Ангел крови

— Забери меня, Данте, прошу, пожалуйста, забери меня, — тараторит, словно куда-то спешит мой ангелочек.

Что, блядь, произошло за пару часов?!

— Где ты? Ангелочек, где ты? Назови адрес, и я заберу тебя, — волнительно спрашиваю. Моя маленькая...

Она на грани слез, её голос дрожит.

— Я... — уже собирается назвать адрес, и я слышу следующие буквы, как вдруг связь прерывается.

— Ангелочек?!

Блять!

Её телефон, судя по всему, разрядился.

Ангелочек мой... Черт возьми, где ты можешь быть?

Я подскочил с рабочего дивана кабинета и вырвался оттуда в поисках одного моего знакомого, моя правая рука и человек, который разбирается в местонахождениях людей.

— Тайлер, — резко раскрываю дверь его каморки, произнося имя помощника.

— Данте, я ем, — с набитым ртом говорит, ловя наслаждение от домашнего супа.

Серьёзно? Он притащил его на работу?

— Потом пожрешь, дело жизни и смерти.

— У тебя что ни день, так дело жизни и смерти, — он усмехнулся, вглядываясь в экран монитора с текстом документов. — Чего хотел-то?

— Моя, — я замедлился, думая, как назвать Эвелину, не буду же я её называть своей девушкой или женой, но хотелось бы. — Моя одна очень близкая знакомая сейчас позвонила, ей срочно нужна моя помощь, и она не успела назвать адрес, связь оборвалась, пробей её номер по всем базам и сбрось мне её местонахождение.

— Мать вашу, тянет же тебя на девушек, которые любят искать приключения на задницу, — мужчина в сером костюме давится бульоном и отложил тарелку с едой. — Давай сюда её номер.

— У меня не было девушки, с которой были серьёзные отношения, ты знаешь об этом.

Я положил разблокированный телефон перед ним, где в недавних вызовах был как раз-таки неизвестный номер, принадлежащий Эвелине.

Тайлер прикрыл вкладку с документами и зашёл в другие места.

Прекрасно, что есть люди, умеющие пробивать информацию.

Хакер грёбаный, но очень хорошо помогает.

— Она вообще за городом, район нищий и не самый лучший для жизни, самый ужасный! — он отправляет мне на телефон геолокацию Эвелины, мой телефон донёс звук прихода сообщения.

— Куда её, блядь, занесло? — возмущаюсь, забирая мобильник. — Спасибо, Тайлер, ты очень помог.

Тайлер опять берёт в руки тарелку, откидываясь на спинку компьютерного кресла на колёсиках.

— Хватит жрать на рабочем месте, ты не в столовой.

— Я голодный, жена обалденный суп сварила, хочешь? А хрен тебе, это мне жена готовила.

— Какой ты жадный человек, ладно, сиди уж, отчёт должен быть на моём столе сегодня же.

Блондин кивнул и мне, и я выбежал из этажа офиса, проходя через дверь в парковку и усаживаясь в машину, я выезжаю в нужном направлении.

Дорога размыта, второй или третий день подряд льёт сильный дождь. Дворники на переднем стекле машины не успевают справляться с таким потоком воды.

Мне понадобится около двадцати минут, чтобы добраться через скользкие дороги за город. Я нарушал абсолютно все правила дорожного движения.

Похуй. Оплачу эти ваши штрафы. Мой ангелочек для меня куда важнее.

Я наконец-то остановился, заметив её, лежащую на скамейке. На её лице никаких сил, она с закрытыми глазами.

В ту же секунду оказываясь около неё, я подхватил её на руки, придерживая под чашками колен и талию. Растворяя переднюю дверь, я усадил её на сиденье, а сам сел рядом за руль.

— Данте, — слышу тихий голосок Эвелины. Она слаба. Слишком.

— Я с тобой, всё хорошо, сейчас привезу домой, и отогреешься, и всё расскажешь.

Она ничего не ответила. Молчаливо и опустевшим взглядом смотрела на меня. Её футболка и штаны пропитаны небольшими каплями крови.

Она расслабляется, но бывает я слышу её мычание. Ей больно. Очевидно, что боль пожирает ее со всех сторон.

Кажется, я догадываюсь, в чем причина. Избили родители? На девяносто девять процентов я уверен в этом.

Эвелина шмыгает носом и снова мычит. Я опускаю взгляд на её промокшие ноги.

Она босиком, только носки, и то промокшие. Я сжал руль одной рукой до скрипа и остановился на одном из светофоров. Склонившись над ней, я медленно снял с её ног носки, увеличивая мощность печки.

Даже не во что переодеть её, я и сам промок, когда бежал до неё и приносил в машину. Льёт как из ведра.

Она пытается уснуть, но боль и слабость в теле мешает этому.

Мой бедный ангелочек. Я вылечу твои раны.

Останавливаясь недалеко от входа в многоэтажку, я отнёс Эвелину в свою просторную квартиру. Моё направление оказалось в ванную комнату. Она должна согреться в тёплой воде и смыть с себя лишнюю кровь, а дальше дело нехитрое.  Обработаю все раны, найду гель и ослаблю её боль, закутаю в одеяло и...

— Данте, — снова зовёт меня, вцепившись пальцами в мою влажную рубашку на груди.

— Что, ангелочек? — держа на руках девушку одной рукой, я включил тёплую воду в ванной, закрывая слив металлической пробкой.

— Больно, очень, — её горящая щека прижалась к моей груди, и я коснулся губами влажных, но приятных волос.

— Всё хорошо, надо немного потерпеть, я уберу у тебя боль, — успокаиваю её, срывая на ней мокрую и грязную одежду, провонявшую кровью.

Она обнажена. Полностью. Нет даже белья. Я снял абсолютно всё. На её хрупком теле появились новые синяки и гематомы, особенно в районе живота.

Бляди!

Они не щадили её. Так и все органы могут повредиться. Она вернётся в силы, и я отвезу её к личному врачу, пусть осмотрит.

Она не сопротивляется и даже не стесняется, как утром в гардеробной. Я аккуратно усадил или даже слегка уложил её в воду ванной, смачивая нежную кожу прозрачной жидкостью.

Вода постепенно приобрела грязный оттенок. Вместо обычного геля для душа, который явно бы щипал всё её раны, я использовал малое количество специального интимного, в нём меньше химии, ибо предназначен специально для интимных мест, дабы не сжечь микрофлору.

— Я стесняюсь, — осипшим голоском пролепетала, издав мягкий смешок.

— Тебе нечего стесняться, ангелочек, на самостоятельное мытьё у тебя не хватит сил.

Я приходился нежными касаниями по хрустальному тельцу. Не посмел использовать мочалку, боюсь, что неровности повредят незажившие раны. Тёплая вода потихоньку смывала пену и лишнюю кровь, я предельно аккуратно скользил по светлой коже. Закончив с мытьём от ужаса, я поднял её из воды, закутывая в полотенце, висящее на крючке около ванной.

На руках я донёс Эвелину до спальни, укладывая на кровать спиной вниз. Раны ещё кровоточат, и кровь впитывается в махровое мятное полотенце.

— Почему родители так обращаются со мной? — безжизненно задаёт вопрос, рассматривая интерьер моей спальни.

— Существуют люди-идиоты и мрази, твои родители относятся к этому виду нелюдей, — усмехаюсь, бережно обмакивая каждый участок её кожи. — Я обработаю твои побои, и ты всё мне расскажешь, договорились?

Она кивнула.

— Да, — кратно, чётко отвечает, не открывая глаза.

Вытерев всю влагу, я достал из комода аптечку со всеми удобствами. Тот же бетадин и кусок марли, но вдобавок ещё и моток бинтов. Прям как в прошлую ночь.

— Данте, — она всхлипывает, схватив пальцами край полотенца, лежавшее под ней.

— Говори, — проводя мокрой от спирта марлей вокруг ран для остановки кровотечения, произношу.

Она тяжело вздыхает и только через пару секунд решается сказать.

— Мне надоело жить в таком аду, постоянно им что-то не нравится, и применяют силу, ремнём избивают до такой крови! Аннабель дала мне свои вещи, не знаю зачем, ей так захотелось, но отец изрезал её всю, а мать сказала, что я последняя шлюха, и мне какой-то богатенький мужик купил одежду Шанель! А я, я никогда ни с кем не спала! Я абсолютно невинна!

Её слёзный выговор в сторону блядских родителей вырвался наружу. Она терпела это в себе долгие годы и не могла позволить себе выпустить обиду.

Я слушал её, стараясь не показывать злость на её конченых родителей. Я сохранял спокойствие снаружи, а внутри бушевал ураган гнева!

Мерзкие животные!

— Если мать сама спит с мужиками, ещё не значит, что это я делаю!

Её руки сжались в кулак, и она стукнула ими по матрасу постели. Отчасти её возмущение умиляет, но злит, что её родители заставляют чувствовать злость на них.

На синяках и в принципе всех местах ударов оказалась прохладная мазь Диклофенак, она лишь притупляет боль и снимает отёк.

Эвелина замолчала, не желая вновь поднимать неприятную тему для разговора.

Я прекрасно понимаю её.

Пытать не буду. Она всё расскажет.

— Что на ужин обычно ешь? — перевожу тематику, осторожно размазывая вязкую жидкость по её телу.

— Я почти не ем.

Что, блять?

И как прикажете мне понимать «я почти не ем»?

Ах да, приказываю же я.

— Хочешь сказать, ты даже не завтракала у нас дома?

— Не завтракала, — она стыдливо отвернула голову, сгоняя от моего прямого взгляда.

В смысле она не ела? Какого чёрта родители и Аннабель допустили такое? Хорошо, они не виноваты, но какого хера Эвелина не воспользовалась шансом нормально позавтракать? Мне насильно ей в рот еду запихивать что ли?

Отец бы сказал, что не так меня воспитывал, потому что насильственными действиями в плане еды я дальше испорчу её и так разъебанную психику.

— Тогда я сам выберу, чем ты будешь ужинать, отказов я не принимаю, — утверждаю, поднимаясь с постели, закончив обеззараживание ран.

— Данте, я не голодная, — отнекивается ангел, привстав на локтях, принимая сидящую и одновременно лежащую позу.

— Ты поешь, — твёрдо говорю, создавая более жёсткий акцент голоса. — Никаких отказов, ясно? Ясно.

Я наконец-то снял с себя мокрую рубашку и брюки и отнёс её в прачечную, закинув в грязную корзину для белья. Позже загружу, либо домработница сделает вместо меня, иначе за что я ей плачу хорошую зарплату за чистоту в моей квартире?

Вернувшись в спальню с Эвелиной, я нацепил на себя только домашние тёмно-синие штаны, без футболки.

— Ты будешь разгуливать с голым торсом? — женское сопрано приходит в стабильное состояние, без единой дрожи в голосовых связках.

— Да. Я буду ходить с голым торсом.

— Меня смущает это, ты точно не хочешь одеться?

— Мне в квартире жарко, не хочу вонять пóтом, — открывая шкаф с одеждой, я подхожу к ней со своей чистой толстовкой. — Одевайся, ты замёрзнешь же. Всё время дрожишь.

— Я утону в ней! — начинает она возмущаться.

— Не проблема, представь, что оно, словно твоё новое платье, или ты хочешь, чтобы я сам надел его на тебя?

Я усмехаюсь, застав на её детских щеках розовый пигмент.

— Прекрати! — в смятении гневно уставилась на меня своими фиалковыми глазками. — Давай сюда свою... — она остановилась, выхватывая у меня кофту из рук. — Кофточку в общем!

Легко наглумившись, я принялся сверлить её одичавшим взглядом.

— Забирай, мне не жалко.

Она прекрасна и с побоями, но без них будет куда лучше. Я не отпущу её в дом, пока у неё ничего не заживёт, а лучше вообще не отпущу, пусть живёт со мной.

Эвелина неспешно натянула на себя мою уж слишком огромную для неё толстовку. Не рассчитал, она ростом достаёт мне до груди, даже до плеча не дотягивается, до него ей примерно сантиметров десять, а до меня самого, самой макушки, около пятидесяти.

— Я же говорила, что утону в твоей кофте!

— Зато коленки не замёрзнут, принесу тебе твои трусы, иначе моё новое, чистое, мужское нижнее бельё спадёт с тебя в самый неподходящий момент, — хмыкаю, выходя из спальни вновь, направляясь в ванную.

— Данте, мать твою, идиот мелкий! — кричит девушка, не довольствуясь моими шутками.

— Кто у нас здесь плохими словечками выражается? И из нас двоих мелкая только ты, ангелочек, — нахально поговариваю.

Я зашёл в комнату, крутя на пальце её слишком миниатюрное бельё, она резко выхватывает у меня его, швыряя в моё лицо мою же подушку.

— А-ау! — наигранно кричу. Я должен её хоть как-то развеселить. — Блядь, ангелочек, ты в демонёнка превратишься.

— С тобой и в сатану сразу можно, — огрызнулась она, натягивая на себя нижнюю одежду.

— Не огрызайся, ладошкой по попе получишь, — внезапно, по собственной привычке говорю, моментально пожалев об этих словах, осознавая колоссальную ошибку.

Черт.

Нет.

Блядь. Нет. Она затряслась в руках, падая под толстое одеяло.

Идиот! Она же ещё ребёнок и боится любого поднятия руки!

— Ангелочек, — схватив её сзади, усадил её на свои колени спиной к себе, зарываясь пальцами в спутанных локонах. — Прости, я не хотел пугать тебя, шлепки происходят во время близости, для разгона крови. Я не собираюсь с тобой ничего такого вытворять.

Пока что.

Проносится у меня в мыслях, но я не сплю озвучивать их. Она ещё ребёнок.

Мой запретный плод.

— Честно говоришь? Своим сердцем клянешься? Своей жизнью? 

Она схватила тонкими пальцами меня за запястье и откинула голову назад, чтобы взглянуть прямо в мои глаза.

Я не смею отводить взгляд от её прекрасных очей.

— Клянусь своей жизнью и всем, что имеется в моей власти, — горячо выдыхаю на её губы. Она слишком близко.

Я не должен целовать её. Ещё рано.

— Тогда приготовь мне покушать, — улыбается девушка, залившись ярким смехом.

Заплатил бы за её улыбку двойную ценой. Её улыбка заставляет раствориться в этом мире и чувствовать себя живым, забывая об усталости и проблемах взрослой жизни и маске жестокого, властного и грубого, богатого мужчины с собственным бизнесом, состоящим из сети ночных клубов, наследуя некую часть от родного отца.

— Я бы хотела что-нибудь с сыром, люблю сыр, особенно плавленный, — дополняет шатенка.

— Могу предложить одно французское блюдо.

Моя маленькая мышка.

Нет. Ангелочек ей подходит намного больше.

— Какое?

— Сначала я приготовлю его, и ты вкусишь вкус французской кухни.

— Ну, беги делай! Я голодная теперь, — она скрестила ручки на груди, прищурив брови в мою сторону.

— Бегу-у выполнять ваш приказ, ангелочек мой, — я прислонился губами к её горящему лбу и через длительные минуты медленно отстранился. — Отдыхай.

И я опустил её на постель, оставляя в спальне в шокированном моим действием состоянии.

Мой ангел крови.