House of dragon/ Дом дракона

Десять лет, словно хищные звери, терзали душу Принцессы, оставив на ней неизгладимые шрамы. Ей было двадцать шесть, но ее тело, измученное родами и постоянным напряжением, казалось намного старше. Ее глаза, некогда полные огня, теперь отражали усталость и боль, но за этим мрачным покрывалом все еще теплилась материнская любовь.

В день рождения своего третьего ребенка Принцесса лежала на смятых простынях, ее тело горело от боли, а голова кружилась от изнеможения. Каждый вдох давался с трудом, а боль от схваток, казалось, никогда не закончится. Она стискивала зубы, пытаясь сдержать крики, но слезы текли ручьем по ее щекам. Она ненавидела этот процесс, она ненавидела эту боль, которая разрывала ее на части, но она знала, что должна перетерпеть, должна родить еще одного ребенка, еще одну частичку себя.

Когда ее малыш наконец появился на свет, боль внезапно отступила, а на ее месте разлилось чувство бесконечной нежности. Рей с любовью смотрела на свое дитя, на это маленькое существо, которое только что было частью нее. Она понимала, что несмотря на все свои страдания, она любит этого ребенка также, как и всех остальных. Ее сердце наполнялось теплом и гордостью за всех троих детей.

Первенец, Эйгон, сын Деймона, был ее гордостью и надеждой. Его острый ум и отважный нрав делали его похожим на своего деда, короля Визериса. Она старалась дать ему все самое лучшее, заботилась и воспитывала его так, чтобы он стал достойным наследником ее трона. Люцерис, ее второй сын, был ее радостью и утешением. Его озорной нрав и звонкий смех напоминали о весне, которая всегда наступала после холодной зимы. А теперь она стала матерью и для маленького Бейлона, которого полюбила так же, как и всех остальных.

В комнату, словно вихрь, ворвалась служанка, её взгляд, полный беспокойства, скользил по лицам повитух и маленького Бейлона, что мирно покоился на руках своей матери.

— Госпожа, – промолвила она, задыхаясь, – Королева приказала немедленно принести ей ребенка.

Рей, измученная родами, повернулась к служанке, её лицо было бледным, а мокрые от пота волосы спадали на такое же мокрое тело. Она тяжело вздохнула, ощущая каждую мышцу своего тела, и, глядя на служанку с усталостью в глазах, тихо спросила. — Зачем?

Служанка опустила взгляд, словно не зная, как ответить на этот вопрос. Рей поняла, что дальнейшее обсуждение здесь бессмысленно, и её брови сдвинулись в выражении лёгкой досады.

— Помогите мне одеться, – произнесла она, стараясь сохранить спокойствие, медленно поднимаясь с сыном на руках, передавая его на мгновение одной из повитух.

— Принцесса, но вам нельзя вставать, вы должны сохранять постельный режим, – встревоженно сказала одна из повитух, глядя на Рей, словно на безумную.

— Я знаю, – промолвила Рей, её голос дрогнул от боли, которая то и дело накатывала на её тело, – Помоги мне надеть платье, – повторила она, и её тон был полон решимости. Она понимала, что у неё нет выбора, и нужно было подчиниться приказу королевы, но при этом она не желала показывать свою слабость, и, стиснув зубы, она, потихоньку поднимаясь, начала готовиться к нежеланному визиту.

За стенами покоев стоял Лейнор, его лицо сияло от радости и нетерпения. Он, с распахнутыми объятиями, был готов встретить свою жену, когда она выйдет, неся на руках их новорожденного сына, маленького Бейлона.

– Мальчик. Я только что узнал, – произнес он, его голос дрожал от волнения, и он сделал шаг вперед, но принцесса лишь прошла мимо него слабым, измученным шагом, и её взгляд был направлен вперёд.

– Да, – коротко кивнула она в ответ, продолжая идти, и её голос был едва слышен.

– Погоди, – помедлил Лейнор, его радость сменилась беспокойством, – Куда ты идёшь? – спросил он, в его голосе звучало удивление и недоумение.

– Королева хочет увидеть его, – вымолвила Рей, ее голос был уставшим, а в глазах читалась печаль.

– Сейчас? – с разочарованием спросил Лейнор, его брови сдвинулись в недоумении.

Рей лишь окинула мужа безразличным взглядом, не отвечая на его вопрос, и её лицо, бледное и уставшее, выражало лишь усталость и безразличие.

– Так, — помедлил он, — я иду с тобой, – продолжил Лейнор, беря Рей под руку, и его прикосновение, как ей показалось, было холодным и чужим.

– Я надеюсь на это, – прошептала она в ответ, и ее голос, наконец, показал её беспокойство.

– Давай я возьму его? – спросил Лейнор, с нежностью глядя на своего сына, его глаза сияли от отцовской гордости и любви.

– Нет, — резко отмахнулась она, — не отбирай такое удовольствие от меня... – ответила Рей, ее голос, наконец, наполнился теплом и нежностью, и она показала свою неразрывную связь с сыном. Его маленькое тельце было так дорого ей, что она не могла доверить его даже мужу, а лишь сама желала нести его, показывая свою материнскую любовь и привязанность к сыну с самых первых минут его жизни.

– Тогда просто возьми меня за руку, – сказал Лейнор с легким раздражением в голосе, его беспокойство за жену было заметно в каждом его движении.

Лейнор взял Принцессу за руку, помогая ей идти, его прикосновение было сильным и поддерживающим, но в то же время ощущалась какая-то отстранённость. – Было ли это настолько больно? – спросил он, его голос был полон сочувствия, но одновременно с ним звучало и любопытство.

Принцесса резко повернулась, оглядывая мужа с презрением, но затем её взгляд упал на полный зал людей, их лица, полные любопытства и осуждения, были обращены на неё.

– О, боги... – прошептала она, поджав губы, и её лицо исказилось от боли и отчаяния.

Они прошли вглубь зала, и Лейнор, словно пытаясь удержать её на плаву, взял её за плечо, и его рука крепко обхватила её, как бы поддерживая и направляя.
Люди в центре зала, словно по команде, склонили головы в поклоне, называя её принцессой, и это, казалось, только усиливало её внутреннее напряжение. – Я рад, что не родился женщиной, – попытался пошутить Лейнор, стараясь разрядить обстановку, но его попытка, казалось, не увенчалась успехом.

Рей, внезапно скорчившись от боли, привлекла его внимание. Она тихо застонала, и ее губы задрожали ещё сильнее, её лицо, бледное от усталости, исказилось от мучений.

– Что такое? – с удивлением спросил Лейнор, его беспокойство вновь усилилось.

– Черт... – прошептала она, едва слышно, и её глаза, полные боли и отчаяния, на мгновение встретились с его. – Вперед, – сказала она, ловя взгляд мужа, который не двигался, словно не понимая, что нужно делать. – Иди вперед, – повторила она, её голос стал твёрдым и решительным, но в нём звучала и просьба.

Они начали подниматься по лестнице, и Лейнор, чувствуя её слабость, позволил ей сильнее опереться на него, стараясь облегчить её путь.

– Что же она такого хотела в такой момент? – пробормотал он, и его слова, сказанные с раздражением, заставили принцессу обратить на себя внимание.

Они шли дальше, и лорды, по пути, поздравляли их с рождением наследника, но Рей снова остановилась посреди зала, её тело словно сгибалось под натиском боли. – Нет, так нельзя. Мы возвращаемся, – заявил Лейнор, его голос был полон решимости, – Она может и сама дойти до нас.

– Если ты конечно не хочешь нести меня обратно по всем этим чертовым лестницам, – огрызнулась она, и её резкий ответ, словно пощёчина, заставил их продолжать движение вперед, несмотря на её ужасное состояние. Рей, словно бросая вызов не только своей боли, но и обстоятельствам, шла с гордо поднятой головой, демонстрируя свою силу и стойкость.

Они вошли в королевские покои, и тяжелые двери, за ними, закрылись с глухим стуком, словно отрезая их от внешнего мира. Внутреннее убранство комнат поражало своей роскошью, но в воздухе витало напряжение, которое чувствовалось острее, чем бархат и шёлк, покрывавшие стены и мебель.

В центре комнаты стояла Алисента, что ждала Рей с ребенком. Из–за угла вышел уже однорукий король, чьё выражение лица было совместимо с лицом принцессы. Изнеможденные лица их показывали всю усталость от жизни и текущих событий.

Рядом с королевой стоял её первенец Эйгон, чьи глаза с любопытством оглядывали Рей и Лейнора, а также их новорождённого наследника.

– Доченька моя, – произнес Визерис, его голос звучал устало и одновременно с нетерпением, – я рад, что ты пришла к нам с сыном. Позволь мне увидеть его. — сказал король, медленно подходя к Принцессе с тростью под оставшейся рукой.

Рей, с трудом держась на ногах, приблизилась к отцу, и ее шаги, тяжелые и неуверенные, раздавались в тишине комнаты. Лейнор шел рядом, поддерживая её за руку, и его глаза, в свою очередь, с любопытством наблюдали за происходящим, хоть и не полностью понимая, что происходит.

– Отец, – произнесла Рей, и её голос был тихим и слабым, но в нём чувствовалась гордость, когда она представила сына своему отцу. – Бейлон.

Она приблизилась, и Визерис, с нескрываемой радостью, взглянул на своего внука, его глаза, казалось, засияли от любви.

– Какой он прекрасный, – промолвил он, и его голос был полон умиления. – Он, по-моему, похож на тебя.

Алисента, не сводя глаз с ребёнка, медленно подошла ближе, её взгляд был проницательным и полным недоверия. – Дайте мне взглянуть, – произнесла она, и ее голос был холодным и властным. Рей, с трудом сдерживая усталость, приблизила сына к королеве, но не передала его ей в руки.

– Что ж, по этому поводу мы просто обязаны закатить пир, – сказал Визерис, его голос был наполнен радостью, и он, опираясь на трость, с улыбкой на лице посмотрел на Рей.

– Как скажешь, отец, – ответила Рей, её голос звучал тихо и устало, но в её глазах читалась надежда.

Визерис, приблизившись к дочери, нежно поцеловал её в лоб, его прикосновение было тёплым и любящим, и его глаза, полные нежности и заботы, были устремлены на неё.

– Моя маленькая милая доченька, – произнес он, его голос звучал мягко и заботливо, – Я так рад за тебя, – добавил он, и в его глазах промелькнула гордость за свою дочь.

Принцесса, растроганная его словами и жестом, искренне улыбнулась в ответ, и её сердце, на мгновение, наполнилось теплом и благодарностью. В этот момент, она почувствовала, что не одинока в этом мире, и её отец, несмотря на все свои недостатки, по-прежнему любит её.

•••

В знойном и многоликом Пентосе, под палящим солнцем Эссоса, Деймон Таргариен, мужчина, чья суровость с годами лишь окрепла, шествовал по лабиринтам узких улиц, его взгляд бесстрастно скользил по ярким лавкам и шумным толпам. Рядом, словно тень, следовала Лейна Веларион, его жена, навязанная ему по политическим соображениям, женщина, которая, несмотря на свою красоту и проницательность, никогда не смогла затронуть струн его сердца. Он был привязан к ней долгом, но не любовью, и каждый день, проведенный рядом с ней, был для него лишь еще одним напоминанием о той жизни, которой он не выбирал. Он стремился к контролю, и это касалось не только его правления, но и его чувств.

Их поездка в Эссос, задуманная как возможность сбежать от дворцовых интриг и постоянных слухов, оказалась лишь фарсом. Он пытался сдерживать свой пыл, но его натура не позволяла ему просто плыть по течению, он жаждал действий, власти и признания. Он слышал, как слухи о рождении наследников Рей долетают до него, и это раздражало, но он научился подавлять свои чувства, не позволяя им брать верх над разумом. Он не хотел чтобы она имела не его детей, но в тот же момент сам понимал что обременён тем же.

Принц Пентоса, хитрец и лицемер, предложил Деймону сделку, способную удовлетворить его жажду власти и контроля. Он был напуган возрождением Триархии, которая, вступив в союз с Дорном, снова представляла угрозу его землям. Он предлагал Деймону стать его военачальником, обещая несметные сокровища и неограниченную власть в обмен на его помощь в войне.

Деймон, чье сердце всегда жаждало битвы и крови, внимательно выслушал предложение принца. Он рассматривал его, как возможность проявить себя, дать выход своей жажде действия, но в то же время, он понимал, что это была лишь уловка. Он стремился к контролю, и он понимал, что не стоит полагаться на слова лжецов.

Лейна, наблюдая за Деймоном, видела, как в нем просыпается привычная жажда войны. Она понимала, что он не сможет долго оставаться в тени, что ему нужно всегда быть в центре событий. Она пыталась отговорить его, но знала, что его натура жаждет битвы. Она хотела лишь покоя и мира, но понимала, что никогда не получит этого рядом с Деймоном. Она чувствовала, как ее тело слабеет с каждым днем, как беременность истощает ее силы, и она понимала, что ей осталось недолго. Но она не могла изменить свою судьбу.

Сидя за одним из вечеров за ужином, семья обсуждала возможность возвращения в Дрифтмарк. Атмосфера за столом была непринужденной и спокойной, но в то же время ощущалась какая-то напряженность, словно невидимая нить, соединявшая всех присутствующих.

– Мне будет тяжело родить здесь, – вздохнула Лейна, ее голос звучал устало и тревожно, когда она нежно поглаживала свой округленный живот, словно пытаясь успокоить своего будущего ребенка.

– Отец, мама права, – воскликнула Рейна, ее взгляд, полный детской непосредственности, был направлен на Деймона, – Мы должны вернуться к бабушке и дедушке, – добавила она.

– Мы соскучились по ним всем, – сказала Бейла, ее голос был тихим и сдержанным, когда она отпивала воды из своего бокала.

Деймон же отмахнулся от их слов, и его взгляд, полный недовольства, скользнул по всем присутствующим. – Мы вернемся в Вестерос и начнутся проблемы, – сказал он, и в его голосе звучала раздраженность и недоверие, – Визерис прогнал меня, а это значит, – оглянул он всех, и его глаза, полные мрачности, остановились на Лейне, – что прогнал и всю мою семью, – закончил он.

Лейна вздохнула с горечью, ее взгляд, полный печали и тревоги, был направлен на Деймона, словно она пыталась найти в его глазах хоть каплю понимания и сочувствия.

– Деймон, – начала она тихо, и в ее голосе слышалась усталость, – Бейле и Рейне нечем заняться в Пентосе. Люди здесь даже разговаривают на другом языке, – оглядела она блюда, лежавшие на столе, словно пытаясь найти в них хоть что-то родное и знакомое, – Здесь даже еда другая, – добавила она, и в ее голосе звучала тоска по родной земле.

В Пентосе, на пышных столах, рядом с привычными для Вестероса яствами, можно было увидеть множество экзотических блюд. Блюда из пряной, неизвестной в Вестеросе рыбы, зажаренной на вертеле с добавлением невероятного количества специй, соседствовали с нежными фруктами, неизвестными северянам – сочными манго, яркими папайями, ароматными личи. Баранина, приготовленная по местному рецепту, обладала невероятно пикантным вкусом, который подчеркивался необычными травами и специями. Рядом с ней горкой лежали хрустящие лепешки из кукурузной муки, сдобренные медом, которые контрастировали с привычным пшеничным хлебом. На столах также красовались различные сладости, приготовленные из неизвестных фруктов и орехов, которые не только восхищали своим вкусом, но и пленяли своим разнообразием. Но они не были родными. Вся эта обстановка была чужой и неизвестной.

– Мы – Веларионы, – продолжила Лейна, и в её голосе звучала твёрдость, – Нам следует вернуться в Дрифтмарк, в родовое гнездо, а тебе, любимый, вернуться к Визерису, – закончила она, и ее слова, полные решимости, были словно вызов судьбе.

– Папенька, пожалуйста, – Рейна, словно маленькая птичка, вскочила из-за стола, её глаза, полные надежды, смотрели на отца, – Мы даже не были в Красном замке, – добавила она, и ее голос, полный детской наивности, заставил сердце Лейны сжаться от жалости.

– Вам там нечего делать, – отпил вина Деймон, исподлобья оглядывая своих дочерей, его глаза, полные строгости, не показывали никакого сочувствия, – Красный замок раз в десять опаснее поля битвы, – добавил он, и его голос, грубый и резкий, словно гром, заставил всех замолчать, – Я дал вам дом, безопасность и хорошее будущее, а вы лишь желаете его угробить, – закончил он.

– Муж мой, – Лейна, словно тигрица, вскочила из-за стола, её глаза, полные надежды и отчаяния, смотрели на него с мольбой, – Прошу, поговори с Визерисом, – говорила она, – Он должен будет тебя простить. Ты, как никак его брат, – продолжала она, голос звучал все более уверенно, – Он обязан тебе жизнью за ступени, за Триархию... – помедлила она, подбирая слова, – Да хотя бы за спасение принцессы, – закончила она, взгляд был полон надежды и веры, а слова были словно последней каплей в переполненной чаше терпения Деймона.

– Довольно! – выкрикнул он, вставая из-за стола и втыкая нож, которым только что резал мясо, в деревянную поверхность стола, словно он пытался выместить весь свой гнев и разочарование, – Больше ни слова про Вестерос, – сказал он, и его голос, полный гнева, эхом разнесся по комнате. Он вышел, и его фигура, словно темная тень, скрылась за углом, оставляя за собой тишину и напряженность.

– Матушка, отец нас не любит? – спросила невзначай Бейла, сидящая поодаль и наблюдающая за происходящим, ее голос был тихим и сдержанным, но в нем чувствовалась неуверенность и тревога.

– Любит, но по-своему, – коротко сказала, будто отрезала Лейна, ее взгляд был направлен в даль, и в ее голосе звучала грусть и усталость.

Принцессы, после ужина, вышли с матерью на террасу, откуда открывался вид на оживленные улочки Пентоса, с его яркими красками и шумной толпой. Они сели в гамак, нежно обвивая мать, словно ища в ней защиты и утешения, и как бы закрываясь от всех бед и невзгод, которые могли их подстерегать в этом незнакомом и чужом мире.

– Я слышала, у вас родился братик, – сказала Лейна, ее взгляд, полный нежности, скользнул по дочерям, и в ее голосе чувствовалось тепло и забота.

– Братик? – удивленно переспросила Бейла, ее глаза, полные любопытства, смотрели на мать.

– Кто? – вторя сестре, поинтересовалась Рейна, ее взгляд, полный детского любопытства, был устремлен на мать.

Лейна хихикнула, словно вспоминая что-то забавное, – Лейнор, ваш дядя, женился на наследнице железного трона, – сказала она, и ее голос звучал мягко и весело, – У них родился сын, – добавила она, и в ее словах чувствовалось тепло и радость за своего брата.

– Дочь самого короля? Это дочь Королевы Алисенты? – с детской непосредственностью спросила Бейла.

– Нет, – сказала Лейна, поглядывая на закат, и ее взгляд, полный задумчивости, был устремлен на горизонт, – Это принцесса Рей, дочь Эйммы, первой жены Визериса, – добавила она, в её взгляде звучала грусть и сочувствие к покойной королеве.

– Как у отца? У него тоже появилась вторая жена после смерти первой? – спросила Рейна, ее взгляд, полный любопытства, был направлен на мать, и в ее голосе слышался легкий намек на обиду.

– Да, так и было, – подтвердила Лейна.

Они продолжили нежиться в объятиях друг друга, наслаждаясь теплом, вниманием и безграничной любовью, которые они дарили друг другу. На террасе царила атмосфера покоя и умиротворения, словно весь мир замер, наблюдая за их идиллией. Лейна, прижимая дочерей к себе, ощущала, как их маленькие тела наполняют ее теплом, а их нежные дыхания успокаивают ее встревоженное сердце. Бейла и Рейна, в свою очередь, чувствовали себя в полной безопасности, окруженные любовью и заботой матери, и они, словно маленькие птички, прижимались к ней, доверяя ей все свои тайны и тревоги. Закат, окутывая город своими мягкими красками, словно добавлял в их идиллию какой-то волшебный оттенок, и казалось, что это мгновение будет длиться вечно, что ничто и никогда не сможет разрушить их нежную и хрупкую связь.
Их смех, звучавший словно серебряные колокольчики, разносился по террасе, наполняя воздух радостью и беззаботностью. Они играли с длинными волосами друг друга, плели косички и рассказывали забавные истории, которые заставляли их смеяться до слез. Лейна, слушая их звонкие голоса, забывала обо всех своих печалях и тревогах, и ее сердце, словно наполненное солнцем, согревалось их нежностью и любовью. В этот момент, они были единым целым, три любящих сердца, бьющихся в унисон, и казалось, что их связь, подобная прочной веревке, будет длиться вечно.

Но, словно по злой иронии судьбы, ничто не вечно, и эта идиллия, казавшаяся нерушимой, совсем скоро должна была перерасти в печаль. Судьба, словно жестокая игра, уже готовила свой удар, и темные тучи, сгущающиеся на горизонте, предвещали бурю, которая должна была развеять их нежную связь, словно лепестки цветка на ветру. Тень скорби и тревоги уже витала в воздухе, словно незримый призрак, ожидающий своего часа, и никто из них не знал, что уже совсем скоро их жизнь перевернется с ног на голову, и безмятежная идиллия, которой они наслаждались, сменится болью и отчаянием.

•••

Когда пришло время, Лейна приняла все тяготы женской доли. Она терпела мучительные схватки, она кричала от боли, но не показывала своей слабости. Мейстеры бессильно разводили руками, понимая, что не могут ей помочь. Деймон, наблюдая за происходящим, чувствовал лишь раздражение и усталость. Он не испытывал жалости, он лишь хотел, чтобы все это побыстрее закончилось. Он пытался сохранять холодное спокойствие, подавляя любые проявления эмоций.

В покоях Лейны Веларион царила атмосфера отчаяния и безысходности. Воздух, густой от напряжения, был наполнен запахом пота, крови и лекарственных трав. Лейна, прикованная к постели, извивалась в муках, её тело, обессилевшее от изнурительных родов, содрогалось от боли. Лицо её, некогда цветущее и румяное, побледнело, а губы, потрескавшиеся от жажды, были искусаны в кровь. В глазах её, полных отчаяния и страдания, отражался нескончаемый ад, в котором она находилась уже несколько дней.

Повитухи, с лицами, искаженными от тревоги, суетились вокруг неё, их руки были покрыты кровью, а голоса, полные беспокойства, были полны отчаяния. Они перепробовали все известные им средства, но ничто не помогало, роды шли тяжело, и ребёнок, казалось, не спешил появляться на свет.

Лейна, задыхаясь от боли, рыдала, а её крики, пронзительные и полные страдания, разносились по всему замку. Она цеплялась за простыни, словно за последнюю надежду, её тело было напряжено до предела, а пот, градом катившийся по её лицу, делал её волосы мокрыми и слипшимися. Она умоляла о помощи, но никто не мог её облегчить, и её голос, постепенно, становился всё тише и тише. Повитухи с ужасом переглядывались, понимая, что ситуация, с каждой минутой, ухудшается, и что вскоре им придется выбирать между жизнью матери и ребенка.

Время, казалось, остановилось, и в воздухе витала смерть. Лейна, обессилевшая от боли, перестала кричать, и её дыхание стало прерывистым и слабым. Её глаза, полные ужаса и отчаяния, медленно закрывались, и, казалось, будто её душа уже покинула своё измученное тело. Она, словно обреченная на погибель, тихо угасала, словно свеча, которая догорела до конца. В её вздохах слышалось не только страдание, но и бессилие, и в её глазах, угасающих, отражалась безнадежность.

Когда перед Деймоном встал тот же ужасный выбор, который когда-то стоял и перед его братом, его охватила волна отчаяния и гнева. Он опустился на край стола, а его руки, сжатые в кулаки, побелели от напряжения. В его глазах, обычно полных уверенности и дерзости, сейчас отражались боль и смятение.

– Мой принц, время на исходе. Вам нужно выбрать, – сказала повитуха, её голос был спокойным, но в нём звучала тревога. Она  оглянула постель Лейны, чьё тело, казалось, застыло в безмолвии, и, казалось, она на мгновение успокоилась, словно отдав себя в руки смерти. Они вышли за угол, обсуждая текущее положение, чтобы не тревожить на момент успокоившуюся Лейну.

– Как ты себе это представляешь? Что за чёртов выбор ты ставишь передо мной?! – прорычал Деймон, его голос дрожал от волнения и ярости. Он не мог поверить, что история повторяется, и что он, как и его брат, поставлен перед лицом такого страшного решения. Его ум был затуманен от боли, и он не мог понять, как можно выбирать между жизнью жены и ещё не родившегося ребёнка.

В его памяти всплыли воспоминания о Эймме, что держала на руках маленькую Рей, когда он вернулся с похода. Он помнил те тяжёлые роды, но так же он помнил ту нежность, которой они наполнили его сердце, когда на свет появилась его любимая племянница, его желанная Рей, которую он так лелеял, и которую... бросил. Его терзала мысль, что он оставил племянницу на десяток лет в таких тяготах, и этот груз ответственности и вины тянул его вниз, лишая возможности сделать выбор.

Пока Деймон, разрываемый противоречиями, вёл отчаянный разговор с мейстерами и повитухами, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации, Лейна, услышав об их разговоре и предстоящем выборе мужа, поняла, что не хочет ставить его перед таким ужасным решением. Она, собрав последние силы, тайком покинула покои, и её шаги, слабые и неуверенные, уносили её подальше от стен замка, где её ждала боль и смерть.

Она с трудом спустилась к пляжу, и её взгляд, полный тоски и отчаяния, упал на Вхагар – её старую драконицу, которая мирно дремала, свернувшись кольцом на песке. Лейна опустилась на колени перед спящей драконницей, её тело сотрясалось от боли, но в глазах горел огонь решимости.

– Вхагар! – крикнула она, её голос был полон отчаяния, но он был достаточно громким, чтобы разбудить гигантского зверя, – Вхагар! – повторила она, заставляя драконицу приподнять голову и удивленно посмотреть на свою наездницу.

– Dracarys! – крикнула она, её голос стал хриплым от боли, она, корчась от невыносимых мучений, призывала дракона к действию, но Вхагар, словно не понимая её запроса, лишь удивленно посмотрела на неё, и, снова опустившись на конечности, легла на песок.

– Dracarys Vhagar, Dracarys! – крикнула Лейна, собрав последние силы, и её голос, наполненный отчаянием, заставил драконницу насторожиться, её глаза, казалось, наполнились огнём.

В этот момент, вдали, словно тень, появился Деймон, его шаги, стремительные и отчаянные, несли его вниз по ступеням. Он бежал сломя голову, пытаясь угнаться за своей женой, но драконница, повинуясь приказу Лейны, всё же изрыгнула пламя.

Огонь, словно ненасытный зверь, пожирал тело Лейны, и ее крики, полные боли и отчаяния, разрывали тишину ночи, словно удары грома. В ее голосе, пропитанном страданием, слышались нотки сожаления, словно в последние мгновения она осознала всю тщетность и трагичность своего решения. Боль, словно острые кинжалы, вонзалась в сердце Деймона, разрывая его на части, и он, словно истукан, замер, наблюдая за догорающим телом женщины, с которой он когда-то поклялся делить жизнь и смерть.

Огонь плясал вокруг ее тела, пожирая плоть и кожу, словно ненасытный демон, и его жар, казалось, обжигал не только тело Лейны, но и душу Деймона. Его лицо, полное скорби и отчаяния, исказилось от боли и ужаса. Он видел, как огонь пожирает ее лицо, как чернеет ее кожа, и как ее крики, полные боли, постепенно затихают, словно угасающий огонь.

Его сердце, словно разбитое стекло, разрывалось на части, и каждая секунда, казалась вечностью, наполненной болью и страданием. Он чувствовал, как его душа, словно выжженная земля, чернеет от горя и отчаяния. Ему казалось, что он слышит ее голос, молящий о спасении, и его глаза, полные отчаяния, застилались слезами, которые он не мог сдержать.
Он, словно окаменел, стоял и смотрел на то, как огонь пожирает ее тело, словно наблюдая за собственным концом. Его ноги, словно приклеенные к земле, отказывались двигаться, и его руки, словно онемевшие, не могли прийти к ней на помощь. Он чувствовал, как его сердце, словно лед, сжимается от ужаса и отчаяния, и его разум, словно туман, застилался болью и горем. Он был бессилен перед лицом смерти, и это осознание пронзало его сердце, заставляя его страдать с новой силой.

Он опустился на колени, его тело дрожало от горя, а лицо было искажено от подступающих эмоций. Он нагнулся, скрывая свои слезы, и его сердце, казалось, разорвалось на части, когда он осознал, что Лейна не хотела ставить его перед этим страшным выбором, и сама пошла на верную смерть, лишь бы не мучить его.

•••

На каменистом берегу Дрифтмарка, под свинцовым небом, где серые волны с ожесточением бились о берег, собрались Таргариены и Веларионы. Воздух был пропитан печалью, а тишина, прерываемая лишь криками чаек, подчеркивала тяжесть момента. Похоронная процессия была сдержанной и скорбной, каждый шаг был тяжелым, каждый взгляд - полным горя. В центре внимания находился траурный драккар, построенный специально для этой церемонии, его черный корпус контрастировал с серой галькой пляжа. Он ждал, чтобы унести останки Лейны в её последнее плавание.

Гроб Лейны, закрытый и неприступный, покоился на палубе драккара, укутанный в белые ткани. Она сгорела дотла, и теперь, лишь в качестве приличия, семье пришлось устроить эту церемонию. Присутствующие знали, что внутри лежат лишь обугленные останки, но традиция была сильнее, и похороны проходили, как и положено. Драккар был украшен серебряными символами домов Веларионов, и, словно траурный корабль, он был готов к своему последнему плаванию.

Рейнис, с лицом, окаменевшим от скорби, вела процессию, её спина была прямой, а походка твердой, но в глазах, полных боли, читалась ее глубокая печаль. Лорд Корлис, шедший рядом с ней, выглядел сломленным, его плечи были опущены, а взгляд был устремлен в землю. Лейнор, с бледным лицом и пустым взглядом, шел следом за ними, его горе было таким сильным, что он казался оторванным от реальности.

Бейла и Рейна, дочери Лейны и Деймона, стояли поодаль, нехотя оглядывая закрытый гроб. Их детские лица были серьезными и задумчивыми, и, кажется, они еще не до конца понимали, что произошло. Они были далеки от той скорби, которую испытывали взрослые, но их взгляды, полные детского недоумения, выражали их собственное горе о потере матери.

Когда драккар был готов, его медленно отбуксировали в море. Тихие песнопения жрецов, полные скорби, разносились над водой, создавая атмосферу печального величия. Затем, по знаку Рейнис, драккар подожгли. Огонь, словно живое существо, стал пожирать судно, его языки, рвущиеся в небо, превращали черный драккар в пылающий костёр. Горящий корабль медленно погружался в море, и вместе с ним уходила память о Лейне, и лишь пепел остался от ее обугленного тела, которое когда-то было ее жизнью.

Таргариены и Веларионы, собравшиеся на берегу, наблюдали за происходящим, их лица выражали скорбь и боль.

Когда траурный драккар, догорая, скрылся под волнами, оставив лишь дым и отблески огня на поверхности воды, все присутствующие постепенно начали разбредаться по углам, словно освобождаясь от гнетущей атмосферы похорон. Тишина, царившая на утёсе, начала постепенно растворяться в шепоте разговоров, которые, словно тонкие нити, плели ткань повседневности, возвращаясь к жизни.

– Мои соболезнования, Принцесса Рейнис, – сказала Рей, ее голос звучал тихо, но в нем чувствовалась искренность и сочувствие. Она была облачена в темные ткани и длинный плащ, что придавали ее фигуре величественность и строгость. – Я не знала Лейну лично, но ваша дочь навсегда останется в моем сердце,несмотря на все обстоятельства, – добавила она, и ее слова, полные уважения, словно бальзам, лились на раненую душу Рейнис.

Лицо Рейнис, осунувшееся от скорби, смягчилось, и уголки ее рта едва заметно приподнялись, пытаясь сотворить подобие улыбки. Это была слабая попытка скрыть горе, но в ней чувствовалась благодарность за тепло, которое исходило от Рей. – Семеро наградили нас тобой и осветили твой брак с Лейнором, показывая все ещё существующую нить справедливости – вздохнула она, и в ее голосе звучала надежда на будущее, – Ты –большая умница, принцесса, – сказала она, и ее руки, взяв Рей за плечо, крепко обняли её. – Поздравляю тебя с рождением сына, – добавила она, и ее глаза, полные любви, смотрели на Рей с нежностью и гордостью, словно признавая в ней не только принцессу, но и женщину, которая достойно несла своё бремя.

– Бабушка Рейнис, – раздался звонкий голосок, вырвавшийся из-под материнского плаща. Маленькая фигурка, беловолосая и любопытная, вынырнула из-за темных складок ткани, и лазурные глаза, широко распахнутые от любопытства, выдавали все его детские волнения.

Рейнис, услышав знакомый голос, оглянулась, её лицо озарилось теплом, и она с готовностью открыла руки для объятий. Она нежно приняла внука, прижимая его к себе с трепетной нежностью. – Эйгон, мой милый, как же ты подрос, – промолвила она, и её губы нежно коснулись его лба, осыпая его легкими поцелуями.

Эйгон, с детской непосредственностью, оглядел бабушку и мать, заостряя внимание на их глазах и чертах лиц, словно пытаясь уловить сходство между ними. Его взгляд, умный и проницательный, не упускал ни единой детали.

– Эйгон, милый, иди сюда, – сказала Рей, нагибаясь к уху сына и нежно шепча ему свои слова, – Подойди к Бейле и Рейне и успокой их. Отвлеки их от столь тяжкого бремени, – добавила она, и в ее голосе чувствовалась материнская забота. Она отпрянула, и ее взгляд, полный любви, проводил сына, прежде чем она продолжила свой разговор с Рейнис, оглядывая впереди сидящих девочек.

Эйгон, вглядываясь в лица собравшихся, заметил двух юных девушек, что сидели, тихо разговаривая с высоким беловолосым мужчиной, чья спина была обращена к нему. Он, послушный воле матери, направился к ним, его шаги, лёгкие и уверенные, несли его навстречу неизвестности.

– Принцессы. — вздохнул он, будто от волнения, — Бейла, Рейна, – сказал он, подойдя ближе и обращая на себя внимание не только сестер, но и мужчину, что стоял рядом с ними.

– Кто ты? Как тебя зовут? – спросила Рейна, ее взгляд был полон любопытства, когда она оглядывала мальчика, и в то же время она чувствовала, как большой палец отца нежно стирает с ее щеки подступающую слезу.
Эйгон, с достоинством и грацией, поклонился, смотря на всех троих исподлобья. Он понимал, что впервые видит этих людей, и должен соблюдать этикет, которому его учили Рей и Лейнор, не забывая о своей принадлежности к королевскому дому.

– Принц Эйгон Таргариен, наследник железного трона и будущий король семи королевств. – представился он, и его слова, произнесенные с гордостью, заставили Деймона обратить на него свой пристальный взгляд. – Я пришел выразить вам свои соболезнования, – произнес принц Эйгон, его голос звучал мягко и искренне, когда он оглядывал скорбящих Бейлу и Рейну. Его лазурные глаза, обычно полные озорства, сейчас были полны сочувствия, и в их глубине отражалась боль, которую он, казалось, разделял с ними. – Я надеюсь, что вы справитесь со всеми препятствиями, которые будут сопровождать вас в будущем, – добавил он, и его слова, полные поддержки, звучали словно обещание.

– Спасибо, Эйгон, – ответила Бейла, ее голос был тихим и сдержанным, но в нем чувствовалась искренность и благодарность. Она привстала со своего места и заключила принца в объятия, словно ища утешения в его присутствии. – Мы надеемся, что этот ужас вскоре закончится, – добавила она, и ее слова, полные тоски, выражали ее надежду на скорейшее окончание их страданий.

– Ты – сын Рей? – спросил Деймон, прерывая тишину, что образовалась между ними; его голос звучал сдержанно, но в нем чувствовался неподдельный интерес, и он пытался утвердиться в своих догадках.

– Я старший сын, – дополнил Эйгон, и в его голосе прозвучала неприкрытая гордость. – Есть ещё Люцерис и маленький Бейлон.

Взгляд Деймона округлился от удивления, но он сдержал эмоции, не показывая своего потрясения. Он лишь пытался оглядеть юного мальчика, который по тайной правде должен был быть его родным сыном, его первенцем, и его сердце, кажется, дрогнуло от этого открытия. Деймон, замерев, оглядел впереди стоящего белокурого мальчика. Его длинные волосы, заплетенные в сложную косу, ниспадали на плечи, обрамляя юное лицо, полное гордости и уверенности. Его тело, хотя и было еще детским, уже выглядело сильным и подтянутым, словно он был готов к любым испытаниям. Прямой нос, полные, большие губы, такие же, как у его матери, и лазурные глаза, глубокие и чистые, как летнее небо, заставили Деймона вспомнить их с Рей давнюю связь, заставив сердце принца забиться быстрее от волнения и смешанных чувств. Этот мальчик, словно живое напоминание о прошлом, стоял перед ним, и Деймон, словно завороженный, не мог отвести от него взгляда.

Порочный Принц оглядел вдали стоящую Рейнис и провел взглядом по рядом стоящей Принцессе. Это была Рей. Её длинные волосы ниспадали на платье, а взгляд, полный силы и достоинства, был направлен на Рейнис. Однако, моментом позже, её взгляд упал сначала на сына, словно проверяя, всё ли в порядке. А затем он поднялся на статную фигуру Деймона, что так пристально оглядывал ее. Рей, заметив это, окинула принца горделивым взглядом, в котором читался вызов и уверенность в себе. А затем, уголки ее губ приподнялись в легкой усмешке, словно она знала то, чего не знал он. Они оглядывали друг друга, хоть и недолго, но открыто и рьяно, будто смотрели друг на друга сквозь всю толпу, и в этом немом диалоге между ними чувствовалась не только напряженность, но и притяжение, которое, казалось, было сильнее их воли.

Затем по лестнице, словно вихрь, поднялся Лейнор, его шаги были легкими, но в них чувствовалась усталость. На его шее, как на троне, восседал уже подросший Люцерис, белокожий мальчик с кудрявыми волосами, что был похож на отца как две капли воды. Такой же озорной и игривый, его глаза искрились от веселья, и его смех звучал звонкой трелью, в отличие от Эйгона, что, будучи уже повзрослевшим, утихомирил свой детский пыл и стал более сдержанным.

Рей, заметив появление мужа, отвела взгляд от дяди, направив его на Лейнора, словно показно отворачиваясь и делая вид, что ничего не было. Она с нежностью приподняла руку, поглаживая по макушке своего второго сына, Люцериса, который, казалось, был рад вниманию матери.

– Отец, матушка, – сказал Лейнор, отдавая Люцериса в руки Рей, – Рад видеть вас здоровыми и невредимыми, – добавил он, и в его голосе чувствовалась усталость и облегчение от встречи с родными.

– Ты в порядке? – спросила Рей, ее взгляд был полон удивления, когда она оглядывала мужа, чье состояние, казалось, ухудшалось с каждой минутой. Его волосы были растрепанны, а взгляд метался из стороны в сторону, будто пытаясь найти кого-то.

Рейнис, обеспокоенная состоянием сына, подошла и провела рукой по его лбу, измеряя температуру. – Сынок, да ты весь горишь, – промолвила она, и ее голос звучал с тревогой.

– Да так, просто устал, – ответил Лейнор, опираясь о дверной косяк и стараясь скрыть свое недомогание, – Если позволите, я передохну в своих покоях, – добавил он, и в его глазах читалась слабость и усталость.

Корлис, обеспокоенный состоянием сына, оглянул его с тревогой. – Неужели ты настолько отвык от здешней погоды, что умудрился простыть? – спросил он, стараясь сохранить спокойствие в голосе.

– Нет, что вы, отец, мне стало плохо ещё в Красном замке, – кивнул Лейнор, покашливая, – Если позволите, — повторился он. — я передохну в своих покоях, –и его слова, полные слабости, выражали его стремление побыть в одиночестве. Возможно сама атмосфера острова заставляла его слабеть на глазах у других.

Они кивнули, провожая Лейнора, и их взгляды, полные беспокойства, следили за ним, пока он не скрылся за дверью. Ступая на трости, Визерис вышел под руку с Алисентой, его шаги были медленными и осторожными, и он, словно царь, призывал всех пройти внутрь. Рей, усаживая Люцериса на руках у Корлиса, медленно прошла внутрь, оглядывая всё величие Дрифтмарка, которое поражало ее воображение.

Дрифтмарк, величественно возвышавшийся на скалистом острове, поражал своей неприступностью и суровой красотой. Замок, сложенный из темного камня, казался монолитным и непоколебимым, словно он вырос из самой скалы. Его высокие стены, пронизанные узкими окнами, словно сторожевые башни, смотрели на бескрайнее море, защищая своих обитателей от любых невзгод. Внутри замка царили полумрак и прохлада, а сводчатые потолки и толстые каменные стены создавали атмосферу загадочности и величия. Длинные коридоры, украшенные гобеленами с изображением морских сражений и славных побед, вели в просторные залы и покои. Окна, выходящие на море, пропускали внутрь лучи холодного света, и, казалось, замок был пропитан морской солью и ветром, которые придавали ему особую атмосферу. Длинные столы, уставленные серебряной посудой и хрустальными бокалами, словно приглашали на пиршество, и в воздухе витал запах морской соли, специй и благовоний, которые создавали неповторимую атмосферу Дрифтмарка, этого сурового и величественного замка.

Пройдя в огромный зал, поражающий своим величием, с таким же огромным круглым столом, который, казалось, мог вместить целую армию, присутствующие начали присаживаться, занимая места согласно своему положению. Слуги, словно пчелы, начали копошиться, с тихой грацией и умением обслуживая своих именитых гостей. Визерис, расположившийся в центре стола, словно солнце в центре планетарной системы, тяжело вздохнул, его тело, утомленное болезнью, казалось, погрузилось в мягкое лоно стула, словно ища в нем хоть каплю облегчения.

– Все хорошо, мой муж? – промолвила Алисента, ее голос был полон нежной заботы, когда она поправляла спадающую корону короля, словно оберегая его от невзгод. Ее руки, ласковые и заботливые, словно крылья ангела, успокаивали его, принося ему хоть толику покоя.

– Да, – тяжко вздохнул он, и его голос звучал хрипло и устало, словно он нес на своих плечах бремя целого мира, – Налейте мне воды, – приказал он, и его рука, дрожащая от слабости, не могла сама налить себе воды. Когда теплая жидкость коснулась его губ, Визерис, словно увядший цветок, наполнился живительной влагой, и его разум прояснился, словно рассеялась туча, заслонявшая солнце.

Затем он, собрав последние силы, медленно привстал, оглядывая всех присутствующих. Его взгляд, блуждающий по залу, казалось, заглядывал в сердца каждого из собравшихся.

– Мы все собрались здесь, чтобы проститься с Лейной Веларион, любящей матерью, – начал он свою речь, и его голос, хотя и был тихим, но проникал в сердца каждого из собравшихся, вызывая у них чувство скорби и сочувствия. Он оглянул Бейлу и Рейну, словно разделяя их боль, – Прекрасной дочерью, – добавил он, и его взгляд перешел на Рейнис и Корлиса, чьи руки лежали на столе, переплетаясь в нежном касании, словно ища друг в друге опору и утешение, – И любящей женой, – произнес он, и его взгляд, медленно скользнув по залу, упал на Порочного Принца, что стоял в тени, словно отвергнутый и забытый всеми, и в его глазах промелькнуло удивление и сострадание. Он поднял бокал вина, словно призывая всех почтить память усопшей, и присутствующие, подчиняясь его призыву, последовали за ним, и каждый из них, на мгновение, забыл про свои обиды и разногласия, отдавая дань уважения Лейне. Визерис присел, тяжело выдыхая, и, поднося бокал к губам, выпил его до дна, а гости, следуя его примеру, сделали то же самое, и в воздухе разлился тяжелый запах вина и печали.

Бокалы, словно призраки, скользили из рук в руки, наполняясь и осушаясь с неистовой скоростью. Вино лилось рекой, и его багряные капли, словно слезы, падали на каменный пол, напоминая о пролитой крови и невозвратной утрате. Присутствующие, под воздействием вина, казались все более и более расслабленными, их скорбь, словно растворяясь в хмельном тумане, становилась все более и более тихой и сдержанной. Они, словно сочувствуя горю Веларионов, разделяли их печаль, и, утопая в винных парах, пытались найти утешение в объятиях хмельного забвения.
На столах, словно сокровища, красовались разнообразные закуски, которые, казалось, могли утолить голод самого изысканного гурмана. Аромат жареного мяса, приправленного травами и специями, смешивался с запахом свежеиспеченного хлеба и спелых фруктов, создавая неповторимый букет ароматов. Жареная рыба, присыпанная морской солью, лежала рядом с запеченными овощами, и каждый из присутствующих мог найти что-то по своему вкусу.
Разнообразие вин, представленных на столах, поражало воображение.

Дорнийское вино, с его рубиновым цветом и терпким вкусом, словно отражало горячий нрав дорнийцев. Его аромат, наполненный нотами пряностей и специй, казалось, будоражил кровь и заставлял сердца биться чаще. Арборское вино, с его золотистым оттенком и сладким вкусом, словно напоминало о теплом лете и спелых фруктах. Его аромат, наполненный нотами меда и цитрусовых, ласкал язык и дарил ощущение радости. Легкое летнее вино, привезенное с далеких островов, словно прохладный ветерок, освежало и дарило ощущение легкости. Его аромат, наполненный нотами трав и цветов, казался легким и воздушным. А крепкое вино из Староместа, с его насыщенным цветом и дымным вкусом, согревало и придавало сил. Его аромат, наполненный нотами дуба и специй, казался тяжелым и основательным.

Присутствующие, вкушая все эти изыски, казалось, забывали о своей скорби и печали, и их разговоры, становились все более и более громкими и оживленными. Они, словно пытаясь забыть о смерти, наслаждались жизнью и всеми ее удовольствиями, и в их глазах, отражались не только скорбь и печаль, но и радость и надежда, которые, словно искры, пробивались сквозь хмельной туман.

Когда луна, словно серебряный диск, поднялась высоко в небосвод, а зал, где ещё недавно царили веселье и скорбь, постепенно начал пустеть, Рей вышла из внутреннего зала, её шаги были тихими и размеренными. Она направилась в собственные покои, чтобы проверить своего мужа, Лейнора, который ни разу не появился на вечере. Принцесса вошла сначала в комнату младших сыновей, Люцериса и Бейлона, с нежностью поправляя одеяла на их спящих телах, а затем, полная беспокойства, направилась к личным покоям, которые она делила с Лейнором.

Зайдя внутрь, принцесса окинула взглядом пустую комнату, и ее сердце наполнилось тревогой. Лейнора не было нигде, и она с горечью понимала, что он, как и прежде, снова сбежал, но в этот раз, судя по всему, сбежал даже в такой момент, и ее грудь сдавило чувство обиды. Она тяжело вздохнула, ее взгляд, полный печали, обратился к луне, которая сквозь полупрозрачную ткань занавеса, казалась расплывчатым светилом. Затем принцесса просунула пальцы сквозь свои длинные волосы, словно освобождая их от давящей прически, и, положив тиару на стол, она вглянулась в ее золотые отблески, что, однако, показывали черный, размытый силуэт, стоящий позади двери, словно злой дух, подстерегающий ее. Ее брови сгустились, пытаясь рассмотреть в еле заметном силуэте очертания человека. Рей почувствовала, как по ее коже пробежала легкая дрожь, и в ее голове промелькнула мысль, что это может быть наёмник или вор, что пробрался в их с Лейнором покои. Принцесса всегда носила при себе небольшой нож, поэтому, пытаясь скрыть подступающий страх, она, с нарочитой небрежностью и спокойствием, потянулась к корзине с фруктами, стоявшей на столе. Ее левая рука делала вид, что выбирает фрукт, а правая, словно змея, скользнула в скрытый карман, доставая оттуда небольшой клинок.
Только вот каково было ее удивление, когда дверь, стоявшая позади нее, внезапно захлопнулась, словно ее за собой заперли. Принцесса услышала еле слышные, тихие шаги, приближающиеся к ней со спины, и ее правая рука, сжимающая рукоять ножа, была готова к атаке.

Почувствовав чужое дыхание на своей шее, она резко повернулась, словно дикая кошка, и вытащила нож, направив его прямо в шею неизвестного. Однако, ее рука, которая с молниеносной скоростью была готова пронзить нежданного гостя, также резко остановилась в опасной близости от его шеи.

– Дядя? – спросила она, ее голос дрожал от удивления и смятения, когда она увидела перед собой Порочного принца, Деймона Таргариена. Ее клинок опустился в ту же секунду, словно змея, потерявшая свою добычу, и со звоном упал на стол.

– Хотела убить меня? – с довольной ухмылкой, промолвил Деймон, оглядывая перепуганную племянницу, и его глаза, полные лукавства, искрились от веселья.

Рей, словно отмахиваясь от назойливой мухи, отмахнулась от его слов, ее сердце еще не успело успокоиться.

– Ты меня напугал, – сказала она, и ее голос был полон раздражения, – Прокрался ко мне в покои под покровом ночи, словно вор.

– Мне нельзя? – ухмыльнулся он, перегораживая ей путь, и его глаза, полные насмешки, смотрели на нее с интересом.

– Зачем ты пришел? Ты понимаешь, что тебя могли увидеть? – словно отрезала она, оглядывая его с ног до головы.

– Мне на это плевать, – с уверенностью сказал он, и его ухмылка стала еще шире, словно он наслаждался ее замешательством.

– А что насчет причины? – Рей сжала губы, ее взгляд, полный раздражения, отвернулся от Деймона, словно не желая больше его видеть.

– Пришел проведать свою единственную любимую племянницу, – с лукавым блеском в глазах, промолвил Деймон, притягивая к себе принцессу, и его руки, словно оковы, обхватили ее талию, прижимая к своему телу.

– Как ты, наверное, заметил, уже не единственную, – отмахнулась она от его ласк, не желая слушать его лесть, – И уж точно не любимую, – огрызнулась она, скрепя зубами, и ее глаза, полные обиды, смотрели на него с неприязнью. Она отвергала уже лишь само его существование.

Однако, Порочный принц не дал ей возможности уйти, он встал прямо перед дверью, словно гора, не давая ей пройти. Рей оглянула его исподлобья, ее густые брови нахмурились, а взгляд, словно копье, был направлен в его душу.

– Ты бросил меня, – сказала принцесса, и ее голос, наполненный обидой, задрожал, — сбежал при первой возможности, – добавила она, заставляя его внимательно присмотреться к ней, и увидеть усталый взгляд и слабую ухмылку, которые, словно печать, лежали на ее лице.

– У меня не было другого вы... – не успел сказать он, как его, словно оборвали на полуслове.

– Мне плевать, – окинула она его взглядом, полным высокомерия и пренебрежения, – Ты поклялся быть со мной, защищать от всех. А Эйгон, – упомянула она об их совместном сыне, и в ее голосе прозвучала горечь, – Даже не знает своего отца, поэтому признает лишь названного, что воспитывал его все эти годы, когда его настоящий, – она окинула взглядом Деймона, – женился на другой женщине и сбежал из Вестероса, чтобы ему никто не мешал и никто не осуждал. Так ты смотришь в лицо опасности? Сбегая? — вздохнула она. — Я тебе верила, а ты бросил меня.. – она почувствовала тяжелое касание на собственном плече, но, стоя на своем, как упрямый баран, не давала мужчине сказать и слова.

– Послушай... – сказал он, его голос звучал приглушенно, словно он пытался не давить на нее, и его глаза, полные смятения, смотрели на нее с тревогой. — Пожалуйста. — нехотя причинять еще большую боль, просил Порочный Принц.

– Нет, это ты послушай! – уже на полукрике ответила Рей, ее голос был полон ярости и обиды, и он, словно острый клинок, пронзал тишину комнаты. – Я думала, что умру при первых родах, – продолжала она, и ее глаза, полные слез, горели от боли и гнева, – А ты в то время развлекался с Лейной, забыв обо всех своих обещаниях. Ты бросил меня и нашего сына. Ты предатель. – уже на взрыде говорила она, и ее слова, полные горечи и отчаяния, словно разбитое стекло, кололи его сердце. — Посмотри же чем стала моя жизнь без тебя! — одинокие слезы начала катиться по её щекам.

– Рей.– пытаясь достучаться до ее разума, проговорил он, его голос звучал хрипло и отчаянно, однако принцесса стояла на своем, словно он был ее злейшим врагом. Поэтому Деймон, переступив черту дозволенного, схватил ее за челюсть, грубо прижимая к стене, и его глаза, полные ярости и отчаяния, горели от гнева, – Черт возьми, послушай меня! – словно прорычал он, и его голос, грубый и резкий, заставил ее замолчать.

– Алисента была права насчет тебя, – с презрением произнесла она, и ее губы, искривленные от гнева, дрожали, – Ты только и делаешь, что пользуешься женщинами, – продолжала она, заставляя его вспомнить прошлое, – Ты пользовался Мисарией, – оглянула она его, и в ее глазах читалась ненависть, – Реей, – продолжала она, и ее слова, как яд, проникали в его сердце, – Я не удивлюсь, что Лейна, страдая от тебя, таким образом закончила свою жизнь, – словно отрезала она. Её слова и взгляд полные горечи и презрения, были, словно выстрелы из арбалета, пронзающие его душу, и она чувствовала, как хватка на ее челюсти сжимается, причиняя ей боль.

– Послушай меня, – попытался сказать Порочный принц, но Рей, резко вырвавшись из его хватки, словно дикая кошка, выбежала из покоев, оставляя его один на один с собственными мыслями. Ее шаги, торопливые и быстрые, разносились по коридору, и в воздухе витал ее запах, смешанный с запахом обиды и отчаяния.

Деймон, оставшись один в пустой комнате, с запоздалым раскаянием осознал глубину своей ошибки. Он понимал, что опоздал, что мост, который когда-то соединял его с Рей, был разрушен, и между ними пролегла пропасть ненависти и обиды. Рей, когда-то любившая его всем сердцем, теперь, казалось, возненавидела его всей душой. Он бросил ее, и это было правдой, но в глубине души он знал, что у него не было другого выбора, что обстоятельства, словно злые силы, играли против него. Порочный принц, в глубине души надеясь на прощение, пытался вернуться, но, к сожалению, все его попытки были тщетны. И даже сейчас, когда он пытался быть максимально нежным и осторожным с ней, она, словно дикая кошка, отвергла его, показывая свои острые когти. В итоге, сама Рей, которая когда-то боялась разлуки с ним больше всего на свете, сейчас отгородилась от него, как от источника проблем, не желая контактировать и слушать его оправдания. Алисента, словно змея, впилась в ее разум своими руками, шепча на ухо ужасные вещи о мужчине, которого она на тот момент любила, и, к его сожалению, всё это было правдой.

Деймон, понимая, что он обязан достучаться до нее любым образом, что он должен растопить лед, сковавший ее сердце, решительно развернулся и вышел из комнаты, его шаги, быстрые и решительные, разносились по коридору, словно он пытался догнать свою ускользающую судьбу. Он не мог позволить ей окончательно отвернуться от него.