Moon Breath

В больнице Нелхофф в районе полудня, как всегда, стояли тишина и покой. У пациентов был тихий час. Пока большинство спали, другие старались чем-нибудь занять себя. Кто-то прогуливался по территории, кто-то читал газеты в холле или просто тихо сидел возле кабинетов в ожидании назначенных процедур. Десятый сеанс ТМС* у Кая подходил к концу. Я нервно поглядывала на часы, так как планировала сегодня еще заскочить в университетскую библиотеку.

— Как все прошло? – натужно улыбнулась я, встречая мисс Эббот.

— Уже лучше. Я вижу успехи: прогресс определенно есть, хоть и медленный. Мне нравится его реакция на лечение и расслабленность после сеанса. Держу пари, минут через десять он будет мирно спать в машине.

Тот действительно постоянно зевал и тер глаза. Я легонько потрепала его за щеку и помогла надеть куртку.

— Еще два сеанса осталось, верно?

— Именно, – кивнула мисс Эббот.

— Как вы думаете, нам потребуется еще один курс?

— Конечно. Для малыша регулярное повторение курсов жизненно необходимо. Другое дело, что этого недостаточно. Вам требуется комплексная терапия. Мы должны бить не точечно, а по всем мишеням, чтобы достигнуть максимального результата.

Мы медленно побрели по идеально чистому, блестящему коридору в направлении лифта.

— Что вы имеете ввиду?

— Скажу конкретнее. У Кая определенно есть успехи, но они скачкообразные и, увы, быстро затухающие. По сути, он то лечится, то нет. Стоит подняться на ступень выше, как после затяжной паузы снова наступает регресс. Дженни, вы же понимаете, что с его диагнозом работа должна быть непрерывной?

Я тяжело вздохнула, крепче сжав ладошку младшего брата.

— Понимаю. Мы и так прикладываем все усилия, но с трудом получается собрать накопить деньги даже на очередной курс. Плюс регулярные консультации нейропсихолога и массаж два раза в неделю. Поверьте, мы выкладываемся по полной программе. Неужели все это совсем бесполезно?

Мой голос нещадно дрожал, хоть я и пыталась скрыть рвущееся изнутри отчаяние.

— Я вижу ваши старания, но… Ему нужно что-то более радикальное. Помимо простейших процедур и занятий, как минимум комплексная программа раз в полгода. Лучше — чаще.

— Например?

— Дженни, я сегодня отправлю тебе на электронную почту новую брошюру лондонской клиники Джонас. С недавних пор там принимает профессор Мартин Галакхер, светило детской нейропсихологии. Он разработал собственную методику, в которой десять ступеней лечения. Это и сейчас по ней работают лучшие медицинские центры Европы. И ты знаешь, терапия Галакхера дает результат: даже в запущенных случаях у детей наблюдается невиданный прогресс. Меняется реакция на окружающих, улучшается речь, появляются навыки самообслуживания, концентрация. Я сама видела, как детки после этой терапии отклика и эмоций дают детки после этой терапии. Что, если вам... В Дублине эту методику пока никто к сожалению, не внедрил, до съездить в Лондон пару раз в год вполне реально. То есть это, конечно, недешево, но оно стоит того, поверь!

— Сколько? – медленно проговорила я.

— Точную сумму не назову. В районе 10-15 тысяч один курс. В год будет достаточно двух курсов.

Я закрыла глаза, представляя, что можно продать из имеющегося имущества, чтобы оплатить хотя бы год подобного лечения.

— Мисс Эббот, вы же знаете... Мама работает всего лишь на полставки бухгалтером, чтобы большую часть дня проводить с братом. Я подрабатываю в доме престарелых после занятий, иногда беру на заказ переводы с французского, но... Это такие копейки! Даже не сопоставимые с теми суммами, о которых идет речь.

— Понимаю, деточка, понимаю. Но ты все же почитай про методику. Вдруг... что-то образуется.

Двери лифта открылись; сначала вошла мисс Эббот, потом я подтолкнула сонного Кая.

На больничном крыльце мы распрощались: мисс Эббот направилась к своей машине, а мы с братом остались ждать такси. Общественный транспорт вызывал у него приступ паники и тошноты.

Когда брат только родился, мне исполнилось тринадцать лет. Мама тогда второй раз вышла замуж. После смерти отца прошло примерно три года, и все это время она ни разу не заводила тему других отношений. Поэтому, когда однажды на пороге нашего дома возник Дерек, я страшно удивилась.

Во мне проснулась обида: неужели она так легко смогла забыть отца и просто продолжила жить дальше?

А как же наш дом, наши семейные фотографии, воспоминания, клятвы…Тем не менее, мама выглядела счастливой и больше не плакала по утрам, как это бывало раньше.

Дерек работал автомехаником, но большую часть времени он сидел дома с бутылочкой-другой пива и смотрел спортивные каналы. Если честно, я его побаивалась — когда он выпивал, то становился слишком шумным и агрессивным, мог в любой момент прикрикнуть на меня и вспыхивал моментально, если что-то шло не по его плану. Уже тогда я твердо вознамерилась окончить школу с отличием, поступить в университет и как можно скорее съехать в общежитие. Мысль о переезде вызывала внутри меня приятное волнение и азарт, а учеба превратилась в остросюжетную гонку за титул лучшей в классе, а затем и в школе.

Но с рождением брата погоню за высшими баллами пришлось отодвинуть на дальний план. Дерек толком не зарабатывал, и мама была вынуждена выйти на работу через пару месяцев после родов. Все заботы легли на меня; мама сменяла меня вечером и возилась с младенцем до самого утра, выполняя любое желание маленького человека. Отчим теперь стал чаще пропадать то в автосервисе, то в пабах с друзьями, то в букмекерских конторах — тогда он крепко увлекся темой ставок и в красках рассказывал, что скоро мы все разбогатеем, и наша жизнь круто изменится. Но ни я, ни мама этим россказням, естественно, не верили.

В два года стало понятно, что Кай заметно отличается от своих сверстников. На любую ситуацию он реагировал совершенно иначе, чем малыши этого возраста. Чем больше внимания ему уделяли, тем глубже он забирался в свой «панцирь». Он никогда не отзывался на свое имя, не фокусировал на нас свой взгляд, а главное, не произносил ни слова. И пока его ровесники вовсю лепетали первые слова и «мамкали» каждую секунду, тот просто молчал и прятался куда-нибудь в уголок при малейшем волнении. В самые острые фазы он начинал выть, и, боже, эти эпизоды были самыми жуткими.

Еще спустя год брату поставили диагноз, мысли о котором мама все время от себя отгоняла. Но от судьбы не уйдешь. Слово «аутизм» рухнуло на нас, словно бетонная плита и насмерть придавило все планы и надежды на будущее.

Собственно, именно тогда Дерек окончательно самоустранился из нашей жизни. Просто в один прекрасный день он собрал свои вещи, сгреб из ящика все деньги (об этом мы узнали позже), сел в старенький пикап и уехал в неизвестном направлении. Мы не сильно расстроились: в конце концов, теперь в доме перестанет пахнуть перегаром, а по пятницам на кухне не будут собираться гогочущие компании автомехаников. Чуть позже мама получила по почте документы о разводе и с облегчением их подписала.

Жизнь пошла своим чередом, только наполнили ее теперь бесконечные походы к врачам, логопедические занятия, сеансы остеопатов и даже шаманские обряды. Мама не смирилась с диагнозом моего брата и будто стала одержима желанием сделать его как можно более адаптированным к миру. Она пробовала самые безумные варианты с надеждой, что хоть что-нибудь поможет.

Но несмотря на все горести, которые нам пришлось пережить, мама не забывала и обо мне. Она хотела, чтобы я все-таки реализовала свои стремления относительно дальнейшей учебы. Она как можно больше высвобождала для меня времени на подготовку к экзаменам и поступление в университет. Вскоре моя мечта стать студенткой Тринити все же осуществилась — я получила стипендию. Удивительно, но именно болезнь брата сблизила нас. Я больше не думала о переезде.

Уложив Кая спать, я села за ноутбук редактировать статью для конференции. Тем не менее, мысли путались и разлетались, как бабочки, выпущенные из банки. В голову лез вчерашний диалог с мистером Тейлором.

***

Я выждала немного времени, прежде чем войти в кабинет научного руководителя — не хотелось, чтобы он догадался, что я подслушивала.

Но Тейлор вел себя совершенно спокойно: он досконально изучил мои дополнения к статье, сделал несколько пометок и скинул на флешку пару книг американских социологов. Я уже собралась уходить, когда он внезапно спросил:

— Слушай, Дженни, ты же знаешь Ким Тэхена? Кажется, вы вместе ходили ко мне на философии в прошлом году.

Я пожала плечами.

— Ну так, знаю шапочно. В университете мы практически не пересекаемся. Ну а в глобальном плане его теперь знают все.

— Ну да, ну да, новый кумир молодежи… И как, нравится тебе его музыка?

— Ох, не знаю, даже никогда не интересовалась его творчеством. Но я не люблю подобный стиль.

— Что же, тут я с тобой солидарен. Мне вот больше по душе джаз годов эдак 60-х,70–х… Тони Скотт, Билл Чейз, Альберт Кинг… Но я с тобой хотел поговорить от другом.

Он снял очки в тонкой золотистой оправе и устало потер глаза.

— Видишь ли, парень не отличается успехами в учебе. Он не стремится к знаниям и, в сущности, высшее учебное заведение ему без надобности. Но его мать страстно желает, чтобы он доучился: таковы ее амбиции, она имеет на это право. В конце концов, если бы не богатые родители, Ким бы никогда сюда не попал.

Заметив мой непонимающий взгляд, мистер Тейлор продолжил.

— Я хочу, чтобы Тэхен выступил на ближайшей конференции нашего центра гендерных исследований. Возможно, это станет своего рода толчком и мотивацией к учебе для него. Посвяти его в свой проект, заинтересуй. Пусть подготовит краткое выступление и вникнет в тему, чтобы суметь ответить на возможные вопросы аудитории.

— Вы хотите, чтобы он стал моим напарником по работе? Но я всегда выполняла исследования одна.

— Ты и так делаешь всю работу, и продолжишь делать ее, я не сомневаюсь. Я ничуть не умоляю твои научные заслуги и исследования. Возможно, конференция станет той соломинкой, которая удержит его от ухода из колледжа. Возможно, я не прав, но попробовать-то стоит. Он не глупый юноша, хоть и раздолбай. В школе учился на отлично и подавал надежды…

«А вы откуда знаете, каким он был в школе?», чуть было не выпалила я, но Джереми Тейлор опередил меня.

— Так вышло, что я давно знаком с его семьей. С матерью Тэхена мы когда-то учились вместе — здесь, в Тринити. Когда его зачислили, она попросила меня приглядывать за ним и удерживать от глупостей. Сейчас же я вижу, что паршиво справляюсь… Ну что, возьмешься?

Мне некуда было деваться — подставить мистера Тейлора я никак не могла, хотя мысль об этом вынужденном напарничестве, мягко говоря, напрягала.

***

На следующий день, собрав в охапку материалы своего проекта, я решила во что бы то не стало разыскать Кима. Большинство сокурсников понятия не имели, где он, и присутствует ли вообще в университете. Его номер телефона тоже никто не знал. Уже после лекций Макс Этвуд подошел ко мне и сказал, что он здесь, и кажется, вот-вот уедет.

Я заметила его на парковке — он стоял возле своего черного Форда Фиеста и болтал с каким-то парнем с курса помладше. Прошла пара минут, прежде чем они пожали друг другу руки и попрощались. Протискиваясь между рядами припаркованных машин, я быстрым шагом подошла к нему:

— Привет!

Он закурил сигарету и лениво поднял глаза на меня. На лице не отразилось ничего, кроме безразличия.

— Я по поводу конференции. Мистер Тейлор сказал, что ты будешь в ней участвовать и попросил меня помочь с выступлением…

— Да-да точно, конференция… – оживился он и сделал шаг вперед, — Если честно, я совсем не в курсе, что от меня требуется. Тейлор сказал, что я должен подготовить какое-то исследование, но я, кхм, скажем так, не особо шарю.

— Да, поэтому мне предложили взять тебя в свой проект.

— О, слушай, спасибо! Что мне надо будет сделать?

— Эээ... Для начала я бы хотела показать тебе свои наработки, чтобы ты ознакомился вообще с темой и проблематикой моего исследования. Потом ты мог бы написать небольшой тезисный план и сделать статические расчеты… Естественно, базис я дам, и...

— Прости, но как тебя зовут? - прервал меня Тэхен, вытаскивая из рта сигарету.

— Ой, извини, забыла представиться. Дженни.

— Послушай, Дженни. Я подозреваю, что все это очень круто и серьезно, но у меня сейчас катастрофически нет времени — должен быть на репетиции через пятнадцать минут. Ты не могла бы мне скинуть информацию в фейсбук? Меня не сложно там найти. Как выдастся свободная минутка, я обязательно все изучу.

Он говорил эмоционально и очень быстро, практически тараторил, с легким итальянским акцентом. Стоя рядом с ним, я почувствовала себя дюймовочкой: он был выше меня на голову точно.

— Ну… Ладно, хорошо, – протянула я.

— Окей, отлично! И еще кое-что...

Снова зажав в зубах сигарету, он порылся в карманах джинсов. Я заметила, что на указательном и среднем пальцах красуются крупные перстни — один крупный, со скорпионом, другой гладкий с какой-то изящной выгравированной надписью, разобрать которую, конечно, можно было только вблизи.

Не переставая выпускать дым изо рта, он быстро начеркал что-то на бумажке и протянул мне.

— Это мой номер, звони, если будут какие-нибудь новости по поводу конфы. Но прошу: только если что-то срочное, окей?

Он улыбнулся, слегка изогнув проколотую бровь, и помахал рукой. Практически в мгновение ока он запрыгнул в салон и завел мотор.

Я машинально взглянула на номер телефона, написанный рваным, грубым почерком.

Это была не просто бумажка, а фирменный стикер, на обратной стороне которого красовался серебристый логотип группы Moon Breath.

И что это было?

Нет, серьезно — эта конференция нужна мне или ему?

«Только если что-то срочное...»

О, упаси господи, потревожить начинающую рок-звезду!

Задыхаясь от возмущения, я смяла стикер, затолкала его поглубже в боковой карман рюкзака и зашагала в сторону автобусной остановки.

*ТМС (Транскраниальная магнитная стимуляци) — метод, позволяющий неинвазивно стимулировать кору головного мозга при помощи коротких магнитных импульсов.