Инга Вертинская ІІ
У таких, как Вертинская, бывают любимицы. Обычно девушки лет пятнадцати с приятной внешностью и незаурядными данными, острым умом, острым же языком и удивительной способностью очаровывать людей. Такие, как Вертинская, ищут себе подобных и лелеют их таланты. До поры до времени, разумеется, все же, не Лиана Алевская.
Инга присматривается ко многим. Одна из девушек любит себя и внимание, но совершенно глупа, насколько может быть глупа красавица, выросшая во вседозволенности. Вторая, напротив, не по годам умна, но забивается в угол последней парты, чтобы никто ее не заметил. Третья изящна и вежлива, скроенная почти безупречно, хорошо учится, еще лучше играет на пианино, однако Инга морщит тонкий носик и отворачивается, едва встретившись с ней взглядами.
Четвертая — Инга узнаёт ее имя в первую же неделю и половину семестра искоса посматривает, подтверждая догадку, — родилась со звездой в руке и золотой ложкой во рту. Вычурное имя — Миранда Соколовская — обтесывает до двух певучих слогов, со всеми безукоризненно тактична, не чает души в близких подругах, очевидно, немного влюблена в Ника Бардо.
Однажды Инга подзывает ее к себе после уроков, несколько секунд любуется умилительными попыткам занять висящие вдоль тела тонкие руки, щурится.
— Мира, здравствуй, — говорит. — Как твои успехи? Слышала, химия дается тебе с трудом.
Мира пропускает смешок, кивает.
— Мне тяжело понять принцип.
— А с математикой, значит, просто?
— С математикой интереснее. — Она садится на предложенный стул, складывает ладони на коленях, поправляет юбку и снова складывает, переплетая пальцы. — Есть четкая логика, действие и его результат, поддающийся исчислению и определению. Результатом сложения будет сумма чисел, деления — частное. Но в химии слишком много нужно запомнить: что дает газ, что дает осадок, что щелочь и воду нельзя смешивать…
Инга хмурится, щелкает языком, подаваясь вперед.
— Кажется, нельзя смешивать воду и кислоту. Могут быть печальные последствия. Но я не уверена. — Инга легко взмахивает рукой, улыбается, ловит взглядом едва заметный жест — опущенные плечи — и понимает, что Мира расслабилась, перестав ожидать подвоха. — В конце концов, — вкрадчиво говорит она, — я тоже не была сильна в химии, а со временем и прошлые навыки поистерлись.
Мира хмыкает.
Их разделяет учительский стол, педантично организованный: тетради в одной стороне, журналы, книги и распечатки в другой. Инга касается подбородка костяшками пальцев, сцепленных в замок. Мира смотрит на колени, считает полосы клеток на гофрированной юбке.
Их взгляды встречаются.
Синие глаза Инги внимательно изучают еще по-детски мягкие черты чужого лица, медовые Мирины не могут задержаться на одной точке.
— Так, зачем вы меня позвали? — спрашивает Мира, сглатывая.
Инга смеется, не размыкая губ.
— Честно говоря, просто так. Никому не говори, но ты меня заинтересовала.
— Тем, что не знаю химию? — пробует шутить Мира.
— Тем, что знаешь математику. И не только. У тебя хорошие познания в литературе, ты красиво поешь, неплохо понимаешь географию и биологию и вообще… — Инга описывает кистью полукруг, заправляет выбившуюся прядь за ухо. — Ты умная девочка. И талантливая. И ты могла бы далеко пойти.
Мира приосанивается, глаза загораются золотым — ярко и густо в полосе сумеречного света.
— Вы так думаете?
Инга наваливается на локти, оставаясь изящной, гибкой и грациозной, истинной леди.
— Я это знаю, Мира.