14...
Стрелки на настенных часах мерно отсчитывают минуты в нашем тихом, уютном доме. В просторной кухне разливается аромат наваристого супа. А я, склонившись над разделочной доской, ловко нарезаю свежие овощи, аккуратно укладывая их в большую чашу. Рядом, поправляя галстук, стоит Умар - он вот-вот соберется и выйдет за дверь, чтобы начать свой день. Удивительно, но на этой работе он всё таки смог задержаться. Вот только сбитые костяшки пальцев никак не клеились с его образом делового человека.
Умар был гремучей смесью двух противоположных личностей - на удивление глубокий и сложный внутренне, но при этом внешне безжалостно циничный и грубый. Словно два разных человека жили в одном теле, постоянно борясь за доминирование.
С одной стороны - ранимый, чувствительный, наделенный острым умом и тонким восприятием мира. Этот образ изредка проглядывал в его задумчивом взгляде, в редкие моменты откровенности, когда он позволял себе быть искренним. И эти моменты были сосредоточены только на людей, которых он любил. В том, как он мог часами просиживать у постели отца, когда у него поднималось давление. Тщательно следил за восстановлением Ибрагима, после его изнурительных сборов. Покупал любимый сорт кофе Висхана. Искал в браузере моих последних запросов подарок для меня. Или же пачками покупал глину, которую в период своей беременности лопала Самира. Наши традиции не позволяли нам демонстрировать этот поистине самый счастливый момент в жизни любой девушки, и пока Самира могла скрывать свое положение - она это делала. Но превратившись в маленького кенгуру, скрывать это было гораздо сложнее. Поэтому наш балкон был переполнен соленьями, съедобным мелом, красными яблоками и различной краской, потому что иногда Самире могло приспичить её понюхать. И обо всем этом заботился он один. Однако эта сторона Умара всегда тщательно скрывалась за прочной броней безразличия и отрешенности для всех остальных.
Потому, что с другой его стороны он - циничный, резкий, холодный и расчетливый. И именно этот образ был главенствующим, определяя его повседневное поведение и взаимодействие с окружающими. Грубость, порой доходящая до жестокости, высокомерие и полное безразличие к чувствам других - вот что видели в нем большинство.
И даже сейчас, когда я тщательно прятала смятение, тревогу и переживания внутри, это не прошло мимо него, когда он бросал на меня косые взгляды. Как бы я не старалась погрузиться в процесс готовки, я не могла уследить даже за движением своих рук. Казалось, будто в руках держу не нож, а гирю двух килограмм.
— Элон, принеси из моей комнаты зарядник и ключи, — произнёс Умар.
Я отложила нож и тяжело вздохнула. Голос брата вырвал меня из водоворота тревожных мыслей. А головная боль не отпускала с самого утра. И всем виной Мансур! Последние три недели он пропадал на тренировках, полностью погруженный в подготовку к предстоящему поединку. За это время мне едва удавалось с ним увидеться или поговорить. Единственной ниточкой, за которую я могла ухватиться, были его короткие сообщения поздними ночами, где он желал мне спокойных снов. И этого было очень мало...
Открыв дверь, я огляделась в поисках зарядника и ключей Умара. Обычно я не люблю заходить в комнаты братьев, они всегда бывают захламленными и беспорядочными, сколько бы я в них не убиралась. Но сейчас я была рада отвлечься от тревожных дум, сосредоточившись на поручении брата.
Быстро найдя необходимые вещи, я вернулась на кухню и протянула их Умару. Он бросил быстрый взгляд на экран телефона и убрал ключи в карман. Благодарно кивнув, Умар внимательно посмотрел на меня.
От него никогда и ничего нельзя было утаить. А мысли об опасном увлечении Мансура по-прежнему не давали мне покоя. Я молилась, чтобы мои страхи не оправдались, но неизвестность тяготила меня.
— Что-то случилось? — спросил он, заметив мое странное поведение.
Я покачала головой, но в этот момент ком встал у меня в горле, не позволяя произнести ни слова. Столько дней, недель я находилась в состоянии тревожного ожидания, боясь каждого телефонного звонка и вздрагивая от страха услышать плохие новости.
Умар продолжал смотреть на меня с беспокойством, ожидая ответа. Я понимала, что не могу больше скрывать своих переживаний. Ему, как моему брату, я могла доверить свои тревоги. Но разве могу я рассказать ему о Мансуре? Да, мы хотим пожениться, но не в наших реалиях говорить с братом о личной жизни. Однако, Умар всегда очень тонко чувствовал меня. То, что я не могла сказать, но гложило мое сердце, каким-то образом отзывалось и в нем.
Я опустила голову, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Умар же подошел ближе и обнял меня, успокаивающе похлопывая по спине. Возможно, где-то внутри он понимал, что может являться причиной моих слез, и о чем я не могу говорить, но не давил. Он знал, что однажды мне все равно придется открыться.
— Тише, тише. Тебя кто-то обидел? — задал он единственный вопрос, ответ на который всегда был для него первостепенным. Я качаю головой в разные стороны, продолжая молчать.
— Значит, остальное неважно. — твёрдо произносит он, глядя мне в глаза. Словно пытаясь внушить, что никто и никогда не имеет права меня обижать, а я не имею права этого допускать. Легкий поцелуй теряется где-то в моих волосах, когда Умар наконец отпускает меня и убедившись, что я успокоилась, уезжает на работу.
Вернувшись на кухню, я продолжила готовить, но мысли мои были далеко отсюда. Сердце сжималось от тревоги, когда я думала об изнурительном образе жизни, который Мансур вёл в эти дни. Его тренировки, кажется, выматывали его до предела, забирая частичку его души. Он наотрез отказывался говорить мне о дате предстоящего боя, как и его друзья. Мне оставалось лишь ежедневно молиться, чтобы он вернулся ко мне живым и здоровым.
Я слышала так много историй о печальных исходах подобных поединков. Порой они оканчивались летально для одного из участников. Эта мысль не давала мне покоя, заставляя сердце биться чаще в приступах беспокойства. Я не знала, смогу ли вынести потерю Мансура. Он был всем для меня, и я боялась, что если что-то случится, я просто не смогу жить дальше.
Я присела на кухонный стул, борясь со слезами. Мне оставалось только ждать и надеяться, что он вернётся целым и невредимым. И я молилась, чтобы все эти тяжкие дни тренировок были не напрасны, а привели его к победе.
Увидев короткое сообщение на экране телефона - «Жду тебя на мосту в 16.00», - легкое волнение подкрадывается в моё сердце. Это всего лишь одна единственная буква, которой я сохранила его номер, но она вызывает во мне целую гамму эмоций.
Несмотря на обиду, которую я до сих пор испытываю из-за его недельного молчания, я чувствую прилив радости и облегчения. Наконец-то я смогу его увидеть и, возможно, найти ответы на мучающие меня вопросы.
Взглянув на часы, я вижу, что до назначенной встречи остается всего пара часов. Быстро заканчиваю с приготовлением супа, но в спешке пересаливаю его. Но это уже неважно...
Собравшись, я выбегаю из дома, сердце бьется участившимся ритмом. Что он хочет мне сказать? Как он себя чувствует? Волнение не оставляет меня, но в то же время я испытываю и радость от предстоящей встречи. Подходя к мосту, я вглядываюсь вдаль, высматривая его знакомую фигуру. Наконец замечаю его, стоящего у перил. Сделав глубокий вдох, я направляюсь к нему, готовая выслушать всё, что он хочет мне рассказать.
Я едва могла поверить своим глазам, когда увидела его, медленно поднимаясь на мост. Его плечи были напряжены, а взгляд устремлен на спокойную гладь воды внизу. Но больнее всего было видеть его исцарапанное, покрытое синяками лицо. При виде этого у меня защипало в глазах. Не могла понять, что он здесь делает, что случилось. Но стоило ему обернуться и встретиться со мной взглядом, как всё внутри сжалось.
В его уставших, но таких родных глазах я увидела боль и отчаяние. Он выглядел измученным, словно прошёл через ад. Людей, которых жизнь так ломает, хочется обнять. Чтобы забрать себе хотя бы половину их страданий. Внутри боролись тысячи эмоций - тревога, боль, беспокойство и злость! Потому, что жажда больших и быстрых денег делает его слепым.
Что же ты делаешь с собой, глупец! — так и хотелось мне закричать, но я лишь нерешительными шагами направилась к нему. По мере моего приближения, складки на его лбу сгладились, уголки губ поднялись в еле заметной улыбке.
— Не думай устраивать здесь потоп, — строго проговорил он, когда я оказалась достаточно близко.
— Твое лицо, Мансур... — закрываю глаза, чтобы сдержать слезы, но они уже катятся по щекам. Боюсь даже думать о том, сколько ран и ушибов у него на теле.
— Не волнуйся, до нашей свадьбы заживет. — улыбнулся он. Но я не могла быть такой беспечной, такой безрассудной.
— Неужели эти проклятые деньги стоят того, чтобы ты рисковал жизнью изо дня в день? Однажды может не повезти, Мансур и тогда... — я хватаю воздух, не находя в себе сил продолжить. Он отворачивается от меня, закрывает глаза и тяжело вздыхает. Словно даже этот разговор забирает у него силы.
— Это бесполезный разговор, Элон. Я должен выступать, пока есть возможность.
— Как... как долго ты будешь выступать?
— Не знаю, — ведет плечами, а у меня все внутри каменеет. — Это непредсказуемый вид спорта. Может лет через десять уйду сам, а может придется уйти через год... — он запинается, когда осознает смысл сказанного.
— Давай не будем портить этот день? — устало вздыхает, но я уже не вижу его усталости, его боли, его состояния.
— Это будущее, которое ты нам уготовил? Мне придется жить в страхе, что однажды тебя вынесут из этого проклятого клуба? Почти месяц я не слышала от тебя ни слова, но знала. Ты отказывался называть мне дату своего поединка, поэтому я каждую ночь засыпала в слезах, просила Всевышнего уберечь тебя. Вздрагивала от каждого звонка. Потому, что боялась услышать, что с тобой что-то случилось! А ты говоришь, что не знаешь как долго будешь издеваться надо мной?
— Элон... — усталость в его голосе только разжигает мою злость еще больше. Мои руки задрожали, а на щеках блестели слёзы. Я не могла контролировать эту лавину своих эмоций, которых так долго держала в себе.
— Пожалуйста, не делай этого! Это слишком опасно, я не могу потерять тебя! — мой голос был полон мольбы, но он оставался непреклонным.
— Ты просто не понимаешь. Мне нужны эти деньги, а это мой шанс, Элон! — он говорил, возбуждённо размахивая руками. — Я должен это сделать, ради нас с тобой. Разве ты не хочешь лучшей жизни?
Я отчаянно качала головой, в то время как слёзы градом катились по моим щекам.
— Но без тебя мне ничего из этого не нужно. Пожалуйста, не рискуй собой ради денег!
Но он никогда не был более глух к моим словам, только посмотрел на меня с досадой, развернулся и направился к краю моста.
Автор.
Мансур крепче сжал руки вокруг железных прутьев. Он ненавидел женские слезы, был бессилен перед ними. Он помнит глаза матери полные слез, когда видел её в последний раз. Помнит сапфировые глаза маленькой сестренки, в которых также застыли слезы. Элона была третья женщина в его жизни, которая плакала по его вине.
Целых десять лет он жил отшельником. Никто его не ждал дома, никто не лил по нему слез, никто не заботился о нем, не переживал. Был только он и Мохмад. Двое израненных, двое одиноких, двое разбитых. Сегодня впервые за эти десять лет он почувствовал себя частью чего-то важного, словно его существование обрело новый смысл.
Он нерешительно приблизился к хрупкой фигуре девушки, которая стояла обняв себя руками. Она смотрела вдаль, захваченная тревоженными мыслями и вовсе не замечала слез, которые так и продолжали литься из её полуопущенных глаз.
Мансур опустил взгляд на дрожащие руки Элоны, сжимающие края её куртки. Ее плечи содрогались от сдерживаемых всхлипов, и он почувствовал, как что-то внутри него сжалось. Он не привык к таким ситуациям, не знал, как утешить женщину, но что-то в этой хрупкой, плачущей девушке пробуждало в нем доселе незнакомое желание защитить.
— Тише, - произнес он глухим, севшим голосом. — Все будет хорошо. Я же здесь, с тобой.
Его слова прозвучали неуверенно, но Элона вдруг затихла, будто эти простые слова были тем, в чем она так отчаянно нуждалась. Медленно подняв заплаканное лицо, она посмотрела на Мансура, и в ее глазах отразилась вся любовь, которая и порождала этот страх за него. Мансур не знал, что делать дальше. Он не привык быть утешителем, но сейчас ощущал потребность защитить эту хрупкую девушку, оградить ее от всех бед. Что-то в ней пробуждало в нем чувства, которые он думал давно утратил.
— Дай мне еще немного времени, чтобы все наладилось. Я не останусь в этом спорте навсегда.
— Но каждый твой выход - это риск! Мы не можем знать, какой из этих проклятых боев может стать последним. Я тебя прошу, ради меня, оставь этот клуб!
Напряжение между ними нарастало. Он видел отчаяние в ее глазах, ее страх за его безопасность. Но для Мансура этот спорт был чем-то большим - способом вернуть утраченное, ощутить себя живым. Он не хотел просто так все бросить. Но ради неё... он мог бы.
— Еще немного времени, мышонок. Дай мне еще несколько месяцев. Я обещаю, что после нашей свадьбы уйду из клуба навсегда. Ты станешь для меня важнее любых боев.
Элона смотрела на него с мольбой, борясь со слезами. Он видел, как сильно она переживает, как не хочет потерять его.
— Обещай, Мансур! Обещай, что оставишь все это после нашей свадьбы! - её голос дрожал.
— Обещаю, мышонок. После свадьбы я навсегда уйду из клуба. Я хочу, чтобы мы были вместе, чтобы у нас было всё, чтобы ты больше не плакала из-за меня. Доверься мне, пожалуйста.
— Значит мы должны пожениться в ближайшее время ! — шмыгнув носом, проговорила Элона.
— Или это была манипуляция, чтобы поскорее женить меня на себе? Ах ты лиса! — рассмеялся Мансур, глядя на Элону.
Его сердце в кое-то веки смягчилось, оно задышало. Последний месяц он жил словно в аду, и наконец он мог заново вздохнуть. Элона улыбнулась, оголяя все чувства Мансура, выбивая воздух из его легких. Около месяца он не видел её лица, не слышал голоса, смеха.
— Я волновалась! Очень волновалась, что с тобой может что-то случиться.
— Ну, как видишь, жив и здоров! Или ты сомневалась во мне? — с улыбкой произнес он. — Мы поженимся как можно скорее. И ничто больше не будет нас разделять.
Элона смущенно опустила взгляд, но Мансур видел, как на ее лице расцветает радостная улыбка.
— Правда? Ты серьезно? — она робко подняла на него глаза, полные надежды и кивнул пораженный этим вопросом. Она правда это спрашивала? Неужели по нему не было видно, что единственным его желанием было возвращаться в дом, где его ждала бы она.
Будь его воля он бы забрал её уже сегодня. Он ненавидел правила и традиции, которые не позволяют ему забрать любимую женщину в свой дом. Да и к чему вся эта шарада, думал он. Можно же решить это дело со свадьбой в течении двух дней в окружении минимального количества родных и близких. Заключить брак в рамках шариата и забрать девушку в свой дом - оставалось далекой мечтой, пока ты остаешься частью Кавказа, а в частности Чечни. Есть свод правил, обычаев, традиций, которые игнорировать нельзя.
— Как только мы сыграем свадьбу, клянусь, что больше никогда тебя не оставлю.
Он чувствовал, как напряжение наконец покидает тело Элоны, как она расслабляется, доверяясь ему всем сердцем. Этот момент стал для Мансура глотком свежего воздуха после удушающей пустоты последних недель и даже лет. Теперь у него была цель, ради которой стоило жить.
Мансур ощущал, как его застывшее сердце оттаивает, наполняясь теплом. Впервые за долгие годы он чувствовал себя не одиноким, а частью чего-то большего. Её жизни, её сердца, её голубых глаз, которые смотрели так только на него. В этом мире ему все ещё было место. Для него все ещё была надежда...
«19.00, сегодня» — короткое сообщение от заученного наизусть номера, прервал их момент абсолютного спокойствия и маленького, одного на двоих, счастья. Когда черные глаза находили убежище от своего ада в нежном взгляде голубых...
***
Выкладываю, пока не передумала. Внутри чувство, будто глава еще не готова для вашего чтения. Как-будто торт не смазанный кремом, без ягод, без вкуса. В последняя время все стало пресным, потому на свой страх и риск публикую эту главу.
Может я накручиваю, а вас устроит и эта глава? Может она станет первым блюдом, пока я подготовлю второе? В любом случае, для разогрева после долгого отсутствия, сойдет.