Всё наладится

«Исполнитель он хороший, правда, я всего пару-тройку треков его знаю. Куда больше мне нравится рок. Скажем, группы Thousand Foot Krutch, например, или Skillet. Знаешь таких?».

Мои глаза бегали от строчки к строчке. Новый собеседник решил продолжить переписку, и я все ещё не могла определиться — рада этому или нет. Но совру, если скажу, что, идя на крышу, не чувствовала предвкушение.

— Thousan Foot Krutch и Skillet, значит... — хмыкнула я, а губы сложились в улыбку.

«Вторых знаю, а вот название первой группы впервые слышу. Послушаю сегодня, спасибо. Порой бывают настолько скучные пары в университете, что ничего другого, кроме как рисовать и слушать хорошую музыку, не остается».

Карандаш быстро скользил по бумаге. Вскоре нужно будет добавлять ещё один лист, потому что белых чистых кусков оставалось все меньше. Может, на этом всё и закончится?

Под руку пролез Мурзик, громко мяукнув. Не нравилось, должно быть, что я так увлечена чем-то, кроме его величества рыжебокового.

— Я же тебя уже покормила, — сказала я, сложив листок и убрав его обратно в дыру.

От осознания, что недавно здесь была чужая рука, по спине побежали мурашки. Мальчик? Девочка? Мужчина? Женщина?

Маньяк?

Тупой прикол?

Последнего, честно говоря, я боялась даже больше, чем маньяка, как бы глупо это ни звучало. 

— Посмотрим, — я взглянула на окна, в которых зажегся свет. — Посмотрим...

Заметила фигуры, снующие туда-сюда по квартире, пока вечерело. Готовили, спали, переодевались. Ругались, плакали, смеялись. Любили. Ненавидели. Жили.
И даже не подозревали, что одна пара любопытных глаз наблюдала за этим.

Я не рвалась заглянуть в окна, но взгляд снова и снова хватался за силуэты. Интересно, о чем они думали сейчас? Или, смотря в окно соседнего дома, чувствовали ли то же самое ощущение пряной тоски, сковавшей сердце? Другая жизнь. Не такая, как у тебя. Может, лучше. А, может, хуже.
Может, просто другая. Хотелось бы им узнать, а смотрит ли кто-то там, в доме напротив?

— Смотря за этими незнакомыми людьми, я не чувствую себя такой одинокой...

Мурзик мяукнул и начал крутиться вокруг, и только тогда я поняла, что сказала это вслух. Ну и ладно.
Здесь всё равно никогда не было никого, кроме меня.

***

«Любишь рисовать, Васнецов?».

Я тихо усмехнулась, доставая карандаш из сумки. Тот, кто находился "с той стороны листка" явно не разбирался в искусстве, раз написал именно Васнецова — одного из самых известных русских художников. Хотя, быть может, он думал, что в искусстве не разбираюсь я.

А я и не разбиралась, на самом деле.

Поверхностные знания были набраны мной благодаря лишь собственному желанию. Художественная школа, которой я так грезила, осталась лишь мечтой. Пришлось учиться всему самой.

Но Васнецова, я думаю, знают все.

«Есть некая тяга к карандашу, ничего не могу с собой поделать».

Я тихо прыснула, схематично набросав трех смешных грузных медвежат, восседающих на черепахах. Очень надеюсь, что мой собеседник поймёт отсылку. Рядом с рисунком нарисовала маленькую мордочку лисы — мой отличительный знак, который я всегда рисовала рядом со своими набросками или картинами. Вместо подписи.

Солнце скрывалось за тучами. Сегодня вновь передавали дождь, и я поскорее спрятала записку, чтобы её не намочило. Жалко было бы потерять такую беседу. И дело вовсе не в том, что я уже начинала втягиваться. Совсем нет.

— Интересно, что же будет следующим?

***

Несколько дней подряд не было возможности сходить на крышу. И сейчас, поднимаясь по широким ступеням, я вдруг поймала себя на мысли, что хочу скорее посмотреть в расщелину, где меня наверняка ждала записка от новоиспеченного собеседника.

— Дожили, — усмехнулась я, запуская руку в расщелину.

Губы вдруг округлились в удивленное «о», когда, помимо уже немного помятого листа, я достала что-то ещё. На ощупь — чуть тверже бумаги, но мягче картона. Перевязано ленточкой с небольшим квадратиком посередине. Вытянув руку, увидела в зажатых пальцах листок и фотографию. Вторая была неряшливо обмотана ленточкой, а под ленточкой оказалась маленькая шоколадка. На маленькой темно-синей плитке было написано «всё наладится».

Всё наладится.

Эти слова приятно кольнули, теплым ободком стянули сердце. Хорошие слова. Нужные. Обнадеживающие.

— Верю, — выдохнула я, вдруг осознав, что задержала дыхание.

Перевернула фотографию — крепкая мужская рука с вздутыми веточками вен, расползавшихся под кожей. На внутренней стороне запястья, недалеко от ладони, была вытатуирована маленькая мордочка... лисы.

Точно такая же, какую я оставляю на всех своих картинах и скетчах.

— А... как... — я притянула фотографию ближе к лицу, чтобы рассмотреть татуировку получше.

И правда, ошибки быть не может. Это моя лиса, отличительная черта которой являлось чуть порванное ухо.

«Удивительное совпадение, не правда ли? У меня точно с такой же лисой есть татуировка на руке. Ты тоже где-то наткнулась на неё в интернете?

P. S. ты классно рисуешь».

— Так не бывает, — отчего-то засмеялась я, скорее доставая карандаш и вырывая из тетради новый лист — предыдущий уже был исписан и изрисован.

«Я не наткнулась на неё в интернете — я её и нарисовала. Это мой отличительный символ, чтобы другие картины были узнаваемы. Как водяной знак. А почему ты решил сделать татуировку с ней?

P. S. Спасибо с:
P.P.S. как ты понял, что я — девушка?».

— Успокойся, Ульяна, — пробормотала я, убирая бумажку, — это же всего лишь переписка.

Правда, губы, растянутые в улыбку, никак не хотели приходить в нормальное положение, а фотография незнакомой руки оказалась в скетчбуке, который я всюду таскала с собой. Рассмотрю её поближе чуть позже, когда останусь одна, в своей комнате, и буду уверена, что никто этого не увидит.

И настроение было на высоте.

***

С нетерпением, потирая покрасневшие и промерзлые руки, я поднималась по подъездным ступеням, перешагивая чуть ли не три за раз. Лифт ехал слишком медленно, а терпение было практически на нуле. Скорее. Быстрее. Я хочу увидеть его ответ. Я хочу узнать о нем больше.

Хвататься за это "общение", возможно, было ошибкой. Возможно, всё это напускное. Возможно, прервется в момент. Возможно, надо мной снова лишь издевались.

Однако я давно не чувствовал себя так... окрылённо.

Отсутствие друзей давало о себе знать, и пусть я хотела думать, что привыкла к одиночеству, всё-таки новый человек — пусть только по переписке — это что-то, по чему я очень скучала.

Я затормозила на одиннадцатом этаже, прямо перед выходом на крышу, чтобы немного отдышаться. Взглянула на стену, мимо которой проходила каждый раз, и глаза зацепились за фразу, выведенную чье-то рукой черным маркером, но уже почти стершуюся.

«Человеку нужен человек».

— И почему я раньше этого не замечала? — Выдохнула я, проведя пальцами по шершавой стене. 

Достала из рюкзака маркер и подправила надпись, добавив ей цвета. Будь тут кто-нибудь из жильцов, думаю, мне оторвали бы руки, но мне повезло — в подъезде стояла абсолютная тишина, не считая скрипучего лифта. Это неправильно — рисовать что-то на стенах подъезда, в котором я даже не жила, но всё-таки слова, написанные на стене, должны были служить отличным напоминанием для всех, кто заблудился. 

Пройдя чуть глубже, я взялась за поручни металлической лестницы и полезла наверх, толкнув тяжелую дверь на крышу. Сегодня было достаточно ветрено, поэтому я натянула капюшон, пряча лицо и волосы.

Мурзик вылез из своего укрытия, куда совсем недавно я принесла пару старых подушек, чтобы ему было мягче и теплее. Начал крутиться вокруг меня, терся о ноги, сопровождая всё это своим громким мяуканьем.

— Сейчас, Мурзик, погоди пару минут, — быстро проговорила я и устремилась к тайнику, куда в последнее время мы — я и мой таинственный собеседник — оставляли друг другу записки.

Просунула руку — пустота.
Пошарила туда-сюда — ничего.

Разочарование, словно солнце, уходящее за горизонт, подкрадывалось медленно, но верно. Я буквально чувствовала, как в душе всё, что до этого пело и прыгало от предвкушения, замолчало.

Почему он не ответил?

Листа я не нашла, значит, он был здесь. А, может, был кто-то другой? Может, всё хорошее общение, строившееся на протяжении этих недель, лишь моя выдумка? Быть может, хорошо от переписки было только мне? Для него — развлечение, которое совсем скоро наскучило. Для меня — всё, о чем я только могла думать.

И вот в ответ — тишина.
Привычная, но такая болезненная.

— Привет, — раздался вдруг мужской голос позади меня, выводя из заполонивших голову мыслей. — Это ты... Ульяна?