Тёмные тропы

Вечерний Сеул будто переливался жидким светом — неоновые вывески, казалось, стекали по мокрому асфальту и разбивались бликами о лобовое стекло автобуса, дрожа на гладких фасадах высоток. А наверху, среди стеклянных гигантов, висел туманный смог, подсвеченный рекламными огнями. Город жил, дышал, гудел.

Хара смотрела в окно, прислонившись лбом к прохладному стеклу, и мысли её плелись неспешно, растворяясь в привычном ритме мегаполиса. Сеул был контрастным — древние дворцы терялись в тени небоскрёбов, среди узких улочек прятались старые ханоки, а шумные рынки соседствовали с глухими храмовыми дворами. Хара следила взглядом за ускользающим пейзажем и, когда автобус останавливался на светофорах или остановках, ей казалось, что она, глядя на кафе и ресторанчики, может почувствовать густой запах уличной еды: пряного кимчиостро приправленные квашеные овощи, традиционное блюдо корейской кухни, сладкого хоттокапопулярная корейская уличная еда, блинчики, сделанные из рисовой муки и дополнительно начинённые орехами, семенами кунжута, мёдом и т. п, горячего бульона с одэняпонское «зимнее» блюдо. Основа одэна — бульон даси, в котором томятся на медленном огне всевозможные продукты.

Но, живя в Сеуле всю жизнь, она давно перестала замечать всё это. Город для неё был лишь фоном, декорацией, мимо которой она проходила каждый день.

Стоило взгляду зацепиться за кое-что странное, инородное, как привычная картинка дрогнула. В узком переулке, в жёлтом свете уличного фонаря, неуклюже ковыляло огромное существо со шкурой, покрытой чешуёй. Оно тащило в пасти кусок ржавого железа, будто так и надо, а редкие прохожие не обращали на него абсолютно никакого внимания.

— Пульгасарив поздней корейской мифологии легендарное животное с туловищем медведя, хоботом слона, глазами буйвола, хвостом коровы и лапами тигра.Питается железом и изгоняет наваждения и кошмары у людей.? — прошептала Хара и припала к стеклу, смотря назад, когда автобус тронулся. Она замерла на мгновение и оторопело оглянулась, но никто из пассажиров не отреагировал на существо. Значит, она одна его видела.

«Нужно сказать Минхо», — мелькнуло в голове.

И будто в ответ на эту мысль, телефон завибрировал в кармане, заставив Хару вздрогнуть. Она быстро вытащила его, но на экране горело лишь короткое и бездушное «Ok» от Минхо — реакция на сообщение, что она уже едет домой.

Стало так нестерпимо тоскливо, что, задумавшись, она чуть не проехала свою остановку. Очнувшись в последний момент, Хара рывком поднялась, практически уронив рюкзак, и поспешно выбежала на улицу, сжимая его лямку одной рукой.

Вечерний воздух встретил промозглой свежестью — в нём смешались ароматы жареного теста, горячего бульона и алкоголя, которые тягучим шлейфом распространялись от палаток пойджанмаччауличные палатки с едой, расставленных вдоль дороги. Яркие пластиковые занавески колыхались, пропуская наружу смех, звон посуды, приглушённые голоса. Кто-то шумно прихлёбывал соджу, кто-то, облокотившись на стол, пьяно вёл бесконечные разговоры, слова которых терялись в подкрадывающейся ночи.

Хара машинально запахнула куртку, убрала телефон в задний карман джинсов и сунула руки в карманы, чувствуя, как тревога где-то внутри резонирует с приглушёнными голосами. С тех пор как мульгвишин заговорила с ней в тот вечер, внутри неё поселилось какое-то тягучее, липкое беспокойство — оно пряталось в уголках сознания, накатывало странными снами, шорохами, холодком по коже.

Ей хотелось тепла. Хотелось забыться.

Остановившись у одной из закусочных, Хара вдохнула горячий, пряный аромат еды и, не раздумывая, зашла внутрь.

Плотная пластиковая плёнка, висевшая по периметру палатки, отделяла её скромное внутреннее пространство от промозглого мира снаружи. Внутри горела тусклая лампочка, выхватывая из полумрака красные пластиковые столы и простые табуретки, рассчитанные на тех, кто искал уюта среди стремительно темнеющих переулков Сеула. В воздухе висел аромат острого кимчи, жареных кальмаров и чего-то пряного, с дымным оттенком: возможно, остатки специй, которые бросали в котёл с бульоном.

Сев за один из столиков, Хара кинула рюкзак на табурет рядом и положила телефон на стол. Ссутулившись, она убрала непослушные волосы, прилипшие ко лбу, облокотилась на стол и уронила голову на руки, прикрыв ладонями глаза. Обычно она и Минхо действовали слаженно, однако в этот раз что-то пошло не так. Может, не стоило останавливать брата и нужно было дать ему довести ритуал до конца? Если эта мульгвишин всё же обманула её, и вскоре в новостях будет репортаж об утопленнике в ручье Чхонгечхон, Хара не простит себя.

Эти мысли крутились у неё в голове по замкнутому кругу. Усугубляли ситуацию и кошмары, из-за которых спать стало практически невозможно, и усталость теперь постоянно давила на плечи. Хара подняла голову, глянув на запястье, и поймала себя на том, что уже раз пятый за день делает это: но запястье было чистым, на нём не осталось никаких знаков с того дня.

Мимо прошла хозяйка палатки — невысокая женщина в выцветшем фартуке, пахнущая горячим бульоном и перцем. От неё веяло чем-то тёплым, привычным.

— Ттокпоккитрадиционное блюдо корейской кухни. Представляет собой «колбаски» или брусочки из теста, приготовленного из рисовой муки., пожалуйста. Поострее... — голос Хары сорвался на последнем слове.

Женщина улыбнулась — устало, с каким-то пониманием, будто не впервые видела таких, как Хара. Тех, кто приходил сюда не только за едой.

Хотелось, как бы это банально ни звучало, заглушить тревогу обжигающе острой пищей, чтобы перец жёг рот сильнее, чем мысли сознание. В придачу к ттокпокки Хара взяла соджу, надеясь, что небольшая алкогольная горечь в горле поможет расслабиться.

Пока ждала заказ, она рассматривала сквозь мутную виниловую плёнку палатки яркую размытую вывеску круглосуточного магазинчика на другой стороне дороги, пытаясь разобрать название. Улица казалась почти безлюдной: редкие прохожие спешили по домам.

Через несколько минут Хара получила ттокпокки — ярко-красные рисовые палочки, плавающие в соусе, щедро сдобренном перцем кочхуджанг. Пар поднимался от тарелки густыми клубами, а в ней плескалась оранжевая маслянистая жидкость, цепляясь за края посуды алыми разводами. Обычно Хара с удовольствием смаковала такую еду, но сейчас аппетита не было.

Она машинально поддела пару кусочков металлическими палочками, поднесла ко рту, и почти сразу почувствовала, как соус обжёг губы. Острота пронзила язык, заставила в уголках глаз скопиться слёзы, но пробиться сквозь гнетущее чувство в груди так и не смогла. Рядом стояла мутно-зелёная бутылка, а возле неё маленькая рюмка с соджу. Хара уже несколько минут просто смотрела на неё не притрагиваясь.

Странно, но когда Минхо занёс кымганчжо над мульгвишин, Хара инстинктивно почувствовала себя увереннее. Будто в ней всегда была эта сила, просто она до сих пор спала, ожидая своего часа.

Тряхнув головой, Хара попыталась отогнать наваждение. Всё это глупости. Она — не мудан. У неё нет силы, нет дара, нет той врождённой связи с духами, которой обладали шаманы. Она всего лишь обычная девушка, которая унаследовала от отца — охотника на нечисть — слишком опасную судьбу.

Время тянулось, лениво растекаясь в вязком тепле палатки. Хара помешивала палочками ттокпокки, наблюдая, как по прозрачной плёнке бесшумно стекали капли влаги из-за конденсата. Они дрожали на тонкой поверхности, набухали, а затем срывались вниз, оставляя после себя влажные дорожки. Разница температур между улицей и пропитанным запахами закусок воздухом внутри создавала этот едва уловимый, но постоянный ритм: капля за каплей — вниз, словно отсчитывая минуты.

Шорох занавески на входе. Кто-то вошёл. На секунду внутрь ворвалась уличная прохлада, и поток сырого воздуха пронёсся по помещению. Где-то снаружи раздался приглушённый голос, скрип обуви по влажному асфальту, но Хара не обратила на это особого внимания.

Пока за стол напротив неё кто-то не сел.

Она удивлённо перевела взгляд на высокого парня, который совершенно бесцеремонно опустился на табурет, словно они были хорошими знакомыми, и моргнула. Он лениво провёл длинными пальцами по краю стола и улыбнулся:

— Одинокая девушка в такую ночь да ещё с соджу... Опасное сочетание.

Его голос был низкий, с тёплыми обволакивающими нотками. Харе почему-то представилась в этот момент пчела, которая увязла в мёде: её возмущение так же медленно шло ко дну. Потому что стоило им встретиться взглядами, как внутри неё что-то болезненно дрогнуло, словно кто-то коснулся натянутой струны.

Этот парень был... слишком идеальным для заурядного прохожего. Классический тёмный костюм под чёрным пальто, волосы аккуратно уложены, безукоризненно бледная кожа лица. Он напоминал актёра или айдола.

Но больше всего Хару поразили его глаза. Сначала ей показалось, что они светло-карие с янтарными вкраплениями. Но стоило присмотреться, как оттенок изменился: Хара увидела золото, расскалённое, живое. В тусклом свете лампы, висящей под потолком пойджанмачча его глаза вспыхнули, как догорающие угли от порыва ветра, точно внутри него тлело что-то. И было это что-то древнее, недоступное для чужого понимания.

— Кто вы? — вопрос сорвался с губ раньше, чем Хара успела подумать. Она быстро моргнула и мотнула головой, пытаясь отогнать странное ощущение — будто её мысли стали, как патока. — Мы знакомы? — добавила она хмурясь.

— Нет, — парень пожал плечами, не сводя с неё взгляда. — Но я не смог пройти мимо. — Он посмотрел на почти не тронутые ттокпокки и рюмку с соджу и облокотился на стол. — Хочу задать вопрос, — сказал он мягко и снова перевёл взгляд на неё. — Ты чувствуешь, как мир меняется вокруг тебя? Что-то происходит, не так ли?

Хара замерла, ощутив, как внутри поднимается тревога. Они точно не знакомы?

— Не понимаю, о чём вы, — осторожно сказала она.

— Нет, понимаешь, — уверенно возразил он, а затем, наклонившись ближе, прошептал: — Я вижу, как твои глаза меняются, когда ты думаешь о том, что недоступно обычным людям.

Хара чуть не выронила палочки. За какие-то жалкие минуты он слишком глубоко проник в её личное пространство. Словно знал про сны, про духа и чувство вины, про неспокойные тени, танцующие каждую ночь на стенах её спальни.

Она опустила взгляд, пытаясь унять дрожь в пальцах. Подцепила кусочек ттокпокки, но когда отправила его в рот, пряный, обжигающий вкус не доставил удовольствие. Незнакомец же не сводил с неё глаз, и в их янтарной глубине, когда Хара украдкой взглянула на него исподлобья, ей вдруг почудилась насмешка — едва уловимая, но насмешка. Неприятно.

Проглотив ттокпокки, Хара выпрямилась и прочистила горло.

— Если вы сели ко мне, чтобы говорить загадками, то ошибись местом, — она старалась звучать уверенно, хотя внутри чувствовала себя совершенно иначе. Желание позвонить брату росло с каждой секундой.

Парень слегка улыбнулся.

— Нет, не ошибся, — произнёс он медленно, словно пробуя слова на вкус. — Я всегда прихожу туда, где могу найти... интересную компанию.

Харе показалось, будто он знает о ней больше, чем она сама. Она украдкой изучала его лицо: чёткие скулы, тонкий прямой нос, мягкий изгиб выразительных губ. Незнакомец словно предвкушал что-то. Как хищник, что наблюдает за добычей — не торопясь и играя с беспомощной жертвой. Хара чувствовала силу, исходящую от него, и от этого становилось не по себе.

Она снова глянула на телефон, лежащий на столе, сглотнула.

— Не стоит так на меня смотреть, — вкрадчивый голос обволакивал. — Я обычный человек... вроде как, — и на губах парня мелькнула улыбка.

Последняя фраза, произнесённая с чуть заметной заминкой, заставила сердце Хары ёкнуть. Что он хотел этим сказать? Она покосилась на других посетителей пойджанмачча: на фоне гремели металлические крышки кастрюль, хозяйка разливала мутное макколи в чаши, офисные клерки смеялись, закинув головы назад. И никому не было дела до неё. До них.

— Я всё равно не понимаю, что вы от меня хотите.

Парень лениво подпёр голову одной рукой и продолжил сладко улыбаться, смотря на Хару. Пальцами второй руки он постукивал по столу, словно у него в голове звучала какая-то песня.

Что-то внутри Хары протестовало. Она не привыкла к такому давящему вниманию, как и не привыкла к намёкам, которые выдавали нездоровые знания о ней. Всё это попахивало сталкерством.

— Иногда первое впечатление обманчиво, — негромко отозвался парень, вздохнув. — Но поверь, твои сны — одна из надёжнейших вещей в этом меняющемся мире.

Хара хотела спросить, откуда он знает про сны, но в горле встал ком. Вместо этого она замолчала, ошарашенно уставившись на него. Внезапно стало душно.

— Так, хватит! — она схватила рюкзак, достала несколько купюр из бокового кармашка и крикнула хозяйке, положив их на стол: — Я тороплюсь, было вкусно!

Быстро встав и схватив телефон, Хара практически выбежала из палатки, её шаги гулко отдавались в ночной тишине. Только когда она отошла на несколько метров, дыхание немного выровнялось, а руки перестали так сильно дрожать. В суматохе она утратила ощущение времени, и лишь взглянув на чёрное небо, задумалась: который час?

— Девять?! — активировав экран, Хара не поверила своим глазам.

Неожиданное осознание заставило её нахмуриться. Видимо, Минхо нет дома, иначе он бы уже начал названивать с вопросом, куда она запропастилась.

— Чего ты боишься? — голос незнакомца из палатки прозвучал за спиной совершенно неожиданно.

Хара резко обернулась и тут же отшатнулась: парень оказался слишком близко.

Дождь, прошедший накануне, оставил после себя мелкие лужи, в которых дрожали огни уличных фонарей. В воздухе пахло мокрым асфальтом, опавшими листьями и чем-то пряным, доносящимся из закусочной. Скользнув взглядом по одной из луж, Хара застыла. Отражение незнакомца искривилось, теряя человеческие черты, будто кто-то провёл мокрой кистью по невысохшей акварели. На какие-то доли секунды Хара готова была поклясться, что видит лисью морду вместо лица — острую, с горящими глазами, а за спиной парня трепещут несколько хвостов, словно танцующие языки пламени. Но стоило ей моргнуть — всё исчезло.

Сердце забилось с удвоенной силой.

«Это ещё что такое?!» — Хара зажмурилась и снова посмотрела в лужу, но больше ничего необычного не увидела.

Похоже, парень заметил её замешательство: янтарный взгляд медленно скользнул вниз, и уголки губ чуть дрогнули. Это даже нельзя было назвать настоящей улыбкой — скорее, тенью эмоции. На его щеках на миг появились неглубокие ямочки, придавая лицу странную, почти мальчишескую мягкость.

— Не бойся, — произнёс он как-то протяжно, нараспев, словно гипнотизируя. — На самом деле всё не так страшно.

— Я... — Хара не знала, что ответить, да и не хотела, если честно, продолжать этот странный разговор.

Осознание того, что она только что видела, заставило её поддаться порыву: она развернулась, чтобы попытаться убежать как можно дальше. Но не успела сделать и шага — парень оказался быстрее. Он аккуратно, но настойчиво поймал её за запястье, и Хара ощутила необычное тепло, которое волной прокатилось от ладони вверх по руке и будто влилось в лёгкие.

Импульс. Удар сердца, и привычный мир дрогнул, сознание на миг померкло.

Импульс. Удар сердца, и перед глазами вспыхнул образ: ночной лес, стелющийся под лунным светом туман, и белая лиса, сидящая среди травы.

Лиса дёрнула еле заметно ушами, приподняла морду и посмотрела на Хару немигающим пронзительным взглядом. Сложно было описать словами, что в этот момент почувствовала Хара, потому что в охровых бусинах глаз лисицы она увидела то же самое расплавленное золото на древних углях мироздания, как и в глазах незнакомца. Туман клубился, окутывал всё вокруг, и где-то вдалеке слышался глухой гул, похожий на барабаны чангукорейский ударный музыкальный инструмент, род двустороннего барабана.

Хара судорожно моргнула, хватая ртом воздух, и вернулась в реальность, будто кто-то выдернул её обратно.

Сердце билось так сильно, что, казалось, гул отдаётся в висках, и с каждым ударом жар от прикосновения незнакомца пульсировал внутри, растекаясь по лёгким, не угасая, а только нарастая.

— Что... это? — она выдохнула и посмотрела в лицо парню.

Он наклонился чуть ближе и теперь почти касался губами её уха. Шёпот обжёг кожу на щеке:

— Скоро поймёшь, но ты должна приготовиться.

Хара ощутила, как у неё внутри всё переворачивается. Она не могла сдвинуться с места, пока он не отпустил её запястье. И тогда, сделав шаг назад, она шатнулась от внезапной слабости в ногах. Казалось, этот короткий контакт высосал из неё силы.

Несколько секунд они просто стояли, глядя друг на друга.

— Кто... кто ты? — спросила она ещё раз, с трудом контролируя дрожь в голосе.

Улыбка парня стала мягче, но от этого в ней ощущалась ещё большая опасность. Он не ответил прямо, лишь наклонил голову и прищурился.

— Скоро узнаешь.

Хара поняла, что больше не выдержит. Слишком много странностей на один вечер, и она уязвима сейчас, как никогда. Этот незнакомец испугал её до чёртиков, и хоть Хара старалась не накручивать себя, одно было очевидно: эта встреча не случайна.

Она развернулась и бросилась прочь по улице, убегая без оглядки и не думая, о том, как сейчас выглядит. Страх будто кнутом подгонял её, хлёстко ударяя по нервным окончаниям. Один поворот дороги, второй. Нужно бежать быстрее и, самое главное — как можно дальше.

Хара замедлила шаг, прислушавшись. За ней, вроде бы, никто не гнался. Дыхание постепенно начало выравниваться, а гул в ушах стихать. Но внезапное чувство, что нужно оглянуться, заставило её остановиться. Она медленно обернулась и оцепенела.

Парень стоял всего в нескольких метрах от неё, будто она всё это время просто бежала на месте. Вцепившись в лямку рюкзака, Хара попятилась.

Незнакомец казался спокойным и расслабленным. В руке у него поблёскивала рюмка, наверное, с соджу, которую он медленно, театрально, поднёс к губам и выпил разом, а потом склонил голову набок, будто ожидая реакции на это представление.

Хара сглотнула, отступила ещё на два шага. Если он двинется к ней, она точно закричит. Но, когда она попыталась открыть рот, поняла, что челюсть от напряжения предательски свело. Где-то сбоку, во дворах, залаяла собака. Хара дёрнулась и посмотрела в сторону, а когда вновь перевела взгляд на дорогу перед собой — парня уже не было. Чертовщина.

— Хара...

Голос незнакомца прозвучал совсем близко, вот только его самого нигде не было видно. Хара заметалась взглядом по улице, крутанулась на месте, посмотрев назад — никого. На мгновение показалось, что кто-то коснулся её скулы, и Хара хлопнула себя по щеке, попятившись. Внутри всё похолодело.

Скребущее чувство, что за ней наблюдают, разорвало в клочья ощущение безопасности. Кожу покалывало мелкими иголками паники. Недолго думая, Хара снова сорвалась с места. Нужно было скорее добраться до дома. Она, конечно, не была уверена, но казалось, что там ей никто не сможет причинить вред. В это очень хотелось верить.

Заметив ворота дома, Хара ускорилась и побежала из последних сил, зажмуриваясь и стараясь не обращать внимания на подступившую тошноту. Только оказавшись в тёплой прихожей, она с облегчением вздохнула и несколько минут просто стояла, прижавшись к двери спиной. Лёгкие жгло, а сердце колотилось где-то в горле. Хара закрыла лицо руками и глубоко вдохнула и выдохнула, провела ладонями вниз, вытирая выступивший пот.

Когда она открыла глаза, темнота ослепила её на долю секунды, будто ладони мрака по‑прежнему лежали на её веках, мешая сфокусироваться на окружающем пространстве. Но спустя мгновение зрение начало возвращаться. Где-то в дальних комнатах досадливо скрипнула доска, и этот звук, похожий на усталый вздох, заставил Хару замереть. Казалось, дом сетовал на одиночество, упрекал её за долгое отсутствие.

Как она и думала, Минхо ещё не было. В груди шевельнулось странное чувство — не тревога, не разочарование, скорее усталость, смешанная с едва ощутимой пустотой. Как долго его не будет в этот раз? Хара провела ладонью по затылку и медленно стянула куртку. Холодный воздух моментально коснулся разгорячённой кожи шеи, пробежался по спине, оставляя за собой дорожку мурашек. Она задержала дыхание, прислушиваясь к этим мимолётным ощущениям, но затем шагнула вперёд и сбросила обувь.

Хара на секунду замерла, разглядывая темноту коридора, затем медленно двинулась в сторону своей комнаты. Однако, дойдя до двери, остановилась. Темнота за порогом казалась живой. Она стояла плотной стеной, не давая разглядеть очертания знакомых вещей и поглощая свет из коридора.

Только когда её пальцы нащупали выключатель на шершавой стене, и жёлтый свет вспыхнул, разгоняя вязкую тьму, Хара, наконец, смогла переступить порог. Свет резанул глаза, слишком яркий после долгого пребывания в полумраке, но она не зажмурилась — наоборот, смотрела широко распахнутыми глазами, будто пыталась напитаться им, чтобы растворить липкую тревогу, поселившуюся где-то в глубине груди.

Тени, которые каждую ночь начинали новый танец на стенах спальни, всегда были здесь. Они никогда не исчезали полностью, только отступали, терпеливо дожидаясь своего часа. Они прятались по углам, цеплялись за ножки стула, висели на занавесках, колыхаясь, словно живые. И сейчас Хара не хотела сталкиваться с ними.

Для верности она шагнула к столу и включила ночник. Его слабый, тёплый свет разлился по комнате мягкими бликами, загоняя тени ещё глубже в укромные уголки. Только после этого она подошла к шкафу, потянулась к дверце и раскрыла её с негромким щелчком. Холодок скользнул по спине, но Хара поспешно вытащила пижаму, уже собираясь закрыть дверцу... когда что-то мелькнуло в зеркале у противоположной стены. Едва уловимое движение. Пальцы разжались сами собой. Ткань пижамы скользнула вниз, бесшумно опустившись на пол.

Всё внутри сжалось в болезненный узел. Горло мгновенно пересохло, дыхание сбилось.

Хара зажмурилась на секунду и в следующую повернулась к зеркалу, но в нём отражалась только она. Никакого чёрного существа, будто выбирающегося из аккуратной деревянной рамы, не было.

— Кажется, я схожу с ума, — прошептала Хара и быстро подобрала одежду с пола.

Она ещё раз настороженно осмотрела комнату, но ничего странного больше не заметила. Однако чувство, что она не одна, не покидало. Оно витало в воздухе, как запах гари после пожара, невидимое, но ощутимое. Хара попыталась убедить себя, что это просто нервы.

В конце концов, отец, Минхо и она сама — все они имели дело с вещами, которые обычный человек сочтёт безумием. Но видеть мульгвишин или слышать голоса — это одно, а вот столкнуться нос к носу с таинственным парнем, который, похоже, является никем иным, как кумихо, — совсем другое.

Легенды о девятихвостых лисах, были известны всем, кто хоть чуть-чуть интересовался фольклором. Хара с детства слышала эти истории: о существах, которые могут принимать человеческий облик, об их хитрости, способности обманывать и соблазнять. Но всё это казалось ей чем-то далёким, как будто это происходило в другом мире, а не в её реальности.

Однако теперь она сама оказалась в центре одной из таких историй. Хара никогда не видела кумихо, и представить не могла, что встретит его, да ещё и так буднично — за тарелкой ттокпокки.

— Минхо точно меня убьёт, если узнает, — нервно хохотнула Хара, натянув футболку. Она вытащила волосы из-под неё и бросила влажную от пота рубашку в корзину для белья.

«Лисья улыбка...» — вспомнилось ей внезапно.

Хара читала когда-то, что кумихо часто описывают как существ с обманчивой, завораживающей улыбкой. Та, что затягивает жертву в ловушку и пробуждает в человеке чувства и потаённые желания. Они знают, как играть на человеческих слабостях, как пробудить в человеке то, что он сам в себе боится признать. И теперь, когда она думала об этом, её охватило странное чувство — смесь страха и... интереса.

— Что этому кумихо от меня надо?

Ответов не было. Она села на край кровати, обхватив голову руками. Мысли путались, как клубок ниток. Можно было бы предположить, что незнакомец через неё пытается добраться до брата, но Хара не знала, сталкивался ли Минхо с кумихо когда-либо. С другой стороны, он вряд ли бы дал уйти существу. Не в правилах Минхо было прощать тех, кто реально угрожал людям.

Хара вздохнула и упала на спину, уставившись в потолок. Надежда была лишь на то, что они больше никогда не встретятся. Всё же в Сеуле девять миллионов жителей. Город был огромным, шумным, полным людей.

«Кумихо найдёт себе жертву и посговорчивее», — подумала она.

Кого-то, кто не будет задавать столько вопросов и сопротивляться. Того, кто сдастся под натиском обворожительной улыбки. Ей же думать об этом больше не хотелось: завтра семинар по корейской классической литературе и надо подготовить анализ романа «Хон Гиль Дон Чон».