обратная сторона доверия|фишер.

— надежда семёновна... там боков... — сказал резко мужской голос, заходя быстро в кабинет.
— а... а где она? — добавил он растерянно, окинув взглядом пустой стол и слегка растерявшись.

— это я вам указание дала, я вместо неё сегодня, — сказала я устало, не поднимая глаз от бумаг, хотя сердце на секунду пропустило удар.

— понял, лика михайловна. мы вам там бокова привезли, он на первом этаже ждёт, — доложил сотрудник, стоя по стойке смирно.

я кивнула.
— спасибо. можешь идти.
он коротко кивнул и быстро вышел.

я положила ручку, с силой выдохнула и встала. кости будто хрустнули от напряжения — я сидела слишком долго. плечи ныл, шея затекла, внутри всё дрожало, но не от страха, от ярости. в коридоре пахло пылью, бумагами и старым линолеумом. я спускалась по лестнице, ступенька за ступенькой, злясь на каждый шорох.

на первом этаже ко мне тут же подошёл другой оперативник — молодой, в тёмно-синем, с папкой подмышкой, уставший, но собранный.
— лика михайловна, разрешите обратиться.

— говори.

— машину нашли. водитель задержан. боков... генпрокуратура очень недоволен задержанием.

он понизил голос на последнем слове, будто опасался, что нас могут подслушать.

я лишь кивнула:
— спасибо.
и подошла ближе к решётке.

за ней, на металлической лавке, сидел боков — расслабленно, чуть откинувшись назад, но глаза были напряжённые, смотрел пристально. при виде меня он сразу поднялся, подошёл ближе, к самому краю.
руки в наручниках. волосы растрёпаны. на лице ни тени раскаяния.

— васильева, ну че это за беспредел? — спросил он, приподняв руки с цепляющимися друг за друга наручниками.

— ну пойдём в кабинет, я расскажу, — прошипела я зло и развернулась, даже не удостоив его взглядом.

— а наручники хоть можно снять? — крикнул он мне в спину.

— нет, нельзя, — ответила я, даже не оборачиваясь.

— не понял! — взвизгнул он.

в кабинете я встала у стола. свет лампы жёстко падал на пол, отбрасывая тень мою и его, тень того, кем он стал — или кем оказался с самого начала.

он зашёл, гремя наручниками. встал рядом, близко, слишком близко.

— что ты, правда думаешь, что я дура? — резко начала я. голос сорвался на первом слове, но я быстро взяла себя в руки. — что деньги на место не вернёшь? что не узнаю о том, что ты первый это всё хотел сделать, а? в героя решил поиграть... а как ты узнал, что деньги пропали? сам захотел их забрать?!

я почти кричала. злость сдавливала грудную клетку, воздух казался тяжёлым.

— лик... — начал он, но я уже была на пределе.

— что лик?! — сорвалась я. — ты обманул меня, подставил нас двоих, это уголовка, боков!

он рванулся ближе, глаза пылали.
— да ты своим бездействием ребёнка загубишь! — крикнул он.

в этот момент зазвонил телефон. громкий, резкий, будто удар. я метнулась к трубке, схватила её.

— васильева? — раздался в трубке голос.
я узнала его сразу.

— да, михаил сергеевич.

— ребёнок жив. его вернут. адрес тот, где была найдена младшая девочка ершовых. забери её.

— да... слава богу... спасибо вам. сейчас приеду, — сказала я и положила трубку.

руки тряслись. пальцы не попадали в рукава пальто, пока я его накидывала.

— ну давай ключи, — услышала я за спиной. я обернулась.

— а ребёнка я уже спасла! — крикнула я.

— каким это образом, интересно?! — крикнул мне евгений, когда я уже вышла из кабинета.

— не твоё это дело! — рявкнула я.

— поехали вместе! — крикнул он.

— ты задержан, боков! — бросила я через плечо.

— ну ладно ты... деньги на месте, или мусора их уже спиздили, а? ну давай, не безопасно тебе ехать самой... — тараторил боков, и я чувствовала, как у меня пульс скачет от злости.

я остановилась.
— да ты достал уже! — крикнула я. — снимите с него наручники, — бросила сотруднику.

тот подошёл и снял их. боков потирал запястья, смотрел на меня с выражением, в котором была смесь раздражения и... упрямства.

— если ты возомнил себя спасателем мира, то напрасно. я и сама неплохо справлюсь. без тебя, боков. понял?! — крикнула я, разворачиваясь.

шумно распахнула дверь.
— поехали! — крикнула я, и вышла из участка.

мы сели в машину, за рулём — сотрудник, я заняла место рядом с ним, боков сел позади.

— едь на мост, где нашли тело ершовой, и ребёнка младшего, — велела я, застёгивая ремень.

двигатель взревел, машина тронулась. я чувствовала, как в груди нарастает что-то острое и тревожное, будто кость в горле.

— быстрее едь, — сказала я, глядя в окно.

водитель бросил на меня короткий взгляд, потом чуть сбавил скорость и осторожно вымолвил:

— лика михайловна, ну нельзя быстрее…

голос у него был неуверенный, тот самый парень, что уже возил меня пару раз, из команды райкиной.

— плевать мне, время сейчас на минуты идёт. гони, — сказала я твёрдо, не отрывая взгляда от темнеющей трассы.

он, не ответив, прибавил газу. машина рванула вперёд.

мы мчались сквозь ночь. дорожные фонари мелькали, отбрасывая резкие, ломанные тени на капот. я сидела сжата, руки стиснуты, ногти впились в кожу ладоней. дышала неровно.

по дороге почти не говорили. боков за моей спиной молчал, но я ощущала — он напряжён, как и я.

когда мост показался вдалеке, я вдруг заметила что-то.

сумка. на асфальте. одна, будто кем-то выброшенная.

— останавливай машину! — крикнула я.

— быстрее! — донёсся голос бокова.

машина встала с визгом. мы с боковым вылетели наружу. ветер ударил в лицо.

сумка лежала раскрытая, пустая. я наклонилась над ней, посветила фонариком. ничего. ни бумаги, ни вещей — только пустота.

— криминалистов вызывай, — бросила я бокову, который уже шёл назад к машине.

сердито. не на него — на эту тишину, на пустую сумку, на чью-то жестокую игру.

и тут же — пятна на земле. следы. грязь. они уходили вниз, в сторону оврага.

я выпрямилась, направила свет туда, где начинался спуск. фонарь выхватывал куски травы, землю, мокрые камни.

машины приехали быстро — мигалки, фары, шум.

— машины заглушите! собак успокойте! полная тишина, никто не разговаривает, молчать всем! — крикнула я. голос прозвучал резко, как выстрел.

тут же тишина. только ветер. кто-то шепнул позади «есть», кто-то выключил фары. всё застыло.

я пошла вперёд, в темноту.

шаг за шагом. фонарь трясся в руке. следы вели вниз, и я шла первой. за мной — боков. за ним — остальные, без слов, сдерживая дыхание.

травы были влажными, острые стебли царапали брюки. земля уходила под ноги, пахла чем-то холодным, мокрым.

я остановилась. фонарь чуть скользнул вбок.

— маша... — позвала я.

голос мой был ровный, тихий. не как у следователя. как у женщины. у матери.

тишина.

— машенька, милая, где же ты?.. мама за тобой пришла... — шептала я в темноту.

ветер сорвался с деревьев, прошёлся по кустам. но — ничего.

— машенька... — я сделала шаг. и тут — всхлип.

еле слышный. хриплый, слабый.

я подняла руку.

— стоять всем. тихо, — сказала я.

шагнула ещё.

— всем тихо! — добавила.

сердце застучало чаще. руки вспотели. фонарь выхватил что-то. фигура. маленькая.

я побежала. упала на колени.

ребёнок. девочка. её тело было свернуто, как у замёрзшего щенка.

я обхватила её руками, подняла. легкая, как кукла.

— маша, машенька… — шептала я.

её веки дёрнулись. я нащупала пульс.

— живая... ты как, моя девочка? устала, да... устала...

я прижала её к себе крепко.

поднялась.

повернулась к людям.

— живая! — громко крикнула я.

ко мне сразу же подбежал боков.
он будто не слышал ничего вокруг, только девочку видел. резко опустился к маше, осветил ей лицо фонариком, левой рукой приподнял веко, потом другое, с тревогой всматриваясь в зрачки. я стояла рядом, не дыша. он будто весь сгорбился, стал ниже ростом, будто груз какой-то придавил.
— боков?.. — прошептала я, не узнав его выражения.
он резко повёл фонарик ниже, осветил соску у неё во рту, резко оторвал её. поднёс к лицу.
понюхал.
а потом попробовал.
и... скривился.

у меня по спине пробежал холод.
— что? в чём дело? — спросила я, не скрывая испуга.

он, не отвечая, сбросил с себя куртку, швырнул её на землю.
— клади её.
я моргнула.
— что?
— клади! клади, давай, растёгивай!
я послушалась — положила девочку на куртку, торопливо, неуклюже. руки тряслись.

боков на коленях уже начал расстёгивать её курточку, рвал молнию, торопился, и всё повторял:
— не-не-не… нет… нет… — будто в себя не верил.

— ты чего? ты чего, жень? — я почти сорвалась, истерично тряслась рядом, прикасалась к её лицу. оно было бледное, ледяное.
она не отзывалась.
— ты чего делаешь?! — я сорвалась.
он уже начал делать искусственное дыхание, откидывая волосы девочки, ловя ритм.

я закричала:
— врача! быстро!
голос мой раздался громко, резко, истерично. я не выдержала бы смерти второго ребёнка. умру сама, хоть и не физически.

шум за спиной — бег. кто-то рванул к нам. врачи. двое.
боков подхватил её на руки, прижимая, как куклу, как родную.
— отравление у неё. опиумом, — выдавил он.

мне будто воздух перекрыли.
я не могла вдохнуть.
всё вокруг — сжалось. затихло. словно вакуум.

— сейчас промоем и в операционную! — сказал один из врачей. они забрали её. боков пошёл с ними. а я осталась.

стояла, как будто закопанная.
не смогла.
не уберегла.
чёрт… чёрт… лика, что ты наделала…

в этот момент боков обернулся.
в его взгляде — злость, отчаяние, вина.
он подошёл ко мне, провёл руками по лицу, как будто хотел стереть происходящее.

— сука… — выдохнул. посмотрел под ноги. поднял соску, которую откинул. протянул мне.

— соска. с маком. во рту у неё была. и с мёдом.

я приняла её, как улику.
как нож.
в горле пересохло.

— блядь… — прошептала я.

боков отвёл глаза, кулаки сжал.
— твари, блядь… нелюди… — сказал он.
в голосе — всё сразу: ярость, бессилие, усталость. и я не могла ни дышать, ни двигаться.
только стояла и смотрела, как соска в моей руке колышется от дрожи.

— сохрани её, вдруг потом понадобится, — сказала я без эмоций, глядя в одну точку, даже не слыша, что говорю. пальцы будто сами по себе сжались на пластиковой соске, ещё тёплой от детского дыхания. я протянула её бокову.

он молча взял. просто кивнул. будто не человек, а автомат. даже в этом было что-то страшное — как он держался, как вцепился пальцами в эту соску, как будто через неё чувствовал, что девочка ещё жива. или, наоборот, уже не с ней. и держал, чтобы не отпустить совсем.

я не сказала больше ни слова. развернулась и пошла к машинам скорой. ноги подкашивались, шаги были тяжёлыми, будто по колено в воде. земля была сырой, тёмной. где-то лаяли собаки, но я не слышала их — всё было будто в вате. словно мир стал от меня дальше, чем раньше.

— что там с девочкой? — спросила я, подойдя к медикам, одетым в белое с красными крестами. у одного перчатки были перепачканы — не в крови, а в чём-то чёрном, густом, будто мазут. запах стоял едкий.

— состояние стабильное, но в себя не приходит, — ответил один из них. невысокий, молодой. он даже не смотрел на меня, только на носилки. как будто боялся моих глаз.

— в больницу её надо, — добавил он глухо, чуть повернув голову.

я резко подняла на него взгляд.

— ну так везите, раз надо. что вы ждёте-то?! — рявкнула я, и сама удивилась, как громко это получилось. голос вылетел, будто с ножом.

— понял, — коротко сказал он, и без лишних слов забрался в машину.

первые фары вывернули из переулка. потом ещё одна машина тронулась. сирены не включали, ехали медленно. будто боялись лишний раз спугнуть ночь.

я стояла и смотрела им вслед. всё. всё, что могла сделать, я сделала. или не сделала. не знаю. только вот внутри была пустота. не боль, не злость — пусто. абсолютно. как выжжено.

потом я и вовсе осталась одна. ветер чуть трепал волосы, небо светлело от фонарей, но солнца всё равно не было. на асфальте блестела влага, и под ногами мягко хлюпало. на обочине остались только две машины криминалистов.

— надежда семёновна не отвечает, — донёсся голос откуда-то сбоку. я обернулась.

паренёк в очках. высокий, худощавый. из тех, что будто всё время оправдываются, даже когда молчат.

— она сказала, вопросы к вам, лика михайловна, — добавил он.

— делайте своё дело, — произнесла я ровно. — заберите соску. сумку. всё на экспертизу.

он кивнул, будто боялся спорить. уже развернулся.

— езжайте, — добавила я тише. не знаю, зачем. может, просто хотелось, чтобы все уехали.

— а вы? — спросил сотрудник, тот, что возил меня. у него был усталый голос, глаза как будто чесались — то ли от недосыпа, то ли от этого вечного фонарного света.

я выдохнула.

— едь. я останусь тут, — ответила.

— сами езжайте. одну машину оставьте нам, я её сам отвезу, — резко перебил его боков. я даже не заметила, как он подошёл. лицо у него было каменное, губы сжаты.

сотрудник перевёл взгляд на меня. в глазах вопрос: слушать его или нет?

я кивнула. коротко. и этого хватило.

все уехали. осталась только одна машина. для нас с боковым. пустая улица, выдохшееся небо, и мы. вдвоём. без слов.

я оперлась о какой-то столб — ржавый, облупленный, облепленный какими-то рекламками и слоями старого скотча, — и прикрыла глаза. пальцы дрожали, я потёрла лицо руками, чувствуя, как кожа натянута от усталости. внутри — гул, будто всё пространство между сердцем и горлом было забито свинцом.
воздух пах пылью, бензином и кровью — не резкой, но ощутимой. день, ставший ночью.
голос бокова был тихим, будто он боялся ранить меня даже тоном:
— ты как?

я чуть повернула голову, но смотреть прямо на него не стала.
— а ты как думаешь? — ответила, глядя куда-то сквозь него, в сторону покосившегося забора, за которым уже не было ни детского смеха, ни крика — только память.

руки на автомате достали из внутреннего кармана сигареты. потрёпанная пачка, с мятой стороной. зажигалка щёлкнула, и с первым вдохом в меня будто ворвался холод — чужой, как и всё это дело.

— я этого ублюдка своими руками придушу, — прошипела я сквозь зубы, чувствуя, как ярость вырывается на поверхность.
— когда узнаю, кто это сделал… найду. убью. пусть хоть посадят.

мне даже не нужно было смотреть на бокова, чтобы знать, как он сжал челюсть.
— ну каким же уродом надо быть… — я сорвалась. — она же маленькая совсем! ребёнок! сколько ей там лет?! четыре года?!

я шагнула в сторону, будто хотела убежать от этого крика, но ноги стали ватными.
— четыре, боков! четыре! а они её опиумом качали! уроды, сука! — голос сорвался, почти в крик, но я не могла остановиться. — а если что-то случится с ней?..

я замолчала резко. будто в меня вбили клин.
— убью… тварь он… тварь… — уже шептала я.

я посмотрела на евгения. он не перебивал. просто стоял рядом. не осуждая, не отводя взгляда. глаза в глаза. слушал. принимал.

я докурила. окурок бросила на землю, наступила, как будто могла уничтожить всю боль, просто раздавив её пяткой.

— жива она будет, — сказал он тихо.

я смотрела на него, но не видела. перед глазами стояла девочка на носилках. глаза закрыты. кукла в руках. пустота.
— а если, не дай бог, нет?.. второго ребёнка потеряем? — горькая усмешка вырвалась из меня сама. — прекрасная работа, боков. город так и надеется на нас.

он подошёл ближе, резко, но не пугающе.
— тогда я лично его найду, — сказал он почти беззвучно. — сделаю так, чтобы мать его родная не узнала.

он притянул меня к себе. обнял.
я уткнулась в его куртку лбом. стояла молча. дышала.
— поехали домой, лик, — прошептал он в мои волосы.

— нельзя, — ответила я, хрипло, голос был будто чужой. — райкина велела в участке сидеть, пока она не приедет.

— накосячила, что ли? — усмехнулся он тихо, почти с иронией.

— обижаешь, — слабо усмехнулась я, отстранившись.
— наоборот. за старшую я сейчас.

он кивнул.
— значит, поехали в участок. будем сидеть там и ждать райкину.

— поехали, — выдохнула я.

мы пошли к машине, не оборачиваясь. ночь пахла горечью. впереди был только свет фар и дорога.

пришла в себя я в машине, когда раздался голос бокова.

— а ты вообще как узнала обо всём? — спросил он.

я медленно повернула голову в его сторону, моргнула, будто очнулась от глубокого сна. за окном проплывали размытые фонари, капли дождя стекали по стеклу, будто кто-то плакал вместе со мной. я нахмурилась, глядя вперёд, в темноту.

— о том, что ты обманул меня, — медленно выдохнула я. — решил сыграть в героя, который якобы помог мне, а сам за моей спиной ещё раньше меня продумал план? — язвительно добавила я, не поднимая на него взгляда.

— допустим, — коротко отрезал он, словно не желая развивать тему.

я усмехнулась, будто от злости.

— этот идиот фанин сам позвонил и всё рассказал, — бросила я, почти со смешком.

— чтоб его… сука…
боков зло выдохнул, ударив ладонью по рулю.

— кто вернул нам ребёнка? — спросил он после долгой паузы. в салоне машины было тихо, только двигатель гудел и шины шуршали по мокрому асфальту.
я молчала. уставилась в пол, в свои колени. сердце сжалось.
— я спрашиваю снова, кто вернул нам девочку? — повторил он, уже злее, голос стал резче, грубее.

я сжала пальцы, опустила голову ещё ниже.

— лика, ну что ж ты… — начал он, голосом, как у взрослого, который отчитывает ребёнка.
мне стало не по себе. в груди вспыхнула злость и боль одновременно.
я резко выдохнула и закричала:

— я ничего не отвечу!

тишина.
он будто застыл, а потом хрипло, едва слышно, сказал:

— понял.

я отвернулась к окну. губы дрожали.
на какое-то мгновение мне показалось, что я перегнула. но внутри скребло другое — стыд.
я молчала, кусая губу, пока в груди не стало совсем тяжело.

— главное, что девочку нам вернули, остальное не так важно, жень… — выдохнула я тихо, почти что виновато, будто прося у него прощения за вспышку.

он кивнул.

— дело говоришь. согласен, — так же тихо ответил он.

машина мягко притормозила. мы оба не спеша потянулись к дверям, не глядя друг на друга.
за окнами был участок.
мы вышли.

— а где злобин? — спросила я, садясь в кресло райкиной.

— я откуда знаю? — боков поднял глаза от стола и посмотрел на меня так, будто мой вопрос нарушил какой-то его внутренний ритм.

— я его ещё с утра не видел, думал, что он с райкиной, либо с тобой языком чешет, — буркнул он, с лёгким раздражением в голосе.

я вздохнула, закатив глаза.

— райкина сказала, что с утра его не видела, — пробормотала я. — да с женой он своей, уверена, — добавила и откинулась в кресле, глядя в потолок. неприятно это было — когда человек исчезает, не предупредив, особенно когда он вроде как в твоей команде. особенно когда ты ему доверяла. слишком сильно доверяла. он был бы там не лишним, когда мне было плохо.

боков усмехнулся, почти беззвучно.

он ничего не ответил, просто кивнул коротко. но я заметила по его лицу — понял. ему и самому было, наверное, неприятно, что злобин так слился. но, в отличие от меня, он не делал из этого трагедии. у него вообще всё было будто проще — или он так старался делать вид.

в кабинете пахло кофе, но уже холодным. где-то под столом тикали часы — равномерно, устало, как всё в этом здании. мы с женей сидели в тишине, уже несколько часов, болтали вполголоса о разном. я даже забыла, как начинался этот день — такой длинный, будто неделя прошла.

вдруг он сказал:

— в ростов я хочу. домой бы.

я удивлённо подняла взгляд на него:

— ты там живёшь?

он кивнул, не глядя на меня, будто думал о чём-то своём.

— у меня тётя с дядей, которые витю к себе забрали, тоже в ростове живут, — я невольно улыбнулась. — а вообще, сейчас бы к ним… ладно они, к витьке бы надо. а то давно я его не видела… соскучилась уже совсем, — хмыкнула я, опуская взгляд.

он на секунду замолчал, а потом посмотрел на меня с какой-то спокойной уверенностью:

— увидится ещё можно. главное, что жив, здоров.

я кивнула, не зная, что сказать. тепло стало внутри — простая фраза, но от неё будто кто-то положил ладонь мне на плечо. поддержка — та, которая не громкими словами, а вот такими — короткими, спокойными.

тишину резко разорвал звук открывшейся двери — громко, будто её с петель сорвали.

— лика, что за дела?! — закричала райкина, влетая в кабинет как ураган. губы сжаты, глаза сверкают. сразу поняла — накалена.

я резко встала, почувствовав, как мышцы подскочили от напряжения.

— надежда семёновна, маша, старшая девочка ершовых, в больнице. в реанимации, — чётко произнесла я, не теряя равновесия.

— а какого хрена у нас боков в клетке сидел? — не успокаивалась райкина. — все посты на уши поднялись от того, что кто-то вместо меня стал их вызывать! — голос её звенел в воздухе, будто хлыст по стеклу.

— надежда семёновна, это уже вам боков сам отчитываться будет, — бросила я, нахмурившись и глянув в сторону жени. да, я всё ещё злилась. не потому что он предал — он не предал. но слишком много всего он держал при себе, и это раздражало.

— дочь ершовых кто нашёл? — резко спросила райкина, уставившись на меня.

— я, — ответила я так же резко, почти со сталью в голосе.

она удивлённо подняла брови и посмотрела на меня чуть дольше обычного.

— молодец. об этом позже поговорим. а сейчас по домам. завтра тяжёлый день будет, — сказала она устало и плюхнулась в кресло, как будто в ней спал весь огонь за один вздох.

я кивнула. мы с боковым молча подошли к вешалке, надели верхнюю одежду. я взяла свою сумку и посмотрела на женщину, которая минуту назад кипела, а теперь была просто очень уставшей.

— до свидания, надежда семёновна, — сказала я.

— до свидания, — коротко бросил женя.

— до завтра, — с трудом выдавила райкина.

мы вышли из её кабинета. шаги гулко отдавались в коридоре. прощаясь с дежурным и остальными, мы вышли на улицу. тишина. редкие машины. город будто выдохнул.

— отвези-ка нас домой, лейтенант, — сказал боков, и я заметила, как его голос будто стал глуше от усталости. взгляд мой метнулся в сторону — в одной из машин сидел тот самый парень, что, кажется, уже наизусть выучил моё лицо и перемещения. у него был тот самый вид, который бывает у людей, которых ты вымотал, но они всё равно делают своё дело без слов.

— садитесь, — коротко кивнул он.

я устроилась на заднем сиденье, не глядя ни на него, ни на бокова. руки были холодные, пальцы подрагивали, будто и не пришла я в себя до конца, либо же только начала осознавать то, что случилось ранее. евгений сел вперёд, рядом с водителем.

машина плавно тронулась. салон пах табаком и чем-то ещё — влажным воздухом, дождём, дорогой, словно впитавшей все сегодняшние события.

— сначала девушку отвезём, а потом уже меня, — сказал устало евгений.

я мельком глянула в зеркало заднего вида — его лицо, полуобернутое к стеклу, было серым и каким-то посторонним.

— лика михайловна, вам туда же? — спросил сотрудник, чуть повернув голову.

— да, — коротко кивнула я.

на этой "да" я почувствовала, как боков чуть повернулся ко мне. я не смотрела на него, но ощущала его взгляд — тяжёлый, внимательный, как будто хотел просканировать, вытащить из меня то, что я сама не осознавала.

— ага, — только и сказал он, выгнув бровь.
слов не было, но выражение лица говорило: интересно, откуда он знает, куда именно тебя везти, лика?
но он не стал говорить это вслух. и я не стала смотреть на него.

дорога заняла минут десять. за окном тянулись расплывчатые силуэты домов, вывески, редкие прохожие. улицы будто спали, и мы были единственными, кто ещё двигался в этом городе.

машина затормозила у моего подъезда.

— спасибо снова, до свидания, — сказала я лейтенанту, стараясь говорить спокойно, но внутри что-то дрожало.

повернулась к бокову.
— пока, лик, — сказал он. его голос был тише, и в нём прозвучало что-то... странное. не прощание, нет. как будто мы увидимся снова. как будто он не уходит.
он слабо улыбнулся, и я кивнула:
— до завтра, жень.

и только тогда заметила, как водитель — лейтенант — вдруг посмотрел на нас. его глаза бегали между мной и боковым, уголки губ будто сами собой начали ползти вверх, и я поняла — он что-то понял. или догадался. или просто увидел то, что мы сами ещё не решались признать.

в его взгляде было нечто тёплое, будто он стал свидетелем начала чего-то важного. чего-то настоящего.

я чуть ухмыльнулась.
развернулась, открыла дверь, и направилась к себе. домой.

зайдя домой, я сразу же почувствовала присутствие посторонних. атмосфера в квартире была не той, какой я её оставляла. воздух казался другим — не моим, не родным, не безопасным. тишина была слишком ровной, будто кто-то только что вышел и намеренно её оставил — ровной, вылизанной, без сучка. как след от ботинка в снегу, который только начал подтаивать.

я остановилась в коридоре. рука на выключателе дрожала, но я всё равно щёлкнула — свет резанул глаза. привычные тусклые лампы в прихожей мигнули, как будто неуверенно, и загорелись.

шаг за шагом я проходила по всем комнатам. шторы на месте, подушка смята, как я и оставляла. ванная — сухо. зеркало чистое. ничего не сдвинуто. зал — всё так же. книжки в стопке, плед на подлокотнике. но внутри меня зудело. будто кто-то встал впритык и смотрит — молча, не моргая. только его уже нет.

я выдохнула. громко, на весь зал, как будто сама себе доказывая, что всё в порядке. но это не сработало. я повернулась и пошла на кухню. мне нужно было воды. просто воды. и убедиться, что всё нормально.

в кухне пахло... странно. будто кто-то открывал холодильник и слишком долго в него заглядывал. я включила свет, и первое, что увидела — это был не чайник, не кружка, не даже мой цветочный фартук на спинке стула. а белая полоска бумаги на столе.

просто записка.

без конверта. просто лежит, будто ждёт. я застыла. потом медленно подошла, шаг за шагом, будто она могла взорваться. и взяла её в руки.

пальцы дрожали, бумага мягко шелестела. не написано — нет, напечатано. ровный шрифт, машинка или принтер, неважно. слишком бездушно. я начала читать.

«ты знаешь слишком много. мне это не нравится. а когда мне что-то не нравится — я избавляюсь от этого.»

я услышала свой голос — тихий, надломленный, будто это не я говорю, а кто-то во мне, отделённый и ужасно испуганный:

— ты знаешь слишком много, мне это не нравится... — я проговаривала, не веря. — ...а когда мне что-то не нравится, я избавляюсь от этого...

сердце замерло. бумага выпала из рук, медленно скользнула на пол. следом — сумка. с глухим звуком. и я сама — по стене, вниз, будто ноги стали ватными, будто я обнулилась. я упала прямо в кухне, не сняв пальто. кожа липла к подкладке, в волосах путались пуговицы воротника, но я даже не моргнула.

я зажала голову руками, как будто могла так остановить мысли. или страх. пальцы впились в кожу, в волосы, в череп. будто я пыталась схватить себя за разум, чтобы он не выскользнул.

на лице — не просто паника. отчаяние. тупик. ступор.

— что... блядь, — выдохнула я, голос был тихим, севшим, почти хриплым. — всё же хорошо было... всё...

всё. но нет.

что пошло не так? кому я снова мешаю? я была на грани. мыслей — миллион, они крутились, как вода в сливе. кого звать? кому, чёрт возьми, можно позвонить?

бокову? но я только что на него сорвалась. ване? он далеко, он даже не знает, что тут всё снова начинается. райкиной? она скажет «всё нормально, не накручивай». михаилу сергеевичу? может... может, но он занят, он не обязан...

— кому, сука, звонить, чтобы мне наконец-то помогли? — я не заметила, что говорю вслух. голос дрожал, как стекло на ветру.

я схватила пейджер. руки тряслись. набрала быстро, почти не глядя:

«боков, ты далеко уехал? приедь, срочно. это снова началось.»

отправила. пейджер со звоном упал на пол. я закрыла лицо руками — как будто это могло защитить. закрыться от мира. спрятаться. исчезнуть.

но чувство защиты — оно будто исчезло из моей жизни навсегда. и я, сидя на холодном кафеле кухни, в пальто, с растрёпанными волосами и сбившимся дыханием, понимала это.

пейджер пикал. звуки были надрывные, как будто он пытался кричать за меня. но я не отвечала. я сидела. как психичка. без слёз, без сил. тряслась. просто тряслась. и не пыталась себя успокоить.

мой тгк:лика нелика.
там много интересного!
хочу попросить вас ткнуть на звёздочку и оставить свое мнение в комментариях, а также не забывайте подписаться, мне будет очень приятно!) спасибо за прочтение главы до конца! до скорых встреч, пока!