Незабываемый отпечаток
Злата
Девять часов вечера. Потом - девять пятнадцать. Девять тридцать. В девять сорок я перестала смотреть на часы на телефоне, потому что хотелось разбить его о чугунную ножку этой проклятой скамейки.
Игорь опоздал. Снова.
«Злата, это твой последний шанс наладить с ним отношения, - звучал в голове ледяной голос отца. - Семья Игоря - наши ключевые партнёры. Не веди себя как ребёнок».
Как ребёнок. То есть, не имей собственного мнения. Не чувствуй отвращения к самодовольной ухмылке Игоря, к его влажным рукам и пустым глазам, в которых не было ничего, кроме отражения его собственного эго. Я должна была сидеть, улыбаться и изображать счастливую невесту на этом «ужине примирения», который он соизволил назначить после нашей последней ссоры.
Я дала ему последний шанс. Не ему - себе. Последнюю попытку доказать отцу, что я старалась. Поэтому я надела это бордовое платье, которое он мне подарил. Поэтому я сидела здесь, в сквере, где мы договорились встретиться, к девяти часам, как послушная девочка. А он не пришёл. Час. Почти целый час я сидела тут, как дура, наедине со своим унижением.
Слёзы злой обиды подступили к горлу. Я смахнула их, разозлившись на собственную слабость. Эмоции вымотали меня. Гнев на Игоря, обида на отца, бессилие перед обстоятельствами - весь этот коктейль оказался слишком крепким. Я откинулась на спинку скамьи, закрыв глаза всего на минуту. Просто чтобы перевести дух. Холодный металл неприятно холодил лопатки сквозь тонкую ткань платья. Город шумел где-то вдалеке, и этот шум постепенно начал убаюкивать, утягивая в вязкую, тяжёлую дрёму...
Мне снился навязчивый сон: я никак не могла прихлопнуть надоедливого комара, который так и норовил выпить мою кровь. С противным писком он проносился мимо уха. Казалось, вот он сел на локоть - и я его прихлопну! Но нет, вместо этого я услышала мужской голос и проснулась.
Моё тело среагировало раньше, чем мозг успел проснуться. Весь накопленный за вечер гнев, страх одиночества на ночной улице и инстинктивное желание защититься слились в одно молниеносное движение. Я распахнула глаза, увидела прямо перед собой тёмный мужской силуэт, склонившийся надо мной, и, не раздумывая ни секунды, ударила. Ударила со всей силы, вкладывая в удар всю свою ярость и обиду.
Кулак врезался во что-то твёрдое и одновременно податливое. Мужчина отшатнулся, издав странный сдавленный звук.
Он, видимо, совершенно не ожидавший такого отпора, отшатнулся, запрокинув голову назад. Из его носа потекла кровь.
Я вскочила, сердце колотилось где-то в горле. В руке сама собой оказалась моя сумочка, которую я инстинктивно схватила, готовая защищаться дальше. Адреналин гудел в ушах.
- Ты кто такой и что себе позволяешь?! - выкрикнула я, и голос мой дрожал от смеси страха и ярости.
Он стоял, прижимая руку к лицу. В тусклом свете фонаря я видела его тёмные волосы, бледную кожу и... кровь. Ярко-алая кровь стекала по его пальцам. Он был одет в дорогой костюм, хоть и без пиджака, на запястье поблёскивали часы. Он совершенно не был похож на грабителя или бездомного. Он был похож на... на кого-то из круга моего отца. И он смотрел на меня с таким ошеломлённым, растерянным выражением лица, что моя воинственность начала давать трещину. В его голубых глазах не было угрозы. Только боль и чистое, незамутнённое удивление.
Я... я пытался вас разбудить, - сказал он наконец, его голос был спокойным, низким и абсолютно не вязался с ситуацией. Он говорил так, будто объяснял что-то очевидное неразумному ребёнку, а не так, как должен говорить человек, которому только что сломали нос. - Вы спали здесь, на скамейке. Уже поздно. Это небезопасно.
Он осторожно убрал руку от лица, и я увидела результат своей работы. Кровь испачкала его губы и подбородок, капала на белоснежную рубашку, оставляя жуткие алые пятна.
И в этот момент до меня дошло.
Стыд обрушился на меня, как ледяная волна, смывая остатки адреналина и ярости. Боже. О, Боже мой. Я провалилась сквозь землю. Этот человек, совершенно незнакомый, просто пытался мне помочь. Он увидел спящую девушку посреди ночи и поступил как порядочный человек - решил её разбудить. А я... я напала на него.
Кровь хлынула к щекам. Я была уверена, что сейчас пылаю ярче любого светофора. Я сделала шаг к нему, потом ещё один, не зная, что предпринять.
- О боже! Я... я так виновата! Простите, пожалуйста! Я не хотела! Я ждала... я заснула, - мой лепет звучал жалко и глупо.
Он всё так же смотрел на меня, слегка склонив голову набок. Кажется, шок у него понемногу проходил, сменяясь мрачной иронией.
- Я уже понял, - сказал он, и в его голосе проскользнула нотка сухого сарказма.
Я резко подошла к нему, забыв о собственном страхе. Дрожащими руками я схватила его за локоть и буквально подтолкнула к скамье, на которую он только что опирался.
- Сядьте! Быстро! - мой голос звучал слишком резко, но я не могла ничего поделать с волной вины, захлестнувшей меня.
Он, пошатываясь, опустился на скамью, прижимая ладонь к носу. Боль, кажется, никуда не делась, и на его лице промелькнуло раздражение.
-Нужно приложить что-нибудь!
- А у вас что, есть что-нибудь? - саркастично протянул он, подняв одну бровь, глядя на мою суету.
Я тут же принялась лихорадочно рыться в сумочке. Пальцы нащупали мягкий комок, и я вытащила пачку салфеток, протягивая ему. Мозг работал лихорадочно. «Нужно что-то холодное!» - кричал внутренний голос, заглушая панику. Холод сужает сосуды, так ведь?
Я снова бросилась к своей сумочке, вытряхивая её содержимое прямо на скамейку. Помада, пудреница, банковская карта... всё не то. И тут мои пальцы наткнулись на знакомую прохладную гладь. Монетка. Старая, потёртая пятирублёвая монета, которую я носила с собой на удачу с самого детства, с тех пор как нашла её в кармане старой куртки.
Это было абсурдно. Это было глупо. Но это было единственное холодное, что у меня было.
- Вот! - я протянула ему монетку на раскрытой ладони, как величайшее сокровище. - Приложите! Она холодная!
Мужчина перевёл взгляд со своей окровавленной салфетки на мою ладонь. На секунду в его голубых глазах промелькнуло что-то похожее на ступор. Он посмотрел на монетку, потом снова на меня. Уголок его губ, тот, что не был испачкан кровью, дёрнулся.
- Безупречная логика, - произнёс он абсолютно серьёзным тоном, в котором, однако, звенела тонкая сталь сарказма. - Вы предлагаете мне заплатить моему носу, чтобы он перестал капризничать?
Я захлопала ресницами, не зная, как реагировать. Он не стал дожидаться ответа. Одной рукой продолжая прижимать салфетки к лицу, другой он достал из кармана брюк телефон. Экран осветил его лицо снизу, придавая ему ещё более странный, кинематографичный вид. Он нажал пару кнопок и поднёс телефон к уху.
- Добрый вечер. Мужчина, тридцать лет, подозрение на перелом носа, - он сделал паузу.
Я услышала, как диспетчер на том конце провода задаёт вопрос. Он поднял взгляд и посмотрел прямо на меня, его глаза на секунду задержались на моих, а затем он отвернулся.
- Да, я... упал. Неудачно споткнулся, - ответил он, его голос был ровным, без единой нотки выдающей меня. - Просто ударился.
Он не выдал меня. Моё сердце на мгновение сжалось от странного сочетания стыда и благодарности. Он мог бы легко обвинить меня, но не сделал этого.
-Да, в сознании. Сквер на углу ***. Спасибо.
Он убрал телефон.
- Скорая будет через десять минут, - констатировал он, будто сообщал прогноз погоды.
- Спасибо, - тихо пробормотала я, едва слышно. Мне хотелось провалиться сквозь землю.
Именно в этот момент моя сумочка на скамейке завибрировала, издав противное жужжание. На экране высветилось: «Игорь».
Ярость,которую я с трудом затолкала вглубь, снова вскипела, обжигая изнутри. Я схватила телефон поспешно отворачиваясь от мужчины, пытаясь прикрыть разговор, хотя и так было ясно, что он слышит каждое слово.
- Да! - рявкнула я в трубку. - Златочка, малыш, прости, тут такая пробка, просто ужас, я... - забормотал его ненавистный голос.
Я его не слушала. Все слова слились в один белый шум его бесконечных оправданий. Пробка. Дела. Важная встреча. Он опоздал на час, оставив меня одну в темноте, а теперь лепечет какую-то чушь.
- Да пошёл ты, Воронцов!, - прошипела я, забыв обо всём на свете. - Вместе со своими пробками. Можешь больше не звонить. Никогда.
Я нажала отбой, зарываясь рукой в волосы, чувствуя, как кипит всё внутри. Я уже ощущала гнев и нотации отца. Не сдержавшись, в ярости прокричала в уже выключенный телефон: - Мудак хренов!
Когда я развернулась, то увидела пристальный взгляд и тут же вспомнила, что я не одна. Он смотрел на меня, не осуждающе, не зло, а с каким-то новым, внимательным любопытством. Будто только что ему показали разгадку сложной головоломки. Взгляд его голубых глаз был таким пронзительным, что я почувствовала себя абсолютно голой. Он видел всё: мою злость, мою обиду, мою глупую, импульсивную натуру.
- Ой, извините, - пробормотала я, чувствуя себя невероятно неловко.
Он всё ещё сидел на скамье, прижимая салфетки к носу, но теперь в его глазах, несмотря на боль, появилась та самая смешинка. Он внимательно смотрел на меня, и в его взгляде читалась не то насмешка, не то искреннее любопытство.
Сгорая от стыда, я молча опустилась на скамейку рядом с ним. Не слишком близко, но и не слишком далеко. Десять минут. Нам нужно было как-то просидеть здесь десять минут.
- У вас хорошо поставленный удар, - вдруг нарушил он тишину. Голос его был ровным, почти бесцветным, но я уловила в нём насмешку.
Я вздрогнула. Вспомнились занятия по боксу в детстве, на которые меня отправил отец, чтобы я «могла за себя постоять». Кажется, я преуспела.
- Простите, - снова пробормотала я, не находя ничего лучше.
Я украдкой взглянула на него. Он сидел, слегка склонив голову, и его взгляд был устремлён куда-то вниз, на собственные ботинки. Локти опирались на колени, создавая вид сосредоточенности или, может быть, задумчивости. Он был одет в строгий деловой костюм - мятая, но все еще элегантная рубашка, слегка расстёгнутая у ворота, и серые брюки. Видимо, настоящий работяга, застигнутый врасплох после тяжелого дня. Под натянувшейся тканью рубашки проглядывали очертания сильных плеч и развитой мускулатуры. Он определенно был спортивного телосложения. Эта мысль мелькнула в голове, вызывая легкий холодок: если бы он захотел причинить мне вред, он бы с легкостью это сделал. Он был намного сильнее. И все же...
И все же, несмотря на этот очевидный факт, рядом с ним я чувствовала себя абсолютно спокойно. Почему с этим незнакомцем, которому я причинила боль, так неожиданно приятно находиться вместе? Его присутствие не вызывало тревоги, лишь странное чувство умиротворения, которое мне так не хватало сегодня. Может быть, потому что он не требовал ничего, просто был рядом. Или потому что его молчание было таким же искренним, как и моя усталость.
Стало холодно. Адреналин отступил окончательно, и ночная прохлада пробралась под тонкую ткань платья. Я невольно повела плечами и потёрла руки, пытаясь согреться. Я почувствовала, как по рукам пробежали мурашки. Ночь была намного холоднее, чем я думала.
Он заметил это мгновенно. Молча, взял свой серый пиджак аккуратно сложенный на скамье и протянул мне.
- Наденьте его.
Это прозвучало как приказ, и я едва заметно вздрогнула от неожиданности. Но затем, словно заметив мою реакцию, он добавил, уже немного мягче, почти неуверенно:
- Если желаете, разумеется...
Я покорно взяла пиджак и накинула на плечи. Ткань была плотной, дорогой и хранила его тепло. Он был мне ощутимо велик: рукава закрыли ладони, плечи свисали, и я буквально утонула в нём. Но это было такое тепло, такое спасительное после ледяного ветра, что я невольно прикрыла глаза. Меня окутал едва уловимый аромат хорошего парфюма и чего-то неуловимо его, личного.
Я сидела в пиджаке мужчины, которому разбила нос, и ждала скорую, которую он вызвал для самого себя. Кажется, этот вечер официально стал самым странным в моей жизни.