глава 3 «он рядом. среди нас»
ребят, ставьте звёздочки пожалуйста, мне будет очень приятно!)
выйдя из подъезда рано утром, я наткнулась на соседок. обе — бабульки из соседнего подъезда, всегда вместе, будто сросшиеся. стояли у лавочки, укутанные в платки, и ворчали громко, на весь двор, так что я невольно остановилась.
— …а погибнут же, — причитала первая, сутулая, в тёмно-синем пальто, — такие крохотные, под больницей этой, на голом бетоне, мать их бросила… кто ж кормить-то будет?
— у меня колено опять распухло, я ж не дойду туда, — подхватила вторая, чуть выше ростом, в шерстяной кофте и с вязаным капюшоном. — хоть бы кто молодой нашёлся, с сердцем, а то все по своим делам только.
я замерла рядом, слушала краем уха. сначала думала пройти мимо — вдруг о чём своём, местном — но как только в их разговоре промелькнуло слово щенки, внутри у меня что-то дрогнуло.
— такие маленькие, — продолжала первая, — ну ведь замёрзнут же, малышня совсем, ты бы видела, крошечные…
— и визжат, бедненькие, вчера слышала — душа вывернулась.
я машинально кивала. щенки. под больницей. брошенные.
ну конечно, теперь вся голова будет забита этим до вечера, пока не узнаю, что с ними.
вдруг одна из бабулек — та, что пониже, — повернулась ко мне и протянула руку:
— ты, девонька… молодая же, здоровая, тебе не сложно будет. я хлебушка отрежу, с краешка, свежий. отнеси им?
вторая сразу же подхватила:
— и я молочка налью. немного. в баночку. ну пожалуйста. а то у нас и сил, и ног нет.
я посмотрела на них — глаза у обеих полные тревоги, настоящей. ни капли притворства. и как им отказать?
да я и не собиралась.
жалко ведь животину.
а если есть возможность и говорят, что они маленькие, то почему бы и не накормить-то.
я тихо ответила:
— хорошо. схожу.
они просияли, даже будто выпрямились.
— ах, спасибо тебе, — прошептала первая, — будь ты счастлива, детонька, за сердце своё.
— вот хлебушек, в полотенце. аккуратный кусочек, мякиш…
— и молочка, — бережно, будто хрустальную вазу, в руки мне передали баночку. маленькую, но с крышкой.
я взяла всё аккуратно, прижала к груди, кивнула им. они ещё долго благодарили, даже вслед махали платочками, когда я пошла по направлению к переулку.
ещё минут через двадцать я уже была за заброшенной больницей.
тропа туда вела узкая, заросшая травой, по обеим сторонам — высокий бурьян, старые доски, проваленные куски асфальта.
ветер тут гулял свободно, холодный, и тишина стояла такая, будто сам воздух затаился.
я сжала баночку в руках крепче.
если они там, и правда такие крошки… я найду их.
и неважно, что ещё с утра не успела позавтракать.
важнее — они.
найдя по громкому, жалобному пищанию коробку, я почти сразу поняла, что это оно — то самое место, о котором говорили бабушки. стояла она под бетонным карнизом, полураскрытая, вся в пятнах, потрёпанная, явно старая. вокруг было сыро, пахло пылью, мокрой тряпкой и чем-то ещё… резким, чужим.
я опустилась на колени, положив рядом с собой сумку, и осторожно приподняла крышку. внутри — серое старое полотенце, свёрнутое, как гнездо. и в этом гнезде… несколько крошечных щенят, кучкой сбившихся друг к другу, почти неподвижных, только едва-едва подёргивались, да пищали негромко, прерывисто.
глазки ещё закрыты. совсем малютки.
мне стало так тяжело внутри, будто кто-то положил кирпич на грудь.
— бедные вы, — прошептала я.
— одни тут, совсем одни.
я уже собиралась достать бутылку с молоком, но взгляд мой вдруг зацепился за нечто странное — рядом, у самой стенки коробки, что-то торчало из-под ткани. я приподняла край полотенца.
и резко отдёрнула руку.
внутри будто кольнуло.
кость.
но это не собачья.
не крупная, не мощная.
она… маленькая. тонкая. и слишком… правильная.
я знала, как выглядят детские кости. и я знала, что это человеческая.
я резко выдохнула, стиснув зубы. паниковать нельзя. просто… нельзя. я замерла, лишь слушая, как бешено бьётся моё сердце.
нельзя щенят бросать. нельзя и это оставлять.
молча, стараясь не думать, я достала баклажку с молоком, откупорила, бросила внутрь кусочки хлеба, чуть встряхнула, чтобы размяк. потом вылила получившуюся смесь рядом с ними, аккуратно — пусть хоть чуть согреются, насытятся… живыми же ведь быть хотят.
а кость… я аккуратно, словно боялась причинить ей боль, завернула её в полотенце — то, что было вторым, про запас, — свернула бережно, положила в сумку, застегнула её.
губы у меня пересохли.
всё внутри сжалось.
кто это? откуда?
и тут — сзади, в полной тишине — раздался шорох. лёгкий, будто трава качнулась.
я обернулась.
и тут же встала.
на меня смотрела большая собака.
белая, худая, с торчащими рёбрами и настороженными глазами.
а пасть… была красной.
вся в крови.
и во рту… ещё одна кость.
я застыла.
она тоже.
на пару секунд.
а потом, едва я шагнула вперёд — она рванула прочь.
а я — за ней.
через пару минут я оказалась возле какого-то болота.
оно будто само вытащило меня за собаку — я бежала за ней, не разбирая дороги, а потом она исчезла. просто… исчезла. будто растворилась в воздухе.
а я остановилась, пытаясь отдышаться, и вдруг поняла, куда попала.
болото. глухое, сырое, мрачное.
вокруг — кочки, чёрная вязкая вода, местами покрытая мутной плёнкой. кое-где валялись сучья, будто кто-то тащил сюда деревья специально. воздух стоял тяжёлый, вязкий, с резким запахом гнили.
я сделала пару шагов ближе и замерла.
на поверхности, между пятен тины и коряг, плавала одежда.
детская.
разная.
вода слабо колыхалась, унося шапочку с ушками, потом рубашку с вышивкой, ботиночек…
я медленно выдохнула.
холодно стало не от ветра.
оглянулась по сторонам.
и увидела.
чуть в стороне, у самого склона, под нависшей веткой… череп.
маленький.
и рядом — кости. груды костей.
вросших в землю, обросших мхом.
тела тут давно.
очень давно.
и, скорее всего… это дети.
мне стало так страшно, что в животе будто что-то перевернулось. я сделала шаг назад. потом второй.
я не должна быть здесь одна.
не должна.
ни одной секунды больше.
я развернулась и побежала.
ноги скользили, где-то я цеплялась за корни, где-то падала, но всё равно бежала, пока не выскочила на дорогу.
асфальт.
живой, родной.
и — машина.
едет прямо ко мне.
я замахала руками, выбежала навстречу, почти крича:
— стойте! помогите! стойте!
машина затормозила резко, фарами в лицо.
я подбежала к водительскому, открыла рот, торопясь, запинаясь:
— позвонить… дайте… если… если можно… у вас…
в салоне кто-то шевельнулся. и я увидела руку. она поднялась… будто хотел ударить.
я отшатнулась.
застыла.
а потом услышала голос. знакомый.
— лилечка?
он прозвучал с удивлением и будто с облегчением.
— ты что тут делаешь?
я подняла глаза.
серёжка.
и я улыбнулась. сквозь страх. сквозь холод.
вся дрожа, но с каким-то тихим, тёплым счастьем.
потому что, чёрт возьми, это был он.
он предложил сесть в машину.
я села. салон тёплый, пахнет сигаретами и дешёвым освежителем воздуха. радио шипело, но он не включал — молча смотрел вперёд, будто ждал, когда я что-то скажу.
я глубоко вдохнула и с натянутой улыбкой попросила:
— можешь подбросить до арбатовской? я… заблудилась.
серёжка кивнул, не задавая лишних вопросов. и слава богу.
я не могла рассказать. не ему.
не сейчас. не про щенят, не про череп, не про кости. не про белую собаку с пастью в крови. он бы испугался. или не поверил. и я бы не выдержала этого взгляда — сочувственного, жалеющего.
лучше пусть всё останется при мне. пока.
мы ехали молча. двадцать минут, может чуть меньше. улицы мелькали за окном — знакомые, родные, но казавшиеся какими-то неестественно пустыми. как будто я вернулась с другой стороны чего-то страшного, а тут всё идёт своим чередом, как и шло.
возле дома я поблагодарила его:
— спасибо тебе, серьёзно.
— да ладно, — он махнул рукой, — ты смотри там, не теряйся.
я кивнула и закрыла за собой дверь машины. он уехал.
я осталась.
уселась на лавочку. сумка на коленях. пальцы обхватывают её слишком крепко, словно боюсь, что она выпадет. тело всё ещё гудит от напряжения, а сердце будто не верит, что я снова дома.
через минут десять послышался гудок. резкий, короткий.
я подняла голову — белая машина, уже знакомая.
евгений.
я поднялась и села к нему на переднее сиденье. внутри — та же напряжённая тишина.
он глянул на меня сбоку.
глаза в зеркале чуть прищурены.
— ты шо такая… белая? мрачная.
я не выдержала. словно прорвало:
— я видела кости.
он чуть выгнул бровь, уголок рта дёрнулся:
— ты шо, того, что ли?
— нет! — я почти вскрикнула.
— я видела! клянусь! они были там… детские… я не знаю, сколько их…
он хмыкнул.
медленно покачал головой, как будто решил, что я выдумываю.
и тогда я резко вскрикнула, будто вспомнила самое главное:
— точно! жень!
я вцепилась в молнию сумки, вытащила свёрнутое полотенце. руки дрожали. развернула — аккуратно, будто боялась снова увидеть это. и показала ему.
кость. тонкая, изогнутая. не собачья. слишком правильная.
слишком человечья. и слишком маленькая.
евгений молча смотрел.
потом его губы дрогнули.
— …мать твою, — выругался он вслух, резко, почти с шипением.
рука дёрнулась к коробке передач. машина рванула вперёд.
резко, будто он забыл про плавный старт.
куда он едет — я не спросила.
и он не сказал. но по выражению его лица было ясно — он теперь верит. и всё только начинается.
я сидела молча.
не шевелилась.
только изредка бросала взгляды на свои руки — они всё ещё дрожали. пальцы будто чужие, а под ногтями чёрные полоски грязи — осталась, видимо, после болота.
напротив — евгений.
лицо злое, челюсть сжата так крепко, что скулы будто режут воздух.
он тоже молчал.
мы были в его кабинете — тесном, прокуренном, с облупленным подоконником и столом, покрытым старыми следами от кружек и папками с засаленными краями.
возле двери нервно ходил валерий козырев.
плечи расправлены, шаг тяжёлый, будто готов кого-то бить просто потому, что злость некуда деть.
он ходил по кругу, глядя в пол, что-то бормотал себе под нос, но слов я не разбирала.
да и не хотела.
мне было всё равно, кто здесь кто.
главное — чтобы они поверили.
потому что если я одна это видела… если всё это только мне кажется…
я крепко зажмурилась и выдохнула.
нет. я не сумасшедшая.
через пару минут в кабинет вошли двое офицеров.
молча, с напряжёнными лицами.
погоны тёртые, у одного шинель помятая, у второго глаза красные от недосыпа.
в кабинете сразу стало теснее.
евгений закурил.
двинул плечом, с раздражением стряхнул пепел в пепельницу.
дышал тяжело.
я видела, как пальцы у него сжимаются на сигарете — так, будто та вот-вот треснет в ладони.
— ну харош мямлить, мужики, — выдохнул он. — быстрее говорите.
первым заговорил тот, что постарше:
— ну мы в часа два ночи в указанном маршруте проводили патрулирование. была замечена машина ВАЗ… шестой модели, бежевого цвета. стояла.
второй подхватил, чуть пожав плечами:
— этот автомобиль не привлёк внимания, мы поехали дальше. у нас был вызов в соседнем квартале. ваз остался там же, за углом… возле клуба. на том маршруте, что вы указали.
я чуть подалась вперёд.
— номера какие? — спросил козырев, резко.
офицеры переглянулись.
оба сразу, как по команде:
— не обратили внимания, товарищ начальник.
внутри у меня будто что-то провалилось.
как можно… не обратить внимания?
такое чувство, что мир вокруг шевелится и дышит, а они идут с закрытыми глазами.
я резко спросила:
— а красного москвича не заметили поблизости?
молчание.
оба замотали головой.
ответ прозвучал коротко, сухо:
— нет, не видели.
евгений кивнул.
не глядя на них, выдохнул:
— свободны.
офицеры кивнули, развернулись, вышли.
дверь за ними хлопнула, но не сильно — будто извиняясь.
мы остались втроём.
тишина повисла вязко, глухо.
всё, что было внутри, кипело, но я сидела тихо.
ждала. и думала: а что дальше?
женя позвонил кому-то.
сидя рядом, я слышала каждое слово, будто сама держала трубку.
он стоял, опершись локтем о край стола, напряжённый, будто струна, готовая лопнуть.
— шо там у нас с красными москвичами и сергениями? — голос был хриплый, усталый.
пауза. я слышала, как кто-то отвечает, но слов не разобрать.
— что значит почти триста тысяч?! — почти заорал женя в трубку. — ну значит, оставьте только с «шестёрками» бежевыми!
он хлопнул ладонью по столу. я вздрогнула.
по комнате тут же эхом отозвался голос козырева:
— ну нету у нас столько времени!
он будто напирал, будто вжал евгения в угол — не словами, а самим напряжением в голосе.
женя коротко выдохнул, бросил трубку на аппарат с такой злостью, что она чуть не свалилась на пол.
— в школе есть около трёх учителей сергеев, — буркнул он, усаживаясь обратно. — у них по три сергея соседка.
он сжал пальцы в замок, глядя в одну точку.
— ни у кого нет судимости… анатомических навыков… бежевых шестерок.
тишина. глухая.
будто всё упёрлось в невидимую стену. тупик. в воздухе будто пахло разочарованием.
и тогда я, не поднимая головы, открыла сумку.
вынула записную книжку, ручку.
руки всё ещё дрожали, но пальцы уже слушались.
я начала писать.
строчка за строчкой, без пауз:
убийца — парень. взрослый.
предварительно — имя сергей.
бежевая шестёрка.
анатомические навыки.
живёт здесь, неподалёку.
ручка будто царапала бумагу.
я останавливалась, перечитывала.
и снова:
работает с людьми? с животными? лес рядом. доверие детей.
ничего не сходится.
никаких совпадений.
я подняла глаза.
оба смотрели на меня.
прямо.
ждали.
сердце застучало чуть быстрее.
я вдруг почувствовала себя на сцене — один шаг в сторону, и тебя засмеют или сожгут.
но я заговорила.
тихо. спокойно.
будто самой себе вслух:
— скорее всего мужчина работает с людьми… или с животными.
он хорошо знает анатомию, он хладнокровен. и, думаю, он живёт неподалёку от леса, где всё происходит. он знает местность.
и дети, похоже, ему доверяют. иначе бы не подошли… не остались с ним. он где то рядом, где то среди нас. почему мы его не видим? он либо спрятался слишком хорошо, либо где то на виду. надо опросить друзей мальчиков. снова.
— юный шерлок... — козырев смотрел на меня, не мигая.
женя закурил. и тут же, не дав мне договорить, рявкнул:
— ну не знают они ничего! спрашивали мы уже!
я сжала кулаки. и не выдержала.
вскочила.
— это вы спрашивали! и у вас не получилось! может, у меня получится!
в кабинете повисла тишина.
такая, что слышно было, как капает с подоконника вода — видимо, после дождя.
женя резко обернулся.
посмотрел.
в его взгляде не было ярости.
скорее… предупреждение.
и я замолчала. поджала губы.
опустилась обратно в кресло, пытаясь не выдать, как быстро дышу.
но про себя подумала:
я всё равно узнаю. хоть одна. хоть по частям. но я дойду.
женя тихо сказал, почти не глядя на меня:
— я, наверное, всё-таки лучше знаю, как делать.
это прозвучало не резко, не со злостью. спокойно. сдержанно.
уверенно.
я кивнула, не споря.
может, он и прав.
у него за спиной годы работы, десятки дел, выгоревший голос, привычка жить в постоянной тревоге и тишине.
а у меня?..
у меня только острый ум, глаза, которые всё замечают, и сердце, которое отказывается молчать.
опыта мало.
я знала это.
и всё же… что-то внутри всё равно тянуло к разгадке, словно я уже была на краю чего-то важного.
валерий тяжело выдохнул и вдруг сказал:
— ну нет у нас больше зацепок. совсем. глухо всё.
я повернулась к ним.
опустила взгляд, будто случайно — но на самом деле специально — и тихо напомнила:
— а вещь, которую мы привезли…
женя вскочил.
в его движении была резкость, почти радость:
— точно! кость и нож!
надо же в лабораторию. может, там что-то нароют.
— и если не нароют, — добавил он, — найдём другой способ. найдём.
вот за это я его и уважала.
не за громкие слова.
а за то, что, даже уткнувшись в глухую стену, он искал трещину.
я ничего не сказала, просто встала рядом.
мы молча вышли из кабинета, снова прошли по длинному коридору, по пути минуя знакомые лица и усталые глаза.
коридор был тускло освещён, в окнах отражалась ночь.
фонари за стеклом казались чужими звёздами.
через пятнадцать минут мы оказались в небольшом кабинете с осушающим воздух ламповым светом и столом, заваленным бумагами.
там сидел врач.
невысокий, щуплый, в белом халате и с мешками под глазами, будто не спал уже пару суток.
женя сразу начал:
— шо с ножом? есть шо-нибудь?
врач кивнул, поправил очки и ответил спокойно, с какой-то тихой усталостью:
— вы были правы. на ноже действительно кровь. но это… не кровь мальчика. и даже не кровь человека.
у меня внутри всё как будто провалилось.
холодный, чёрный вакуум.
что?..
— и… — продолжил врач, — у меня нет антител, чтобы точно определить.
— твою ж мать, — выругался валерий. — полный бардак в стране! сам отнесу, сам! хоть в центр, хоть не в москву!
он схватил папку со стола, буркнув что-то под нос, и вышел, гремя ботинками по плитке.
в этом было что-то знакомое — это усталое, нервное бурчание, с которым в этой стране, кажется, рождаются.
я хмыкнула.
не в голос, а внутри.
врач снова что-то записывал.
женя стоял, вжав руки в карманы, и смотрел в одну точку.
а я, ни слова не говоря, повернулась и пошла за ними.
мы не знали, что найдём.
но шли. потому что остановиться было бы хуже.
мы приехали в какую-то лабораторию — неприметное здание с облупленными стенами и прокуренными коридорами. воздух пах чем-то гнилым, старым, полусырой бумагой и железом.
внутри было тихо. слишком тихо.
врач, которому мы передали кровь, был сухой, седой, в очках. сразу видно — старой закалки.
но вместо того чтобы сразу начать работать, он начал морщиться и тянуть время:
— а у меня график. у меня постановка, есть распорядок.
— распорядок, — буркнул валерий. — тут дети умирают, а у него распорядок.
врач посмотрел поверх очков:
— я не мальчик на побегушках. у меня свои задачи. если вы хотите срочно — оформляйте официальную бумагу. через районную прокуратуру.
— бумагу, — передразнил женя, и в его голосе уже кипела злость.
— слушай сюда, — сжал он кулак, встал ближе. — каждое убийство ребёнка, которое происходит сейчас, можно предотвратить. ты понимаешь, нет?! ты! бестолочь! ты! их всех сейчас убьёшь, потому что тебе лень пошевелить своими костями!
его голос звенел в ушах, как ржавый металл.
я непроизвольно вжалась в стену, как будто она могла укрыть.
какой-то холод прошёлся по спине.
я смотрела на женины плечи, на его вздутые жилы, на глаза, в которых был гнев и боль.
валерий взорвался вслед за ним:
— да я тебя, старого козла, сейчас сам тут на реагенты пущу, ясно?! мы тут, блядь, детей ищем, а ты график!
всё это с каждой секундой становилось невыносимее.
но женя вдруг бросил взгляд на меня.
в его лице что-то дрогнуло — резкость исчезла.
подошёл, мягко, почти по-домашнему, положил руку мне на плечо:
— выйди пока. не надо тебе это слушать.
я кивнула.
вышла, закрыла за собой дверь.
осталась в коридоре, где пахло чем-то кислым и металлическим.
тишина — но не покой.
только шум голосов из-за двери: то крики, то грохот.
потом вдруг — резкий хлопок.
дверь распахнулась, оттуда вылетел валерий:
— я его сейчас убью, к чёртовой матери!
— валерий, — тихо сказала я. — не надо.
он отбросил руками, прошёл мимо.
я выдохнула, вошла в кабинет.
женя стоял, тяжело дыша, лицо его было белым. он заметил меня, но ничего не сказал.
врач сидел.
старик. почти дед.
глаза его были не злые, а… горькие.
он снял очки, вытер стекла и вдруг проговорил глухо:
— вы что думаете, я не хочу помочь? вы даже не спросили, почему я отказываюсь.
мой сын. участковые задержали.
не за что. побили. а потом ещё и... дописали, что якобы сопротивлялся. он теперь в следственном. не отпускают.
я подошла ближе, присела напротив, тихо спросила:
— имя и фамилия?
он назвал. я запомнила. и сказала ровно:
— я сделаю всё, чтобы его отпустили. всё. и мой коллега в этом поможет, — я посмотрела на женю, который тихо зашел обратно в кабинет.
женя кивнул.
он посмотрел на меня, прищурившись:
— вы не такая, как они.
я кивнула.
а потом, чуть ближе:
— только вы можете нам помочь.
больше некому. там дети. ещё живые. их можно спасти. но только вы...
он долго молчал.
а потом выдохнул:
— хорошо. но на это уйдёт около сорока восьми часов.
— блядь, блядь, блядь! — начал кричать женя, попутно обходя весь кабинет.
— чёрт, выйди! — вырвалось у меня сквозь зубы.
я прошлась по кабинету, остановилась у окна.
смотрела в темноту.
дождь начинался.
— пожалуйста, сделайте это быстрее. насколько сможете.
— подождите пол часа. сделаю экспресс.
я поблагодарила.
вышла в коридор.
оба они — женя и валерий — сидели на лавке.
уставшие.
у обоих головы опущены, пальцы сцеплены.
— ждать надо, — сказала я.
— около полу часа. может, меньше.
женя только кивнул.
— посидим тогда. чуть-чуть отдохнём.
я кивнула тоже.
села рядом.
и вдруг ощутила — как будто обмякли плечи.
неожиданно, непривычно.
женя подвинулся ближе, подтянул меня к себе, обнял одной рукой, чтобы я не упала.
тёплое плечо.
тишина.
и как-то сама собой, голова моя опустилась.
я прикрыла глаза.
не на миг.
а до сна.
мой тгк:лика нелика, там много интересного!
хочу попросить вас ткнуть на звёздочку и оставить свое мнение в комментариях, а также не забывайте подписаться, мне будет очень приятно!) спасибо за прочтение главы до конца! до скорых встреч, пока!