[GL] От чёрного и белого израненное сердце

Глава 16: Словно корова, лижущая тёленка, глубокая родительская любовь порождает скрытые замыслы.

Ци Янь прошла ещё несколько десятков шагов и вдруг опёрлась о стену, нахмурив брови: ножки у этого юного господина и впрямь оказались не слабыми.

Вернувшись во дворик, она закатала штанину и посмотрела, а на голени уже расплылся огромный синяк.

Она лишь бессильно покачала головой. Может быть, в том подростке она увидела отражение той заботы, с какой Сяо Де когда-то оберегала её саму, и потому никак не могла сердиться.

Ци Янь через небольшое квадратное окошко глядела в сторону далёких серо-жёлтых гор. Поздняя осень, всё вокруг уныло и безжизненно, и боль снова расползалась в её сердце.

Раньше она всё надеялась, что Сяо Де всё ещё жива, прячется где-то на просторах степи. Но с тех пор как вышла из Безымянной долины и побывала в разных местах, эта надежда становилась всё слабее.

Кроме племени Туба, которое тогда сотрудничало с двором Вэй, все жители степей стали рабами. Сначала их гнали на север строить стены, а когда в последние годы возведение укреплений завершилось, двор Вэй отправил по разным округам, чтобы и там использовать их на тяжёлых работах.

Когда она проходила через Цзичжоу, то видела, как солдаты Вэй с кнутами в руках гнали жителей степей. Не удержалась и расспросила: мужчин из племён заставляли заниматься каторжным трудом, а женщин, которые были слабее, чаще всего продавали на скотских рынках прямо вместе с коровами и лошадьми.

Женщины в рабских рядах были все до одной измождённые, с костлявыми телами, одетые в такие лохмотья, что едва прикрывали наготу, и дозволялось извращённым покупателям вертеть их, словно товар на рынке.

Так и ушли те пятьдесят лян, что дала ей женщина в маске.

Хотя Ци Янь прекрасно понимала: ради великого дела мести ей следовало бы закрыть на это глаза...

Но когда она видела, как люди Вэй выкрикивали команды, высыпая в корыта объедки, а бывшие её соплеменники, словно свиньи, рвались за протухшей едой, сердце её не могло оставаться спокойным.

В тот год, когда погибло племя Чэнли, Сяо Де было всего пять лет. Если бы она выжила... Ци Янь и представить не могла, какой оказалась бы её жизнь все эти годы.

Потом Ци Янь начала молиться жестоко и безжалостно: пусть Сяо Де и Байин окажутся мертвы.

Умерли в войне, умерли ещё детьми; как Падающая Звезда, никогда и ни разу не склонившийся перед людьми Вэй. Пусть они покоятся в какой-то безымянной земле и вернулись в объятия небесных духов.

И всё же в памяти снова всплыли та сестра и брат, с которыми она недавно столкнулась, и в душе невольно мелькнула тень надежды: а вдруг Байин и Сяо Де всё ещё живы?

Это было мучительное, невыразимое чувство - тепло родственной привязанности и холодный голос разума рвали сердце Ци Янь на части. Боль была глубже, чем если бы сердце разрывалось на куски.

Ци Янь отвела взгляд и, немного посидев спокойно, почувствовала, что у неё затекла правая рука.

Разжав дрожащие от долгого напряжения пальцы, она увидела в ладони четыре глубоких кровавых полумесяца.

Она спокойно смотрела на окровавленную ладонь и не собиралась перевязывать её. Такой способ сдерживать боль она украла у женщины в маске.

Когда душевные раны становились нестерпимыми, она переносила боль на видимое тело.

И сердце... казалось, болело чуть меньше.

- Сяо Де, подожди гэгэ, - пробормотала Ци Янь.

Дождись, когда в империи Вэй воцарится хаос, когда дым пожаров закроет небо, когда кровь императорского рода Вэй прольётся во искупление... тогда сестра придёт к тебе.

На пути мести Ци Янь никогда не рассчитывала на то, чтобы выжить.

Она снова закрыла глаза и вспомнила содержание свитков, которые когда-то показывала ей шифу. Тонкие, но сильные пальцы тихо постукивали по столу.

Глава Секретариата Син Цзинфу получил звание чжуанъюаня на императорских экзаменах в первый год Цзинцзя. Сначала его назначили чиновником шестого уровня, но всего за семь лет Наньгун Жан шаг за шагом возвёл его до должности главы Секретариата. Его вполне можно было назвать любимцем этой эпохи.

Син Цзинфу происходил из простолюдинов, в столичном дворе не имел собственной фракции, и долгие годы он оставался главной опорой в борьбе против сторонников коменданта. Человек честный, прямой, нелицемерный; он не любил пышных фраз и предпочитал сочинения, что прямо указывали на пороки правления.

Двумя помощниками экзаменаторов были назначены министр кадров Дэн Хунъюань и его заместитель, Шу Лижэнь.

Первый - коллега и друг Лу Цюаня, второй - его любимый ученик. В донесениях говорилось, что Шу Лижэнь владеет и пером, и мечом; после того как страна была умиротворена, по рекомендации Лу Цюаня он сразу получил должность в министерстве кадров.

Ци Янь чуть изогнула уголки губ: двор Вэй становился всё интереснее.

Вдруг за воротами донёсся голос:
- Осмелюсь спросить, не здесь ли остановился господин Ци Янь из Цзиньчжоу?

Ци Янь приподняла брови, сначала прошла в главную комнату, смыла с ладони кровь, и только потом вышла во двор:
- Да, это я. Осмелюсь спросить, кто вы?

- Этот недостойный - слуга поместья Се, явился сюда, чтобы доставить приглашение молодому господину.

Ци Янь сразу насторожилась. В столице, кроме Гунъян Хуая, у неё не было знакомых. Лишь в министерстве обрядов, когда получала удостоверение для участия в весеннем экзамене, оставила адрес. Как же этот человек нашёл её?

Она открыла калитку. Снаружи стоял юноша в одежде слуги. Он почтительно склонился и сделал поклон:
- Господин Ци, я слуга дома Се. Мой хозяин велел мне передать вам приглашение. В пятнадцатое число этого месяца он приглашает вас на пир. Что до имени хозяина, простите, я не смею сказать, но в пригласительном всё написано, взглянете и узнаете.

Ци Янь не приняла письмо, а спросила:
- Я недавно здесь, и, кажется, совсем не знаком с вашим почтенным хозяином.

Слуга с улыбкой ответил:
- Господин, вы, должно быть, не знаете: мой хозяин хоть и не занимает должностей, но человек щедрый и любящий добро, особенно ценит дружбу с учёными. В столице у него добрая слава. Услышав о вашем таланте, он пожелал увидеть вас лично. На пиру будут и другие учёные из разных земель, так что прошу вас непременно принять.

Сказав это, слуга согнулся, поднял обеими руками приглашение и высоко поднял над головой.

Ци Янь немного подумала и всё же приняла:
- Раз хозяин дома Се столь любезен, смею принять приглашение.

Слуга благодарил без конца, они обменялись ещё несколькими вежливыми словами и разошлись.

Ци Янь раскрыла письмо. Там крупными, летящими иероглифами было написано:

«Искренне приглашаю молодого господина Ци Янь из Цзиньчжоу посетить в пятнадцатый день этого месяца беседку у воды в поместье на окраине столицы».

А внизу стояла подпись - Се Ань.

Ци Янь долго размышляла, но в памяти у неё этого имени не было. И в свитках, что давала ей шифу, тоже.

Кто же такой этот Се Ань? И как он узнал её адрес?

В это время сёстры из рода Наньгун только что вернулись во дворец. Те телохранители, что тайно их оберегали, сразу донесли Наньгун Жану о том, что обе тайком переоделись и вышли из дворца.

Выслушав, Наньгун Жан немного помолчал и спросил:
- Мое дитя хорошо повеселилось?

Телохранителю, стоявшему на коленях перед Его Величеством потребовалось всего мгновение, чтобы понять, кого имел в виду император, затем он громко и чётко ответил:
- Высочество Чжэньчжэнь очень интересовалась всем увиденным в народе. Этот поданный осмелится предположить, что она была довольна.

- Раз так, передай, - сказал Наньгун Жан, - если Цзиннюй захочет выйти, не нужно её удерживать. Только выделить побольше новых лиц для тайной охраны. Но так, чтобы она не узнала.

- Слушаюсь, - ответил стражник и вышел из зала, думая про себя: «Любовь императора к принцессе Чжэньчжэнь безмерна».

- Сицзю.

- Этот слуга здесь.

- Передай: пусть Лу Чжунсин войдёт во дворец.

- Есть.

В это время Лу Чжунсин находился в саду дворца принцессы, вместе с Наньгун Цзиннюй кормил рыб. Получив приказ, он поспешно простился и ушёл.

Цзиннюй была проста душой и ни о чём не задумалась, а вот в сердце Лу Чжунсина что-то тревожно дрогнуло: откуда у императора такая точная осведомлённость о его передвижениях?

Войдя в императорский зал, Лу Чжунсин откинул полу одежды и пал ниц:
- Лу Чжунсин приветствует Ваше Величество! Прибыл во дворец так поспешно, что не успел облачиться в официальную одежду, прошу Ваше Величество простить.

Наньгун Жан отложил кисть и с улыбкой сказал:
- Племянник явился? Садись.

- Благодарю Ваше Величество.

- Откуда пришел мой племянник?

- Я... из поместья принцессы Чжэньчжэнь.

Наньгун Жан молчал, лишь спокойно смотрел на него. И Лу Чжунсин не выдержал, колени подкосились, он пал на землю:
- Этот подданный виноват!

- О? В чём же вина племянника?

- Этот подданый... этот подданый плохо исполнял свои обязанности и не защищал должным образом двух принцесс.

И без дополнительных вопросов он всё выложил: как сёстры Наньгун переоделись и вышли из дворца, и даже то, что Шунюй поранила руку.

А ведь всего час назад он уверял Наньгун Цзиннюй, что сохранит тайну...

Наньгун Жан, выслушав, усмехнулся:
- Я уже всё знаю. Вставай.

- Благодарю Ваше Величество.

- Цзиннюй только впервые вышла за стены дворца, ей всё в народе любопытно. В её возрасте неизбежно хочется поиграть. Так что об этом молчи.

По лбу Лу Чжунсина скатилась струйка холодного пота. Он собрался с духом:
- Этот подданный понимает.

Император не стал развивать тему и резко переменил тон:
- Впредь, когда будешь отдыхать, чаще навещай дворец принцессы. Если Цзиннюй захочет выйти, то полностью отвечаешь за её защиту.

Лу Чжунсин обрадовался и поспешно поблагодарил за милость.

Император махнул рукой, отпуская его. Когда Лу Чжунсин вышел, взгляд Наньгун Жана потемнел: с такими качествами он ещё мечтает о возвышении?

Хотя Наньгун Жан и не знал, о чём именно в тот день Лу Цюань тайно говорил со своим младшим сыном Лу Чжунсином, но, зная характер Лу Цюаня, мог догадаться о многом.

Все эти годы, чтобы ослабить власть дома коменданта, он велел ведомству управления и наблюдения за небом и цензорам раздувать слухи о «близнецы приносят несчастья», из-за чего между братьями Лу давно завязались раздоры.

Особенно старший сын, Лу Боян, крайне опасался своего младшего брата-близнеца. У Лу Цюаня, которому было уже за пятьдесят, имелись лишь эти двое законных сыновей. Теперь старший готовился к большим экзаменам, и, чтобы успокоить его, отец наверняка должен будет что-то предпринять.

Согласно законам Вэй, фума* не мог участвовать в управлении страной. Только если Лу Чжунсин полностью покинет чиновничью карьеру, это сможет развеять опасения Лу Бояна.

*
(驸马 fùmǎ - зять императора; муж принцессы)
*

Если император не ошибался, то после экзаменов Лу Цюань непременно придёт просить брак для сына...

Дом Лу - корни его слишком глубоки и разрослись широко. Наньгун Жан давно уже вынашивал мысль об уничтожении этой семьи. Но если Лу Чжунсин женится на его единственной дочери, то, возможно, сумеет прожить жизнь спокойно.

Император усмехнулся холодно: «Лу Цюань, старый лис, расчёты твои хитроумны, без изъяна».

Но...

Прошло десять дней. За это время Ци Янь снова отправилась в книжную лавку продать ещё два свитка каллиграфии.

Завидев её, хозяин сиял от радости:
- О, вы пришли! Скорее, скорее, прошу сюда!

Они прошли в укромную комнатку. Хозяин вынес тугой мешочек и обеими руками протянул:
- Господин цзюйжэнь, примите.

- Это что?

Хозяин заулыбался ещё шире:
- Ваш прошлый свиток продался всего за два дня. А так как вы не оставили адреса, я измаялся в ожидании!

Ци Янь взяла мешочек, он оказался тяжёлым.

- Так много?

Хозяин видел, что юный учёный и сейчас оставался невозмутим, и всё больше почитал его за человека глубокого и непостижимого:
- Вы, наверное, не знаете. Большинство картин и свитков у меня в лавке не имеют цены. Если покупатель хочет, то сам назначает. На днях один знатный господин увидел вашу работу и сразу сказал: «Золото легко достать, а подлинный шедевр - редкость». И велел отдать за неё сто лян серебра! По нашей договорённости, семь к трём, да минус аванс, вот и получается шестьдесят семь лян. Пересчитайте?

- Не нужно, я вам доверяю, - ответила Ци Янь.

- Ах да! Ваша личная печать тоже уже готова. Хотите, прямо на этих двух новых работах оставите подпись? Мне это будет во благо!

Ци Янь кивнула и поставила на свитках печать «Пастух-отшельник».

Глаза хозяина засияли, он едва сдерживал восторг.

Ци Янь убрала серебро и на прощание трижды велела хозяину: ни в коем случае не выдавать, кто такой Пастух-отшельник.

Хозяин поспешно закивал и снова уверил в своей преданности.