Всё наладится

Я медленно поднималась по лестнице на нужный этаж. В подъезде пахло мочой и сигаретным дымом. Возможно, кто-то из соседей снова не открыл окно и не проветрил. А, быть может, эти "соседи" были выходцами из квартиры, где я жила. Я открыла подъездное окно, чтобы слегка разрядить воздух, иначе здесь можно было задохнуться. Остановившись напротив дряхлой двери, я на пару секунд прикрыла глаза и глубоко вздохнула, слыша приглушенные крики.

Снова. Это повторялось снова.

Достав связку ключей из кармана, я вставила один из них в замочную скважину и попыталась прокрутить, а делать этого, оказывается, было и не нужно — дверь была не заперта.

— Да еб твою мать, — прошипела я, распахивая дверь и чудом сохраняя равновесие, когда чуть не споткнулась о что-то, валявшееся в коридоре.

Я с размаху зарядила по выключателю, и коридор озарился грязно-желтым светом, исходящим от свисающей на проводе лампочки. Опустила взгляд и увидела тело в помятой синей рубашке и свисающих с бедер брюк. Тело дышало — спасибо хотя бы на этом — и громко сопело, подложив под голову мои зимние ботинки. С кухни раздавались пьяные возгласы. Настолько громко, что я была удивлена, почему все ещё напротив моей квартиры не стоит наряд полицейских. Соседи, должно быть, уже просто устали от всего этого. Как и я сама.

— Отдай сюда, — буркнула я, вырывая свои ботинки из рук пьяного существа, и переступила через него.

Он моментально проснулся, и на меня уставились ничего не видящие два красных глаза. Сфокусировать взгляд на чем-то одном у тела не вышло, поэтому он не придумал ничего лучше, кроме как просто опустить голову на холодный грязный пол и уснуть обратно. Возможно, умереть. И такое в этой квартире случалось.

Я быстрым шагом, даже не разуваясь, прошмыгнула мимо кухни в надежде, что ни мать, ни кто-либо из её собутыльников меня не заметят. Зажала ботинки под мышкой и быстро начала перебирать связку ключей. Идея поставить замок на двери в свою комнату возникла не так уж давно: стоило однажды вернуться из университета и увидеть, как на моей кровати спит какая-то незнакомая голая пьяная женщина. Кровать была выброшена, комната отдраена, денежная заначка проверена и перепрятана, а комната с тех пор всегда закрывалась на ключ. Даже когда у матери наступало непродолжительное просветление и её друзья не шатались по нашей квартире, как призраки. Никто больше не войдёт в эту комнату, кроме её хозяйки. Меня то бишь.

— Ульяна! — Хриплый голос мамы разнесся на всю квартиру, как гром. — Подойди сюда!

Я раздраженно вздохнула, открыла дверь и поставила ботинки возле входа. Сумку бросила на старое компьютерное кресло возле стола и, расстегнув куртку, но не снимая её, пошла к выходу из комнаты. Мать надрывала и так осипший голос, звала меня, как умалишённая. Наверное, я должна была её бояться. Или пожалеть. Но ничего, кроме разъедающих нутро раздражения и злости, я не чувствовала.

— Ульяна, блять! Иди сюда! — Услышала я, закрывая комнату на ключ. Я не позволю этой комнате быть открытой даже пару минут.

Обогнув угол и обойдя какую-то лужу на полу, я остановилась на пороге кухни. Сигаретный дым заполонил комнату, пьяные голоса пытались перекричать друг друга, используя всевозможную лексику, но в основном, конечно, там были маты.

— Что? — Я сложила руки на груди.

Моя мать, согнувшись, сидела на табуретке. Её грязные волосы смотаны в непонятный пучок на голове, а в пальцах трясущейся руки зажата сигарета, пепел которой падал прямо на пол. Вокруг сидело несколько таких же алкашей. Раздутые, красные, еле волочащие языком.

— Сходи нам за пивом, — проговорила мама, заглатывая слоги, отчего я еле разобрала, что она сказала. Мать давно говорила "таким" голосом, но я все ещё не научилась понимать её сразу.

— Нет, — отрезала я, засовывая руки в карманы куртки и прикасаясь к остаткам любимой шоколадки.

— В смысле «нет»? Пошла, я тебе сказала!

— Никуда я не пойду. Если так хочется, поднимаете свои пятые точки и идите в магазин самостоятельно.

— Ты как, блять, с нами разговариваешь? — Мама демонстративно потушила сигарету, швыряя её на кухонный стол, прямо мимо переполненной пепельницы.

— Так, как вы этого заслуживаете, — процедила я сквозь сжатые зубы.

— Чё? Чё ты там мямлишь, ебаный свет? Куда! — Она вдруг перевела затуманенный взгляд в сторону и схватила бутылку водки, которую один из её "друзей", закинув голову, начал вливать в себя, и попыталась отодрать его от продолговатого горлышка. — Ты дебил!

Не из заботы о нем.

Из жадности.

Им меньше достанется.

— Иди, блять, в магазин, я тебе говорю! — рявкнула мать, даже не подозревая, что такой её тон уже очень давно меня не пугал. Я привыкла.

— Я уже всё тебе сказала, мам, — устало проговорила я, почувствовав вибрацию телефона в кармане. Достав его, я слабо улыбнулась, заметив сообщение от Кирилла.

Развернувшись на пятках, я хотела направиться в сторону комнаты, когда прямо рядом с моей головой разлетелся стакан, влетевший в стену, в мелкие дребезги. Пару осколков залетели за шиворот, неприятно царапая кожу.

— Ты нормальная?! — Гаркнула я, развернувшись.

Порой и у меня кончалось терпение.

Когда начиналось рукоприкладство, тогда заканчивалась молчаливая и спокойная Ульяна. Приходилось защищаться.

— Слышишь... ты!

Один из её пьяных друзей вдруг вскочил с табуретки, отчего та с неприятным скрипом прочертила ножками по паркету. Шатаясь, он направился ко мне, но страха не было — только злость.

Это снова начиналось.

Махнув рукой, он попытался схватить меня за шиворот куртки, но я ловко отскочила в сторону и со всей силы ударила его по голени. Ненавижу.

— Аугх, — покряхтел он, схватившись за ногу. Скатившись по стенке, он грузно упал на пол, повалив за собой рядом стоявшую декоративную металлическую вешалку.

— Ты меня пальцем не тронешь, понятно? — Крикнула я ему.

— Ты дрянь такая! — Мама вскочила следом, подлетела ко мне и замахнулась в попытке ударить меня по лицу.

Я перехватила её руки, держа на расстоянии, но она дергалась, щипалась и пыталась схватить меня за волосы.

— Да отвали ты от меня!

— Неблагодарная сука! — мама вдруг отдернула руку и всё-таки смогла ухватить меня за волосы, и потянула так сильно, что я, не сдержавшись, вскрикнула.

Голову пронзила боль, перед глазами заплясали звездочки, но криков больше не было — они застряли где-то в горле. Я шипела и жмурилась, пытаясь отодрать её руки от себя, ощущая, как волосик за волосиком выдираются из кожи головы.

— Мразь, неблагодарная мразь, — причитала моя мать, продолжая трясти мою голову, словно я была пластмассовой куклой. — Ты больше не будешь мне перечить, ты поняла меня?

— Отпусти меня! — Я слышала свой голос, словно он раздавался из соседней комнаты.

— Ты поняла?! — Повторила мама и так резко дернула мою голову в сторону, что я чуть не упала.

И следом я тут же получила чем-то твердым по лицу. Чувство унижения и беспомощности окутали с ног до головы, когда на глаза навернулись слезы. То ли от боли. То ли от обиды. Я упала на пол, отпуская руки матери и прикладывая их к ушибленному лицу — на месте ли зубы и нос?

И вырванные волосы теперь не казались такой проблемой.

— Ещё раз, блять, ты будешь себя так вести, я тебя изобью, поняла? Будешь валяться в коридоре, как драная собачонка! — Кричала мать, но я уже ничего не слышала. Она пихнула меня к стене и отпустила мои волосы, бросив рядом клок длинных волос. Моих волос.

Лицо онемело. Прикоснувшись к носу, я почувствовала, как намокли пальцы. Кровь. Опять. Только за этот год нос мне разбивали три раза. Это был четвертый. Сколько можно?

Я её не слушала. Стиснула зубы, пытаясь остановить предательски побежавшие по щекам слезы. Плакать в этой квартире я давно себе запретила, но иногда просто не было сил сдерживаться.

Шатаясь, я поднялась с пола и оперлась на стену, пачкая когда-то светлые обои окрававленными пальцами. И медленно поплелась в сторону своей комнаты, ловя затылком ругательства со стороны матери. Плевать на то, что она говорила. У меня раскалывалась голова.

Её приказ сходить в магазин потонул в этой ссоре, в этой драке. Ей больше не было дела до пива — она выпустила пар.

Трясущимися руками я достала ключи из кармана, открыла дверь и зашла в комнату. Дверь с характерным звуком захлопнулась, и послышался звук закрывающегося замка, когда я несколько раз крутанула ключи. Облокотивший спиной о дверь, я медленно съехала на пол, прижав колени к груди.

И заплакала.

Как же я устала.

Это происходило не в первый раз. Бывало, что избивали ещё хуже, но сейчас почему-то вдруг стало так больно осознавать, что я живу такой жизнью. Может, потому, что я чувствовала, как продолжает вибрировать телефон в кармане, и знала, что это был Кирилл?

Кирилл, который не догадывался о том, что происходит в стенах моей квартиры.

Кирилл, который так тепло относился ко мне.

Кирилл, который поддерживал все мои разговоры.

Кирилл, который покупал мне мой любимый шоколад.

Кирилл, который познакомил меня со своими друзьями.

Кирилл, который подарил мне ощущение нужности.

Кирилл, который мне безумно нравился.

Я зажмурилась, прижавшись затылком к дереву и сдерживая всхлипы. Наощупь достала телефон из кармана и взглянула на экран. И правда. Это был Кирилл. Он звонил уже пятый раз, а я так нагло его игнорировала.

— Ну наконец-то! Ульяна, всё хорошо? — Услышала его взволнованный голос, и слезы набежали на глаза новой волной.

Я закивала, как будто он мог меня видеть. И тихо-тихо произнесла одно короткое:

— Да.

Я всеми силами прижимала телефон к уху, стараясь прикрыть микрофон. Нельзя, чтобы он услышал пьяные возгласы моей матери и её никчемных дружков. Никто не должен знать.

— Чем ты там шуршишь? И почему шепчешь?

— Мама... уже спит, — соврала я, пытаясь унять дрожащие губы. — Не хочу... не хочу её разбудить.

Облизнув верхнюю губу, я почувствовала вкус крови. Только тогда вспомнила, что сидела на полу с разбитым носом. И умывалась слезами.

Продолжая прижимать телефон к уху, я подползла к тумбочке и достала оттуда сухие салфетки. Вытерла опухшие глаза и разболевшийся нос. Делала всё на автомате, как будто это было нормой.

— А, понял, — ответил Кирилл, зачем-то тоже перейдя на шепот. — Ты тоже ложись спать, ладно?

— Ладно.

— Спокойной ночи, Ульян. До завтра.

— До завтра, — быстро ответила я, первая скинув звонок.

И снова заплакала. Теперь уже сильнее, чем до этого. В полный голос. Настолько, насколько позволяли оставшиеся силы. Тем, кто сидел за стенкой, все равно было плевать. И соседям уже очень давно тоже стало все равно. В квартире номер 64 вечно что-то происходило. Полицию вызывали, да потом плюнули на это дело. Разгонят, штраф дадут, да только местным алкашам было плевать. Им тут словно медом намазано было. Или в их случае — водкой. Слетались, сползались, сбегали — все сюда, здесь наливают.

Я и сама не раз вызвала правоохранительные органы, которые, как мне показалось, устали от меня даже больше, чем от моей мамаши. Зачем, дескать, их вызывать. Никого же не убили.

Нет тела — нет дела.

И тогда я просто перестала им звонить. Отбивалась как могла, и для себя вывела отличную формулу: если хочешь, чтобы тебя не трогали, — просто не приходи домой. Так и получилось, что в какой-то момент квартира превратилась в место, где я только ночевала.

Успокоившись, я встала с пола и стянула куртку. Переоделась в домашнюю одежду и прислушалась к голосам за дверью. За то время, что я сидела на полу и рыдала, они, кажется, переместились в комнату матери и закрылись там. Я старалась игнорировать скрип дивана, стоны и шлепки, когда проходила мимо. Хорошо, что моей матери удалили матку несколько лет назад, иначе она давно бы забеременела, сношаясь с огромным количеством мужчин, что приходили к нам домой. Порой даже не с одним за раз.

Я быстро умылась и зашла на кухню, где достала замороженную курицу. Поморщившись, прижала ту к ушибленной части лица и вернулась обратно в комнату. Съев припрятанный ещё с утра пирожок с капустой, я отнесла курицу обратно в холодильник и легла спать. Несмотря на пульсирующую боль в голове и носу, я быстро уснула, только надеясь, что на утро моё лицо не будет похоже на отбивную.

***

Мне пришлось нанести два слоя тонального крема, чтобы закрасить синяки. Я надеялась, что яркий макияж глаз будет отвлекать от остального моего лица. Распустила волосы и постаралась как можно быстрее уйти из дома. Умирая с голоду, я побрела а кафе, в которое водил меня Кирилл в первый день нашего знакомства. Сколько прошло с тех пор? Два месяца? Я уже не считала. Осень, в начале которой мы познакомились, медленно перетекала в зиму. Значит, совсем скоро мы сможем встретить другой сезон вместе.  

От этого было невероятно хорошо на душе.

Мы договорились встретиться с Кириллом позже, после его утренней тренировки. И пусть это будет только через три часа, я уже была на месте.

— Ульяночка, здравствуй! — Тамара Васильевна выплыла из-за стойки и аккуратно обняла меня, словно не знала, как я на это отреагирую.

— Здравствуйте, Тамара Васильевна, — я улыбнулась и чуть не скривилась оттого, как неприятно заныл нос.

— Ты одна, без Кирюши? — Тамара Васильевна похлопала себя по красивому фартучку и хитро улыбнулась.

Я вдруг ощутила, как щеки заливает румянец. Два слоя тональника спасли меня. Позволяя скрыть истинные эмоции.

— Он попозже придет, — ответила я, переступив с ноги на ногу. — А я так проголодалась, что решила поесть, пока буду ждать...

— Ой, конечно, милая! — женщина аккуратно подхватила меня под локоть и повела к тому же столику, где мы с Кириллом были в прошлый раз. — Присаживайся! Сейчас позову официанта, он примет твой заказ. — Она вдруг наклонилась и шепнула. — Сделаем тебе хорошую скидочку, м?

— Спасибо, — хихикнула я, беря в руки меню и садясь за стол.

Тамара Васильевна испарилась, а через несколько минут рядом возник официант. Я заказала яичницу и свежевыжатый яблочный сок, отдала меню и стала ждать, разглядывая кафе. Все те же оранжевые листики, гирлянды, тыковки и свечи. Тепло, уютно. Аппетитные ароматы, приятная и ненавязчивая музыка.

Хорошее место.

Через четверть часа на моем столе уже была большая тарелка с яичницей и помидорами, а рядом — стакан с соком, пенка которого ещё даже не осела. Живот предательски заурчал, и, чтобы его больше не мучать, я напала на еду.

Вкусно и сытно. А что самое главное — недорого. Деньги со стипендии заканчивались, и я всерьез начинала задумываться насчет того, чтобы перейти на заочное обучение и найти работу. Или, быть может, попробовать монетизировать свое творчество? А достойна ли я? Этот вопрос никогда не давал мне покоя. Насколько хорошо и долго я должна рисовать, чтобы была в праве получать за это деньги? Могу ли я вообще называться художником?

Вопросы роились в голове, и я даже не заметила, как ко мне подошел официант.

— Вам всё понравилось? — Вежливо спросил он, а я дрогнула от неожиданности и взглянула на него.

— Д-да, — пробормотала я, отдавая пустые тарелку и стакан, — спасибо, было очень вкусно.

— Ещё вам что-нибудь принести? Может, сладенького?

Я мысленно прикинула сколько денег могло остаться на моей карте — залезать в приложение банка при официанте я постеснялась — и отрицательно покачала головой.

— Можно счет, пожалуйста.

— Хорошо, принесу через пару минут.

Тамара Васильевна действительно сделала скидку, причём большую. Закинув ощущение того, что это было неправильно, в дальний угол своего сознания, я расплатилась, оставив официанту чаевые. Всегда так делаю, даже если у самой сумма на карте заканчивалась лишь двумя нулями.

Долгое ожидание обычно для других людей — пытка, а для меня — возможность размять руки и голову, окунаясь в рисование. Я достала скетчбук и начала схематично набрасывать кафетерий. Пару линий тут, еще тройка вот тут. Карандаш плавно скользил по бумаге, и звук, с которым грифель соприкасался с листом, расслаблял меня.

Шик, шик, шик, шик, шик.

Испариться из этого мира. Погрузиться в другой, свой собственный. Не думать о том, что происходило дома, а лишь решая, добавить ли в картину цвета или так и оставить её черно-белым скетчем в блокноте. Никаких проблем, никаких переживаний, никаких сомнений. Нас тут было трое: я, карандаш и бумага. И никого больше.

— Привет! — Кирилл бросил сумку с клюшкой на сидение и аккуратно поставил поднос с булочками на стол, чтобы не задеть мои художественные принадлежности. — Давно сидишь? Извини, я опоздал...

— Привет, — ответила я, не в силах сдержать улыбку. Я вдруг осознала, как резко подскочило моё настроение. — Опоздал?.. — Взглянув на время на телефоне, я лишь махнула рукой. — Не переживай, я все равно, когда рисую, не замечаю, как бежит время.

— Кстати, насчет рисования... — стянув куртку, Кирилл сел за стол, — ой, ты сегодня так ярко накрасилась, — пробормотал он, выхватывая мои глаза, подведенные черно-голубым карандашом.

— Некрасиво? — Слабо усмехнулась я.

— Нет, красиво, — ответил Кирилл, разглядывая моё лицо, — даже если бы на тебе был пакет с вырезанными для глаз отверстиями, ты все равно была бы очень красивой.

Его слова смутили. Заставили робко улыбнуться и запустить пальцы в распущенные волосы, смущенно заправлять пряди волос за уши. Мне не делали комплиментов раньше, да я считала, что они мне не нужны, но это оказалось так приятно. Когда тебе говорят, что ты красивая, это приятно. Когда хвалят твое творчество, это очень приятно.

Особенно, когда это делает парень, который тебе безумно нравится.

— Спасибо, — тихо сказала я.

Его выражение лица вдруг изменилось. Он перестал улыбаться, глядя куда-то чуть левее моих губ, на мой подбородок. Немного склонил голову набок, как будто от этого картинка могла бы поменяться.

— А что у тебя...

— Ульяна, привет! — Марсель резко подскочил к нашему столику, легонько взъерошил мои волосы и плюхнулся рядом с Кириллом, хватая одну из булочек. — Как ты?

— Всё нормально, спасибо, — ответила я, поспешно поправляя волосы и переключая свое внимание на него. — Ты как? Как вчера всё закончилось?

— Всё круто, — усмехнулся Марсель с набитым ртом, — мы не очень долго кутили после того, как ты ушла. Так что ничего супер интересного ты не пропустила. Почему ты, кстати, ушла?

— Да так, — отмахнулась я непринужденно, — были кое-какие дела дома.

— Кстати, — друг Кирилла указательным пальцем ткнул на моё лицо, обведя его по кругу, — у тебя сегодня довольно-таки яркий макияж. Тебе идет.

— Спасибо.

Было приятно, но совсем не так, как когда говорил Кирилл. Даже в половину меньше. Это ведь что-то означало, да?

— А вот и он, — сказал Марсель, быстрее проглатывая булочку. Даже не запил. — Сан Саны.. ой, то есть, Александр Александрович, мы здесь! — Марсель махнул кому-то за моей спиной, а я поспешила убрать скетчбук со стола, чтобы не мешать, но Кирилл вдруг мягко перехватил мои руки.

Аккуратно коснулся моих тонких пальцев, костяшек, заставляя замереть.

Время, остановись, я хочу сидеть с ним так вечно...

— Не убирай, — попросил он, и я послушно оставила все на месте. И с каких пор одной лишь его просьбы было достаточно?

К нашему столику подошел мужчина средних лет. Седина только-только коснулась темных волос, а ухоженная щетина придавала солидный вид. Крепкие мужские плечи обтянула белая футболка, поверх которой была спортивная синяя кофта на молнии.

Кирилл и Марсель отодвинулись в сторону, позволяя мужчине сесть напротив меня.

— Вот, это Ульяна — девушка Кир... ух, — Марсель резко выдохнул воздух через нос и плотно сжал губы, схватившись за ушибленный локтем Кирилла живот.

— Это моя подруга, Ульяна, — заговорил Кирилл, бросив недовольный взгляд на лучшего друга, — Ульяна, это наш тренер, Александр Александрович.

— Здравствуй, — мужчина протянул мне руку, и я неуверенно вложила свою ладонь в его и почувствовала, какой шершавой была та. Должно быть, он действительно много работал руками.

— Здравствуйте, — робко ответила я, не понимая, в чем дело.

— Позволишь? — Александр Александрович протянул руки к моему скетчбуку, но взял его лишь после моего кивка и начал листать с самого начала, пристально разглядывая содержимое.

Я никогда не стеснялась показывать свои работы просто потому, что в них не было чего-то стыдливого. Не рисовала порнографию или какие-то жуткие вещи, отдавая предпочтения животным, лесным и горным пейзажам, интерьерам разных заведений. Напротив — мне все было приятно, когда кто-то интересовался моими рисунками. Это ведь что-то значило, да? Они цепляли?

— Кирилл, а что происходит? — Шепотом спросила я у молодого человека, когда пододвинулась поближе.

— А Кирилл тебе не сказал? — Марсель услышал мой вопрос и покачал головой. — Вот он, настоящий друг и...

— Правильно сделал, что не сказал, — перебил его Александр Александрович, не отвлекаясь от моего светчбука, — он не стал зря давать надежду. Что, если бы я отказался?

— А Вы... отказываетесь? — Аккуратно спросил Кирилл.

Александр Александрович закрыл скетчбук и взглянул на меня. На его лице наконец-то появилось что-то, отдаленно напоминающее улыбку. И теперь он больше не казался таким грозным и серьезным, каким был до этого.

— Парни были правы... — начал говорить он, протянув мне блокнот обратно. — Ты замечательно рисуешь, Ульяна. Поэтому мы хотим сделать тебе предложение. Не хочешь ли ты нарисовать для нашей команды новую эмблему для формы и поучаствовать в создании мерча команды лисов?