Гукюн

С вином хорошо, пусть долго он так и не протянет. Вино заменяет собой отравленную разлукой кровь, размывает картинку реальности, позволяет Намджуну на смятых простынях его видеть, присутствие чувствовать. С вином того рокового дня не существует, он никогда не наступал. С каждым новым глотком Чимин к Намджуну ближе, и альфа кувшин из рук не выпускает. Сначала он видит размытые очертания омеги, который сконцентрировал в себе весь его мир, потом эти очертания приобретают более реальную форму. Намджун сквозь застилающую глаза дымку на него смотрит, за его приближением следит. Пропитанный алкогольными парами мозг подбрасывает жизненно необходимые ему сейчас картинки. Чимин садится на постель рядом, зарывается пальцами в белые волосы, поглаживает, нагнувшись, в лоб целует, Намджун в такие моменты, как дыра в его груди зарастает, чувствует.

Больше вина, потому что просыпаться смерти равно, потому что, возвращаясь в реальность, Намджун снова свой ад переживает, будто впервые новость об уходе омеги получает и по новой об неё разбивается. В этой спальне, где шторы уже которые сутки не раскрываются, Намджуну хорошо, если слово «хорошо» вообще применимо к тому, от кого осталась одна оболочка, сам альфа умер в ту ночь здесь же на полу, насквозь словами Чимина пронзённым. Намджун оплакивает не своего ребёнка, а потерянное с ним вместе будущее, ведь, пойдя на такой шаг, омега ему то, что никогда к нему не потянется, доказал. Намджун всегда знал, что Чимин его не любит, но сам в придуманную иллюзию, что ледники растают и у них всё получится, верил. Чимин же его лицом на мраморный пол швырнул, оставил корчиться, подбирая разбросанные вокруг осколки своей мечты, которые больше никогда вместе не собрать.

Намджун не понимает, чего от него хотят Гуук и Хосок, почему не дают ему побыть с Чимином в этом дурмане, дожидаясь своего часа, почему не видят, что самый сильный воин империи сломался. Он прошёл не одну войну, выжил после стрел и мечей, но кровоточит от слов, с которыми ему никогда не справиться. Теперь ещё и Юнги врывается, ломает придуманную реальность, где альфа вместо подушки Чимина обнимает, что-то о нападении говорит, о слабости, Намджун её и не отрицает. Он слаб, как никто, даже доказывать обратное не пытается. Он живёт его запахом, давно рассеявшимся, но всё еще в памяти хранимом, его улыбкой не ему, прикосновениями, самые нежные из которых он получил за пару минут до собственной смерти. Он не хочет никого видеть, не хочет выходить во внешний мир, он хочет остаться замурованным в этой комнате, где на постели с ним спал тот, у чьих ног бы альфа был готов умереть. Эту же комнату он хочет видеть своей гробницей, потому что она помнит все их моменты близости, редкую, пусть часто и вымученную улыбку Чимина, вынужденные, порой казавшиеся такими искренними прикосновения.

Намджун с болью смотрит на дверь на балкон, вспоминает первое к нему прикосновение, повисшего в воздухе омегу, за которым следом сейчас и сам бы нырнул в гранит.

<i>«Ты запрещаешь говорить, даже думать, что это любовь, называешь меня полоумным, — подставляет голову под его ласки альфа, теряя грань между реальностью и иллюзией, — но я тебя люблю. Пусть моя любовь и безумна, но это именно она. Она настолько огромна, что поглотила мой разум, превратила меня в чудовище, убеждённое, что если не твоя воля, то моя сила оставит тебя со мной. Я поздно осознал свою ошибку, поздно понял, что ты мой цветок жизни и, заставляя тебя увядать, я сам и себя сгубил. Когда любят, ведь отпускают? Я принял эту истину, сломал оковы, отпустил тебя с ним. Это ли не доказательство моей любви? Ты никогда ко мне не вернёшься, а я никогда тебя не разлюблю».</i> Чимин тускло улыбается, перебирает его пряди, бесцветным взглядом на дверь смотрит и шепчет одно слово «Юнги».

— Юнги, — резко приподнимается на кровати Намджун и, охнув, хватается обеими руками за голову. Будто кто-то сидит в голове и изнутри молоточком бьёт. Намджуна мутит, головная боль отдаёт и на глаза, хочется снова напиться до отключки, лишь бы перестать чувствовать, но нельзя. Чимин любил Юнги. Намджун даже ревновал любовь омеги к другу, понимая, что ему даже мизерную часть этих чувств не получить. Любви от Чимина он даже попросить не смел, но об его присутствии в своей жизни на коленях бы молил. И Гуук любит Юнги, а теперь, когда Намджун знает это чувство на вкус, даже мысль о том, что друг может пройти через нечто подобное, заставляет волосы на затылке шевелиться. Гуук потерю Юнги не переживёт, потому что Намджун свою не может.

Он с трудом соскальзывает с постели и осматривается по сторонам в поисках меча. Юнги должен родить наследника империи, должен стоять рядом со своим альфой, и если Намджун и так ищет смерть, то пусть найдёт её, защищая того, кто заменяет сердце его брата. Намджун тянется за откинутым в сторону мечом и пару минут пытается нормально удержать его в руке. Рука дрожит, пропитанный алкоголем организм не подаётся контролю, он замахивается по воздуху несколько раз и, поняв, что лучше всё равно не получится, пошатываясь, идёт к двери. Если не в этой, то в следующей жизни Намджун сделает всё правильно, и Чимин его полюбит, а пока единственный правильный поступок, который он может совершить — это помочь омегам своих братьев.

Юнги не лгал, видимо, и правда на Идэн напали, потому что коридор пустой, а грохот, который Намджун слышал все эти дни, был не в его голове. Знать бы ещё, кто настолько обнаглел, что напал на Идэн, где Хосок с Гууком и почему дворец должен защищать именно Намджун? Это всё он потом обязательно выяснит, сейчас необходимо добраться до Юнги. Намджун слышит голоса в конце коридора и, вжавшись в стену, видит идущих на него двух воинов, судя по одежде, они с Севера. Намджун резко вылезает из укрытия и, не дав мужчинам опомниться, пронзает мечом обоих. Альфа довольный собой, что смог удержать оружие, идёт к лестнице. На первом этаже он сталкивается ещё с троими, одного он убивает сразу же, получает два пореза на плече и, заваливаясь на второго, которого уже проткнул, резко перевернувшись, прикрывается им же, заставляя его товарища добить его, а сам сворачивает нападающему шею. Закончив с воинами, Намджун только поднимается на ноги, как его окружает десяток альф.

— Чего это вас так много? — устало спрашивает Намджун, стараясь сфокусироваться хоть на одном и опираясь о стену.

— Тащите его в зал к правителю, — выходит вперёд худощавый альфа, и Намджун начинает громко смеяться.

— Бохай? Ты ли это? Время тебя не щадит, — продолжает смеяться Ким и, получив рукояткой меча по шее, болезненно морщится. Меч у него отбирают и, подталкивая в спину, ведут в зал.

<b><center>***</center></b>

— Воистину ты прекрасен, даже живот тебя не портит, — жадно разглядывает облачённого в красный шёлк омегу Чжу. — Ну скажи, что жалеешь, что стал его подстилкой. Что жалеешь, что будешь платить за роскошь в пару месяцев своей жизнью и жизнью сына. Начинай ползать, а я тут посижу, — грубо отталкивает его в сторону и опускается на трон Гуука.

Юнги еле сдерживается, чтобы не наброситься на подлеца, который осмелился сесть на место его мужа.

— Я омега Гуука, не путай меня со своими такими же трусливыми, — зло говорит Юнги и слышит звук меча, рассекающего воздух, за его спиной.

Он чувствует клинок, касающийся его шеи, но не оборачивается. Чжу давит на меч, видит, как выступают капельки крови, размазывает их лезвием по коже и отвлекается на вбежавшего в зал воина.
Мужчина, подойдя к Чжу, склоняет голову и докладывает:

— Ким Сокджин с небольшим отрядом прорвался в центр, пытается дорваться до дворца. Основную его силу наши удерживают у стены.

— Ублюдок, — шипит Чжу и убирает меч. — Он не дойдёт до дворца, мы устроим ему горячий приём. Собирайте наших к центру, этот идиот думает, что его жалкие войска способны остановить меня. Удивим его. Я повешу его голову рядом с головой этого прекрасного омеги, — ухмыляется Чжу и идёт к двери. — Хочу лично его встретить, а вы приглядывайте за этим, но не трогайте, я ничего пропустить не должен.

Чжу покидает дворец, а Юнги опускается на пол рядом с Биби, впервые за последние часы расслабляясь. Он только сейчас замечает следы от ногтей на своих ладонях, всё это время он настолько сильно сжимал свои руки от напряжения, что чуть не проткнул кожу. Он трёт порез на шее и, не переставая, смотрит на дверь и вслушивается в голоса со двора.

Всё, о чём Юнги думает, — Гуук и народ, оставшийся один на один с чудовищем, не знающим пощады. Он молит всевышние силы, чтобы Гуук вернулся в Иблис, чтобы спас свой город, остановил массовую резню. Юнги не хочет умирать, особенно учитывая, что носит в себе их сына и мечтает дать ему жизнь, но он не боится смерти. С самого знакомства со своим альфой смерть и так ему в затылок дышала. Юнги боится другого, и именно поэтому хочет, чтобы Гуук успел. Юнги боится, что его смерть и смерть сына сломают Гуука, а сломанный Дьявол в своей боли утопит всех и сам дотла сгорит. Юнги миру этого не желает, так и хочет оставаться его сдерживающей силой. С их знакомства прошло столько времени, но Гуук не изменился, никогда не менялся, пусть окружающие и думают, что он теперь другой. Юнги знает, что это потому, что он рядом, потому что занимает его мысли, в самые напряжённые моменты держит его за руку, не давая сразу обнажить меч, а сперва выслушать. Гуук без него с цепи сорвётся, а историкам только его зверства описывать останется. Юнги нельзя умирать, иначе этот мир потонет в крови. Омега пробуждает в Дьяволе лучшее и мечтает остаться этим огоньком, у которого сердце того, у кого его, вроде, нет, будет оттаивать.

Юнги так и сидит на полу, поглощённый своими мыслями и подбадриваемый словами Биби, когда видит Намджуна, подталкиваемого внутрь воинами.

— Почему ты не усидел у себя? — сокрушается про себя Юнги.

Альфу бьют в живот, он успевает дать сдачи, но после удара дубинкой по ногам, валится на пол прямо рядом с омегой.

— Прости, я не смог, — морщится от боли Намджун и принимает сидячее положение.

— Лучше бы ты сидел в спальне и не вылезал, потому что уже поздно, все наши воины в Идэне погибли, — тихо говорит ему Юнги. — А ты не в состоянии держать меч.

— Я вообще-то нескольких убил, — хмурится Намджун, — и где твоего мужа носит?

Юнги, косясь на ходящих вокруг воинов, коротко рассказывает Намджуну о событиях последних дней.

— Теперь я жалею, что не увижу, как Гуук этого труса на куски порубит, — усмехается Намджун. — Где омега Хосока?

Юнги глазами указывает в пол.

— А где сама эта мразь? — оглядывается по сторонам альфа.

— Кажется, на помощь Иблису пришёл Сокджин, он пошёл его встречать, — разглаживает шёлк на коленях омега.

— Сокджин? — не веря, смотрит на него Намджун и сразу же получает удар дубинкой от стоящего рядом с ними воина и приказное «умолкните».

Там, где имя Сокджина, там и Чимин. Намджуну нужно пару секунд, чтобы потуже удерживающие его целым верёвки затянуть, перестать перед глазами Чимина видеть и всё своё внимание на Юнги перенести. Одно только имя омеги, и реальность, которую вино прогоняло, разом на его плечи опускается, скелет деформирует.

— Сокджин — сильный воин, у его войск неплохая тактика, он может выиграть Гууку время, — тихо говорит Ким, поборов свои мысли. — Ты не теряй надежду и не бойся ничего, — просит омегу.

— Я и не боюсь, мой муж сам Дьявол, — улыбается в ответ Юнги и впервые за пару месяцев видит, как улыбка трогает осунувшееся после беспробудных пьянок лицо Намджуна.

— Гууку с тобой повезло.

— Тебе с Чимином тоже.

— Только ему со мной - нет, — снова эта стеклянная пустота на дне чужих глаз, и очередной удар в этот раз по лицу.

— Лично тебе я обещаю сперва отрезать конечности, а туловище выбросить в бассейн во дворе, чтобы окрасить его в красный, — шипит Намджун воину, его ударившему, и потирает лицо. Воин гадко ухмыляется и продолжает демонстративно размахивать дубинкой.

Прямо посередине зала воины Чжу развели костёр, в котором сжигают мебель и утварь. Дым поднимается к исписанному лучшими мастерами империи потолку, губит искусство, которое создавалось годами. От главного зала, который был сердцем Идэна, ничего не осталось. Передняя дверь еле держится в петлях, две остальные полностью разрушены. Всё ценное, что было в зале, даже исшитые золотыми нитями гобелены, войска Чжу вынесли. Юнги осматривает когда-то самый красивый зал дворца, но не грустит. Каждую стену можно изрисовать заново, разрушенные двери заменить и заказать новую мебель, но умершего человека к жизни не вернуть. Ценность вещей вмиг стирается, стоит подумать о человеческих жизнях. Юнги бы весь дворец Чжу отдал, лишь бы он людей не трогал, детей без родителей не оставлял.

Юнги холодно, пленники сидят вдали от костра и спасительное тепло до них не доходит. Он пытается дотянуться до сброшенной на пол меховой накидки, но на его ладонь наступает один из воинов, и омега, вскрикнув от боли, прижимает руку к груди. Намджун срывается вперёд, в одно мгновенье ломает руку воину и, получив удар в живот, падает на колени. Юнги опускает глаза в пол, лишь бы не видеть, как несколько воинов жестоко избивают альфу.

<b><center>***</center></b>

Чжу нет почти сутки. Юнги радуется, что, видимо, Сокджин всё же создал им большие проблемы, а то альфа бы вернулся раньше. Невыносимо хочется кушать, и несколько раз Юнги даже порывается плюнуть на гордость и попросить кусок хлеба, но кусает сам себе язык. Биби же напротив просит у воинов еды для беременного омеги, но в ответ получает одни ругательства и издёвки. Один из воинов, следящий за залом, невысокий рыжеватый паренёк лет двадцати, обходя комнату, будто бы случайно роняет рядом с Юнги ломоть хлеба. Юнги без слов тянется за ним и тайком медленно поедает его. Биби категорически отказывается от еды, шутит, что ему не мешало бы похудеть, и продолжает прижимать омегу к себе, пытаясь согреть. К вечеру следующего дня Чжу возвращается, и Юнги чувствует, как лопаются последние нити надежды. Чжу входит в зал в отличном расположении духа, ещё и этим добивая омегу, который позволил себе поверить в то, что ему не удалось.

— Сокджин всегда был слишком самонадеян, — потирает замёрзшие на морозе руки Чжу и идёт к пленникам. Юнги почти не дышит, моля небеса не дать ему услышать из уст врага, что Сокджин погиб, ведь его друг только познал вкус свободы, и омега хочет верить, что познает и вкус счастья.

— Но я оказал ему достойную встречу, половину войск перебил, остальных мои добивают. Не удивлюсь, если он на всех порах сейчас уносится обратно в Чин, но и это ненадолго. После Империи черепов я займусь и его владениями, — хрустит под ногами альфы разбитая посуда. — Надо же, сам Монстр почтил нас своим присутствием, — присвистывает Чжу, остановившись напротив Намджуна.

— Всё тебя ждал, — смотрит на него снизу вверх Ким, одним взглядом доказывая, что пусть он и пленник, но на коленях стоит Чжу. — Какой же ты безмозглый, раз уж на такое решился, — у Намджуна вместо лица кровавое месиво. Его за последние сутки избивали четыре раза, Юнги вообще поражается, как он всё ещё дышит.

— А чего мне бояться? Спившегося правителя или двух других, занимающихся защитой границ? — цедит сквозь зубы Чжу, утаивая информацию о том, что Дьявол покинул границы. Гуук всё равно не успеет, даже если крылья себе отрастит. — Иблис канет в лету, как и все его обитатели. Мир стоит перед рождением новой империи и нового Дьявола.

— Дьявол один и имя ему Гуук, — сплёвывает ему под ноги Намджун.

— Я лично отсеку ему голову, но сперва я позволю ему полюбоваться выпотрошенным трупом своего ненаглядного омеги, а теперь ещё и твоим, — зло отвечает Чжу. — Силён тот, кто не боится потерь! Но это не про тебя и твоих союзников. Посмотри, на кого ты похож! Воин, о котором слагали легенды, спился из-за какой-то шлюхи, которую даже мои солдаты, когда мы обрушимся на Чин, возможно, не захотят, — ухмыляется Чжу.

Юнги видит, как заостряются черты лица Намджуна, как ладони собираются в кулаки, а взамен пустоте в глазах огонь ярости вспыхивает. Ким подрывается с места, но его вмиг ловят воины Чжу и, скрутив руки, прижимают к полу.

— Дай мне меч, — цедит сквозь зубы Намджун. — Перестань показывать себя трусом.

— Я никогда не был трусом, — щурит глаза Чжу, — так что меч ты получишь, — он поворачивается к своим и приказывает дать пленнику меч.

— Намджун, ты не в лучшей форме, — подползает к нему Юнги.

— Можешь не смотреть на бой, — ободряюще улыбается ему альфа, — но я отлично бьюсь на мечах, и даже если погибну, мне есть за что.

Намджун протягивает руку за мечом, но воин, проследив за взглядом господина, вместо того, чтобы передать ему оружие, подкидывает меч в руке и вонзает в бок альфы. Последнее, что слышит Намджун, — это пронзительный крик Юнги, а дальше темнота.

— С чего ты взял, что я дам тебе оружие? — гогочет Чжу, пнув распластанного на полу, истекающего кровью альфу.

— Ты тварь, не достойная того, чтобы вести армию, — кричит на него Юнги и, подлетев к Чжу, с размаху бьёт его по лицу. — Трусливое отродье, — замахивается для второго удара омега, но получает кулаком в подбородок и больно прикусывает язык. Он успевает выставить руки вперёд, чтобы не упасть на живот и, выплюнув кровь, вновь поднимается на ноги. Юнги снова замахивается, но Чжу бьёт с размаху по скуле, и в этот раз омега уже не может встать. Он лежит на животе и словно сквозь туман смотрит на истекающего кровью Намджуна.

Всё не может так закончиться, Иблис не может пасть перед настолько трусливым полководцем, которому не хватило смелости убить Намджуна в честном бою. Юнги отказывается в это верить, пока он дышит, он не смирится.

— Надо перевязать рану, — хрипит Юнги и пытается доползти до Намджуна, рядом с которым уже рвущий на лоскутки его же рубаху Биби, но воины Чжу хватают его поперёк и оттаскивают в сторону.

— Пусть сдохнет от потери крови, как раз медленно умирать будет, всей картиной насладится. Приведите остальных, — приказывает Чжу воинам, а у Юнги кончики пальцев от осознания того, кем могут быть остальные, холодеют. Подозрения не обманывают, в зал, подталкиваемые воинами, входят слуги дворца, оставшиеся омеги гарема и Тэхён.

— Где же ты, любимый? — с отчаянием смотрит на дверь Мин, только сейчас впервые за последние сутки чувствует, как паника к горлу подкатывает.

Чжу ловит его взгляд, ехидно улыбается.

— Не смотри, он не придёт, а мы начинаем наш пир, — поворачивается к войскам альфа. — Всё награбленное добро пусть повозки начинают вывозить за стену, а все остальные собирайтесь здесь, нам есть что праздновать. Несите вино, выбирайте омег, развлекайтесь. Иблис пал.

Юнги с ужасом смотрит на то, как испуганно пятится назад Тэхён, когда на него наступают сразу четверо. Он слышит треск ткани, крики отбивающихся омег и мольбы о пощаде. Видит, как отчаянно отбиваются люди, как нескольких оказавших сопротивление слуг убивают прямо в зале. Кровь забрызгивает стены, крики становятся всё громче, Юнги пытается дотянуться до меча, лежащего на полу невдалеке, но Чжу ногой отталкивает его в сторону и вновь идёт к омеге. Юнги мутит, кажется, он вот-вот потеряет сознание, он с трудом поднимается на ноги, понимает, что это конец, и умирать под ногами труса отказывается.

— А ты обслужишь меня, нальёшь вина, окажешь гостеприимство, — Чжу вынимает свой меч. Юнги с места не двигается, так и стоит, поглядывая на Намджуна, рану которого зажимает Биби, на Тэхёна, который, оказывается, неплохо дерётся и даже разбивает о голову пытающегося повалить его на пол воина блюдо. Чжу стоит прямо перед ним, но Юнги его не замечает, доводит альфу своим безразличием до точки кипения.

— На меня смотри! — шипит Чжу, крепче сжимая в руке меч.

— Не на что смотреть, — наконец-то переводит на него взгляд омега, вкладывает в него всю ту ненависть, которую испытывает к этому альфе. — Ты для меня пустое место.

Лезвие скользит по горлу вниз к груди, альфа становится ближе, просовывает кинжал под материю и, резко дёрнув вниз, разрезает пояс. Халат, струясь, спадает с плеч омеги, собирается у ног красным пятном, оставляет его в одной нижней сорочке.

— Какая гадость, — косится на его ключицы Чжу, увидев метку, а Юнги прикладывает к ней пальцы и слабо улыбается.

Оказаться бы снова в той реке, вернуться к их с Чонгуком началу, отказаться от сна и других дел, побольше бы в его руках погреться, его голос послушать, потому что, кажется, больше Юнги его не увидит, даже если Чжу его не убьёт, он сам после всего, что ему придётся пережить, не выживет. Чжу разрезает и сорочку, холодный ветер, ворвавшийся в зал, лижет обнажённую кожу, вырывает омегу из безмятежного прошлого, возвращает к чудовищной реальности.

Юнги ловит скользящую вниз материю и, прикрывая бедра, отступает назад.

— Чего стесняешься, вина налей, — ухмыляется Чжу и дергает на себя зажатую в руках омеги сорочку. Юнги не даётся, Чжу вновь бьет его по лицу и, отняв сорочку, оставляет омегу абсолютно обнаженным перед всеми. Биби, туго затянув рану Намджуна его же рубахой, срывается к омеге и, на ходу стащив с себя накидку, накидывает её на его плечи, не сразу поняв, почему так истошно вопит Юнги. Биби опускает глаза вниз, в ужасе смотрит на свою обрубленную руку, лежащую на полу. Чжу убирает меч, а Биби, пошатнувшись, теряет сознание.

Юнги с трудом отрывает взгляд от хлещущей из обрубленной руки Биби крови и, придерживая на бёдрах соскользнувшую вниз накидку, смотрит на поднимающего меч Чжу. Юнги — следующий. Страха всё так же нет, но есть одно выворачивающее его на изнанку желание — увидеть Гуука. Хотя бы мельком на него взглянуть, потом можно навеки глаза закрыть. Он поглаживает живот, мысленно прощается с малышом и со своим альфой, готовится к вечному покою.

— Спокойной ночи, — слышит словно издалека Юнги противный голос.

Он не видит Чжу и нанесённого над ним меча, под веками омеги выбит образ Гуука, он слышит его голос, чувствует его запах. Лёгкая улыбка трогает губы Юнги, когда он понимает, что пусть и мало, но прожил прекрасную жизнь. Год с Гууком заменил ему семнадцать без него. Юнги ни о чём не жалеет, и пусть смерть заберёт его жизнь, их любовь ничто не в силах забрать. Юнги не чувствует разрывающее его плоть лезвие, боль, струящуюся вниз тёплую кровь, вместо этого он слышит грохот и крики со двора.

Чжу, повернувшись к двери, спрашивает у своих, что происходит, но у не менее шокированных воинов нет ответа.

Люди Чжу, оставив своих жертв, срываются за мечами и, путаясь в ногах после выпитого вина, выбегают во двор. Чжу не хочет думать, что кто-то прошёл через его войска и даже ворвался на территорию дворца, который окружён силами альфы, но времени больше терять не хочет. Он вновь замахивается мечом, решив, что пока омегу не добьёт, никуда не пойдёт, но Юнги, который воспользовался тем, что альфа отвлёкся, отражает удар подобранным с пола мечом одного из погибших воинов.

<b><center>***</center></b>

Гуук не знает, как он проделывает весь путь до Иблиса, он не помнит эти сутки, не считает, сколько раз ставало солнце и сколько раз оно садилось. Они почти не останавливаются, и с каждым пройденным городом армия за ним всё больше и больше, вся империя вышла с оружием на зов Дьявола. Они не жалеют лошадей, не говоря уже о себе, несутся вперёд и всё надеются уже увидеть долгожданные стены, за которыми погибает в агонии их народ и их семьи. Хосок и Гуук в пути почти не разговаривают, сильнее бьют по бокам коней и всё всматриваются вдаль, надеясь наконец-то увидеть очертания родного города. Путь до столицы удаётся значительно сократить благодаря тому, что Гуук не остаётся биться с союзниками Чжу, повстречавшимися им на пути и спешащими на помощь альфе в уничтожении Иблиса. Он оставляет часть войск отражать атаку, приказывает хоть ценой своей жизни не позволить им дорваться до Чжу и вновь срывается вперёд. Стоит стенам Иблиса показаться на горизонте, как вся передняя часть войск и сами правители замирают на месте, в шоке смотря на густой чёрный дым, стоящий над столицей. Гуук видел эту картину сотню раз, но обычно для этого ему приходилось оборачиваться. Сейчас он, как завороженный, смотрит на горящий город и даже отпускает поводья Маммона, не находя в себе силы двинуться вперёд. Что, если он опоздал? Что, если вместо Юнги он найдёт в Идэне его бездыханное тело? Сколько городов ему придётся сжечь, сколько рек окрасить в красный, чтобы понять, что это его не спасёт, боль от утраты его омеги не снимет.

— Гуук! — кричит остановившийся рядом Хосок, и альфа вмиг приходит в себя, цепляясь за голос брата, как за спасение из бездны тяжёлых мыслей.

Альфы сильно удивляются, встретив у стен войска Сокджина, сам Ким, оказывается, ведёт бой в центре и пытается прорваться в Идэн. Хосок даёт последние указания войскам, и после оглашающего прибытие правителя звука горна воины бросаются в бой. Войска империи быстро разбивают кольцо Чжу, которое не подпускало внутрь оставшуюся часть армии Сокджина, и врывается в город. Гуук приказывает своим военачальникам врага не жалеть, а сам уносится к Идэну. Чжу привёл всю свою армию, ждёт подкрепления от союзников, а Гуук привёл армию трёх правителей, и вдобавок ещё и Сокджин здесь. У Чжу нет шансов. Лишь бы успеть. Лишь бы хоть краем глаза увидеть Юнги, Чонгуку это жизненно необходимо. Один взгляд, и потом он превратит двор Идэна в кладбище.

<b><center>***</center></b>

Чжу снова замахивается, удивляясь силе омеги, выдерживающему удар, но Юнги не позволяет в себя попасть. Чжу на нервах, он не понимает, что происходит во дворе, но понимает, что этот парень должен срочно умереть и не может его никак убить. Альфа поражается умению омеги владеть мечом, сам себе не признаётся, насколько он интересен. Юнги поразил его сперва своей красотой, потом своей смелостью, а сейчас тем, что бьётся не хуже любого его воина. Гууку надо отдать должное, он нашёл редкое сокровище, жаль, что не убережёт.

Кто бы не нагрянул с визитом в Иблис, это не может быть Гуук, он бы не смог так быстро прорвать оборону, тем более вокруг Иблиса уже должны были собраться союзники Чжу. Скорее всего это именно они прибыли. Чжу не понимает, что Гуук мчался не за землями и богатствами, а за жизнью своего омеги, а значит, он может всё, даже если путь до дворца себе зубами перегрызать придётся.

— Ты сдохнешь! — шипит Чжу, вновь замахиваясь, но Юнги уходит от удара и, пользуясь тем, что он помельче, вонзает меч в бедро мужчины. Юнги выдергивает клинок и в шоке на порог смотрит.

— Любимый, — выпаливает омега и, не растерявшись, вновь замахивается.

Скорее всего Юнги это кажется. Он так сильно молил высшие силы увидеть своего альфу перед смертью, что они, видимо, сжалились над ним, и пусть это игра его больного воображения, но он и за это им благодарен. Чжу, отразив удар, оборачивается к двери и видит буравящего его взглядом Гуука. Он чувствует, как холодок пробегается по спине, но виду не подаёт. Гуук идёт к ним, перешагивая через трупы, нагибается к полу, не сводя глаз с врага, поднимает алую накидку своего омеги и, бросив ему её, обнажает меч.

Тэхён, которому удаётся подняться на ноги и кое-как натянуть на себя изорванную одежду, замирает на месте, не веря, смотря на остановившегося в паре шагов Хосока, с меча которого капает алая кровь, такого же цвета и глаза альфы. Хосок видит его живым, выдыхает, просит сидеть в углу и крепче, зажав в руке меч, возвращается к бою. В зале под сотню воинов противника, которые, завидев приближение Гуука, все бросились во дворец, понимая, что за пределы Идэна им не выбраться. Юнги вместе с подбежавшим дворцовым лекарем и слугами занимается Намджуном и Биби, которому прямо в зале прижигают рану и с огромным трудом останавливают кровь.

В бой Чонгука и Чжу никто не вмешивается, воины последнего борются за свою жизнь, а воины Дьявола без соответствующего приказа не смеют. Чжу Гуука не одолеть, он прекрасно это понимает, использует все свои ухищрения в бою, но противник всё равно на шаг впереди. Чжу удаётся только зацепить мечом его плечо, а Гуук взамен оставляет глубокий надрез на его руке.

— Ты посмел бросить мне вызов, — ещё один удар, и красное пятно расплывается на боку Чжу.

— Ты посмел угрожать жизни моего омеги и сына, — Чжу, не устояв, падает на колени, а потом, собравшись, кое-как встаёт на ноги и с криком продолжает размахивать мечом. Он пошатывается, истекает кровью, но меч из руки не выпускает, прекрасно понимает, что в ту же самую минуту погибнет.

— Ты убил моих людей, разрушил мой город, и твоя смерть не даст мне успокоения, — пронзает его Чонгук, не дав даже замахнуться.

Гуук не спал и не ел эти сутки, но сил в нём на пятерых воинов хватит, потому что он борется не за себя, а за жизнь своих любимых. Чжу изначально этот бой проиграл.

Остриё меча Гуука уродливо торчит из-за спины Чжу, который снова на коленях, но в этот раз с них не поднимется. Гуук выдёргивает из него меч и, подняв оружие над собой, одним взмахом отсекает мужчине голову. Альфа подходит к скатившейся от удара в угол голове и, подняв её за косу, волочит по полу за собой, оставляя кровавый след.

Гуук выходит во двор и швыряет голову противника перед оставшейся в живых частью его войска, пытающейся отбиться от армии Дьявола. Войска Чжу не могут покинуть дворец и спасти свои жизни, потому что армия Гуука перекрыла все выходы и добивает их в живом кольце. Увидев голову своего правителя, воины понимают, что обречены, и даже мечи теперь с трудом поднимают. Гуук возвращается во дворец, сквозь бьющихся воинов идёт прямо к Юнги, который следит за лекарями, занимающимися раненными Биби и Намджуном. Альфа без слов нагибается и, подняв омегу на руки, крепко прижимает его к своей груди.

— Я думал, что не найду тебя живым. Я думал, я умру, — покрывает хаотичными поцелуями его лицо Гуук, впервые за несколько суток полной грудью дышит.

— Я бы не умер, не увидев тебя, — улыбается омега.

— Как и когда ты стал всем моим миром? — задаёт вопрос, не желая слышать ответа, сильнее обнимает его альфа.

Юнги в его руках от счастья задыхается. Он прижимается к нему, утыкается носом в его горло, боясь даже на секунду его отпустить.

— Тот рыжий паренёк в углу, — обвив руками его шею, показывает взглядом Юнги. — Он дал мне хлеба, пусть он выживет.

Чонгук следит за его взглядом и кивает.

— У меня тоже просьба, — кашляет пришедший в себя Намджун, указывая в сторону. — Тому уроду с красной лентой в шлеме сперва пусть отрубят конечности, а туловище бросят в бассейн. Я дал ему слово. Я своё слово нарушать не люблю.

— Хосок об этом позаботится, — улыбается ему Гуук и опускает Юнги на пол.

— Прости меня, я оказался слаб, — пытается присесть Намджун, но лекарь давит на его плечи, запрещая двигаться.

— Ты сделал всё, что мог, остальное за мной, — говорит Чонгук другу и, потребовав вывести из зала раненных, оборачивается к оставшимся внутри и продолжающим вести бой войскам врага и отбивающемуся из последних сил Бохаю.

— Вы убили наших граждан, — громко заявляет альфа, привлекая внимание каждого, кто в зале. — Вы надругались над нашими омегами, оставили наших детей сиротами, разрушили город, который строился годами, и вы заслуживаете смерти. Пленных я не беру. Умрут все. А те, кто был на территории Идэна и видел моего беременного омегу голым, — умрут мучительной смертью. Сперва я выколю глаза каждому из вас собственными руками, потому что вы ими смотрели на моего омегу, и начну я с тебя, — поворачивается Гуук к Бохаю и достаёт кинжал.

— Я помогу, — кивает ему Хосок. — Закройте все двери, — приказывает он своим.

Тяжелые, еле держащиеся в петлях двери закрываются, и каждый из воинов империи Чжу в этом скрипе слышит зов своей смерти.

<b><center>***</center></b>

Сокджин добирается до Идэна еле стоящим на ногах только к вечеру следующего дня. Он вместе с войсками правителей закончил зачищать улицы города, выслал людей догонять и добивать сбежавших, а сам перед уходом решил проверить, как дела во дворце. Он проходит через весь двор, усеянный трупами, брезгливо морщится, заметив, что вода в бассейне красная, а на её поверхности плавает нечто, что когда-то, кажется, было человеком.

Стоит Сокджину переступить за порог главного зала, как видавшего ужасы войны альфу выворачивает на пол. То, что он видел во дворе, ничто по сравнению с кровавым пиром, который устроил Гуук внутри. Рядом с тлеющими угольками разведённого людьми Чжу костра, стоит небольшой чан, который до половины заполнен человеческими глазами. Весь зал усеян трупами, у которых вместо глаз зияющие чёрные дыры. Погибших столько, что приходится наступать на некоторых, чтобы дойти до восседающего на своём троне, измазанного в крови Дьявола.

Гуук переводит дыхание, пока у него под ногами корчится в предсмертной агонии последний воин врага. Он швыряет его глаза в чан, не вставая с места, и, попав, довольно ухмыляется.

— Воистину ты дьявол, — падает на пол обессиленный Сокджин и только сейчас замечает единственного выжившего из армии Чжу, который, умываясь слезами, дрожит в углу.

Гуук, поднявшись с места, подходит к рыженькому пареньку, нагибается к его лицу и, поглаживая окровавленными руками волосы, говорит:

— Ты накормил моего сына, ты не умрёшь, но расскажи всем, что я делаю с теми, кто смеет покушаться на моё.

Парень часто-часто кивает и, путаясь в своих конечностях, бежит к выходу.

— Я не забываю добро, — обращается Гуук к Сокджину и возвращается к своему трону. — Ты выиграл мне время, ты спас жизнь моей семьи. Всё, что империя черепов может для тебя сделать, — сделает. Знай, что в этой части света у тебя есть братья.

Хосок, ноги которого уже не держат, тоже опускается прямо на пол и кивает, соглашаясь со словами Гуука.

— Ты поступил так же несколько месяцев назад, я не хотел оставаться в долгу, — отвечает Сокджин. — До того, как я покину империю, я должен передать твоему омеге послание от Чимина.

Гуук приказывает позвать Юнги во второй зал, не желая, чтобы омега увидел то, что творится здесь, а сам идёт во двор к своим войскам. Гуук благодарит своих воинов, клянется обрушиться на империю Чжу, обещает своим войскам, что это было только начало, и они напьются крови.

<b><center>***</center></b>

Биби от боли умирает, Юнги высылает воинов найти Шуи и, если он жив, срочно привести во дворец. Шуи и Тай находятся живыми, спрятавшимися на чердаке, чему Юнги несказанно рад. Шуи сразу приступает к своим обязанностям, помогая дворцовым лекарям. Юнги усиленно не смотрит на повозки, вывозящие трупы со двора, только молит небеса, чтобы этот противный скрип колёс уже прекратился, но часы идут, а тела мёртвых солдат во дворце не убывают. Юнги узнает, как в городе дела, кому нужна помощь, поднимает на ноги всех лекарей столицы. Он вымотан, голоден, но даже кусок хлеба ко рту поднести нет сил. Поняв, что большее он сегодня уже сделать не может, он еле добирается до разворошенной кровати и валится на нее прямо в пахнущей костром и кровью одежде. С первыми лучами солнца он чувствует обнимающие его руки на своём животе.

— Спасибо, что вернулся, — сонно бурчит омега.

— Спасибо, что дождался, — целует его в затылок Гуук.

<b><center>***</center></b>

Гуук не распускает войско, боясь, что, воспользовавшись слабостью империи, на него нападут. Он узнаёт, что границы выдержали атаку, но воинов не отзывает, напротив, приказывает укреплять границы и временно закрыть въезды в империю.

Следующие дни полностью заняты восстановлением в первую очередь здоровья раненных и погребением погибших. В Иблисе объявлен семидневный траур по погибшим. Юнги, несмотря на своё положение, весь день проводит в центре города, поддерживает свой народ, контролирует уход за раненными. Помимо слов благодарности за спасение Юнги приходится слышать и проклятия от обезумивших от горя людей, потерявших своих родных. Омега прекрасно понимает их чувства и достойно выдерживает каждое слово, пусть и неприятное, сказанное в адрес своего мужа. Большая часть города всё равно благодарит правителей, скандирует имя Дьявола даже по ночам и, бросив все дела, помогает восстанавливать Идэн.

<b><center>***</center></b>

Тэхён ворочается на постели, не в силах уснуть, и, выпутавшись из объятий Хосока, идёт к окну. Мутная дымка за окном понемногу рассеивается, солнце лениво просыпается над всё ещё дымящимся городом. Тэхён наслаждается открывшейся перед глазами картиной, любуется красотой неба и недовольно хмурится, услышав доносимое ветром до него «Гуук». Снова эта толпа, собравшаяся у стен дворца, которая восхваляет своего правителя и порой не умолкает до глубокой ночи.

— И пришёл спаситель, — с грустью говорит омега, чувствуя, как горячее дыхание опаляет его шею.

— Чем ты недоволен? — не понимает Хосок.

— Ты воевал с ним плечом к плечу, ты столькое сделал для империи, чуть не погиб, а они всё равно выкрикивают только его имя, — обиженно говорит Тэхён.

— Он ведь правитель.

— Ты тоже.

— Мне не важно, чьё имя они кричат, — поворачивает его лицом к себе Хосок. — Мне важно, что мы успели и я могу тебя обнимать.

— А мне обидно за тебя, — уткнувшись лицом в его грудь, бурчит Тэхён. — Думаешь, это потешило бы мою гордыню? Нет. Просто грустно, что у империи три правителя, которые ни в чём не уступают друг другу, а на устах имя только одного из них. Я хочу, чтобы народ и тебя видел, и твои усилия ценил.