Глава 6. Лунный свет
Votre âme est un paysage choisi
Que vont charmant masques et bergamasques
Jouant du luth et dansant et quasi
Tristes sous leurs déguisements fantasques.
«Clair de Lune» Paul Verlaine*
Мин Юнги не знал, какого это — влюбляться. Ему казалось, что это очень трудная и долгая работа. Что необходимо подгадать правильное время, выбрать правильного человека и не менее правильно работать над отношениями, чтобы ощутить то самое чувство. Возможно, Мин Юнги и был отчасти прав, если имел в виду под влюбленностью крепкие и длительные отношения.
Но, тем не менее, именно влюбился Мин Юнги очень легко. Он этого даже не заметил. Казалось, этот человек так давно не выходил у него из головы, что, когда это чувство немного поменяло своё направление, Мин подумал, что всё продвигается вполне закономерно. Вот раньше он думал о том, как ему не нравится Чон Хосок, а теперь о том — как нравится. Ничего необычного.
И всё же друзья Юнги заметили определённые изменения в его поведении. Если раньше после школы Мин или шёл до остановки вместе с Намджуном, или они шли в библиотеку, или к Сокджину, или ещё куда, то теперь Юнги систематически испарялся с радаров, стоило прозвучать звонку, оповещающему о конце занятий. Сначала Ким не придал этому особого значения, Юнги и раньше бывало впадал в какое-то состояние, когда ему хотелось побыть одному и самый безобидный вопрос мог вызвать у него бурную негативную реакцию. В такие дни Намджун благоразумно держался подальше. Но встретившись в своём гараже, заменяющим студию, с Чонгуком, он узнал, что у Хосока появилась похожая особенность в последние дни. А там уже соединить все события последней недели не составляло большого труда.
Конечно, Ким Намджун, насколько бы умён он не был, не знал, что по-хорошему рассматривать надо было не неделю, а последние два месяца, а ещё лучше — последние двенадцать лет. К его достоинству, даже сами Хосок с Юнги об этом не догадывались. Но им и не надо было, у них и так было всё, что нужно знать: долгие взгляды, тёплые прикосновения, вечерние прогулки, разговоры шёпотом. Они оба как будто взялись навёрстывать упущенное за эти долгие двенадцать лет. А двенадцать лет невозможно уместить в месяц до вступительных и даже в два месяца до выпускного. Поэтому они делали всё с двойной силой: смотрели дольше положенного; держались друг за друга крепче; возвращались домой за полночь; говорили так много, что можно было бы охрипнуть, и тем для разговоров почти не оставалось, но с некоторыми людьми и молчать хорошо.
И если Юнги не особенно подозревал о своих чувствах, то вот Хосок о своих был осведомлён хорошо. Казалось, вся жизнь готовила его именно к этому. У Чона и не было до этого настоящей любви. Родители, которые, вроде, и любили, но как-то неправильно, причиняя боль. Сестра, которая была единственным близким человеком, но уехала из дома при первой возможности, оставив одного брата на растерзание. Друзья, которые не замечали ничего вокруг себя самих. И непостоянные партнёры, которых интересовало только его материальное состояние и внешность.
Поэтому, познакомившись с Юнги, он боялся потерять его до дрожи в пальцах. У Мина была обворожительная улыбка, которую он так редко показывал, но уж если у Хосока получалось рассмешить друга, то день проходил как будто и не зря. Ещё Юнги смешно хмурился, сильно краснел от холода или чего-то ещё и держал как-то по-особенному своими изящными руками ментоловые сигареты, которые воровал у Хосока. При наступлении холодов Мин заматывался по уши в широкий шарф, связанный бабушкой, и всё время носил бини с лицом на ней до смешного похожего на своего владельца. А ещё Юнги было не всё равно. Он внимательно смотрел в глаза, аккуратно брал за руку, делился своим огромным шарфом и слушал, слушал, слушал глупые рассказы Хосока.
Иногда он рассказывал что-то и о себе. Из Юнги вообще было сложно вытянуть пару слов, хотя Хосок видел, что с тем же Намджуном тот говорит без умолку. Поначалу это расстраивало, но потом Чон решил дать им время освоиться друг с другом. Вскоре Юнги рассказал про семью, про ближайших друзей, про свои мечты. Он говорил тихо, напряжённо смотря в противоположную сторону от Хосока, потом полез в карман одноклассника, выуживая сигареты. Вообще Чон всегда думал, что у Мина обострено чувство личного пространства, но в его компании оно давало сбои.
Ещё они ходили вместе учиться в библиотеку. У самого Хосока были репетиторы, но после них он бежал в районную библиотеку, где его уже ждал Мин. Обычно он читал или делал домашнее задание, но в один раз Чон нашёл друга спящим. Хосок так и не решился его разбудить, просто сел напротив и взял книгу, которую до этого изучал Мин. Это оказался учебник по английскому языку, над которым в последнее время бился Мин не без помощи Хосока. Отложив книгу в сторону, Чон достал свои тетради, но так и не приступил к заданиям, потому что посапывающий Юнги был намного более интересным. Через пятнадцать минут Мин вздрогнул и открыл глаза, заставив Чона немного покраснеть и тут же уткнуться в записи. Постепенно взгляд Юнги прояснился, и он резко поднялся, разглядывая невозмутимого Хосока напротив. «Давно пришёл? Надо было разбудить», — буркнул Мин. Чон пожал плечами, но сам давил улыбку от вида отпечатавшегося на щеке Юнги рукава куртки.
В одну из своих вечерних прогулок они опять оказались около школы. Внезапно на лице Хосока появилась ухмылка, не предвещающая ничего хорошего. Он приложил палец к губам, как бы показывая Юнги быть тихим, а потом пошёл вдоль забора. Мин следовал за ним, ничего не понимая, и шипел в спину вопросы о том, что он задумал. Когда они оказались подальше от главных ворот и соответственно от поста охраны, Хосок легко перемахнул через изгородь. Юнги замер по другую сторону, неверяще смотря на друга сквозь решётку. Чон улыбался ненормально широко и шептал Юнги, чтобы тот перебирался к нему. Мин повертелся вокруг, как будто ожидая, что сейчас из кусов выскочит Сокджин и скажет ему не водиться с плохими парнями, а затем уведёт домой. Но Ким не появился, и Юнги полез наверх, потому что что он ещё мог сделать, когда по другую сторону его ждёт Хосок.
Забор был не очень высоким, но всё равно, когда Мин оказался на самом верху, ему стало на секунду страшно. Он уже перекинул обе ноги на другую сторону, но руки вцепились в решётку, всё не желая отпускать. Хосок заметил это и без слов раскинул руки в стороны. Юнги почувствовал себя невероятно глупо и покраснел против воли.
— Руки убрал, — зашипел он сверху, ощущая себя котом, застрявшим на дереве.
Хосок покачал головой из стороны в сторону, широко улыбаясь, и подошёл ближе.
— Прыгай, я поймаю.
— Я и сам могу. Отойди, а то упаду на тебя.
— Падай, — Чон подошёл совсем близко, и внезапно Юнги понял, что тот может коснуться кончиками пальцев его ботинок.
Выходит, тут совсем не высоко. Крепко сжав зубы и надеясь, что он и правда травмирует Хосока при падении, а то тот в последнее время совсем от рук отбился, Юнги разжал пальцы. Он упал точнёхонько в руки Хосока, который сжал его талию и удерживал на весу, как будто Мин вообще ничего не весит. Буквально чувствуя, как его мужская гордость также упала с забора, но уже распласталась на земле, Юнги вырвался из рук друга и, пыхтя, направился к школе. Через пару мгновений Чон зашагал рядом, сияя, как выглянувшее из-за туч солнце, и посматривая на Мина.
Они зашли на школьный стадион и двинулись к раздевалкам. Хосок всё ещё отказывался рассказывать, куда они направляются. Когда они подошли к зданию, Чон сразу направился к одному окну и без особых проблем открыл его.
— И откуда ты знал, что оно открыто? — сощурился Мин.
— Волшебники не раскрывают свои секреты, — пожал плечами Чон.
— Дежурил в спортивном зале и оставил окно открытым?
— Вот надо тебе всю магию испортить, Юнги, — вздохнул Хосок.
Потом он немного пригнулся и сложил две руки перед собой, выжидающе смотря на Мина. Тот затормозил рядом, растерянно переводя взгляд с Хосока на его сложенные руки и на окно. Стоило ему понять, что тот собирается сделать, Юнги опять задохнулся от возмущения и пихнул парня в плечо.
— Я, по-твоему, настолько беспомощный? Спасибо, в рыцарях не нуждаюсь.
Чон пожал плечами и отошёл в сторону, предоставив Мину проделывать акробатические трюки в одиночку. Примерно в этот момент Юнги пожалел, что или прогуливал физкультуру, или не воспринимал уроки всерьёз. Сразу же в этот момент вспомнилось, что какое-то время Чон увлекался паркуром, да и вообще был одним из лучших в школе в физических упражнениях. Призвав на помощь всех известных богов, Юнги ухватился руками за оконную раму, одной ногой опёрся о стену и попытался подтянуться на руках, которые опасно задрожали. Преодолев половину пути, Мин спустился обратно на землю.
— Точно помощь не нужна? — насмешливо прозвучало сбоку.
Это придало Юнги новых сил, потому что ударить в грязь лицом перед Чон Хосоком всегда было одним из самых страшных кошмаров Мина. Поэтому он отошёл подальше от окна, резко выдохнул и, разбежавшись, схватился за оконную раму намного более легко запрыгивая внутрь. Тут же он порадовался, что пошёл первым, так как уже внутри раздевалки поскользнулся и упал на пол, больно ударившись локтем.
— Юнги, всё в порядке? — тут же послышалось с улицы.
Юнги, чертыхаясь, поднялся с пола и выглянул в окно.
— Не ори, ещё услышат. Как объясняться будешь?
К его удивлению Хосок и правда выглядел обеспокоенно. В отличии от Юнги, он без проблем забрался внутрь школы, и тут же зачем-то обошёл Мина со всех сторон.
— Да жив я, жив, — замахал на него рукой Юнги. — Зачем мы сюда забрались-то? Мне школы и днём хватает, знаешь ли.
— Эх, Юнги, нет в тебе старой доброй романтики, — грустно вздохнул Хосок и пихнул дверь, выходя в коридор.
К своему стыду, Юнги на этих словах в который раз за вечер (да что там за вечер, за эти две недели) покраснел, хотя прекрасно понимал, что Хосок вовсе не ту «романтику» имеет в виду. Потом они вышли на лестницу, и Мин сразу понял, какой у Чона был план. Стоило бы и раньше догадаться.
Крыша, как всегда, встретила их тишиной и прохладным ветром. Было уже десять часов вечера, так что было абсолютно темно, и только фонари в отдалении на дороге давали хоть какое-то освещение. Хосок раскинул руки в стороны, вдыхая вечерний воздух полной грудью и внезапно рассмеялся.
— Как же хорошо, Юнги, — прошептал он. — Вот здесь и сейчас. Как же хорошо.
Смотреть на счастливого Чона и не улыбаться было просто невозможно. К сожалению, подобным иммунитетом Мин тоже не обладал, так что всё его напряжение от проникновения в школу тут же растаяло. Повторяя за другом, он развёл руки и закинул голову к небу, крепко зажмуривая глаза. Ветер трепал расстёгнутую куртку, чёлка вылезла из-под шапки и щекотала нос, кончики пальцев изредка касались пальцев Хосока, а в голове была пустота.
Потом они сели к стене, любуясь видом ночного города. В домах поближе уже горел свет, а вдалеке виднелись небоскрёбы, переливающиеся зелёным и синим. Юнги на минимальной громкости включил какой-то плейлист на телефоне. Сначала он беспокоился, что их услышал, но Хосок смог его убедить, что это физически невозможно. А потом одна мысль пришла Юнги в голову, он поспешил её озвучить:
— Ты ни разу не танцевал для меня.
Чон удивлённо повернулся к нему и нахмурился:
— Но ты видел мой танец на конкурсе. А ещё я танцевал тебе прямо здесь!
— Это не считается, — упрямо покачал он головой, — Станцуй полноценный танец и только для меня.
— Айщ, Мин Юнги, да я тебя разбаловал.
Но несмотря на свои слова, Хосок поднялся с пола. Юнги взял телефон в руки, раздумывая, что бы могло подойти. И ответ всплыл сам собой. Всего несколько дней назад, после очередной прогулки с новоиспечённым другом, Юнги впервые за несколько лет скинул тряпку с синтезатора. Родителей как раз не было дома, поэтому Мин достал старые ноты, с отчаянием осознавая, что всё забыл. Руки ощущались какими-то деревянными, техника была напрочь потеряна. Юнги раздражённо вздохнул, но сдаваться не собирался. Он взял первые попавшиеся ноты, и это оказалась «Clair de Lune» Клода Дебюсси. Следующие несколько часов он потратил на то, что пытался вспомнить, а вернее заново разучить, первые несколько нотных страниц. Мелодия была одновременно и воодушевляющей, и какой-то грустной. Как хороший, но слишком короткий рассказ, когда хотелось больше и больше, но уже виднелось слово «конец». Почему-то это напомнило ему о Хосоке.
Поэтому он нашёл в интернете именно эту третью часть знаменитой сюиты. Когда начались первые звуки мелодии, Хосок растерянно замер.
— Юнги, я же хип-хоп танцор, а не...
— Пожалуйста, — невпопад сказал Юнги.
Музыка продолжала играть, а Хосок не двигался. И Юнги уже почти начал искать другую, более подходящую мелодию, но тут руки Чона дёрнулись наверх, как будто им управлял кукловод. Потом он сделал резкий выпад и закружился на месте, подскочил в воздух и упал на пол, сломавшейся куклой. Постепенно мелодия нарастала и Хосок раскрывался всё больше, его тело казалось лёгким, как пёрышко, которое усилившийся на крыше ветер подхватывал и кидал из стороны в сторону. Луна выглянула из-за облаков, освещая крышу и делая трепещущее тело танцора контрастным. Хосок был сломленным и цельным одновременно, прекрасным, как ночное видение, как произведение искусства, как песня, которую мечтал когда-нибудь создать Мин.
Всего два месяца назад на этой же крыше Хосок почти совершил самоубийство. А сейчас танцует здесь, для Юнги, как в последний раз. Выворачивая себя наизнанку и собирая вновь. Внезапно Мин понял, что плачет. Пара непрошенных слёз сорвалась с его глаз, но Юнги не вытер их, чтобы не была заметна его реакция и не покраснела кожа.
Когда прозвучали последние ноты, Хосок безвольно опустился на пол, тяжело дыша. Юнги подошёл к нему и сел рядом, понимая, что тот весь потный и его трясёт, то ли от холодного ветра, то ли от чего-то ещё. Мин приподнял его лицо за подбородок, заставляя посмотреть на себя, а потом вытер краем рубашки капли пота.
— Знаешь, мне было грустно от третьей части сюиты, потому что она слишком быстро заканчивается. Но сейчас я вспомнил, что это не конец, что есть четвёртая часть.
Хосок растерянно смотрел на него и хмурился, не совсем понимая к чему Мин ведёт. А потом разомкнул сухие губы, и слова из них вырвались прерывисто:
— Она лучше, чем третья?
— Все части хороши по-своему.
Уже прощаясь около остановки, Хосок поймал Юнги за руку, не решаясь смотреть в глаза.
— Тебе понравилось? — тихо спросил он.
Мин без пояснений понял, что именно: вечер, прогулка, проникновение в школу или...
— Ничего прекраснее я не видел, — честно признался Юнги.
Хосок кивнул и ненадолго на его лице появилась улыбка, способная поспорить с предыдущим утверждением Мин Юнги. Но тот бы в жизни не решился составлять список, что ему больше всего нравится в Чон Хосоке.
Спустя пару дней Юнги пришлось вернуть должок Хосоку, а именно сыграть ему на фортепиано. Это произошло очень спонтанно. Просто после школы пошёл ливень, а зонтик у них был один на двоих. Юнги предпочитал не думать о том, что это значит, но всё равно соприкасающиеся плечи заставляли его немного терять дар речи. Когда они дошли до остановки, и Чон принялся вызывать такси, Юнги, не успев особо подумать, выпалил: «Пошли ко мне». Хосок поднял на него нечитаемый взгляд. «Родителей нет дома», — зачем-то добавил Мин и сделал этим ситуацию ещё более неловкой. Но тем не менее Хосок кивнул и спрятал телефон назад в карман.
Они поехали на автобусе, был час пик, так что пришлось стоять. При резком торможении люди наваливались друг на друга, и Хосок прижимался ближе к Юнги. Когда они, наконец, вышли, Чон выдохнул, проверил все карманы и возмутился:
— Как ты можешь ездить так каждый день? Там душно и тесно, — произнёс Хосок то, что и мог сказать только человек, который был в общественном транспорте в лучшем случае пару раз за жизнь.
— В автобусах не всегда так много людей. Да и привыкаешь со временем, — пожал плечами Юнги.
Но эта ситуация заставила его опять вспомнить о той пропасти, что разделяла их с Чоном, и о которой он почему-то успел забыть. Он был у одноклассника дома, и в нём бы уместилось пять, а то и больше, квартир Юнги. Мин никогда не стеснялся своей семьи или материального положения, у него были чудесные родители, которые давали ему всё, что было необходимо и что было в их силах. Да и не то чтобы Хосок показывал себя как человека, которому важнее всего были деньги. Но почему-то всё равно появился иррациональный страх, что Чон брезгливо сморщится, зайдя в его дом, как он сделал это в автобусе.
Юнги жил в многоквартирном доме в пять этажей, в одном из соседних проживал Чимин, поэтому у Юнги была какая-никакая надежда, что Хосок уже был здесь раньше.
— Чимин живёт в этом же районе, к слову. Но ты и так знаешь, наверное, — произнёс Юнги.
— Правда? — Хосок зачем-то покрутился по сторонам, как будто рассматривая дома заново, — Я ни разу не был у него в гостях. Хотя не думаю, что вообще кто-либо был.
— Вот как... — протянул Мин, похолодев изнутри.
Вдруг, если Чимин считал, что богатых друзей сюда лучше не приводить, то и Юнги следовало так поступить... С другой стороны, он не знал, какая была у Пака ситуация. Вполне вероятно, что ему не разрешали родители или ещё чего.
Тем временем они зашли в подъезд и поднялись по лестнице на третий этаж. У Мина был вполне благополучный дом, нигде не было разрисовано, пол мыли каждый день, а обитали здесь в основном пожилые пары. Они затормозили около двери в квартиру, с рукавов Юнги капало и весь рюкзак промок. Хосок тоже тряс зонтик и увлечённо оглядывался по сторонам, как будто ничего занимательнее в его жизни не происходило.
— Вы давно здесь живёте? — спросил Чон, пока Мин рылся в рюкзаке, ища ключи.
— Ммм, когда я родился, мы жили в деревне, но потом отец нашёл работу в городе и мы переехали сюда. Мне было тогда около шести, так что... Получается, я живу здесь столько, сколько себя помню.
Юнги, наконец-то, нашёл ключи, и дверь поддалась. Они очутились в небольшой прихожей, слева от которой сразу была кухня со столовой, а справа небольшая гостиная, состоящая из дивана, кресла и телевизора. Далее по коридору были три двери, одна из которых вела в комнату родителей, другая в комнату Юнги и ещё одна, соответственно, в ванную комнату, объединённую с туалетом.
Мин опасливо покосился на Чона, но тот всё ещё выглядел воодушевлённо и крутился по сторонам.
— Поверить не могу, что я сейчас в доме, где вырос Мин Юнги. Это так удивительно! Здесь ты делал свои первые шаги!
— Дурак, в шесть лет я уже давно умел ходить, — буркнул Мин, снимая с себя куртку и вешая на плечики, чтобы в последствии повесить её в ванной комнате.
Потом он забрал у рассеянного Хосока зонтик и куртку и направился в ванную, напоследок бросив что-то очень похожее на «чувствуй себя, как дома». Когда он развешивал мокрые куртки, его руки немного тряслись, поэтому злобно прорычав на самого себя и приказав успокоиться, Юнги умылся холодной водой. Прихватив с собой два полотенца, одним он сразу начал вытирать мокрые волосы, а другое кинул в Хосока. Тот без проблем поймал его, хотя даже не смотрел в сторону Юнги до этого.
— У вас очень уютный дом, — произнёс Чон, сейчас он стоял в гостиной и рассматривал фотографии семьи, висящие на стене.
— Спасибо, — пробормотал Мин, — Ты голодный? Может рамен сварить?
На лице Хосока появилась какая-то почти плотоядная ухмылка и одна бровь взлетела вверх.
— Вот ты какой, Мин Юнги, заводишь ничего не подозревающих мужчин «на рамен» к себе домой, — даже голос Хосока стал ниже обычного.
Мин тут же почувствовал, как краска приливает к лицу и ушам. Он растерянно захлопал глазами, не очень понимая, что следует ответить. Конечно, это была обычная шутка, и если бы Юнги отреагировал сразу, то это и осталось бы шуткой. Но Мин молчал, а Хосок тоже стремительно начал приобретать багровый оттенок.
— Я... Я просто пошутил, я знаю, что ты... Что тебя это не интересует... Прости.
— Нет, всё в порядке. Я не... Я не говорил, что меня это не интересует. Я просто не встретил кого-то, кто мне бы понравился. В смысле, мне нравятся многие люди, но не в том смысле... То есть некоторые в том, но я не...
Если бы Мин даже очень постарался, он бы не смог объяснить, что именно он пытался сказать этой фразой. Он так и не договорил, а только растерянно смотрел на смущённого Хосока в ответ. Так они и стояли напротив друг друга, мокрые от дождя, с полотенцами в руках и невысказанными словами.
— Так ты... Ты будешь рамен?
— Буду, — ответил Чон то, что следовало бы сказать сразу.
Юнги кивнул, ещё пару секунд стоял в нерешительности, а затем развернулся и пошёл на кухню. Наверное, рамен — это то, что первым учился готовить каждый корейский ребёнок. Поэтому Юнги уже заученными движениями поставил кипятиться воду, нарезал овощи, затем бросил готовую лапшу вместе с приправами в воду и в конце разбил внутрь два яйца. Всё это время Хосок крутился рядом, заглядывая за плечо и порываясь помочь. В итоге Юнги строго указал ему на стул, и гость примостился там, но всё ещё не отрывал от Мина взгляда.
Хозяин дома расставил на столе тарелки со столовыми приборами, а затем в середину стола водрузил кастрюлю. По правде, Юнги немного гордился своим раменом, хотя это было и одно из простейших блюд, но у него лапша всегда получалось идеальной консистенции. По крайней мере так говорили его семья и друзья. Но сейчас Юнги подумал, а что если они просто не хотели его расстраивать и врали, или Хосок привык есть рамен, приготовленный иначе, или...
— Айгууу, Юнги, как вкусно! Что ты туда добавил? По правде сказать, я сомневался в тебе, когда ты разбил яйцо, но так даже вкуснее!
— Не многие его добавляют, но мне кажется, в этом что-то есть. Ещё я предпочитаю свежие овощи, — невозмутимо произнёс Мин, но внутренне выдохнул.
После того, как они доели, Юнги вспомнил, что остальную часть дома он не показал, поэтому они прошлись по оставшимся комнатам, остановившись на спальне Мина.
— Раньше я жил тут со старшим братом, поэтому кровати две. Я ведь говорил, что он сейчас работает в Китае?
— Ага.
Они замерли посреди спальни, не совсем представляя, что делать дальше. Хосок решил воспользоваться проверенной схемой, и начал рассматривать фотографии.
— У тебя так много полароидных снимков с друзьями.
— Ага. Сокджин-хёну фотоаппарат достался в наследство от дедушки, и он часто фотографировал нас троих, когда мы ещё учились вместе. На свой выпуск он подарил несколько нам с Намджуном.
— Это музыканты, которых ты слушаешь? — Хосок указал на плакаты.
— Эм, да. Некоторых уже почти перестал, но всё никак не поменяю оформление... Да и уезжать скоро, незачем.
Юнги закусил губу, понимая, что случайно затронул тему, которую они с Хосоком не обсуждали. Конечно, они говорили о будущем и своих планах, но в их разговорах это как будто должно было произойти не раньше, чем через несколько лет. Но Чон то ли не заметил, то ли решил сделать вид, что ничего не слышал.
— Это комната так и кричит, что тут живёт Мин Юнги, — ухмыльнулся он, присаживаясь на край кровати парня.
— Эм, не знаю, наверное. Я сам сделал ремонт после того, как брат уехал, — Мин неловко потёр шею.
— Вау, Юнги, да ты на все руки мастер!
А потом взгляд Хосока упал на угол комнаты, где стоял синтезатор, на котором снова лежала тряпка. Глаза парня как-то подозрительно заблестели, и это ой как не понравилось Мину.
— Точно, ты же ещё и на пианино играешь! Сыграй мне!
— Я... Я давно не практиковался... — замялся тот.
— Ну же, Юнги, ради меня! Я вот для тебя станцевал! — Хосок схватился за край рубашки Мина, заглядывая ему в глаза, и тому пришлось сдаться.
— Я недавно играл «Clair de Lune», которую включал тогда на крыше... Не уверен, что вспомню, но попробую.
После этих слов Юнги сел на табуретку, стоящую около синтезатора, и скинул с него тряпку. Руки мгновенно вспотели, хотя Мин не часто переживал играть перед кем-то. Но сегодня он очень часто беспокоился из-за того, из-за чего раньше даже не подумал бы. Ударить в грязь лицом прямо перед Хосоком было страшно, особенно после потрясающего выступления того.
Но делать было нечего. Юнги выпрямился и размял пальцы, потом медленно выдохнул и опустил руки на клавиатуру, беря первый аккорд. Мелодия была медленной поначалу, ноты не были сложными по своей сути, но выдержать необходимое настроение было действительно трудно. Так и норовило сорваться на быстрый темп, потому что иногда в нём играть намного легче. Но со временем Юнги расслабился и позволил музыке вести его. Он не помнил произведение до конца, поэтому доиграл до одной логической части, а затем аккуратно поднял руки вверх.
— Твои пальцы и правда созданы для музыки, — прозвучало сверху.
Мин вздрогнул и посмотрел наверх. Он даже не заметил, как Хосок подошёл ближе, но сейчас тот стоял за спиной, неотрывно смотря на руки Юнги.
— Я и правда несколько лет не подходил к пианино, даже в начальной школе лучше играл... В основном электронной музыкой занимаюсь сейчас.
— Тогда спой мне что-нибудь из своего.
Юнги посмотрел на друга, как на сумасшедшего. Одно дело сыграть произведение признанного композитора, но совсем другое показывать свои работы кому-то. А когда этот кто-то Чон Хосок, то и речи быть не может.
— Я всего лишь любитель... Просто пишу иногда песни, ничего особенного.
— И всё же я хочу услышать, — упрямо возразил Хосок, — Намджун говорил, что ты тоже читаешь рэп. Ну же.
Мин замер, смотря на Хосока. Но тот был серьёзен, как никогда. После Юнги не очень мог объяснить, почему он всё же собирался показать Хосоку свою музыку. В его поступке не было буквально никакой логики.
Юнги включил компьютер и принялся растерянно рыться в треках, не совсем уверенный, что можно было бы показать другу. Но потом он увидел одну песню, над которой начал работать совсем недавно, она даже не была закончена. И всё же Мин открыл именно её.
— Я ещё не закончил эту песню, возможно, я её переделаю потом, потому что она совсем сырая...
— Юнги, — прервал его Хосок и накрыл чужую руку своей, — Я же не какой-то критик или знаток. Для меня удивительно уже то, как ты играешь на синтезаторе. Не беспокойся. Если не хочешь, то можешь не показывать. Но мне искренне интересно, над чем ты работаешь. Вообще-то мне интересно всё, что касается тебя.
Хотя, честно говоря, Юнги точно знал, почему тогда выбрал именно эту песню. И знал, почему хотел помочь Хосоку всё это время, и почему всё своё свободное время проводил рядом с ним, и почему позвал в тот день домой, и почему так переживал, что Чону может что-то не понравиться. Он знал точно, а ещё знал, как назвать песню и как её закончить.
— Она называется «First Love». И я писал её о свей любви к музыке.
— Вот как, — улыбнулся Хосок, вокруг его глаз появились еле заметные мимические морщинки. Юнги подумал, сможет ли он увидеть, как они станут глубже со временем: — Такую первую любовь нелегко будет кому-то затмить.
— Да, — кивнул Юнги и сжал руку Хосока сильнее. — Я закончу эту песню и покажу тебе. Хорошо? Ты подождёшь?
— Конечно.
Хосок улыбался, а в голове у Юнги уже играла мелодия, плотно засевшая ему в сердце.
* — Данная поэма послужила вдохновением Клоду Дебюсси к написанию самой знаменитой части своего музыкального произведения «Suite bergamasque», а именно третьей части под названием «Claire de Lune» («Лунный свет»), которая упоминается в главе. Также существует четвёртая и заключительная часть «Passepied», о которой тоже говорит Юнги.