Ⅸ. Под чужим знаменем.
Своё имя можно забыть.
Свою кровь — нельзя.
𓇢𓆸
Стол, заваленный изысками и яствами, впечатлял своими размерами. Находиться на ужине у Слизнорта — последнее, чего мне хотелось, однако моё присутствие было просто необходимо. Не только потому, что он счёл нужным пригласить меня для клейма «избранная», но и потому, что мне нужно было заручиться поддержкой преподавателей. Я всё ещё сомневалась в правильности своих действий, но отчётливо понимала, что оставаться в тисках Мракс я не намерена.
На удивление, студентов было немалое количество, но мне посчастливилось сидеть прямо напротив Грейнджер. По обе стороны от меня сидели Забини и Нотт, которые время от времени склонялись в мою сторону, чтобы обсудить чей-то нелепый рассказ или поступок. В особенности было сложно сдержать лёгкую улыбку, когда они поочерёдно толкали мои колени под столом, обращая внимание на что-то или кого-то.
Малфой сидел чуть поодаль с мрачным и задумчивым видом. Он всё ещё посматривал на меня отчуждённо-виноватым взглядом, но я не желала делать первый шаг к примирению. «Ты всё это сотворил, вот теперь и извиняйся». Прошло необходимое количество времени, и я уже не ощущала той ненависти и обиды, которая поселилась в первый день, когда тот обо всём рассказал. Но я по-прежнему ждала от него первого шага.
Мои пальцы лениво прикоснулись к бокалу сока, а глаза устремились вдаль для исследования сокурсников. Грейнджер сегодня была молчалива, что вообще ей не свойственно. Только сейчас я увидела её зажатость и почти что испуганный взгляд. Гермиона определённо чувствовала себя неуютно. Нахмурившись, я слегка прищурила глаза в попытке разобрать, что именно тяготит кучеряшку. Было странно увидеть её такой. Она лишь на мгновенье подняла на меня взгляд и тут же опустила его в тарелку.
Невольно взглянув в смежную сторону от Гермионы, как я увидела слишком пристальный, почти грязный взгляд Маклаггена. «Вот оно что». Кажется, в моих глазах вспыхнула искорка, а губы растянулись в слегка мрачноватой ухмылке. Блейз внимательно проследил за моим взглядом, понимая, что сейчас будет.
Медленно оставляя бокал на столе, я плавно наклонилась вперёд, будто невзначай приковывая к себе взгляды за столом. В глазах плескалась ленивость, голос же зазвенел ядовитой вежливостью:
— Маклагген, милый, — я чуть склонила голову набок, словно изучая редкое насекомое. — Ты так старательно бросаешь на нас свои взгляды, что я начинаю подозревать: ты ищешь, кто бы предложил тебе салфетку. Или, быть может, повод сменить место?
Моя улыбка осталась на губах — холодная и блестящая, как замёрзшая река в лунном свете.
— Прошу, не стесняйся. Здесь есть более подходящие блюда для твоего... аппетита.
Гермиона вскинула на меня ошарашенный взгляд, а Блейз тихо усмехнулся в бокал. Тео слабо присвистнул, а затем неожиданно встал со стула тем самым приковывая взгляды всех присутствующих.
— Что же, пора поку...
Он остановился на полуслове, когда я закашлялась понимая, что он хотел сказать. Осознавая свой провал он бросил что-то вроде извинений и прозрачно намекнул, что ему нужно отойти в туалет. Я тихо умоляла Блейза и Пэнси не смотреть на меня, потому что, если бы они сделали это я бы не смогла остановить свой смех.
— Мисс Шеферд, — ко мне обратился профессор, я подняла на него внимательный взгляд. — А кто ваши родители? Чем они занимаются?
Блейз поднял на него ледяной взгляд, а затем обернулся ко мне. Осторожно коснулся моих пальцев под столом поддерживающе сжав их.
— Мои родители погибли. Я воспитывалась тётей.
— Мерлинова борода, простите, Лили! — голос профессора засквозил искренним сожалением, на что я слабо улыбнулась.
До конца ужина Слизнорт больше не задавал мне вопросов. Думать об этом было всё ещё больно, но я справлялась лучше, чем прежде. Одной из причин стал Блейз.
Когда все стали плавно разбредаться по своим гостинным, профессор попросил меня задержаться.
— Мисс Шеферд, — тихо позвал он, когда остальные начали вставать из-за стола. — Если позволите, на пару слов.
Я остановилась, чувствуя, как Блейз оборачивается ко мне с лёгким вопросом во взгляде. Лишь чуть кивнула ему, мол — всё в порядке. Он сдержанно кивнул в ответ и скрылся за дверью в сопровождении Нотта и Паркинсон.
Слизнорт встал и подошёл ближе. Лицо его было обеспокоенным, в глазах — не та поверхностная любезность, что он обычно раздавал, а нечто более личное.
— Простите меня ещё раз, Лили, — тихо проговорил он, — я слишком часто забываю, что некоторые вопросы требуют такта... особенно когда речь идёт о таких, как вы.
Он помолчал, а затем продолжил:
— Вы производите впечатление девушки с особым складом ума. В вас есть достоинство, выдержка... и, смею заметить, взгляд, который может распознать ложь быстрее, чем сработает сыворотка правды.
«Он усмехнулся без привычного ему легкомыслия.»
— В Хогвартсе такие ученики редко задерживаются в тени.
Я промолчала, не зная, к чему он клонит, но внимательность его слов ощущалась почти телесно.
— Не позволяйте чужим историям, даже самым печальным, затмевать вашу.
Он чуть наклонился вперёд, понизив голос:
— У вас будет шанс её рассказать. Главное — сделать это с умом. Я буду наблюдать, мисс Шеферд.
Он чуть улыбнулся, и, кивнув, скрылся за массивной дверью, оставив после себя шлейф пряного парфюма и ощущение, будто только что прошёл экзамен, о котором я не знала заранее.
Простояв так ещё некоторое время, я анализировала сказанное. И понимала одно — Слизнорт уже захотел меня в «коллекцию», а значит, я заручилась поддержкой одного из приближенных к Дамблдору.
Окончательно покинув стены гостиной профессора, я закрыла за собой двери и, развернувшись, испуганно замерла, когда увидела перед собой Грейнджер.
— Какого Мерлина, Гермиона? — хмуро спросила я, поправляя волосы.
— Прости, не хотела напугать, — я видела, как ей трудно давались слова, но в то же время то, как сильно она хотела это сказать. — Лили, я... Спасибо, что осадила Кормака.
— Пожалуйста, — пожав плечами ответила я, когда в коридоре показался Забини, терпеливо ждавший меня. — Могу идти?
Гермиона проследила за моим взглядом направленным на Блейза.
— Да, ещё раз спасибо.
Девушка хотела сказать что-то ещё, я видела ту недосказанность, но молча обошла её и направилась в сторону Забини прямо по коридору. Когда я остановилась возле юноши он привычно закинул руку на моё плечо, а Гермиона направилась в противоположную от нас сторону. Её торопливый шаг отображал испуг и дискомфорт. Она боялась Маклаггена.
— Кучеряшка, постой! — вдогонку крикнула я, утягивая Блейза в её сторону. — Мы проведём тебя. Время позднее.
— Лили, — едва начал Забини, но я лишь шикнула.
— Прежде всего она девушка.
Гермиона этого не слышала, и, наверное, так было лучше. Я не хотела строить из себя пример добродетели, но то, как она семенила по коридору, заставило меня поёжиться. Прежде в глазах Грейнджер я не видела столько благодарности. Возможно потому, что мы никогда не общались близко, а возможно...
— А где твои драгоценные друзья? — грубовато спросил Блейз.
— Рон... он с девушкой.
Забини присвистнул.
— Ну, а Поттер? Вы ведь были вместе на ужине, — нахмурившись, я машинально сделала несколько шагов в её сторону, как делала всегда, когда мы болтали с Пэнси.
— Гарри ушёл по делам, — наконец отозвалась Гермиона, чуть сжав губы. — Сказал, что его ждёт МакГонагалл. Я не стала спрашивать.
— Значит, ушёл. — Я кивнула, будто отметила это про себя. — А ты осталась с Маклаггеном и его восхищённым взглядом в ложку супа. Великолепно.
Гермиона опустила глаза, не найдя, что ответить. Мы уже почти дошли до нужной лестницы, когда она остановилась, неуверенно обернувшись:
— Ты... Ты правда не должна была вмешиваться. Но я... Я рада, что ты это сделала.
Я посмотрела на неё пристально и чуть склонила голову.
— Ты действительно думаешь, что я стану просто смотреть, как он пялится, будто в трактат по анатомии? Ну уж нет, кучеряшка. Слизерин — не зрительский зал.
Блейз хмыкнул и переглянулся со мной.
— Особенно, когда объект внимания — не его уровень.
— Блейз, — строго сказала я, но, по правде, была согласна на все сто.
Гермиона впервые за вечер слабо улыбнулась.
— Спасибо... вам.
— В следующий раз просто врежь ему. Он поймёт быстрее, — я слегка утвердительно вскинула брови.
— Или пригрози отрезать что-нибудь ценное. Работает безотказно, — Блейз хмыкнул.
Гермиона испуганно округлила глаза, но, к моему удивлению, снова улыбнулась.
— У тебя странные друзья, Лили.
— Зато верные, — я бросила короткий взгляд на Забини, и он молча подмигнул. — Спокойной ночи, кучеряшка.
— Спокойной... — пробормотала Гермиона, и скрылась за поворотом.
Мы остались вдвоём, тишина мгновенно сгустилась.
— Ну что ж, — протянул Блейз, снова закидывая руку на моё плечо. — Добрые дела на сегодня окончены. Теперь можно и в разврат.
— Только если с книжкой и в пижаме.
— Мерлин, ты разбиваешь мне сердце, Шеферд.
Я рассмеялась тихо, чуть утыкаясь в его плечо. Эта ночь была странной. Но, возможно, правильно странной.
𓇢𓆸
Ощущая влажный мох под босыми ступнями, я слышала, как по ветвям сочится дождь. Ритм моего сердца отзывался в груди гулким эхом. Ни испуга, ни тени сомнения, только пустота. Лес был чужой, но пугающе знакомый — как если бы я жила здесь когда-то, в другой жизни.
Воздух был слишком плотный, слишком густой. Карканье воронов раздавалось отовсюду — будто лес дышал их голосами. Один — прямо над головой. Второй — за спиной. Третий — скользнул в воздухе и, расправив крылья, полетел вперёд. Я последовала за ним.
Не думая. Не сомневаясь.
Как будто всё это уже случалось.
Тропа вывела на поляну, укутанную серым туманом. Посреди стояла она. Не просто женщина — воплощение чего-то древнего. Глаза цвета вороньего крыла. Волосы чернее полуночи. Синее платье струилось, как тень по воде.
Я остановилась затаив дыхание.
И она улыбнулась. Так, будто знала меня. Всю. Глубже, чем я знала себя.
— Ты слышала, Лили, — её голос не звучал, он проникал. — Теперь уже не отвернёшься.
Я не спросила, кто она. Не нужно было. Имя её было вырезано внутри меня с рождения.
Морриган.
Судьба. Боль. Возмездие.
— Ты пришла ко мне сама, — она шагнула ближе, её пальцы коснулись моей щеки. — Я защищу. Я поведу. Но ты должна быть готова. Ты ведь знаешь, что выбор уже сделан.
Я хотела сказать нет, но губы не слушались. И в этом молчании был мой ответ.
Вороны вспорхнули — тысяча чёрных крыльев, хлещущих небо. Лес содрогнулся. Земля под ногами треснула. Я зажмурилась.
...и открыла глаза.
Хогвартс. Моя комната.
Покрывало сбилось. Воздух был холодным, как лёд, а на подушке лежало перо. Чёрное. Воронье. Кая внимательно уставилась на меня, отчего я округлила глаза в попытке связать это странное видение со своей пташкой, но никакие логические цепочки попросту не выстраивались. Тряхнув головой в попытке снять остатки сновидения я перевела взгляд на часы.
«Раннее утро, солнце только-только выкатывается из-за горизонта».
Самое время для свершения задуманного. Идеальное для того, чтобы покинуть школу незамеченной и вернуться, когда начнётся утренняя суматоха. Выбравшись из покрывал, я приняла все водные процедуры и наспех переоделась. Аккуратно прикрыв за собой дверь комнаты, тихой поступью я спустилась на первый этаж, где удивлённо замерла, увидев Тео с рассечённой кожей на переносице.
— Ты куда в такую рань? — опережая меня, Нотт бросил устало, почти мрачно.
— Тео, что с тобой? Кто это сделал? — спешно преодолев расстояние гостиной, я остановилась в нескольких шагах от него.
Нотт нахмурился, едва ли скрывая отвращение. Не ко мне, нет. К ситуации.
— Не важно, — он повел плечами и опустошил остатки огневиски в бутылке, которую я не сразу заметила. — Просто забудь.
— Теодор! — процедила я, складывая руки на груди. Требовательный взгляд, устремлённый на него, сочился сожалением и желанием помочь.
Уловка сработала, он помнил, что я никогда не называла его полной формой имени. Знает, что не отстану.
— Поможешь? Не хочу будить, Пэнси.
— Ещё бы, — я закатила глаза и достала из кармана платок. — Что случилось?
Мягче произнесла я. Сделав пару коротких шагов в его сторону и достав палочку, тихо нашептала «Вулнера Санентур». Сочащаяся кровь стала возвращаться в рану, которая через несколько мгновений тут же затянулась. Протянув Нотту платок, чтобы он стёр остатки крови, я всё ещё выжидающе смотрела и ждала ответов.
Тео молчал ещё пару секунд, вытирая платком переносицу. Затем тяжело выдохнул и облокотился спиной о стену, устало запрокинув голову назад.
— Парочка придурков с шестого курса, — наконец нехотя бросил он. — Решили, что раз ты теперь часто в обществе меня и Блейза, то можно попробовать... облить тебя грязью.
Я сжала кулаки так сильно, что ногти впились в кожу. Грудь сдавливала ярость — за себя, за него, за то, что в школе всё ещё так много подлости.
— Они обозвали тебя слизеринской шлюхой, — сухо, почти безэмоционально добавил Тео, внимательно наблюдая за моей реакцией. — Я не стал ждать, пока они повторят это ещё раз.
Мои губы сжались в тонкую линию. Тео тем временем продолжил, чуть мягче:
— Пэнси бы взбесилась. Сказала бы, что не стоит марать руки о всякую шваль. Но... — он пожал плечами и устало усмехнулся. — Ты не какая-то там. И они не имеют права говорить о тебе так.
Я опустила ладонь на его плечо, и тихо, словно боясь разрушить этот миг, произнесла:
— Спасибо, Тео.
Он усмехнулся краем губ, опуская на меня свой тёплый, чуть потускневший от усталости взгляд.
— Что бы ни думали остальные... для меня ты — одна из немногих здесь, кто стоит того, чтобы за неё вмазать.
Тёплая волна странного, почти щемящего чувства прошлась по моей груди. У меня не нашлось слов, поэтому я лишь осторожно сжала его плечо в знак благодарности.
Тео будто вздохнул в ответ — легко, почти незаметно.
— Ладно, иди по своим делам, Лили, — негромко сказал он, отстраняясь. — Только будь осторожна. У нас тут полно дерьма под мантиями ходит.
Он кивнул в сторону выхода из гостиной, но остался стоять на месте, глядя мне вслед. И я ухожу, но в груди горело что-то тёплое и невыразимо важное.
Я шла быстро, пряча лицо за капюшоном мантии. Ранний рассвет ещё не окрасил небо, но темнота уже начинала сдавать позиции. Пару раз мне встретились патрули префектов, но я ловко избегала их.
Хогсмид спал. Только кое-где в домах теплело золотистое свечение окон. Я пересекла главную улицу и юркнула в один из безлюдных проулков между лавкой Зонко и скрипучим книжным магазинчиком. Здесь пахло влажным деревом и холодной пылью.
Оглядевшись, я убедилась, что вокруг никого нет. Пальцы крепче сжали палочку в кармане.
— Лощина Ведьм, особняк Мракс, — прошептала я, сосредоточив в голове картину места, которое знала почти наизусть.
Резкий толчок, будто меня протянули сквозь узкую резиновую трубу — и я исчезла из переулка, растворившись в воздухе.
Появление было резким. Я едва удержалась на ногах, когда гравий хрустнул под подошвами. Передо мной возвышался старый особняк Мракс — чёрный, как сама ночь. Его остроконечные башенки царапали тёмное небо, а густой туман, стелющийся у основания, придавал строению облик чего-то живого, древнего и недобро настроенного. Воздух здесь был холоднее, чем в Хогсмиде, и пах металлом и сыростью.
Я подняла голову вглядываясь в тяжёлое, тёмное небо. Ветер тянул за края мантии, словно подстрекал: «Беги».
Пальцы дрожали, когда я приблизилась к массивной дубовой двери, украшенной стёртыми веками рунами. Металл петли был холоден, как лед. Я замерла, стиснув зубы до боли.
Каждый нерв в теле кричал, что я совершаю ошибку. Что стоит лишь обернуться, сделать шаг — и я исчезну в тумане, оставшись здесь навсегда.
Но другое, более тихое, но упрямое чувство жгло внутри сильнее страха. Ненависть. Боль. Потребность закрыть гештальт. Посмотреть в лицо своим кошмарам.
Я вспомнила, как росла здесь — словно запертая в стеклянной клетке. Изолированная от мира, от человеческих голосов и тёплых улыбок. Словно призрак, живший в этом доме прежде, чем обрёл плоть. В стенах, пропитанных шёпотом чужих проклятий, мои страхи становились плотью, а мечты — прахом.
Я закусила губу до крови, чтобы не выдохнуть вслух.
«Ты не ребёнок. Ты больше не пленница», — холодно напомнила себе я. Собрав волю в кулак, я протянула руку. Касание к древней петле обожгло кожу. Дверь издала скрежещущий, болезненный звук — и чуть приоткрылась сама собой, будто узнавая меня.
Словно я никогда отсюда не уходила.
Из зияющего проёма пахнуло сыростью и старым железом. Густая, почти живая тьма потянулась ко мне, дразня, маня, обещая то ли смерть, то ли избавление. Я стояла на пороге, на тонкой грани между прошлым и будущим.
Один шаг. Один-единственный шаг.
И я его сделала.
Тьма сомкнулась вокруг меня, обволакивая холодом. Дверь за моей спиной захлопнулась сама собой с таким глухим стуком, что он отозвался болью в груди. Воздух здесь был вязким, тяжёлым, словно каждая молекула пропитана забвением.
Я прошла вперёд по знакомому до боли коридору. Стены особняка, покрытые паутиной и увядшими обоями, наблюдали за мной, как старые враги. И где-то в глубине дома она меня уже ждала. И я знала — назад пути нет. Ни сегодня, ни когда-либо.
Она появилась будто из неоткуда. Пальцы Громлайт сжали моё запястье, как стальной капкан.
— Идём, — сухо бросила она.
Я послушно последовала за ней по извилистым коридорам, которые, казалось, сами помнили боль. Каждый поворот — как шрам на старом теле дома.
Мы остановились перед высокой, арочной дверью, что вела в галерею портретов.
И я вздрогнула. Как в детстве.
Тётя толкнула створку, и тяжёлый воздух прошлого ударил в лицо. Вдоль стен, освещённых тусклым магическим светом, висели десятки портретов: строгие мужчины в тяжёлых мантиях, женщины с пустыми глазами, дети, застывшие в мрачной покорности.
— Смотри, — тихо сказала Громлайт, проведя рукой по воздуху, будто перечёркивая их лица. — Они все знали цену слабости.
Я молчала. Воздух тут пах древней пылью, старыми слезами и горечью. Тётя остановилась у портрета мужчины с проницательным взглядом.
— Кадмус Певерелл, — произнесла она с холодной гордостью. — Один из наших великих предков.
Я знала легенду о нём. О воскрешающем камне. О том, как любовь погубила его.
— Он был силён. Мудр. — Громлайт прищурилась. — Но позволил себе любить. И что вышло?
Тишина галереи будто давила на грудь.
— Любовь ослепила его, — безжалостно продолжила тётя. — Он хотел вернуть потерянную. Хотел обмануть саму Смерть. И чем всё закончилось, Лили?
Я подняла на неё взгляд, полные боли и злости.
— Он умер. Сам себя убил.
Громлайт улыбнулась тонко, как лезвие ножа.
— Да. Потому что любовь — это слабость. Она делает тебя уязвимой. Открывает твою душу тем, кто будет вонзать туда нож.
Она шагнула ближе. Пальцы её коснулись моей щеки, холодные, как лёд.
— Ни друзей. Ни любимых. Ни ненужных клятв. Понимаешь?
Я кивнула, сжав зубы так сильно, что в голове зазвенело. Внутри меня всё кричало. Я знала о дружбе. Знала о руках, что не будут больно сжимать запястья, а напротив трепетно касаться. Знала о голосах, что будут звать меня не из приказа, а из заботы.
Но здесь, перед лицами предков, я была просто потомком древнего рода, звенящей струной в их мёртвом хоре.
Тётя чуть склонилась ко мне.
— Повтори.
Я выдохнула.
— Ни друзей. Ни любви.
— Вот и хорошо, дитя, — Громлайт наконец отпустила моё запястье.
Я замерла на полушаге. Мой взгляд невольно остановился на портрете женщины, о которой я никогда прежде не осмеливалась спросить.
Тёмные волосы, свободно ниспадающие на плечи, глаза цвета грозовой тучи — её облик будто притягивал, в нём было что-то пугающе родное.
Я почувствовала, как ком подступает к горлу.
— А кто она? — с трудом выговорила я, кивнув в сторону незнакомки, стоящей чуть в стороне от портрета Певерелла.
Мракс даже не обернулась. Её лицо, обычно непроницаемое, на мгновение исказила едва уловимая тень презрения.
— Морриган, — отрывисто бросила она. — Родственница твоего отца. Погибла из-за собственного безрассудства.
Её голос был таким холодным, что я невольно съёжилась, будто слова могли оставить ожоги. На душе стало тоскливо и тяжело.
«Безрассудство? Что это значит? Любила слишком сильно? Доверяла? Искала свободы, как я?».
Словно чувствуя, о чём я думаю, Мракс резко разворачивается ко мне, её строгий, недовольный взгляд пронзает насквозь.
— Запомни, Лили, — голос её стал твёрдым, как сталь. — И ты не должна идти их путём. Чувства делают слабыми. Любовь убивает.
Я молча кивнула, хотя внутри всё будто бы закололо, кольнуло чем-то острым. Словно часть меня — та, что всё ещё верила в свет и тепло — дала трещину.
Тётя уже вела меня к выходу, не оставляя времени для вопросов.
— А теперь ступай обратно, — приказала она тихо, но с таким нажимом, что казалось, слова тяжелеют в воздухе. — Они не должны заметить твоего отсутствия.
Шаги тёти стихли за поворотом. Я осталась одна в гулкой тишине галереи. Едва слышно выдохнув, я оглянулась — портреты предков всё ещё молча взирали на меня.
Казалось, их безжизненные глаза прожигали насквозь, видели то, что я и сама пыталась заглушить внутри.
— Не дождётесь.
Прошептала я и быстро, почти на цыпочках, покинула галерею и двинулась в сторону старой библиотеки. Каждый шаг отдавался в висках ударами.
Внутри грызла паника — что если поймают? Что если почувствуют?
Дверь в библиотеку, увитая тёмными рунами, поддалась под лёгким нажимом. Я затаила дыхание. Полки уходили ввысь, скрываясь в тенях под потолком. В воздухе висел тяжёлый запах пергамента и воска.
Я знала, где искать.
Тётя запрещала мне приближаться к третьей секции — там, где хранились книги, связанные с родом. Не раздумывая, я юркнула туда, чувствуя, как стучит сердце. Пальцы скользнули по корешкам, пока я не нашла нужный: тёмная кожа, едва заметная золотистая вязь — «Род Мракс: Кровь и Завет».
Я обожглась, дотронувшись.
Книга словно жила, словно сопротивлялась, ощущая моё прикосновение. Стиснув зубы, я сорвала её с полки и спрятала под мантией. Теперь — назад. Быстро. Шаги казались слишком громкими, дыхание рвалось наружу.
Я замерла у входа, вслушиваясь в тишину. Никаких звуков.
Выскользнув в коридор, я почти бегом добралась до бокового выхода. За порогом рассветный воздух обрушился на меня ледяной волной, но я не остановилась.
Ещё пара улиц, затаиться в проулке... Схватившись за образ Хогсмида в голове, я крутанулась на месте — аппарируя прочь из проклятого дома.