Глава 13. Бесполезно
Посмотри, мой друг, я спёкся, мой окончен бой
Но не грусти, ведь всё случается так просто
Без меня всё будет так же, так же, как со мной
Осколки звёзд сорвутся с неба и исчезнут
Бесполезно
Валентин Стрыкало «Бесполезно»
«Юнги... Мой Юнги. Моё солнце. Я не знаю, как попрощаться с тобой... Я ещё давно написал письма родителям, сестре и друзьям. Они лежат внутри закрытого ящика в моём столе. А тебе написать не смог. Как ни пытался, ничего не выходило. Но всё же я не могу оставить тебя просто так. Поэтому пишу сейчас сообщение. Стоя на нашей с тобой крыше...»
Чисто на инстинктах, непонятно как не перебудив всю квартиру, Юнги выбежал на лестничную клетку. Прямо в чём был: в домашней одежде и тапочках. Когда одна тапка слетела с него, он выругался и вернулся назад в квартиру, надел кроссовки и накинул куртку. Любимый шарф и бини остались бессмысленно лежать на полке. Пока сбегал по лестнице вниз, вызвал такси. И только оказавшись на улице, осознал, что машина приедет лишь минут через пять.
Он схватился руками за мятные волосы, поворачиваясь вокруг и растерянно, испуганно смотря на тёмные окна в домах вокруг. Вот здесь, прямо рядом с этими домами, они обнимались с Хосоком.
— Ты чего? Нас же могут увидеть.
— И пусть.
— Вдруг родители выглянут в окно. Или знакомые пройдут.
— Всё равно.
Он же видел, слышал, что Хосок ломается на его глазах. Почему он не придал этому значения? Почему просто поверил, что одного его будет достаточно?
Юнги опять набрал знакомый номер, по которому позвонил сразу, как прочитал сообщение. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны...» Отключить. Позвонить ещё раз. Повторять, пока такси не приедет.
Машина тормозит около него. На улице больше ни души, поэтому опознать раннего клиента не составляет труда. Юнги заскакивает внутрь и просит довести его до школы. Пока водитель ищет её адрес в телефоне, Мин стучит ногой по полу, крутится на месте, как будто это может помочь.
— Можете побыстрее? — спрашивает он.
В ответ получает недовольный взгляд. Взгляд «если сам не знаешь адрес, то жди».
Человек «смотри только на меня».
Такси срывается с места. Юнги прикрывает глаза. Всё путается. У него в голове всё путается.
В городе ещё не оживлённое движение, но машины и люди уже есть. Кто-то начинает свой утренний путь, а кто-то только возвращается домой. Юнги не смотрит в окно. Он перечитывает сообщение. Внутри безумная надежда: вдруг он что-то понял не так.
«...Именно на крыше мы познакомились. Я пишу познакомились, потому что до того дня мы и не знали друг друга вовсе. Я всегда подозревал, что не нравлюсь тебе. На самом деле ты ужасно скрываешь эмоции. Поэтому, когда именно ты схватил меня за руку и остановил от падения, я удивился.
Ты был так очарователен в своих попытках помочь мне. Прости, что так настойчиво отталкивал тебя. Сейчас я думаю, что надо было сдаться сразу, тогда у нас было бы больше времени вместе. А иногда думаю, что не стоило начинать всё это вовсе...»
— Приехали.
Машина тормозит у школы, и водитель поворачивается назад, перекидывая руку через сиденье. Мин достаёт чудом не забытый дома кошелёк и расплачивается.
— Кажется, школа ещё не открыта, — задумчиво замечает мужчина, рассматривая её из окна.
— Всё нормально, спасибо, — бормочет Мин и выскакивает из такси.
Сзади слышится шум удаляющейся машины, а Юнги подходит к шлагбауму у главного входа. Охранника нет на месте, поэтому он спешно пролезает под заграждением. И спешит вдоль забора к тому месту, откуда напрямую можно будет пойти к стадиону.
— Прыгай, я поймаю.
— Я и сам могу. Отойди, а то упаду на тебя.
— Падай.
Юнги тормозит около того места, где когда-то они с Хосоком перебирались через изгородь. Потом трясёт головой и спешит дальше, через территорию школы, уже не переживая, что его заметят.
Пробегая через спортивное поле, к нему в голову опять против воли лезут воспоминания. В ноябре уже было холодно, но выдался солнечный день, и их погнали на улицу. После обязательной общей разминки, часть ребят пошла играть в футбол. Юнги не был особым ценителем этой игры, предпочитая баскетбол. Поэтому, сыграв пару раундов, ушёл к турникам. Там он бесцельно проводил время, пытаясь делать вид, что разминается. А затем вспомнил, как пришёл к Хосоку ночью.
— Ну же, это не сложно! Как подтягиваться на турникете. Вот сколько раз ты можешь подтянуться?
— Эм, ну, раза два смогу.
— Два?! В смысле, тоже неплохо, этого вполне должно хватить...
Юнги растерянно вздохнул и зацепился руками за перекладину, подтягиваясь к ней и касаясь подбородком. На третий раз руки уже дрожали и, так и не достигнув цели, он начал опускаться вниз. Как вдруг кто-то его схватил сзади за ноги, удерживая на весу. Он резко развернул голову вбок и столкнулся взглядом с Хосоком.
Тогда они только начали встречаться. Несмотря на то, что привыкали они друг к другу быстро, в тот момент в их отношениях ещё чувствовалась некоторая неловкость. Юнги зарделся и попытался вырваться. «Отпусти», — зашипел он. Хосок засиял и покачал головой из стороны в сторону, волосы разметались по сторонам, тогда они ещё не были короткими. «А если увидят?» — опять попробовал Мин. «Никто не смотрит», — был ему ответ. «Ну и зачем ты меня держишь?» — в итоге сдался он. «Я помогу тебе подняться».
Воспоминания душили Юнги. Он так хорошо помнил тот день, будто это было вчера. Помнил сильные и уверенные руки Хосока, обхватившие его ноги. Помнил его улыбку и голос. Помнил, как бесповоротно сдался этим рукам, улыбке и голосу.
Ещё он помнил обещание Хосока: «Я помогу тебе подняться». Юнги стоял около ожидаемо открытого окна на первом этаже школы. Руки ослабли, ноги безрезультатно скользили по стене. Лжец. Лжец. Лжец.
«...Я совершил огромную ошибку, потому что сделал тебя центром своей вселенной. Когда я был с тобой, то чувствовал себя живым, но стоило нам разойтись хоть ненадолго, мне становилось хуже, чем до нашей встречи на крыше. И всё же я не жалею.
Ты когда-то назвал себя эгоистом. Я еле удержался, чтобы не рассмеяться. Из нас двоих эгоист я, Юнги. Я не жалею, что начал встречаться с тобой, даже зная, что это причинит тебе боль. Я эгоист, потому что именно я ухожу...»
Юнги разбежался и ухватился за оконную раму, подтягиваясь. Потом свалился вниз, опять ударившись коленями об пол, как когда-то давно. Он выбежал из раздевалки и понёсся к лестничной клетке. Не понятно, откуда у него ещё были силы. Он перепрыгивал через несколько ступеней, стараясь не замечать ничего вокруг. Но как бы быстро он ни бежал, призраки прошлых Хосока и Юнги гнались за ним по пятам.
Но догнали они его только на лестничном пролёте перед крышей, где он резко затормозил. Тишину прерывало только его судорожное дыхание. Пальцы крепко стискивали поручни. А глаза блуждали по стенам.
Здесь был их рисунок. Оставленный совсем недавно, перед выпускным. Все собрались в тот день немного заранее, чтобы повторить программу, рассесться в зале и просто попрощаться. Зал был наполнен цветами, криками и светом. А Юнги с Хосоком бросили друзей и родителей и сбежали на крышу. У Чона было хитрое выражение лица, а у Юнги бешеная любовь в сердце, ему было вообще всё равно, куда идти, главное, с кем.
Когда они дошли до лестничного пролёта с «наскальной живописью», Хосок достал из кармана чёрный маркер. «Думаю, теперь мне есть, с кем становиться частью истории», — улыбнулся он, — «Но я так и не придумал, что оставить тут. Инициалы и сердечки выглядят слишком банальными...» Юнги без раздумий забрал у него маркер и поднялся по лестнице выше, подходя почти вплотную к двери на крышу и приподнимаясь на носочки. Затем он нарисовал круг и полосы вокруг него. А следующее, что он помнил, это тёплые руки на щеках, мягкие губы и взаимный шёпот: «Солнце».
«...Больше всего я боюсь, что ты будешь винить себя в моей смерти. Пожалуйста, не надо, любимый! Только благодаря тебя я жил эти четыре месяца. Лучшие месяцы моей жизни. Уверен, ты разозлишься и не поймёшь меня. Лучше ненавидь меня, только не вини себя.
Я давно не хочу жить, Юнги. Это чувство, которое не проходит. Которое не ясно, откуда взялось, и которого я не могу избежать. Я просыпаюсь утром и не понимаю для чего. Ложусь спать вечером и надеюсь, что не проснусь. А потом как назло не могу заснуть. Это невыносимо, Юнги, правда...»
Эти последние жалкие метры до выхода на крышу Юнги проходит медленно. Слишком медленно. Возможно, он упускает драгоценные секунды. Но часть его уже знает, что ничего он не упускает, всё упущено уже давно. Не ясно, когда именно. Может быть, ещё в первую встречу на крыше. А может, на вечеринке у Хосока, в одну из прогулок, в одно из признаний. Или вчера вечером, когда они прощались у дома Чона. Или ночью, когда он не услышал телефонные звонки. А может, это никогда и не было в его власти.
Но пока он не вышел на воздух, надежда ещё теплилась внутри. Жалкая и бесполезная, но такая безумно-сладкая. Юнги взялся за ручку двери, стараясь не смотреть вверх, на их Солнце.
— Я ждал тебя.
— Зачем?
— Без тебя на крыше скучно.
— Но ты не на крыше.
— Она закрыта.
Дверь поддалась. Юнги распахнул её и ступил на крышу.
— Ты что творишь?
— Я... я...
— Я спросил, ты что тут делаешь?! Слезай оттуда.
— Юнги...
— Я сказал слезай!
— Я не могу...
Юнги прошёл дальше. Слёз не было. Даже больно не было. Он просто ничего не чувствовал.
— Ты тоже куришь?
— Угостить? Кажется, ты часто здесь бываешь.
— Нет, я... Иногда поднимаюсь, но это всё же не по правилам школы.
— Мне казалось, Мин Юнги не следует школьным правилам.
— А мне казалось, Чон Хосок слишком идеален, чтобы их нарушать.
— И вот мы оба здесь, встретились посередине.
Он дошёл до самого края, смотря только наверх, на небо. Юнги почти мог почувствовать ментоловый запах. Он похлопал себя по карманам. Но, кажется, сигареты остались дома. А может, у него их и вовсе не было.
— Не слушай ту песню, когда тебе одиноко. Слушай меня.
Юнги дошёл до того места, где когда-то за перилами стоял Хосок. Чувствуя себя так, будто падает вниз, он посмотрел на землю. Там ничего не было. Только часть асфальта отличалась по цвету. Она была более тёмная, как будто облили водой. Густой и тёмной водой.
Мин отшатнулся назад, он отходил и отходил, ускоряя шаг. В итоге, споткнулся на ровном месте и осел на крыше.
«...Прости меня. Я не настолько скромен, чтобы не знать, что я твоя первая влюблённость. Я знаю, тебе будет больно, я знаю, ты не сможешь меня забыть сразу. Но, Юнги, хоть я и первый, я не буду последним.
Не вспоминай обо мне часто. А если и будешь вспоминать, то вспоминай только о хорошем. Мне не страшно умирать, правда. Я жду этого. Я только боюсь, что жизнь после смерти всё же существует...»
Подрагивающими руками Юнги достал телефон. И набрал знакомый номер. Впервые он дослушал стандартное сообщение до конца. Раздался писк, означающий, что голосовое сообщение записывается. Мин открыл рот и... Не смог ничего сказать. То, что он действительно хотел произнести, было слишком большим и значимым. А ещё бесполезным.
Рука безвольно упала вниз. Юнги оторвал взгляд от заблокировшегося телефона и посмотрел прямо перед собой. Призраки прошлых Хосока и Юнги больше не отставали от него, а шли в ногу. Сейчас они кружили вокруг. Счастливые и беззаботные.
— Как же хорошо, Юнги. Вот здесь и сейчас. Как же хорошо.
Вот Юнги и Хосок стоят, едва соприкасаясь кончиками пальцев. А вот Хосок танцует, только для Юнги, а сам Мин сидит у стены, почти как сейчас, и по щеке катиться слеза. Может, он уже тогда догадывался к чему всё идёт? И плакал заранее, потому что сейчас слёз не было.
Казалось, все возможные чувства он потратил и испытал. А теперь осталась только апатия. Сообщение в телефоне. И бардовый ореол на земле, который когда-то на кровати Юнги окружал голову Хосока.
Мин опять поднял взгляд наверх, к небу. Солнце уже встало и скрылось за тучами. Птицы проснулись и начали петь свои песни. Они кружили на небе, ожидая, когда солнце появиться снова. Хотя скорее всего они просто летели по своим птичьим делам. Не особенно задумываясь о движении небесных тел. И не особенно обращая внимание на маленького мальчика на крыше, чьё сердце валялось прямо у стен школы в луже крови.
«...Занимается рассвет. Птицы начали петь. Мне пора. Не хочу говорить что-то банальное напоследок, но, кажется, лучше этих слов человечество ещё не придумало... Я люблю тебя. Я рад, что ты будешь у меня первым и последним. Моё солнце. Мой Юнги... Юнги».