. Он сидел, как изваяние из самой глубокой меланхолии.
Нет, точно не Роман, - резюмировала я, говоря это человеку, которого знала 20 минут. - Знаете, если бы я не знала, как вас зовут, я бы назвала вас... Хм. Пусть будет Мистер Покой. Или Призрак Прошлого. Определённо что-то такое. Только не Роман. Особенно сейчас, когда у вас, эм, не совсем романтичный вид.
Он закрыл глаза. Видимо, сдался. Или просто пытался понять, не снится ли ему всё это.
Моё имя - Роман, - произнес он, стараясь придать голосу максимум твердости, что было сложно с заложенным носом. - И мне оно подходит.
Ну-ну, - я покачала головой, мои глаза весело блестели в свете уличного фонаря.
- Это звучит... как начало очень странной истории болезни, - прохрипел он качая головой.
Я рассмеялась, и мой смех был таким звонким и заразительным, что даже Роман, с его сломанным носом и вселенской усталостью, кажется, не мог не почувствовать легкого, едва уловимого облегчения.
Возможно, - согласилась я. Замечая как настрое неожиданно поднялось.
И в этот момент послышался вой сирены скорой помощи, приближающейся к нам. Я радостно вскочила, как будто у меня не было ни малейшего отношения к сломанному носу несчастного Романа.
Вой сирены становился все громче, и вот она, ярко-желтая машина, наконец, остановилась рядом с нами. Двое парамедиков быстро выскочили, их лица были серьезными, а движения отточенными.
Что ж, это серьезно, - сказал парамедик, аккуратно осматривая Романа. - Похоже, перелом со смещением. Нужно ехать в больницу, накладывать шину, возможно, вправлять.
Я тут же подалась вперед -Я поеду с ним!
Роман медленно повернул голову в мою сторону. В его глазах читалась смесь усталости и... нет, не злости. Скорее, недоумения.
Не нужно, - прохрипел он, его голос был глухим. - Уже поздно. Вам лучше пойти домой.
Я нахмурилась - Что значит 'не нужно'?
"Это из-за меня у вас сломан нос!"-хотелось прокричать мне.
- Я никуда не пойду, пока мы не убедимся, что с вами всё в порядке!
Парамедики наблюдали за нашей перепалкой с нескрываемым интересом. Кажется, подобные ночные драмы были для них привычным делом.
Мы можем отвезти вас обоих, если она ваша... родственница? - предложил первый парамедик, явно пытаясь понять нашу странную динамику.
Роман бросил на меня взгляд, полный абсолютного, вселенского отчаяния.
Мы не родственники, - произнес он, словно это объясняло всё.
Но я иду с вами! - повторила я, скрестив руки на груди. Чувство вины боролось во мне с упрямством, и упрямство побеждало с разгромным счетом.
Злата, - произнес он, и в его голосе прозвучало что-то похожее на мольбу. - Вам не обязательно идти, уже поздно. Вы... вы уже достаточно сделали.
"Ах, так я достаточно сделала?" - я приподняла бровь.
- По-вашему, я просто должна уйти и преспокойно спать, пока вы там будете мучиться?
Парамедики тихонько переговаривались, пока мы вели свой странный диалог.
Знаете, - сказал один из них, поглядывая на часы. - Мы едем в городскую больницу. Если девушка настаивает, она может поехать с нами. Только, пожалуйста, не ссорьтесь в машине.
Роман закрыл глаза, видимо, осознав, что у него нет выбора. Или он слишком устал, чтобы спорить дальше.
Он бросил на меня тяжёлый, раздражённый взгляд. Я выдержала его, изо всех сил стараясь выглядеть решительной, а не напуганной. Он тяжело вздохнул, и этот вздох был громче любых слов.
- Чёрт с вами. Поехали, - бросил он и, не глядя на меня, направился к открытым дверям машины.
Я, чувствуя маленькую, но важную победу, запрыгнула в скорую следом за ним, предусмотрительно схватив его кожаный портфель, он увидел это, но никак не прокомментировал. Двери захлопнулись, отрезая нас от ночного сквера. Внутри пахло медикаментами и антисептиком. Роман сел на одну кушетку, я - напротив. Парамедик начал обрабатывать ему лицо.
Мы ехали в оглушительной тишине, нарушаемой лишь потрескиванием рации. Мигающие огни скорой бросали на наши лица синие и красные отблески. Я сидела, закутавшись в его пиджак, и смотрела, как чужие люди заботятся о человеке, которого я покалечила час назад. И я понятия не имела, что мне говорить или делать дальше.
Сине-красные блики беззвучно метались по стенам, по лицу парамедика, по его рукам в латексных перчатках и по неподвижному профилю Романа. Я сидела напротив, в его огромном пиджаке, и сжимала на коленях его портфель.
Я схватила его и свою сумочку со скамейки на автомате, в том же паническом порыве, в котором настаивала поехать с ним. Теперь же этот портфель казался якорем. Тяжёлый, из дорогой, гладкой кожи, он был символом той упорядоченной, серьёзной жизни, в которую я ворвалась ураганом. Внутри, наверное, были важные бумаги. А я держала их, как школьница - ранец, боясь поцарапать или уронить.
Мне становилось всё хуже. Не физически, а морально. Каждая капля крови, которую парамедик стирал с его лица, каждая его сдержанная, болезненная гримаса отзывались во мне тупым уколом вины. Я заставила себя смотреть, не отводя глаз. Я заслужила это. Я должна была видеть последствия своей дикой, необузданной вспышки.
Он, должно быть, почувствовал мой взгляд. Роман не поворачивая головы, посмотрел на меня. Пластырь, который медик только что наложил ему на переносицу, выглядел чужеродно на его аристократически бледном лице. Его взгляд остановился на том, как отчаянно я вцепилась в его портфель.
И я это увидела. Лёгкую, почти незаметную складку в уголке его губ. Он не улыбался, нет. Он прилагал видимое усилие, чтобы не улыбнуться. Эта внутренняя борьба на его лице была красноречивее любых слов. Грубость испарилась, оставив место чему-то новому - сложному коктейлю из иронии, усталости и... любопытства.
- Вы так его держите, будто в нём государственная тайна, - его голос был тихим, чтобы не мешать медику, но я расслышала каждое слово. - Уверяю вас, там лишь скучные цифры и пара отчётов, которые уже доконали моего брата.
- Он выглядел важным, - прошептала я в ответ. - Я побоялась, что его украдут, пока мы... пока вы...
Я не закончила, прикусив губу.
- Пока я лежал в нокауте? - закончил он за меня, и на этот раз ему не удалось сдержать лёгкую усмешку показывая его ели заметную ямочку на щеке. Она была мимолётной, но я её заметила. - Спасибо, что спасли мою бухгалтерию.
В этот момент машина остановилась. Двери распахнулись, впуская внутрь яркий свет и суету приёмного покоя. Романа повели внутрь, а я поплелась следом, всё так же прижимая к себе его пиджак и портфель. Меня попросили подождать в коридоре.
Я опустилась на жёсткий пластиковый стул. Вокруг были другие люди с их собственными бедами - женщина с плачущим ребёнком, старик, держащийся за сердце. А я сидела в вечернем платье и мужском пиджаке, пахнущем дорогим парфюмом, и ждала человека, которому разбила нос из-за парня, которого даже не любила. Абсурд.
Прошло минут двадцать, показавшихся вечностью. Наконец, он вышел из кабинета рентгенолога. С белым пластырем на носу он выглядел одновременно и нелепо, и мужественно, как герой старого боевика. Он нашёл меня глазами в коридоре и направился ко мне.
- Ну что? - спросила я, вскакивая. - Перелом?
- Перелом носовой кости без смещения, - отчеканил он диагноз. - Жить буду. Даже, возможно, стану красивее.
Его тон был лёгким, но я всё равно съёжилась от вины.
- Роман, мне так жаль, я...
- Злата, - он мягко перебил меня, подойдя совсем близко. - Не смотрите на меня так, будто вы совершили государственную измену. Скажу вам по секрету, у меня впервые за десять лет будет официальный больничный. Мой старший брат Алекс, тот самый, которого доконали отчёты из этого портфеля, будет в неописуемом восторге. Ему придётся работать за двоих.
Он говорил это, а я видела, как в его голубых глазах пляшут смешинки. Он не злился. Он находил во всём этом какой-то свой, извращённый повод для веселья. И в этот момент я поняла, что мой образ «биржевого индекса» был неполным. За строгостью и сарказмом скрывался человек, который умел видеть иронию судьбы.
- А теперь серьёзно, - продолжил он, и его лицо снова стало серьёзным. - Спасибо, что дождались. Но вам пора домой.
- Я не могу просто так уйти. Давайте я хотя бы вызову вам такси и оплачу его. Считайте это... малой частью компенсации.
Он на секунду задумался, глядя на меня.
- Такси - это хорошая мысль, - согласился он. - Но платить будете не вы. Считайте это платой за то, что спасли мои документы от уличных воришек и... за компанию. Честно говоря, осознание того, что кто-то ждёт тебя отдаётся теплом внутри.
Он снова почти улыбнулся. И эта сдержанная, едва заметная улыбка на фоне пластыря и синяков действовала на меня сильнее, чем любой флирт. Между нами что-то происходило. Что-то неправильное, нелогичное, но абсолютно реальное.
- Тогда... идёмте? - спросила я, чувствуя себя немного увереннее.
- Идёмте, - кивнул он. - Только давайте договоримся: на пути к выходу вы больше никого не будете бить. Мой болевой лимит на сегодня исчерпан.
Услышав его последнюю фразу про «болевой лимит», я резко вскинула на него глаза. Вместо очередной порции виноватых извинений, из меня вырвалась совершенно иная, инстинктивная реакция. Я грозно зыркнула на него, слегка сощурив глаза. Это была пародия на ту ярость, что он видел в сквере, шутливая угроза, ответ на его сарказм.
И он понял. Уголки его губ снова дрогнули в попытке сдержать улыбку. Он увидел, что я не просто напуганная овечка, а могу играть по его правилам. Этот безмолвный поединок взглядов на долю секунды создал между нами своё, понятное только нам двоим пространство.
- Хорошо, обещаю вести себя прилично, - сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал серьёзно, но в глазах у меня, я знала, плясали чертенята.
Роман молча достал телефон и вызвал такси бизнес-класса.
Поездка в такси была ещё более странной, чем в скорой. Не было мигалок и сирен, только мягкое шуршание шин по асфальту и проплывающие за окном огни ночного города. Мы сидели на заднем сиденье чёрного Mercedes, и между нами было почтительное расстояние, но я всё равно ощущала его присутствие каждой клеточкой. Его пиджак всё ещё был на моих плечах, и я невольно вдыхала его аромат - терпкий, древесный, дорогой. Он смешивался с запахом кожи в салоне, создавая пьянящий коктейль.
- Куда сначала? - прервал тишину вежливый голос водителя.
Мы одновременно повернули головы друг к другу. Вопрос повис в воздухе. Конечно, он должен был отвезти сначала меня. Но произнести свой адрес вслух казалось чем-то слишком личным.
- Сначала девушку, - сказал Роман, опережая меня. Он посмотрел на меня, ожидая.
Я назвала свой адрес. Он лишь коротко кивнул, давая понять водителю, что маршрут ему знаком.
Снова повисла тишина, но теперь она была другой - неловкой, полной ожидания. Я чувствовала, что должна что-то сказать.
- Так... - начала я, теребя край его портфеля, который всё ещё лежал у меня на коленях он уже стал для меня чем-то вроде антистресса. - Чем всё-таки занимается ваша компания? Ваш брат... вы упоминали о нём.
Роман чуть повернулся ко мне. Свет уличного фонаря скользнул по его лицу, подчёркивая пластырь на носу.
- Мы занимаемся инвестиционным консалтингом. Проще говоря, советуем людям, куда вложить деньги, чтобы не прогореть. А Алекс... он будет в восторге ровно до того момента, пока не поймёт, что переговоры с нашими японскими партнёрами теперь полностью на нём. Так что его радость будет недолгой.
Он говорил о своей работе, а я пыталась представить его в строгом офисе, в окружении графиков и цифр. И этот образ легко складывался в голове.
- А вы? - вдруг спросил он, поворачивая разговор в мою сторону. - Кроме того, что практикуете бокс на случайных прохожих, чем занимаетесь в свободное от этого время?
Его подколка была мягкой, почти ласковой. Я опустила глаза.
- Официально - учусь на юриста, - призналась я. - Неофициально - пытаюсь объяснить отцу, что мне не нужны женихи с огромным эго, из-за кошельков своих родителей. Сегодняшний вечер должен был стать очередным раундом этих переговоров. - сказала я, пытаясь оправдать свой сегодняшний телефонный разговор.
- И как успехи? - спросил он тихо.
- Судя по тому, что я разбила нос вам, а не своему жениху, - ядовито усмехнулась я, - вечер удался.
Машина плавно остановилась у ворот моего большого дома. Массивные дубовые двери, консьерж в окне - всё это казалось сейчас декорациями из другой жизни.
- Приехали, - констатировал водитель.
Я засуетилась, начиная стаскивать с плеч его пиджак.
- Спасибо вам за... всё. Вот, возьмите.
- Оставьте, - сказал он спокойно, но твёрдо.
Я замерла с полуснятым пиджаком в руках.
- Но...
- Вы замёрзнете, пока дойдёте до двери, - нашёл он абсурдный предлог. - Вернёте, когда... - он сделал паузу, подбирая слова, - ...когда вернёте.
Мысль о том что мы можем, когда-нибудь встретиться ещё раз, тепло отзывалась внутри. Я смотрела на него, не зная, что сказать.
- Спокойной ночи, Злата, - сказал он. В свете, льющемся из подъезда, его глаза казались почти чёрными.
- Спокойной ночи, Роман, - прошептала я, неуклюже выбралась из машины, всё ещё сжимая его портфель. Только когда я уже стояла на тротуаре, я протянула ему портфель через открытую дверь. И наши пальцы на мгновение соприкоснулись.
Дверь захлопнулась, и такси уехало, оставив меня одну в тишине ночи, окутанную теплом и ароматом его пиджака.
Массивная дубовая дверь закрылась за мной с тихим, весомым щелчком, отрезая меня от ночного города и звуков уехавшего такси. Я на секунду замерла в просторном холле, вдыхая знакомый запах дома - полированное дерево, свежие цветы в вазе и что-то ещё, неуловимое, - запах порядка. Идеального, нерушимого порядка. Пиджак Романа на моих плечах казался чем-то чужеродным, реликвией из другого, хаотичного мира, а его аромат - контрабандой.
Я знала, что он не спит. Я это чувствовала.
Он ждал меня в гостиной. Сидел в своём любимом глубоком кресле из тёмной кожи, напротив панорамного окна, за которым простиралась спящая Москва. Рядом на столике стоял нетронутый бокал с коньяком. Отец не смотрел на меня, когда я вошла, его взгляд был устремлён в темноту за стеклом, но я знала, что всё его внимание сосредоточено на мне.
- Ты поздно, Злата, - его голос был спокойным, но в этой тишине он прозвучал как выстрел.
- Игорь опоздал на час, - тут же парировала я, сбрасывая с себя оцепенение и чувствуя, как внутри закипает привычное раздражение. - Я просидела на скамейке целый час, как идиотка. Если ты хотел, чтобы я наладила с ним отношения, мог бы попросить его хотя бы не унижать меня своей непунктуальностью.
Только теперь он медленно повернул голову и окинул меня взглядом с ног до головы. Его глаза, такие же голубые, как у Романа, но холодные, как зимнее небо, задержались на моих плечах.
- Это пиджак Игоря? - спросил он, и в его голосе не было и тени любопытства, только констатация факта. Он уже знал ответ.
- Нет, - я постаралась ответить как можно более небрежно, чувствуя, как горит кожа под чужой тканью. - Стало холодно. Один знакомый одолжил.
«Знакомый, которому я сломала нос». Эта мысль пронеслась в голове, и я едва сдержала нервную усмешку.
Отец, не стал развивать тему. Он умел отпускать мелкие битвы, чтобы выиграть войну. Он сделал небольшой глоток коньяка, снова посмотрел в окно.
- С Игорем я поговорю. Но это не решает основной проблемы. Твоё образование.
Холодок пробежал у меня по спине. Я знала, к чему он клонит.
- Папа, мы же договорились...
- Мы ни о чём не договаривались, - мягко, но непреклонно прервал он меня. - Я позволил тебе поступить на юридический, потому что это было твоим капризом. Но я вижу, что это не приносит ни пользы, ни удовольствия. Это пустая трата времени.
Он встал, подошёл ко мне. Высокий, властный, в идеально сшитом домашнем костюме. От него пахло дорогим табаком и уверенностью. Он был моей крепостью и моей тюрьмой одновременно.
- С осени ты переводишься в МГИМО. На факультет международного бизнеса и делового администрирования. Тебе нужно учиться управлять тем, что однажды станет твоим. Это реальная жизнь, Злата, а не игры в адвокатов.
Земля ушла из-под ног. Другой университет. Другие люди. Всё заново.
- Нет! - вырвалось у меня громче, чем я хотела. - Папа, пожалуйста, не надо! У меня там друзья, я привыкла...
- Друзья? - он усмехнулся, но в его усмешке не было веселья. - Злата, ты заводишь друзей за пять минут в любой компании, я знаю твой характер. Дело не в этом. Дело в том, что ты снова пытаешься убежать от ответственности.
- Я не убегаю! Я просто хочу жить своей жизнью!
- Это и есть твоя жизнь! - он повысил голос, и я вздрогнула. - Наша компания, наше дело - это то, что я строил годами. Для тебя. Твоя мать... - он запнулся, и его лицо на миг стало грустным, словно он вспомнил что-то болезненное. - Она бы хотела, чтобы ты была сильной. Чтобы ты продолжила то, что мы начали. А для этого нужно не только уметь носить красивые платья, но и понимать, как работают деньги. Вопрос закрыт.
Он отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена.
Я стояла посреди гостиной, чувствуя себя побеждённой и униженной. Он даже не кричал. Он просто констатировал факты, переставляя мою жизнь, как фигуры на шахматной доске. Я развернулась и молча пошла в свою комнату.
Закрыв за собой дверь, я прислонилась к ней спиной и глубоко выдохнула. Мир сузился до размеров этой комнаты. Я медленно сняла с плеч пиджак Романа. Я провела пальцами по мягкой шерстяной ткани, поднесла к лицу, снова вдыхая его аромат. Этот пиджак был единственным, что связывало меня с миром, где я могла дать сдачи. Где я могла быть не только дочерью Андрея Волкова, но и кем-то ещё. Неуправляемой, нелогичной, живой.
Я аккуратно повесила пиджак на спинку стула. Он смотрелся чужеродно в моём зефирно-белом интерьере. Как пиратский флаг на королевской яхте.
Подойдя к зеркалу, я посмотрела на своё отражение. Девушка в бордовом вечернем платье, растрёпанная, с горящими глазами. Я дотронулась до костяшек пальцев на правой руке. Они до сих пор немного побаливали. И эта тупая боль была единственным, что казалось настоящим в этот вечер. Всё остальное - отцовский контроль, навязанный жених, предрешённое будущее - было фальшивкой, от которой мне отчаянно хотелось сбежать. Но чувство долга не давало этого сделать.