House of dragon/ Дом дракона

За два прошедших месяца принцесса Рей, окутанная маской показной радости, чувствовала, как неприступные стены замка, возвышаясь над ней своим авторитетом, незримо давя на ее душу, словно тяжелое бремя. Слуги, покорно исполняя приказы королевы, следили за каждым ее движением, их глаза, полные какой-то странной опаски, казались преследующими, а их молчание - тягостным.

Сама же Алисента, прикрываясь тяготами беременности, искусно избегала откровенных разговоров, оставляя Рей в оковах одиночества, словно на необитаемом острове.

Отец, хоть и озарялся улыбкой при каждом появлении дочери, когда она, как искусный виночерпий, разливала вино во время заседаний малого совета, с каждой беседой, словно незримый паук, плел вокруг нее сети напряжения, оставляя послевкусие горькой тревоги, подобно яду, постепенно проникающему в ее сознание.

Восставшая Триархия, словно злой рок, унесла с собой людей, погружая королевство в хаос и смятение, посеяв семена страха и неуверенности в сердцах людей. Деймон отправился на войну, оставив Рей лишь нежное касание в качестве прощального дара, словно неохотно, но, тем не менее, навсегда, это мимолетное прикосновение жгло ее кожу, оставив после себя лишь горечь разлуки.

Рейнис, проведя в замке не более двух недель, вернулась в Дрифтмарк, оставив принцессу один на один с коварством дворцовых интриг, оставив ее на растерзание стае голодных волков.

Два месяца, проведенные в душной атмосфере Королевской Гавани, словно вечность, знатно измучили Рей. Лишившись спокойного сна, она вечно ощущала чье-то незримое присутствие, словно невидимые тени, крадущиеся за ее спиной, не давая покоя ни днем, ни ночью. Ходя по замку, она чувствовала, как каждый, будь то высокородный вельможа или простой слуга, имел смелость осудить каждый ее шаг, бросая на нее полные зависти взгляды, раздражая ее своим незримым осуждением. Люди, пропитанные завистью и пороками, неведомыми чистой душе принцессы, вызывали в ней чувство отвращения. Ей не хватало воздуха, словно принцесса была заперта в клетке из собственных страхов и разочарований, и ничто не могло ее освободить. Единственным утешением, дарящим успокоение, была ее драконница Мераксес, любившая свою наездницу и каждый раз встречавшая ее с игривостью и нежностью, словно призывая улететь прочь от всего этого мрака и фальши. За все это время Рей лишь несколько раз смогла взмыть в небо на ее спине, так как король Визерис, движимый заботой, которая больше напоминала удушающую опеку, посчитал это занятие слишком опасным для только что вернувшейся принцессы.

«Из одной клетки в другую», словно заколдованное эхо, проносилось в ее голове, вызывая болезненные воспоминания о жизни и детстве в рабстве, ограничивающие ее свободу и стремление к ней. Ощущение загнанности, преследовавшее ее, словно невидимая цепь, сковывало ее движения, лишая покоя не только ее тело, но и ее душу, жаждущую свободы.

День проходил за днем, словно тянущаяся вереница однообразных событий. Дворцовые интриги, словно ядовитые змеи, вились вокруг неё, сплетаясь в удушающие узлы. Каждый взгляд, каждое слово, каждая улыбка, казались наполненными скрытым смыслом. Рей чувствовала себя чужой в этом мире, пропитанном лицемерием и корыстью. Ей не хватало свежего воздуха, бескрайних просторов, полета на Мераксес, дарующих ей ощущение свободы и силы, словно крылья, помогающие ей взлететь над этой паутиной интриг. Королевская Гавань, с ее узкими улицами и высокими стенами, казалась ей каменным мешком, душившим ее своей тяжестью. Ей хотелось сбежать, исчезнуть из этого мира, где ее постоянно оценивают, осуждают и пытаются контролировать, но она не имела этой возможности, оставшись пленницей своего положения. Она не могла понять этого мира, этого общества, где люди готовы на все ради власти, где зависть и гордыня являются главными грехами, и где искренность и доброта являются слабостью, обреченной на гибель. Она лишь молча наблюдала за этим хаосом, спрятав свою боль и отчаяние глубоко в сердце.

Роды Алисенты постепенно наступили, и атмосфера в королевском дворце стала напряженной. В воздухе витали ожидания, смешанные с тревогой. Принцесса Рей, сидя в своих покоях, не могла избавиться от волнения. Она знала, что этот момент может стать поворотным в её жизни и в жизни всего королевства.

— Мальчик? — спросила она у Нейры, своей служанки и доверенного лица через некоторое время. Она была её ушами и глазами во дворце, всегда готовая принести свежие новости. Рей доверяла ей, как никому другому, и надеялась, что её информация поможет понять, что происходит за стенами её покоев.

Нейра, сжимая в руках платок, кивнула:

— Да, ваша светлость. Мальчик. Его назвали Эйгоном.

Словно это имя было каким-то заклинанием, Рей почувствовала, как внутри неё появилось странное ощущение. «Он не достоин имени завоевателя,» – эта мысль, словно ледяной клинок, пронзила разум Рей, омрачив зарождающуюся радость нового дня. Мальчик, рождённый от Хайтауэр, получил имя, звучавшее как насмешка над прошлым, казался принцессе лишь бледной тенью великих предков, не способной ни вызвать трепет, ни вселить надежду, а лишь подчеркнуть горькую иронию судьбы.

Оглянувшись, словно пытаясь выкинуть это из головы, Рей решила отпустить эти злые мысли, готовые вырваться наружу и омрачить её душевное состояние, словно стая хищных птиц, жаждущих терзать ее душу. Сделав глубокий вдох, набираясь сил, принцесса попросила, именно попросила, а не приказала, собравшихся служанок, преданных ей всем сердцем, подготовить её к встрече с братом, желая придать этой встрече вид сердечности и приязни.

Приготовленное нежное красное платье, сотканное из тончайшего шелка и украшенное изящными вырезными вставками по кружевам, словно знамя, заявляло о её появлении с достоинством и гордостью. Завершив приготовления, принцесса, надев тиару, словно венчающая её корона, вышла из своих покоев, её лицо выражало решимость и непреклонность, словно она собиралась на поле битвы, а не на встречу с младенцем.

Пытаясь придать взгляду строгости и серьёзности, Рей шла по центральному залу, где каждый её шаг был преисполнен грацией и уверенностью. В округе плескалась толпа людей, которые так и ждали вестей от короля, но, повинуясь незримой воле, они расступались перед ней, словно склоняясь перед королевой, давая ей беспрепятственный проход.

Её личный охранник и телохранитель, Гаррольд Вестерлинг, верный и преданный, как тень, сопровождал её, словно рыцарь, защищающий свою даму. Его присутствие, подобно стальной стене, внушало спокойствие и безопасность. Мужчина, облаченный в доспехи, словно крепость, провел Рей в покои мачехи, где та, изнуренная родами, лежала на постели, словно увядший цветок, потерявший свои яркие краски, а рядом с ней, завернутый в пеленки, покоился новорождённый ребёнок, появление которого казалось столь неуместным в этой атмосфере напряжённости и ожидания.

– Какой он красивый, – произнесла принцесса Рей, поклонившись мачехе, которая была старше нее всего лишь на несколько лет. Её голос звучал ровно, без тени искренней теплоты, как будто заученная реплика из пьесы. Визерис, подойдя сзади, обнял дочь, словно ища в этом прикосновении поддержку, и в его глазах промелькнула грусть, скрытая за показной радостью.

– Мы решили назвать его Эйгоном, в честь завоевателя, – сказал он, вкладывая в это имя надежду, которая, казалось, звучала как отчаянная молитва.

– За таким говорящим именем он должен будет соответствовать ему, – ответила принцесса, окидывая взглядом младенца, чьё дыхание казалось таким живым и невинным, но в её словах не было ни грамма восхищения, только холодная отстраненность.

– Мы устроим пир в честь него уже сегодня вечером. Я был бы рад тебя видеть на этом празднике, – сказал король, целуя свою дочь в макушку, ища в этом жесте хоть какой-то отклик, хоть каплю тепла. Рей, не проявляя сильных эмоций, лишь кивнула, ведь знала, что выбор отца повлечет за собой большие проблемы, которые могут пошатнуть будущее её дома.

– Спасибо за приглашение, отец. Поздравляю вас с сыном, Королева, – поклонилась Рей Алисенте, опуская голову вниз, словно отдавая дань вежливости, а не истинного почтения. – Боюсь, у меня всё же есть дела, – добавила она, не желая задерживаться ни минуты больше, ощущая, как тягостна становится атмосфера в комнате.

Подождав ещё недолго, она быстрым шагом вышла из королевских покоев. Лорд Вестерлинг, словно тень, поспешил за быстрым шагом принцессы, сопровождая её.

– Я хочу побыть одна, лорд Гаррольд, – произнесла Рей, и в её голосе не было ни просьбы, ни приказа, только усталость и желание уединиться. Мужчина, увидев растерянный взгляд принцессы, тут же остановился, проявляя уважение к её чувствам. Он был одним из немногих ее приближённых, поэтому, понимая душевное состояние принцессы, отпустил её, предоставив возможность побыть наедине со своими мыслями.

Она прогнала всех служанок, ссылаясь на внезапное недомогание, и, оставшись наедине, окинула взглядом стол, уставленный несколькими украшениями. Те, являясь подарками Деймона, хранились ею с особой бережностью, словно частицы давно ушедшего счастья, и всегда находились вблизи. Наклонившись, она схватила один из браслетов, сжимая его в руке, словно ища в нем утешение. "Почему меня все бросили?" – этот вопрос, подобно ядовитой змее, затаился в ее сознании. "Неужели и их слова, как и во всём дворце, были чистой ложью? Неужели все лишь использовали мою наивность?" – эти мысли, словно острые осколки, ранили ее сердце, погружая в пучину отчаяния.

Принцесса сжалась еще сильнее, и в её руке начали рассыпаться части хрупкого браслета, словно крошки разбитой надежды. Она опустила взгляд на стол, и на него, словно дождевые капли, начали падать слезы, пробивающиеся сквозь пелену боли. Сгустив и нахмурив брови, принцесса оглядела себя вдали, в зеркальном отражении. Взгляд, полный жалости, заставил гнев, подобно пожару, подняться в её жилах, обжигая изнутри. Задрожав, она почувствовала, как дрожат её губы и пальцы, не способные скрыть бушующую внутри бурю.

— Предатели! — выкрикнула она, откидывая браслет и разбивая его об стену, вызывая дикий хруст изделия, столь дорогого ее сердцу. Слеза катилась за слезой, нагнетая и без того мрачную атмосферу, словно проливая дождь на выжженную землю. Принцесса опустилась на пол, вжимаясь руками в лицо и пытаясь стереть потоки слез, подобно ручьям, пробивающимся сквозь скалы. Она не могла позволить никому увидеть свою слабость, словно та была смертельным ядом. Тихо захныкав, она прижалась к стулу, ища хоть какого-то утешения.

— Я никогда не стану сыном, – эта мысль, подобно эху, отозвалась в её голове, напоминая о несправедливости этого мира, в котором её пол, словно проклятие, предопределял её судьбу.

За всю ночь, проведённую в плену мрачных мыслей, принцесса так и не вышла из покоев, а затем ещё одну, и еще.

Рей, ссылаясь на мучившее её душевное и физическое недомогание, не подпускала к себе ни единой души, отгородившись от мира стеной молчания и отчаяния. Разбившаяся на осколки её душа, словно хрупкий сосуд, была отгорожена от всего мира, не желая ни утешения, ни сочувствия. Она лишь принимала приносимую еду, но так и не притрагивалась к ней, оставляя на столе, подобно упрёку в своём собственном бессилии, словно еда, как и все остальное в этом мире, потеряла для неё всякую ценность.

Визерис, обеспокоенный столь долгим отсутствием дочери, которую не видел уже около пяти дней, не находя себе места от тревоги, ведь даже при плохом самочувствии принцесса всегда навещала отца, рассказывая ему обо всём новом, посвящая в некоторые моменты своей жизни, ища в нём утешение и поддержку. Он призвал Лорда Вестерлинга, повелев ему немедленно привести дочь в тронный зал, словно он был единственным, кто мог повлиять на её решение. Когда Лорд вернулся, но без принцессы, Визерис, нахмурив брови, вопросительно вскинул бровь, словно желая получить незамедлительный ответ.

– В чём дело, лорд Гаррольд? Где моя дочь? – спросил он, в его голосе звучало нескрываемое беспокойство, выдававшее его душевное состояние.

– Принцесса не хочет никого видеть, – ответил лорд, потупив взгляд, словно чувствуя свою вину за неисполненный приказ, – Кажется, её мучают сильные боли в голове, – добавил он, словно пытаясь смягчить правду.

– Она больна чем-то? – спросил Визерис, стремительно поднимаясь со стула, ощущая, как тревога сжимает его сердце, словно стальные тиски.

– Возможно, это связано с рождением принца Эйгона, – ответил лорд, стараясь не смотреть в глаза королю, понимая всю щекотливость ситуации, словно наступив на тонкий лёд.
Визерис кивнул, прекрасно понимая, в чём было дело, и какие мысли терзали сердце его дочери, словно он читал ее душу как открытую книгу. Его дочь, вероятно, могла подумать, что отец больше не любит её, не жалует, и не хочет видеть на троне, уступив место новорождённому сыну, словно она была лишь временным правителем, занимающим трон лишь до момента появления истинного наследника.

Встретившись с охраной, король, приняв решение во что бы то ни стало увидеть дочь, поэтому направился в сторону её покоев, движимый отцовским инстинктом. Зайдя в комнату и отозвав охранников, он оглядел стол принцессы, заставленный едой, так и оставшейся нетронутой, словно упрёк, брошенный ему в лицо. Оглядев всю комнату, он отметил, что она была сера и бесцветна, словно отражая внутреннее состояние её хозяйки. Визерис, оглядев мрачную комнату, опустился на колено, поднимая сломанный браслет, в середине которого находился красный кристалл. Он поднял его и положил себе в карман, чтобы в будущем вернуть уже в целом состоянии. Он прошел дальше, где за колонной, ведущей к балкону, находилась его дочь, словно тень, прячущаяся от всего мира. Принцесса, стояла там лишь в легком платье, её волосы были запутаны, а взгляд был направлен на город, словно она искала там ответы на свои вопросы, но находила лишь холод и отчуждение.

Визерис, подойдя ближе, прервал одиночество дочери, ощущая, как его сердце сжимается от боли. Она, повернувшись к отцу, бросила на него взгляд, полный усталости и разочарования, а мешки под глазами заставили его ужаснуться, словно он увидел перед собой призрака, а не свою любимую дочь. Её лицо было уставшим, зарёванным и истощённым, и на какой-то момент ему показалось, что перед ним стоит Эймма, когда та страдала от смерти отца, словно время повернулось вспять, и он вновь столкнулся с болью утраты.

– Рей... моя милая, – прошептал он, коснувшись её щеки, поглаживая нежную кожу, ища в этом жесте утешения и надежды на возвращение его дочери.

Её взгляд был пуст и принцесса не ответила лаской в ответ, словно она была мертва внутри, а её душа навсегда покинула это тело.

– Я видела их взгляды, – сказала принцесса вдруг, нарушив тишину, словно призрачный голос, доносящийся из другого мира, – Лица, полные предвзятости и отвращения. Они ненавидят меня. — она поджала губы, — Им нужен мужчина на троне и они его получили. Ты его получил. — вздохнула она, оглядывая исподлобья отца. Её взгляд, наполняющийся злобой, окинул короля. —Отец, я ведь больше не нужна тебе? Не так ли? – её голос задрожал, а тело отстранилось от его прикосновений, словно она боялась его утешения.

Визерис, опешив, оглядел лицо дочери, пытаясь прочитать её мысли, но находил лишь боль и разочарование, словно он сам был причиной этих страданий.

– Нет, что ты, доченька... – не успел договорить он, желая успокоить, но понимая, что слова бессильны.

– Я же права, скажи, – спросила она, глядя ему прямо в глаза, словно требуя правды, – Где бы я ни была, мысли мои и слова никогда не имели веса в твоём сердце? – её голос был полон отчаяния, словно она потеряла последнюю надежду.

Отец лишь выслушивал её, а затем, наконец, собравшись с силами, начал отвечать, пытаясь найти слова, способные достучаться до её сердца.

– Я сделал тебя наследницей не только потому, что никого больше не имел, – вздохнул он, словно сбрасывая с себя тяжкое бремя вины, – Я сделал это из собственных соображений, собственных снов, – добавил он, пытаясь убедить её в своей искренности. – Я видел сны, где ты сидишь на Железном Троне, такая кроха, но уже такая взрослая в душе, – продолжал он, пытаясь заставить её поверить в его любовь и веру в неё. – Никогда бы, слышишь? Никогда бы не поменял своего мнения. Для меня только ты всегда будешь единственной и неповторимой, доченька, – он подошёл ближе, приобнимая Рей, стараясь заключить её в объятиях, которые должны были защитить её от всех бед, но понимал, что его слов недостаточно, чтобы залечить её раны, нанесённые не только другими, но и им самим.

– Памятью твоей матери я клянусь, что никогда не променяю тебя ни на кого. В моём сердце остаются лишь ты и твоя мать, – произнёс он, наклонившись и стирая дрожащими пальцами слёзы с нежных щёк дочери, словно пытаясь убрать всю боль, скопившуюся в её сердце. – Доченька моя, ты даже представить себе не можешь, как я рад твоему возвращению, – вздохнул он, словно выпустив на волю тяжкий груз, давивший на его душу. – Эймма так хотела дочь, и когда ты родилась, я наконец-то стал счастливым, – его голос дрожал, переполненный нежностью и печалью, – Ты – мой лучик солнца в темноте, также как и твоя мать. — промедлил он, а с её утратой тебе приходится сиять и за неё. Я понимаю, это тяжело. Править, любить и ценить, всё будет тяжело, но, – поднял взгляд отец, одаривая дочь нежной улыбкой, наполненной любовью и надеждой, – Я всегда буду на твоей стороне, милая, – добавил он, сжимая её плечи и пытаясь передать всю свою силу и любовь.

Принцесса, не сдержав нахлынувших чувств, расплываясь в слезной улыбке с дрожащими губами, ринулась в объятия отца, ища в них спасение и утешение от мучительной боли, раздирающей её душу.

— Никогда меня не бросай... – вложила она в свои слова неимоверную силу, словно в этой мольбе заключалась вся её жизнь, вся её надежда, вся её вера. Продолжая вжиматься в грудь отца, словно ища в его объятиях защиты и покоя, она тихо хныкала, давая волю чувствам, которые так долго держала в себе, подобно скованной птице, рвущейся на свободу. Его прикосновения, тёплые и нежные, словно бальзам, исцеляли ее раны, словно возвращая её к жизни, и на какой-то момент ей показалось, что все её страхи и сомнения отступили, оставив лишь чувство безопасности и любви.

Визерис, чувствуя, как дочь сжимается в его объятиях, словно ища защиты от всего мира, нежно гладил её по волосам, пытаясь передать всю свою любовь и поддержку, которой так сильно нуждалась его дочь.

Сердце его, разрываясь от жалости и любви, сжималось от сознания того, что он, сам того не желая, причинил ей столько боли, посеяв семена сомнений и страха в её душе. Ощущая свою вину, он, подобно любящему отцу, пообещал себе, что отныне будет оберегать её и защищать от всех бед, что он больше никогда не допустит, чтобы его дочь почувствовала себя одинокой и брошенной, и что он сделает всё возможное, чтобы она всегда знала, что он её любит и ценит, и что она – самый дорогой и ценный человек в его жизни. Его объятия, сильные и тёплые, словно крепость, ограждали её от всего мира, даря покой и безопасность, и она, уткнувшись в его грудь, позволила себе выплакаться, словно ребёнок, нашедший утешение на руках своего отца, зная, что он всегда будет рядом, оберегая её от всех бед и несчастий.

•••

Светило яркое солнце, когда королевская семья собралась в поход, готовясь к празднованию двухлетия принца Эйгона. Уже на месте, в огромном шатре, Визерис сидел на троне, его выражение лица отражало беспокойство. Алисента, одетая в наряд из тончайшего шелка, пыталась поддержать атмосферу праздника, вступая в разговоры с другими женщинами, но в её глазах тоже читалось напряжение. Рей, стоя чуть поодаль, скрестив руки на груди, не могла скрыть недовольства. Алисента была снова беременна. Возможно, это еще один мальчик и тогда её корона становится под угрозу даже больше, чем сейчас. Ни Корлиса, ни Рейнис, ни, тем более дядю Деймона она не видела уже как два года. 

Отчаяние, подобно урагану, бушевавшему в её душе, уступило место холодному безразличию и бездействию, словно выжженная земля после пожара, она осталась пустой и безжизненной. Принцесса, окружённая множеством людей, стояла в шатре, подобно статуе. Длинная, уже отросшая белоснежная коса, заплетённая с особой тщательностью, ниспадала на плечи, контрастируя с нежным бежевым платьем, в котором была лишь простота, подчёркивающая её отстранённость от мирской суеты.

Лишь украшения из золота, словно островки великолепия на фоне аскетичной одежды, спасали её от полного исчезновения в окружающем пространстве. С того памятного вечера она не притронулась к подаркам дяди Деймона и тёти Рейнис, демонстрируя это своим молчаливым протестом, словно выражая своё неприятие к лжи и фальши, царящих вокруг неё.

Отец, движимый запоздалым раскаянием, и правда, стал проводить много времени с дочерью, усердно наставляя её в принципах управления государством, словно стремясь наверстать упущенное. Визерис, поглощённый своей вновь обретённой дочерью, не уделял должного внимания Алисенте с сыном, чем вызывал у неё открытую ревность и раздражение, которое та пыталась скрыть за маской напускного спокойствия. Принцесса, в свою очередь, росла как личность, становясь всё более уверенной в себе и своих силах, а вместе с тем росла и её гордость с наглостью, не позволяющая никому посягать на её права и свободы. Она стала намного открытой в плане разговоров, не стесняясь высказывать своё мнение, даже если оно противоречило общепринятым нормам, и иногда позволяла себе прогуливать занятия с учителями, демонстрируя свою независимость и пренебрежение к правилам, которые, казалось, были созданы не для неё.

Рей, погружённая в свои мысли, наблюдала за происходящим вокруг с равнодушием, словно со стороны, ее взгляд скользил по лицам придворных, не задерживаясь ни на ком, и ни одно из их слов не достигало ее сознания, предпочитая оставаться в своём внутреннем мире. Она, подобно неприступной крепости, выстроила вокруг себя стену отчуждения, не позволяя никому проникнуть в ее душу, а тем более причинить ей боль. Её движения были плавными и неторопливыми, словно она наблюдала за миром через толстое стекло, не позволяя ему коснуться себя. Ее голос, когда она все же изъявляла желание говорить, был ровным и отстранённым, в нём не было ни тени эмоций, словно он был лишь инструментом, используемым для выражения мыслей, а не чувств. Она, ставшая старше и мудрее, отныне принимала решения самостоятельно, руководствуясь лишь собственным рассудком и интуицией, а не эмоциями и чужими советами, и её гордость не позволяла ей отступать от своих принципов и идти на поводу у других.

Близилось 18-ти летие принцессы, она расцветала так же сильно, как и её амбиции, её характер и личность выросли во дворце с той же силой, что и гордость. Прошлая девочка – невинная и непорочная, осталась в Эссосе. Её голос возмужал, она выросла и с ней выросла тяга к власти. Девушка не была бы такой никогда, но давление со стороны других заставило её измениться. Дворец и власть меняли всех, кто подойдёт слишком близко.

В зал шатра вошёл воин в доспехах, и Рей со слабым усилием, обратила на него своё внимание, заметив, как он приближается к королю, словно некий посланник, несущий важную весть. Мужчина, представившись, поклонился королю, демонстрируя своё уважение и почтение.

– В чём дело? – спросил король, его голос, слегка напряжённый, выдавал беспокойство, возникшее в его душе.

– Триархия, ваше высочество, – ответил воин, его голос, звучавший устало и тревожно, заставил принцессу и короля насторожиться, словно она чувствовала приближение беды. – На линии фронта стало совсем тяжело, – продолжал он, – Я пришёл от имени Веймонда Велариона, ваше высочество, неся весть о поражениях и потерях.

— Мы теряем множество людей, – его слова были полны отчаяния, – Принц Деймон не справляется, – закончил он, словно провозглашая поражение, заставив сердце принцессы сжаться от тревоги.

– Хорошо, мы обсудим это позднее, – ответил король, стараясь сохранять спокойствие, – Сейчас же отдыхай и развлекайся, – его слова звучали как утешение, – Сегодня идёт праздник в честь двухлетия моего сына, – добавил он, сдерживая эмоции. – Сейчас не время и не место.

Принцесса, наблюдая за происходящим, не могла устоять перед внутренним вызовом, внезапно проснувшимся в её душе. Даже если её сердце было наполнено гневом по отношению к столь любимому и почитаемому дяде, она не желала видеть его раненым или, что ещё хуже, убитым, словно незримая нить, связывала их, сильнее, чем любые обиды.

Волнение, подобно тёплой волне, затопило её безразличное состояние, и она, преодолев свою отстранённость, решилась вмешаться, словно внезапно осознав свою ответственность за судьбу тех, кто ей дорог.
Рей, нарушая свой молчаливый обет, сделала шаг вперёд, подобно внезапно проснувшейся от сна, ощущая, как холодное безразличие, окутывавшее её, отступает, уступая место тревоге и беспокойству за судьбу дяди. Она понимала, что должна что-то предпринять, даже если это означало нарушить свой условный покой, и вновь впустить в своё сердце эмоции, которые она так усердно пыталась подавить, и её взгляд, полный решимости и беспокойства, устремился к отцу, ожидая его реакции, словно она была готова броситься в бой, защищая тех, кого любила.

— Как вы можете праздновать, когда за пределами этих стен идёт война? — сказала Рей с горечью. — дядя Деймон и лорд Корлис рискуют своими жизнями, а мы здесь... играем в счастливую семью.

— Это праздник для нашего народа, — вздохнул Визерис. — Нам нужно показать им, что мы едины, что королевство не сломлено.

— Едины? Или просто игнорируем реальность? — ответила Рей с иронией. — Я чувствую себя ненужной в этом дворце. Как будто я лишь украшение на вашем празднике.

Алисента, заметив, что разговор принимает неприятный оборот, попыталась вмешаться.

— Дорогая, ты должна понимать... Мы все переживаем за Деймона и Корлиса. Но ты — часть семьи. Твоя роль также важна.— сказала она, поглаживая свой живот.

— Важна? — переспросила Рей с сарказмом. — Я только и делаю, что жду своего часа, пока другие решают мою судьбу. — она окинула мачеху презрительным взглядом, показывая своё отвращение.

Через мгновение, осознавши это, Принцесса отстранилась, так как поняла, что привлекает слишком много лишнего внимания. Чувство тревоги снова пронзило её сердце, будто то было её спутником. Она скрестила руки между собой и опустила взгляд в пол.

В этот момент в зал вошёл лорд Джейсон Ланнистер с лёгкой улыбкой на лице. Он зашёл, смешивая эту неловкую и неприятную спокойным видом . Мужчина был высоким и статным мужчиной с уверенной осанкой.

— Принцесса Рей, как приятно видеть вас здесь.— обратился он к ней. — Мой Король. — повернулся он к Визерису, отдавая поклон.

Рей посмотрела на него с недоверием, но её интерес всё же был пробуждён.

— Спасибо, лорд Джейсон. Вы тоже выглядите... — промедлила она, — ...как всегда, — ответила Рей с настороженностью.

Визерис заметил их обмен взглядами и решил вмешаться.

— Лорд Джейсон, вы пришли поздравить нас с праздником?

— Конечно, ваше величество. Но я также пришёл обсудить более серьёзные дела. Принцесса Рей — это не только украшение дворца. Она — наследница. И я полагаю, что ей стоит подумать о будущем.

Рей приподняла брови, её интерес возрос.

— О каком будущем вы говорите?

— О браке, принцесса, — сказал Джейсон непосредственно. — Я слышал, что многие лорды готовы предложить вам руку и сердце. Я бы хотел стать одним из них.

Визерис с сомнением взглянул на Джейсона.

— Это довольно смелое предложение, лорд Джейсон. — он ухмыльнулся, признавая наглость лорда.

Алисента почувствовала необходимость поддержать своего мужа и вмешалась.

— Вы правы, Джейсон. Рей достойна лучшего.

Принцесса почувствовала себя в ловушке, но её упрямство не позволяло ей отступить.

— И что же вы можете предложить мне, лорд Ланнистер? — спросила она с вызовом. — Зачем мне выходить замуж за кого-то только ради союза между домами? Что можете предложить мне вы, чего не могут другие?

Джейсон шагнул ближе, его голос стал более уверенным.

— Я предлагаю вам не просто союз. Я предлагаю вам возможность быть частью чего-то большего. Быть частью семьи Ланнистер и иметь огромный авторитет на утёсе Кастерли. Быть моей любимой женой и скрепить самую богатую и влиятельную семью во всём Вестеросе. — оглядел он всех в шатре, — с Королевской семьёй дракона.

Рей отмахнулась, отворачивая взгляд от мужчины.

В этот момент в зал вошёл Отто Хайтауэр, десница короля. Он внимательно слушал разговор и решил вмешаться.

— Ваше величество, возможно, стоит рассмотреть вариант обручения Рей с вашим сыном Эйгоном? Это могло бы остановить притязания других лордов на её руку. — вырвалось у него.

Рей посмотрела на Отто с недовольством.

— Я не товар на ярмарке! — воскликнула она с раздражением. — Неужели никто не понимает, что я хочу выбрать свою судьбу сама?

Визерис нахмурился и попытался успокоить дочь. Он взял её нежную руку и сжал в своей, словно жест доброй воли.

— Рей, я понимаю твою обиду. Но мы должны думать о будущем нашего королевства. — сказал он. Его взгляд наполнился нежной добротой, но слова пронзали сердце дочери, словно кинжалы. — Ты — будущая королева и поэтому я настаиваю на важности скорого брака в твоей жизни.

Лорд Стронг, стоящий в углу зала, решил высказать своё мнение.

— Лично я считаю лучшей партией для принцессы Лейнора Велариона. Он — сын лорда Корлиса и это может укрепить связи между вашими домами.

Рей почувствовала себя ещё более запутанной. Она посмотрела на присутствующих и поняла: все эти предложения были лишь политическими манёврами. Она же хотела сама иметь контроль над собственной судьбой.

— Все вы говорите о политике и связях. Но где же мои желания? Где моя жизнь? — спросила она с горечью. Её взгляд забегал по залу, а руки слабо задрожали.

Принцесса была одинока, интриги и разговоры о её принадлежности ставили в ступор. Она не хотела, чтобы другие люди были хозяевами её судьбы и, в конце концов не хотела проснуться к тридцати годам и понять, что прожила эту жизнь зря, так и не став счастливой.

Тишина воцарилась в зале. Все взгляды устремились на Принцессу. Она понимала, что её слова были вызовом всему этому миру интриг и контроля.

— Принцесса Рей, я не хочу вас обременять, — сказал Джейсон мягко. — Я лишь предлагаю возможность — выбор всегда за вами.

Рей вздохнула и посмотрела в глаза Джейсону.

— Возможно, я действительно должна подумать о своём будущем... Но это должно быть моё решение.

С этими словами она покинула зал, оставив за собой шёпот обсуждений и недоумения. Внутри неё росло ощущение свободы — даже если это означало противостоять всем ожиданиям.

•••

Неделей позже, в Зале Совета королевского дворца в Королевской Гавани воцарила тишина, нарушаемая лишь шёпотом свиты, собравшейся вокруг короля Визериса. На сиденье, обложенном золотом и драгоценностями, сидел сам Визерис, его лицо отражало усталость и беспокойство. Рядом с ним находилась Алисента и десница Отто Хайтауэр, который с напряжением ожидал начала разговора. Отто сидел на стуле, по правую сторону от короля.

— Алисента, — начал Отто шёпотом, его голос был полон настойчивости. — Ты должна убедить Визериса назначить Эйгона наследником. Это единственный способ укрепить наше положение и обеспечить будущее королевства.

Алисента взглянула на своего мужа, но в его глазах она увидела лишь сомнение.

— Отец, ты знаешь, что Визерис любит Рей. Она — его дочь, и он не захочет лишать её прав на трон, — ответила она осторожно.

— Но именно это и может привести к падению нашего дома, — воскликнул Отто, не в силах скрыть своего волнения. — Рей не доверяют. Эйгон — это символ надежды для нашего народа. Мы должны действовать сейчас, пока ещё не поздно. — они перешёптывались, местами оглядывая короля, который читал документы.

Визерис, погружённый в свои мысли, наткнулся на письмо от Веймонда Велариона. Он развернул пергамент и начал читать:

«Ваше Величество, война против Трирахии становится всё более беспощадной. Принц Деймон и лорд Корлис близки к поражению. Их войска истощены, и они нуждаются в вашей помощи. Пожалуйста, подумайте о судьбе королевства. С уважением, Веймонд Веларион».

Король нахмурился и положил письмо на стол. Он не хотел вмешиваться в дела бунтовщиков, но внутренний голос подсказывал ему, что бездействие может стоить дорого.

— Я не собираюсь помогать Деймону и Корлису, — произнёс он с решимостью. — Они выбрали путь бунта и предательства.

Совет посмотрел на Визериса с тревогой.

— Но если мы не поможем им, мы можем потерять всё. Деймон — это наш союзник. Мы должны поддержать его, иначе он может стать врагом.

Король задумался над этими словами. Он знал, что в этом мире нельзя позволять себе слабость. Наконец, он вздохнул и посмотрел на присутствующих.

— Отправьте двадцать сотен людей и несколько кораблей на помощь моему брату, а также напишите письмо, заранее предупредив его об этом. — сказал Король, словно отрезав.

•••

На поле боя ситуация ухудшалась. Деймон понимал, что его авторитет стремительно падает. Его войска истощены, а враг не оставляет шансов на победу. Он получил письмо от своего брата Визериса, который пообещал помощь:

«Мой дорогой брат Деймон,
Пишу тебе эти строки с сердцем, полным тревоги и беспокойства. Вести с полей битвы, доносящиеся до Королевской Гавани, с каждым днём становятся всё более тревожными, и твой отказ отвечать на мои письма лишь усиливает мою обеспокоенность за твою жизнь и благополучие твоих людей.
Я знаю твою отвагу и твою непоколебимую силу, но я также вижу, как Триархия, раз за разом, одерживает верх, и как наши войска, сражаясь с доблестью, несут огромные потери. Вести, принесённые гонцом от Веймонда Велариона, подтверждают мои опасения.
Мои советники убеждают меня отправить подкрепление, но я, помня о твоей гордости и самостоятельности, медлю с этим решением, не желая оскорбить тебя своим вмешательством. Однако, Деймон, я умоляю тебя, вспомни, что ты не один, что твоя семья волнуется за тебя и желает тебе лишь добра. Твоя гордость, несомненно, похвальна, но не должна ослеплять тебя, подталкивая к необдуманным действиям, и помни, что поражение, признанное вовремя, может спасти от ещё больших потерь.
Твой брат, Визерис Таргариен, Король Андалов и Ройнаров и Первых Людей».

Зная о слабости своего положения, Деймон пришёл в ярость. Он чувствовал себя униженным и готов был действовать. Именно в тот момент он принял в существование свой безумный до костей план.

— Мы сделаем вид, что сдаемся! — произнёс он с решимостью. — Пусть они выйдут из своих укрытий.

Деймон, отозвав Караксеса, своего могучего дракона, самолично поплыл к берегу и его сердце, пылающее яростью, искало выхода, а гордость, уязвлённая словами брата, требовала немедленного ответа.

Выйдя на каменистый берег, принц отдышался, оглядываясь по сторонам, ища сначала часть грубого столба, а затем ветвь полотна, словно готовясь к некоему ритуалу, и, найдя подходящую ткань белого цвета, висящую на лодке, намотал её на столб, создав некое подобие белого флага, символизирующего принятие поражения, но в его действиях не было ни капли покорности, лишь холодный расчёт и твёрдое намерение.

Он, вставив огромный столб еще глубже в землю, заставил флаг развеваться на ветру, подобно призраку его разбитых надежд, а затем, склонившись на одно колено, демонстрируя своё презрение к условностям, достал из ножен свою верную тёмную сестру и, вынув её из оправы, положил на руки между собой, словно предлагая её в качестве дара, заставляя всех крабокормильцев, удивлённых таким поворотом событий, повыходить из своих убежищ и посмотреть на странного принца, бросившего им вызов, но теперь смиренно склонившего голову.

Они, настороженные и подозрительные, окружили принца, словно стая хищников, окружающая свою добычу, их взгляды, полные ненависти и презрения, блуждали по его фигуре, пытаясь разгадать его истинные намерения, ища подвоха в его неожиданном смирении. Но Деймон, игнорируя их взгляды, с каменным лицом сидел на колене, словно изваяние, не показывая ни страха, ни волнения, лишь твёрдое намерение завершить начатое. Он ждал Драхара, их предводителя, человека, которого он ненавидел всем сердцем, но понимал, что только его появление может положить конец этой войне, унёсшей жизни стольких людей, чья кровь обагрила эти берега. Мужчины, подошедшие ближе, с опаской оглядывали принца, готовые в любой момент наброситься на него, словно стая разъярённых псов, ожидающих команды. Деймон же, в свою очередь, словно не замечал их присутствия, его взгляд, холодный и отстранённый, был устремлён в сторону горизонта, словно ожидая чьего-то появления, или чего-то большего. Он сидел, неподвижный и молчаливый, словно статуя, высеченная из гранита, в ожидании своего часа, словно он был готов сразиться с целой армией, и в его глазах не было ни малейшего страха, лишь твёрдая уверенность в своей победе, даже если для этого придётся пожертвовать собой.

Он, покорно склонив голову перед своими врагами, словно отдаваясь на их волю, бросал вызов, заставляя задуматься, стоит ли им связываться с таким сильным противником, и чего им ожидать от его следующего шага.

Корлис и Веймонд, наблюдая за разворачивающимися событиями, понимали, что, отправляя порочного принца на верную смерть, словно бросая его на растерзание диким зверям, они, тем не менее, цеплялись за ту малую надежду на его манёвренность и силу, словно утопающие за соломинку. Они, будучи опытными воинами, понимали, что план Деймона был безумен, но у них не было другого выбора, кроме как полагаться на его удачу и отчаянную храбрость.

– А что, если он всё же умрёт? – спросил Веймонд, его голос, наполненный тревогой, дрожал, глядя на развивающийся белый флаг по ту сторону берега, словно он был символом не только поражения, но и неминуемой смерти.

– Я дал клятву кое-кому перед отъездом, – ответил Корлис, его голос звучал твёрдо, но в глубине его глаз таилась нескрываемая тревога, – Так что сам лишусь головы, если её дядя умрёт, – добавил он, доставая меч из оправы, и, оглядывая своего сына.

– Погоди... что? Наследная Принцесса? – воскликнул Веймонд, его глаза расширились от удивления, словно он только что осознал всю глубину происходящего.

– Принцесса уведомила меня о своих некоторых планах и поклялась, что, если Деймон вернётся домой живым, в будущем она обручит своего сына с Лейной или с её детьми, – ответил Корлис, его голос звучал с лёгкой усмешкой, но в его взгляде промелькнуло уважение к принцессе, – Что ж... принцесса дала своё слово, что её дети скрепят свои узы с нашим домом, – он повёл Веймонда вглубь острова, обходя его через скалу, словно он знал тайный проход, — И этого мне будет достаточно.

– Пожалуй, мы совсем не знаем юную принцессу, но её амбиции находятся за нашим пониманием. – закончил он, его голос звучал с грустной иронией, словно он осознавал, что Рей была не просто принцессой, а силой, способной изменить их судьбу.

Веймонд, поразмыслив над словами отца, кивнул, и, заходя в туман они начали выжидать знака от принца, словно они были не просто союзниками, а участниками некоего спектакля, где каждому отведена своя роль, но исход его оставался неизвестным, а судьба Деймона, как и их собственная, была предрешена.

Деймон, окинув взглядом окружающих его крабокормильцев, словно хищник, высматривающий свою добычу, пытался выделить среди них лицо человека, их предводителя, того, кто был виновником всех его бед. И когда его взгляд, пронзительный и острый, как лезвие ножа, упал на выходящего из толпы мужчину, перед которым другие расступались, словно перед волной, он понял – это Драхар.

Рёв Караксеса, пронзительный и ужасающий, словно сигнал к началу битвы, пронёсся над полем боя, заставляя землю содрогаться, а сердца врагов наполняться ужасом, и Порочный принц, не теряя ни секунды, моментом перехватив темную сестру, свой верный меч, в руки, с молниеносной скоростью отсёк одному из мужчин шею, словно перерезая нить, соединяющую его с жизнью. Его движения были отточены годами тренировок, смертоносные и точные, как удары судьбы. Голова, отделившись от тела, упала на землю, словно безжизненная кукла, а струйка крови, вырвавшись наружу, обагрила песок.

И это было лишь начало. Деймон ворвался в ряды своих врагов, получая лишь незначительные травмы, и лишая врагов жизни с ужасающей лёгкостью. Один за другим падали мужчины и их тела, пронзённые клинком, складывались на земле. Точным ударом он разрубал черепа, словно раскалывал орехи, его меч пронзал грудные клетки, словно протыкал насквозь бумагу. Он, не щадя никого, рубил и колол, его движения были точными и беспощадными, словно судьба, не дающая своим врагам ни единого шанса на спасение. Каждый его взмах был смертелен, каждый удар вызывал всплеск крови, заставляя окружающих людей в ужасе отступать, оставляя за собой лишь груды бездыханных тел и кровавые лужи на песке. Его темная сестра, жаждущая крови, впивалась в плоть, с лёгкостью рассекая кости и мышцы, словно это была не сталь, а вода, и лицо принца оставалось невозмутимым, лишённым каких-либо эмоций, словно он был всего лишь орудием смерти, орудием, подчиняющимся лишь своей воле и своей жажде мести.

Армада воинов вырвалась из-за скального выступа и, с яростным кличем, бросилась в тыл врага, их мечи и топоры сверкали на солнце, грозя крабокормильцам неминуемой гибелью. И тут, подобно грому среди ясного неба, в горах, словно из ниоткуда, начали появляться лучники, и их тени, скользящие по скалам, начали заряжать луки огнём. Снаряды, выпущенные ими, словно дождь, посыпались с неба, не разбирая своих и чужих, сокрушая и тех, и других, словно сама судьба решила покарать всех, кто находился на этом проклятом берегу.

Мужчины, поражённые стрелами, падали замертво, и их тела, падая, теряли свою силу, а крабокормильцы, не желая сдаваться, сражались со всей жестокостью, на которую только были способны, и их руки, ожесточённые яростью, дробили кости воинам, словно ломая сухие ветки, и крики боли и агонии, смешиваясь с лязгом металла, создавали жуткую симфонию смерти.

С неба, вмешиваясь, вылетел Лейнор, верхом на Морской Дыме. Могучий дракон, появившийся, как спасение в самый нужный момент, изрыгая пламя, словно лаву, начал сжигать лучников, расположенных по разным углам берега, а его огненное дыхание, словно карающая длань, уничтожало всё на своём пути, не оставляя врагам ни малейшего шанса на спасение.

Массовый дождь из стрел, подобно ядовитым каплям, вновь обрушился на поле боя, целясь уже в сражающегося Деймона, чья кровь, сливаясь с кровью врагов, превращала песок в багровую лужу. Мужчины вокруг него, поражённые стрелами, падали замертво, и их тела, словно куклы были разбросаны по полю боя. Деймон, продолжая сражаться, находился под открытым небом, поэтому с этим залпом в него вонзились две стрелы, словно ядовитые жала скорпиона: одна в грудь, словно пронзая его лёгкое, а другая, когда он, отползая, сжимаясь от подступающей боли и пытаясь найти укрытие, пронзила его ногу, словно сковав его движения, заставляя заползти за старую деревянную конструкцию, когда-то бывшую лодкой, ища убежища.

Только вот его гордость и ярость не позволяли ему сдаться. Вынув стрелу из ноги и сжимая зубы от боли, а затем, сломав и выдернув её со всем выходящим из доспехов, он, переполненный адреналином, словно раненый зверь, не желающий покориться смерти, стремительно пошёл на Драхара, заметив, как тот, словно крыса, уходил в укрытие и его взгляд, полный ненависти, словно обещал ему неминуемую гибель. Деймон на грани смерти был готов на всё, лишь бы добраться до своего врага, и никакая боль, никакие раны не могли его остановить, словно сама смерть не имела над ним власти.

Сражение было жестоким и беспощадным; но в конечном итоге Принц одержал победу. Он убил Крагаса Драхара с яростью и решимостью, разрезав его пополам. Деймон вынес остатки тела Драхара на обозрение всем оставшимся на поле боя. Корлис и Веймонд, продолжавшие сражаться увидели Порочного принца, что был полностью облит рекой крови своих врагов, он вытащил на обозрение верхнюю часть тела Драхара, заставляя остальных крабокормильцев взглянуть на своего предводителя.

Когда пыль улеглась и звуки битвы стихли, Деймон стоял среди полей сражения, ощущая вкус победы и горечи утрат одновременно. Темная сестра истекала кровью падших врагов. Поле напоминало кровавое месиво из ночных кошмаров, но это была победа. Их победа.

•••

Тронный зал Королевской Гавани был переполнен. Знать, рыцари и знатные дамы собрались, чтобы увидеть возвращение принца Деймона Таргариена, который вернулся с победой над Трирахией. В воздухе витала атмосфера ожидания и напряжения, все знали, что его возвращение может изменить баланс сил в королевстве.

Двери зала распахнулись с глухим стуком, и в них вошёл Деймон. Его короткая стрижка резко контрастировала с привычным образом, который он носил до своего похода. На его голове красовалась корона, выполненная из костей — символ его триумфа и завоевания. Каждый шаг, который он делал, вызывал трепет у собравшихся. Он был не просто принцем; он был победителем. Победителем своей игры разума.

Принцесса, стоявшая на своём месте в тронном зале, наблюдая за медленно тянувшимся временем и проходящими мимо людьми, вдруг, увидев Деймона, входящего в зал, окинула его радостным взглядом, словно пробудилась от долгого сна. Будто глоток свежего воздуха, прохладного и свежего, ворвавшегося в душную атмосферу, она узрела своего дядю, такого желанного и родного, но в то же время такого чужого и недосягаемого.

Будучи уже выросшей, возмужавшей молодой особой, чья красота и обаяние, словно яркий свет, ослепляли всех вокруг, она позволяла себе всё, что желала. Принцесса расцвела как женщина, ее черты стали более тонкими и изящными, ее движения – плавными и грациозными, и ее фигура, наконец-то оформившаяся, завораживала и притягивала взгляды. Поэтому, довольно вульгарное чёрное платье, словно вторя характеру самого Деймона, словно тень, прилипшая к нему, оно облегало фигуру принцессы, подчёркивая все изгибы, и, словно обнимая её, акцентировало внимание на её женственности.

Принцесса, увидев Деймона, словно забыла обо всём, что происходило вокруг неё до этого, и её взгляд вдруг наполнился жизнью и любопытством. Она, будучи такой сдержанной и неприступной, вдруг позволила себе проявить эмоции, и её глаза, словно два глубоких озера, отражали все её чувства, и в них, помимо удивления и интереса, промелькнула нотка нежности и тоски, словно она была рада его возвращению, но не могла этого показать. Её взгляд скользил по его фигуре, не пропуская ни одной детали, она пыталась запомнить каждую черту его лица, каждый изгиб его тела, и её сердце, учащённо забившись в груди, выдавало её истинные чувства. Она понимала, что её влечёт к нему, как мотылька к огню, но она также знала, что эта связь запретна и опасна, и что она не имеет права поддаваться своим желаниям, но в этот момент, увидев его, Рей, словно на миг забыла обо всех правилах и запретах, и её сердце, разгоняя кровь по жилам, подсказывало ей, что она должна быть рядом с ним.

Пожалуй, Деймон сам сделал её такой. Он был первым человеком в Вестеросе, познакомивший её со всем, научивший и приласкавший к себе. Невинная девушка выросла и теперь юная Таргариен должна была выполнить свой долг перед королевством. Браки, как утверждали люди, Таргариены совершали между членами своей семьи. Даже Эйгон Завоеватель проводил не одну ночь со своими сестрами. Сыновья совокуплялись с матерями, тетками, сестры с братьями. «Чем больше драконьей крови в Таргариене, тем лучше для будущего поколения» твердили ей другие. Принцесса была молода, и, возможно, и опрометчива и неопытна, но для этого ей нужен был мужчина. Тот, кому она доверяет, тот кто поможет познать сладость жизни, сладость удовольствия и страсти.

«Деймон», подумала Принцесса про себя, сердце сжалось, взгляд потемнел, а зрачки расширились. Гордость Принцессы росла с каждым днём, с каждой секундой и минутой, проведённом с ним,и Рей поняла, что стала полностью отражением своего дяди. Она стала той, чьи мысли нельзя произносить вслух, той, чью красоту хотели тысячи мужчин. Невинность, за которую раньше убивали и устраивали войны. И ей это нравилось. Словив взгляд дяди, она ухмыльнулась, прикусив показательно нижнюю губу и, заметив удивление Деймона, в тот же момент, скрылась из виду.

Порочный принц знал её, он чувствовал её, понимал. Поэтому менял её так, как ему желалось. Мужчина был силён характером, поэтому себе под стать он создавал такую же женщину. Стоило ли говорить только о том, какими взглядами они перекидывались несколько лет назад? Деймон портил Рей, но её это удовлетворяло также, как и его, поэтому каждая их встреча оставляла для обоих незабываемый опыт.

•••

Визерис, сидящий на троне, с недовольством наблюдал за братом. В его глазах читалось недоверие и легкое раздражение. Он уже готовился обвинить Деймона в измене, но тот прервал его мысли, уверенно подойдя к трону и опускаясь на одно колено перед королём.

— Король, — произнёс он с глубоким уважением. —Я провозглашён королём Узкого моря.

Зал замер в ожидании. Все взгляды были прикованы к Визерису, который, казалось, колебался между гневом и гордостью. Он был готов оттолкнуть брата, но увидев искренность в его глазах, решил дать ему шанс.

— Ты действительно думаешь, что можешь просто так провозгласить себя королём? — произнёс Визерис с нотками сомнения.

— Это теперь владения Короны, — ответил Деймон, поднимаясь с колена и встречая взглядом брата. — Я завоевал эти земли для тебя, брат. Для твоего будущего наследия.

Визерис вздохнул глубоко и, наконец, кивнул. Он понимал, что брат сделал то, что сам он не смог бы. Взгляды окружающих смягчились, и напряжение в зале стало постепенно рассеиваться.

— Благодарю тебя, брат. Ты снова доказал свою преданность короне, — произнёс Визерис, и в его голосе прозвучала искренность.

Деймон почувствовал облегчение. Он поднялся и отдал поклон Королю, так что с этого момента между ними произошло примирение. Братья обнялись и зал затрепетал от гордости и радости. Порочный Принц вернулся домой.

В это же время, в глубине души Деймон знал, что это лишь начало его пути после возвращения домой. Он хотел показать племяннице настоящую изнанку Вестероса — ту сторону, которую она никогда не видела в стенах дворца. То, чего он сам жаждал с ней разделить. То, ради чего готов был умереть на ступенях.

Сбежав с Церемонии, принцесса провела весь остаток дня в Драконьем логове и только под вечер, вернувшись обратно в покои, начала готовиться ко сну. Её взгляд остановился на круглом столе. На нём лежал небольшой мешок и, заглянув внутрь, она увидела странную изорванную плохо выглядевшую одежду, и рядом лежавший листок, который, через момент раздумий после его прочтения оказался картой её собственной комнаты.

Она знала кто это, поэтому, недолго думая, переоделась в подходящую под размер одежду и направилась к кровати. Отодвинув комод, Принцесса обнаружила, что сзади гобелена находится проход. Медленно отодвинув его, Рей увидела длинную лестницу, ведущую вниз. Принцесса накинула капюшон и вышла из покоев, спускаясь по неизведанной тропинке.

Недолго пройдя, она увидела темную фигуру, отвернутую от неё. Это был он.

— Долго тебя ждать не пришлось. — произнес Порочный Принц.

— Куда мы пойдём? Что ты хочешь показать мне? — Принцесса словила взгляд дяди, выглядывающий из капюшона .

Деймон загадочно улыбнулся.

— Нечто такое, что ты никогда не видела. Я хочу показать тебе изнанку города, которым ты будешь править в уже ближайшем будущем. — сказал он будто шёпотом.

Рей кивнула и они покинули дворец, направляясь в город. Ночь окутала Королевскую Гавань своим тёмным покрывалом, и огни улиц начали мерцать как звёзды на небе. Музыка раздавалась из каждого уголка, а смех и крики веселья заполняли воздух. Они посещали одну таверну за другой. Принцессе было интересно наблюдать за жизнью людей: пьяные смеялись, танцевали и пели песни о любви и потере. Деймон рассказывал ей истории о своих приключениях на море, о сражениях и победах. Она смеялась и удивлялась каждому его слову.

— Ты действительно стал королём Узкого моря? — спросила она с восхищением.

— Да, но это только начало, милая племянница. — ответил он с блеском в глазах.

Они подошли к небольшой сцене, сколоченной из досок и тряпья, и Деймон, заметив, как белые локоны, словно нити лунного света, начинают выглядывать из-под женского капюшона, натянул его обратно, пряча от любопытных взглядов, словно оберегая её от чужого внимания.

– Я сразу предупреждаю, тебе ,может, не понравится, – сказал он, его голос звучал с лёгкой усмешкой, но в его глазах промелькнула искра волнения, словно он не был уверен в реакции принцессы. После согласия Рей, Порочный принц ухмыльнулся, подхватывая принцессу на руки и усаживая её, словно ребёнка, на свои плечи, нежно удерживая за ноги.

Рей, оглядев сцену с более выгодного положения, чем прежде, позволила себе лёгкую улыбку, её взгляд, до этого момента задумчивый и отстранённый, наполнился предвкушением, словно ребёнка, увидевшего любимую игрушку, и она, почувствовав себя в безопасности.

Шоу начиналось.

На сцене появились два силуэта, нелепо и карикатурно изображавшие королевских особ, один из которых, в наспех сшитой одежде, был, несомненно, королём Визерисом, а рядом с ним, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, стояла актриса с округлившимся животом, и её силуэт, словно карикатура на беременную женщину, вызывал невольную улыбку на лице принцессы.

– Эймма Аррен родила сына! Бейлон распрекрасный! – вещал спикер, в нелепом парике, изображая автора и одновременно мейстера, высмеивая придворную чопорность и торжественность в такие моменты, а Король Визерис дёргаными движениями убрал нож от живота Королевы, показательно наливая на то место красную жидкость, изображая кровь. Он достал из-под платья актрисы, будто из её живота, маленького мальчика, сделанного из тряпок, и его кукольные глаза, уставившиеся в никуда, вызывали смех у зрителей, словно перед ними разыгрывался фарс.

– Что-то не так, ваше высочество? – кривляясь, спросил актёр, изображающий повитуху.

– Он мёртв! Мой сын мёртв! – кричал актёр, изображая короля Визериса, его голос, переходящий на фальцет, и его жесты, преувеличенно театральные, высмеивали горе и отчаяние отца, а актриса, игравшая мать Рей, распласталась по стулу, будто истекая кровью, словно фонтан, разбрызгивая на пол краску, и её крик, полный муки, больше напоминал вой раненого животного, чем стенание умирающей женщины.

– Любовь моя, что ж за член у тебя! Наши дети в лучшем случае живут до обеда! — кривляясь, говорила актриса, игравшая роль Эйммы, и она, дёргаясь в конвульсиях, через время сделала вид, что умерла, вывалив язык и запрокинув глаза, так что её быстрая смерть вызвала взрыв смеха у зрителей, которые уже не могли сдерживать эмоции.

– Визерис, наш любимый король, не может сделать ни одного наследника! Что за напасть! Кто же поможет королю с отсохшим членом? – громко вещал автор, высмеивая короля, не дающего наследников, и его голос, полный иронии.

На сцену, спотыкаясь, выбегает девушка с рыжим париком, сшитым из конских волос, и мужчина, изображавший Отто Хайтауэра, наряженный в нелепые одежды, словно шут во дворце. Они вышли на сцену, вызывая аплодисменты.

– Мой король! Я здесь! — махнула рукой Алисента, садясь на колени перед королём . — Хоть вы мне и в деды годитесь, я отдамся вам ради трона и короны! Можно сразу после похорон вашей жены.. – кричала актриса, игравшая Алисенту, ее голос, полный притворства, и ее жесты, вызывающе вульгарные, делали эту сцену ещё более нелепой.

Эта шутка, высмеивающая королевскую семью и придворные интриги, заставила Деймона, стоявшего снизу, хихикнуть, не сдерживая смеха, который, словно эхо, разносился по улице и толпе, а Рей, на его плечах, едва сдерживала улыбку, и их взгляды, встретившись на мгновение, наполнились озорством и весельем.

– Визерис, у нас будет мальчик. Он же станет наследником престола? Правда? – актриса, играющая роль Алисенты, впилась взглядом в спину актёра, изображающего короля, и её голос, полный притворства и коварства, был обращён к его спине. Они переместились на несколько месяцев вперед и актриса, игравшая Алисенту, стояла, оперевшись на отца, который держался за ее живот, будто за единственный глоток воздуха.

Актёр, играющий Короля, обернулся, всматриваясь в небо, словно пытаясь найти там ответ на свой вопрос, и его взгляд, полный отчаяния, делал сцену ещё более странной. Затем Визерис, оглядывая выход на сцену увидел белую фигуру, поднимающуюся на сцену

– Папочка! – заявила девушка, ее голос, звучащий как вызов, не сочетался с её нелепым видом, и вся эта сценка, полная сатиры и высмеивания, вызывала взрывы смеха у зрителей, которые наслаждались представлением. — Я приехала ни пойми откуда, но я правда твоя дочь. — актриса схватила отца за руку, сильно пожимая в качестве уважения. — Таак.. — промедлила она, — Где моя корона?

Актриса обернулась и увидела маленького малыша, которого Алисента держала в руках вместе с короной завоевателя. Она подошла и выхватила корону с маленькой головы мальчика, показно надевая на себя.

– Не перетягивай одеяло на себя, Принцесса – голос Алисенты, полный злобы, был обращён к актрисе, играющей роль Рей, и её слова, словно яд, отравляли атмосферу, создавая напряжённую обстановку на сцене.

Королева и принцесса, словно две дикие кошки, готовые к драке, выжигали взглядами друг друга, и их глаза, полные ненависти и презрения, не отрывались друг от друга, и напряжение между ними, словно натянутая струна, было готово лопнуть в любой момент. Визерис, в нелепой попытке разлучить двух разбушевавшихся особ, пытался встать между ними, но они, словно не заметив его, комично откинули его в стороны, заставляя его с грохотом упасть на сцену, и его падение, выглядевшее нелепо и смешно, вызвало смех на большой улице.

– Простите, я не желаю видеть шлюху из Пентоса, которую имело всё, что движется на троне королевства! – заявил автор, изображая невинность и правоту своих слов.

Рей, в отличие от других зрителей, приняла это довольно близко к сердцу и её улыбка, до этого момента сиявшая на лице, потускнела, словно огонь, затушенный дождём, и её глаза, наполнившись болью и обидой, опустились вниз. Она, почувствовав, как её щёки заливает краска, похлопала Деймона по плечу, словно давая ему понять, что пора уходить, и он, без лишних слов, опустив её на землю, отдалился за угол, уводя её за собой.

—Это всё ложь, дядя. — оглянула она Деймона, ища поддержки во взгляде.

— Я знаю. — ухмыльнулся он, — Не забивай себе этим голову. Горожане никогда не будут хорошо отзываться о своих правителях. — выявил он, выглядывая из под капюшона. — А теперь пойдём.

Они, покинув шумную и многолюдную сцену, продолжили свою прогулку по ярмарке, словно два заговорщика, ускользающих от любопытных глаз, и их шаги, лёгкие и неторопливые, скользили по узким улочкам. Ярмарка, бурлившая и пульсирующая жизнью, была полна различных артистов, каждый из которых, словно пытаясь превзойти другого, демонстрировал свои уникальные таланты и навыки, и Рей, с нескрываемым любопытством, наблюдала за их представлениями, словно ребёнок, увидевший волшебство.

Они натыкались на фокусников, чьи ловкие пальцы, словно танцуя, манипулировали картами и монетами, их движения были настолько быстрыми и точными, что Рей, не моргая, следила за каждым жестом, пытаясь разгадать их секреты, но так и не понимая, как им удавалось обманывать её зрение. Одни из них, в пышных нарядах и широкополых шляпах, демонстрировали чудеса ловкости, вытаскивая из рукавов бесконечные платки и цветы, словно волшебники, прибывшие из другого мира, а другие, с загадочными взглядами и зловещими улыбками, показывали фокусы с глотанием сабли, их острые лезвия, с лязгом, скользили вниз по их глоткам, и кровь, стекавшая по их подбородку, создавала жуткое и захватывающее зрелище, приводящее в ужас и восторг одновременно, заставляя публику замирать от страха и восхищения. Их представление, словно дьявольская игра, захватывала дух и заставляла кровь стынуть в жилах, и Принцесса, с нескрываемым изумлением, наблюдала за их выступлениями, не понимая, как они могли рисковать своей жизнью ради потехи толпы.

Вскоре они подошли к небольшой площадке, где танцоры, с обнажёнными торсами и разрисованными лицами, исполняли танец с огнём, их тела, словно змеи, изгибались под ритмичную музыку, и их движения, плавные и гибкие, словно они были сделаны из резины, вызывали восхищение. Огонь, словно живой, танцевал вместе с ними, и языки пламени, то взмывая ввысь, то обвивая их тела, создавали завораживающее и пугающее зрелище, их тела, казалось, не чувствовали жара, и их движения, полные грации и энергии, гипнотизировали зрителей, заставляя их забыть обо всём на свете. Их танец, словно священный ритуал, был полон страсти и силы, и их тела, извиваясь и трепеща в пламени, казались воплощением дикой и непокорной силы. Принцесса, зачарованная их искусством, с открытым ртом следила за каждым их движением, и её глаза, отражая языки пламени, загорались огоньком любопытства и восторга, и в этот момент она забыла о своих проблемах и тревогах, целиком и полностью погрузившись в магическую атмосферу ярмарки.

Но через некое мгновение, путь привёл их к более тёмному месту — борделю, где стены были украшены яркими тканями и огнями. Деймон остановился у двери и посмотрел на Рей.

— Здесь ты увидишь настоящую жизнь. — проговорил он. — Я спрошу тебя снова, правда ли ты хочешь окунуться в этот мир? — промедлил он. — Или же я отведу тебя обратно в замок и ты не узнаешь всех секретов городской жизни.

Принцесса колебалась, но её любопытство пересилило страх. Она шагнула внутрь вместе с дядей. Таверна была наполнена звуками смеха и шёпота; люди наслаждались обществом друг друга без стеснения. Мужчина совокуплялся с женщиной, а женщина с мужчиной.

В борделях люди получают то, чего хотят. Живут в своё удовольствие и повинуются своим желаниям. Деймон провёл её через зал, показывая различные комнаты и уголки борделя.

Они углубились в здание, где воздух, насыщенный густым ароматом благовоний, смешивался со сладостью человеческих тел, создавая дурманящую атмосферу, словно приглашающую к забытью. Вместо картин стены были уставлены нишами, в которых, подобно живым экспонатам, располагались люди, запечатленные в самых разнообразных, откровенных и порой даже вызывающих позах. Мужчины и женщины, обнаженные или полураздетые, переплетались в сложных и соблазнительных объятиях, их тела, извиваясь и сплетаясь, словно живые скульптуры, демонстрировали весь спектр человеческих желаний и страстей. Они не были статичны, а двигались, ласкали друг друга.

Рей, не ожидавшая увидеть такое, шла рядом с Деймоном, и ее щеки, покрытые легким румянцем, выдавали ее смущение и изумление. Ее взгляд, невинный и любопытный, скользил по изгибам обнаженных тел.
Они проходили мимо открытых комнат, из которых доносились приглушенные стоны и смешки, звуки, которые откровенно намекали на происходящее внутри, и аромат духов смешивался с запахом человеческого пота, создавая атмосферу чувственности и похоти. Рей, невольно напрягаясь, сжимала руку Деймона, и его сильная ладонь, обхватывающая ее руку, сжимала её в ответ.

Деймон, чувствуя ее смущение и напряжение, не отпускал руку принцессы, и, поглаживая ее пальцы понимал весь спектр чувств, что принцесса испытывала, но в то же время, он наслаждался ее смущением, осознавая, что она открывает для себя новый мир, который всегда был закрыт для нее до этого момента. Их прогулка по этому борделю была не просто осмотром помещения, а путешествием в мир чувственности и телесных наслаждений, и Деймон, не торопясь, вел ее по этому лабиринту, зная, что это путешествие, пусть и вызывающее смущение, станет важным этапом в ее взрослении.

Они остановились в одной из комнат, где не было никого, кроме них.
Принц одарил её пригласительным взглядом, закрывая дверь за спиной. Порочный Принц взял чашу и налил туда вина, предлагая племяннице опробовать его, при этом сам наливши и себе.

—Спасибо, Деймон. — поблагодарила она его и глотнула содержимое. — Никогда бы не подумала, что в борделях делают такое.. — она отвела взгляд полный смущения, — Ты когда нибудь видел как мужчина совокупляется с мужчиной? — спросила принцесса, оглядывая дядю.

— И не раз, — ответил он, наливая обоим ещё по одной чаше. — В Гавани найдёшь еще и не такое. — ухмыльнулся он, отпивая сладкий напиток. —Это дорнийское вино. Тебе должно понравиться. — сказал Деймон делая ещё один глоток.

— Я пробовала его лет пять тому назад, когда меня продали дорнийскому виноделу. — она всматривалась в напиток, пытаясь найти в нём отголоски прошлого.

Деймон присел напротив неё, убирая верхнюю уличную одежду подальше. — Расскажешь мне о своём прошлом, Принцесса? — спросил Принц с нежностью в голосе и взгляде.

Рей оглянула дядю, а затем, словно набирая воздух в лёгкие вздохнула. — Я не помню своё детство. Единственное, что я отчётливо помню — это силуэт матери, держащей меня за руку. — она поджала губы, отпивая большой порцией вино. — Даже и вспомнить не смогу сколько раз меня продавали. Я была в Волантисе, Пентосе и в других прибрежных городах.

— Что можешь сказать о них? Велика ли разница между Вестеросом и этими городами? — спросил Деймон, подливая напитка в кружку.

— Здесь все такое отчуждённое. Люди злые и лицемерные. Они лишь лгут и уходят, бросают всё, что было дорого ради лучшего будущего. — отрезала она, вглядываясь в лицо дяди. — Все, и без исключения.

Деймон уловил её выражение лица:
— Я не бросил тебя, Рей. — он отпил содержимое кружки, попутно наливая принцессе. — Война – дело опасное, но жутко прибыльное для казны и короны. В один день, когда ты сядешь на железный трон, ты поймешь меня. — искоса глядя говорил Деймон.

— Ты мог умереть, дядя. — сказала она, приподнимаясь со стула и обходя сзади Принца. Её движения, плавные и грациозные, выдавали женскую сущность, полную нежности и соблазна.— Нет тебя — нет меня, дядя — прошептала она ему на ухо и ее горячее дыхание, опаляя кожу, прозвучали как клятва. Принцесса положила свои холодные нежные руки на шею принца, скрещивая их между собой. — Я хочу, чтобы ты был рядом со мной, в Королевской Гавани, сидя на железном троне вместе со мной. — прошептала Принцесса, запуская руку в рубашку Порочного Принца и поглаживая ключицы нежными пальцами. Ее прикосновения, легкие и едва ощутимые, словно прикосновение крыла бабочки, вызывали легкое покалывание в его коже, и он, словно околдованный, не мог сдержать дрожь, пробежавшую по его телу.

—Боюсь, трон лишь твой, Принцесса — повернулся он к девушке, оглядывая её вблизи. — Я лишь твой верный подчиненный, готовый умереть за свою королеву. — сказал он, целуя запястье принцессы, что поднялось к его шее.

— Хорошо, — вздохнула она, а её голос, наполненный притворным отчаянием, звучал как признание поражения, но в глазах горел озорной огонёк, выдающий её истинные намерения, — Тогда моим первым указом будет запереть тебя во дворце. — хихикнула она, нагибаясь перед дядей, заставляя свои белоснежные волосы ниспадать на его грудь. Одним движением Порочный Принц перехватил принцессу, усаживая её на свои колени, и её тело, лёгкое и гибкое, словно тростинка на ветру, уютно устроилось в его объятиях, словно она нашла своё пристанище.

— Не думаю, что в этом мире существует хоть кто-то, кого бы я послушался. — сказал он, оглядывая племянницу исподлобья. Она же, в ответ на его протест схватила кружку и отпила из неё довольно большое содержимое вина. Деймон, взявший её руку, положил её на собственное плечо и принцесса, повинуясь этому жесту, начала медленно расстёгивать его рубашку, оглядывая атлетичное тело.

— А почему тебя называют Порочным Принцем, дядя? — спросила Рей, искоса глядя на дядю, касаясь его губ нежными пальцами.

Деймон взглянул на племянницу и улыбка растеклась по его губам, будто вино по поверхности. — Понимаешь, я трахаю кого хочу и когда хочу. И мне неважно что об этом скажут люди. — высказал он, будто на вздохе. Его грудь под рубашкой двигалась размашисто и ритмично. — А что насчёт тебя, милая Рей?

—Ты же знаешь, дядя, меня выдадут замуж за Лейнора Велариона и я буду должна рожать ему наследников каждый год до момента, пока от родов и не умру, как моя мать. Ведь только так меня и будут видеть в этом Королевстве. Как чью то игрушку, как предмет, как вещь. — Она вздохнула. — Ведь в любом случае все меня так уже и видят. — вырвалось у неё из груди и она поникла.

На это Принц резко поднял её взгляд на себя, схватив за шею принцессу и заставив смотреть на него.

— Ты — Таргариен. Ты никому ничего не должна. Ты будешь жить с тем, с кем захочешь и спать с тем, с кем пожелаешь. Ты - будущая королева семи королевств и никто не помешает тебе трахнуть того, кого ты сама пожелаешь трахнуть. — вырвалось у Порочного Принца. Через мгновение он ощутил нежное касание на своём лице. Это была рука принцессы, ведущая вверх пальцами по его волосам.

Затем она нагнулась, сокращая дистанцию между ними до минимума; её дыхание, ровное и тихое ощущалось на губах Порочного Принца. Принцесса опустила взгляд на губы Деймона, а затем снова подняла их наверх, ловя на себе взгляд тёмно-фиолетовых глаз.

— А что, если я пожелаю трахнуть Деймона Таргариена? — сказала она. Буря эмоций наполнила сердце мужчины. То ли количество алкоголя, то ли само желание принцессы заставило её сказать эти заветные, но столь важные слова.

— Тогда он будет желать этого с той же силой. — Хватило лишь одной фразы, как Деймон накинулся на племянницу страстно целуя её в губы. Он прижал её к себе, хватаясь за нежные плечи принцессы. Она, постепенно закрывая глаза от удовольствия, переместила свои руки на его спину, будто бы пытаясь перехватить инициативу на себя.

Тело Деймона, где запах ладана смешивался с ароматом вина и мужского пота, не давало ей покоя. Вокруг горели свечи, создавая интимную атмосферу и им казалось, что время вокруг просто остановилось.

Голос ее звучал уверенно и дерзко, и ей хотелось большего. Она видела в Деймоне не только легендарного воина, но и мужчину, способного разжечь в ней огонь. Его поцелуи были грубыми и требовательными, но Рей отвечала ему с не меньшей страстью. Их тела прижались друг к другу, словно два магнита. Они жаждали друг друга. Всё, что было между ними, превратилось в огонь, который они не могли потушить. Рей была готова пойти за Деймоном, в пламя, в омут, куда угодно.

Поцелуй Деймона был подобен урагану, он захватывал принцессу, унося ее прочь от реальности, в мир, где были только они двое. Его губы были грубыми и требовательными, но в то же время манящими, разжигающими в ней пламя, о котором она не подозревала. Она отвечала ему с не меньшей страстью, прижимаясь к нему ближе, словно стремясь слиться с ним в одно целое.
Его руки скользили по ее спине, словно изучая каждый изгиб, каждый сантиметр, оставляя за собой след мурашек и жара. Деймон отстранился лишь на мгновение, чтобы взглянуть в глаза Рей, и в его взгляде она прочла нетерпение и желание. Его глаза, цвета вечернего заката, горели от возбуждения.

Рей, не ожидая большой паузы, снова прильнула к его губам, ее руки скользили по его плечам, сплетаясь в его серебряных волосах. Она отвечала поцелуями, которые были красноречивее всяких слов. В этот момент она чувствовала себя не просто женщиной, а частью чего-то большого и могучего, силы, которая способна как созидать, так и разрушать.

Они оба жаждали друг друга. Деймон, опрокинув Принцессу на рядом стоявшую кровать, откинул ее на мягкие подушки, и их тела соприкоснулись, словно два магнита, притянутых друг к другу силой притяжения. Рей почувствовала, как его руки скользят под ее одежду, как его губы целуют и кусают ее шею, оставляя за собой горячие следы.

Одежда, как будто ненужная преграда, падала на пол, освобождая тела для объятий. Деймон был сильным и резким, но в то же время нежным, когда дело доходило до соития. Он умел пробудить в ней чувственность, которую она прежде не испытывала. Его поцелуи становились все более глубокими и требовательными, и Рей отвечала ему с не меньшей страстью. Она отдалась ему полностью.

Их тела переплелись, двигаясь в едином ритме. Рей чувствовала, как ее наполняет тепло и наслаждение; она стонала, встречаясь с низким, совпадающим с толчками, дыханием, которое пронзало её от кончиков пальцев до самой души. Она больше не была потерянной девочкой, а стала женщиной, нашедшей свою силу в объятиях мужчины, чью страсть она разделяла.

Они двигались вместе, словно два океанских течения, сливающиеся в единый поток. Их поцелуи были жаркими, как пламя дракона, а объятия были крепкими, как каменные стены. Рей теряла счет времени и пространство. Она была полностью погружена в этот момент, в это чувство, которое было одновременно и пугающим, и прекрасным. Она находила себя и теряла в объятиях Деймона.

Их дыхание слилось в одно, их сердца бились в унисон. И в этот момент она поняла, что в этом мире, полном неопределенности и хаоса, она, наконец, обрела свое место. В объятиях Деймона она нашла себя.