Цена вечности

— Ох, дрянь!

Эйсмер устало ругался, рывком вырывая меч из смердящей туши странника. Четвертого за день. Сапоги наемника утопали в черной крови, вонь теперь тянулась за ним невидимым шлейфом. След Ассана уходил все глубже в разрушенный город, и руками Эйсмера к недельным трупам странников присоединялись совсем свежие. Все чаще за поворотами, полуразрушенными постройками и заборами мелькали темные силуэты, и все сложнее наемнику и колдуну было огибать их, крадучись в густых тенях. Когда очередная стычка оказывалась неизбежной, Эйсмер выверенно приступал к своей работе, а Вентеркелль старался держаться в стороне. Как и обещал, он оказывал посильную помощь: прикрывал настолько, чтобы не мешать сражению, отбрасывал комментарии такие, чтобы у Эйсмера было достаточно желания выжить и направить свой гнев уже на колдуна. Однако основная его поддержка была почти незримой. Мелькали едва уловимые движения рук, сосредоточенно следили за происходящим внимательные глаза, магия короткими касаниями меняла положение вещей: убирала с пути роковой для ожесточенного боя камешек, цепляла чужую одежду, в нужный момент уводя ее в сторону, на секунды меняла направление ветра. Незначительное влияние превращало и без того отточенное ведение боя Эйсмера в изящный танец, которому повиновалась сама природа.

Отерев почерневшее лезвие клинка об иссохшее дерево, Эйсмер убрал оружие в ножны.

— Какие живучие твари. — Выдохнул он. — Я бы не жаловался на помощь. Напомни, что именно произойдет с тобой, если ты кого-то убьешь?

Вентеркелль наконец соизволил подойти. Он окинул наемника взглядом в поисках крови странников, что могла попасть тому на кожу, а именно - на лицо, что единственным было открыто, и, не обнаружив риска заражения, с улыбкой ответил:

— Сама моя сущность будет гореть самым страшным огнем. Как я уже говорил - любая магия требует гармонии. Это первородное создание, некогда жившее в нашем мире, и, когда люди спугнули его, покинувшее нас. Магия, проще говоря, спряталась за ширму, туда, откуда ее очень сложно выманить. — Вентеркелль взмахнул рукой, наглядно демонстрируя, как из пустоты, точно из веретена, вытягивает тоненькую ниточку. — Но возможно. Людям, магам, требовались годы, чтобы достигнуть контроля над собой достаточного, чтобы призвать эту силу. Колдунам же покровительствуют боги, магия любит нас, потому что часть ее у нас в крови. — Он отпустил золотую сущность, и та нырнула обратно в пустоту. — Но магия презирает жестокость. Когда жизнь связана с ней, магия становится свидетельницей всех наших действий. Стоит замарать руки убийством или вредом живому существу, она покинет того, кто осмелился это сделать. Покинет мучительно, оставляя после себя кровоточащую гниющую рану, которой не дано зажить.

— И колдуны будут страдать сильнее всего, поскольку магия есть ваше естество, — задумчиво рассудил наемник.

— Именно.

Эйсмер хмыкнул, потягиваясь после боя.

— А говорил, что не собираешься меня учить.

— Считай удовлетворение твоего любопытства вознаграждением за труды.

Наемник закатил глаза, выражая обычную реакцию на слова колдуна. Он решил продолжить дело молча, повязывая платок на лицо, прошел к очередному трупу странника, оставленного Ассаном, и опустился на корточки, рассматривая труп и следы рядом с ним. Ничего примечательного, человеческой крови видно не было, хаотично разбросанные следы вели дальше. Наемник и сам не знал, какого чуда ожидал, но, как оно бывает, даже неопределенные ожидания умеют разрушаться. Эйсмер недовольно сжал губы и с пренебрежением посмотрел на упавшую рядом голову странника. В перекошенный открытый рот насыпал снег, плоть уже сползала с черепа.

"Они не заслуживают этого."

Мертвые веки поднялись. На Эйсмера глазели два ярко-зеленых стекленеющих камня.

— Я... еще... здесь.

Из черной прорези рта хлынула вязкая кровь. Отрубленная голова утопала в ней.

Эйсмер отпрянул, подавившись вскриком, который в порыве ужаса так и не смог из него вырваться, и быстро вскочил на ноги. Он глядел на труп сверху вниз, и вновь не было в этих разлагающихся остатках ничего примечательного.

— Не стоит так бояться мертвых, они уже не способны причинить вред.

Слова Вентеркелля сопровождала усмешка, но беспокойство зрело за привычной маской. С того самого момента, как покинули заброшенный дом, мужчины не обсуждали странное поведение наемника, то, как он потерялся в пространстве, как наблюдал за чем-то, что было недоступно колдуну. Вентеркелль гадал: так играл с чужим разумом проклятый город или ему просто достался припадочный безумец, и не мог понять, какой из этих вариантов хуже. Единственным подтверждением здравого рассудка Эйсмера было то, что Вентеркелль тоже стал свидетелем необъяснимого явления: вечный странник говорил. И как бы ни хотел колдун сделать вид, что ему это лишь показалось, приходилось признать: теперь они действительно убивали разумных существ.

Эйсмер бросил на Вентеркелля недовольный взгляд. Он не стал говорить, что страх его как раз таки был направлен на возможность пробудившейся жизни. Не стал говорить, ибо и сам терял доверие к своему рассудку.

Мягкой поступью повторяя тяжелые следы стража, наемник прошел дальше, выкладывая в голове образ чужого пути, практически различая подле себя неясную тень того, кого искал. Дорога была чиста, странников Ассан какое-то время не встречал, но что-то в том, как тень ступала, Эйсмеру не понравилось. Шаги стали вилять, расстояние между ними разниться. Ассан то семенил, то останавливался, иногда словно искал опору. Эйсмер еще раз судорожно оглядел местность в поисках крови, но ничего не заметил.

— Следы ведут внутрь. — Наемник указал в сторону стоящего на углу улицы полуразрушенного дома. — Похоже, он решил устроить привал.

Эйсмер всей душой надеялся, что то, что он видел - лишь результат сказавшейся на его друге усталости после долгих сражений. Этот человек не был наивен, и оттого надежда не подкреплялась верой.

Держа наготове меч, наемник поднялся на крыльцо по ветхим ступеням, норовившим провалиться под каждым шагом. Тень шла чуть впереди, шаги ее были шире, она пропускала ступени. Из здания несло сыростью, оно обветшало еще сильнее дома Виллен, судя по всему, уже при жизни города доживая свои дни. Ужасное место для привала, которое можно было приметить только под натиском безысходности. Прогнившая дверь лежала рядом со входом, окончательно просевшая под шагами ввалившейся в дом тени. На косяке, когда-то обрамлявшем дверь, остался едва заметный отпечаток, тем не менее, сразу бросившийся в глаза тому, кто выслеживанием других зарабатывал на жизнь. Трухлявое дерево хранило на себе вмятину от руки опершегося на него Ассана. Будто художник-реставратор, Эйсмер продолжал вырисовывать картину событий, повторяя каждое действие: он наступил на дверь, коснулся рукой руки дожидающейся его тени. Положение вышло плачевным: пришлось чуть сгорбиться, точно наемника одолевала боль.

— Паскуда, — плюнул он, выпрямляясь. — Скверно.

Эйсмер проследовал за Ассаном внутрь помещения. Повсюду выделялись темные пятна стертой пыли, где-то больше, где-то меньше. Тень размывалась, терялась в хаосе действий. И, пускай удачно изнутри освещали обветшалое изрешеченное здание лучи переступившего зенит солнца, не давали совсем утонуть в разбросанных, давно ставших единым натюрмортом, вещей, Эйсмер так и не смог ухватить растворившийся некогда четкий образ. Его вновь нужно было собирать по кусочкам. Осколки инородной жизни выделялись на мертвом полотне: куском порванной ткани, крошками сухарей, пустым бурдюком с водой. В воздухе витал еле различимый запах рвоты и пота. Наемнику это особенно не понравилось.

— Судя по трупам на улице, он пришел сюда чуть меньше недели назад, — говорил сам с собой Эйсмер. — И пробыл в доме несколько дней... Некоторые следы и запахи совсем свежие. Один-два дня назад Ассан еще оставался здесь. Плохо. Его что-то подкосило. Будто был отравлен...

— Или заражен, — беспечно, тоном человека, констатирующего, что дождь есть вода, произнес Вентеркелль.

Эйсмер фыркнул. Он забыл, что и сам был тенью, за которой кто-то следовал.

— Мы не знаем наверняка.

Только человек, даже без веры, так упорно мог отрицать очевидное. Колдун пожал плечами, не стремясь переубедить наемника, покуда тот был нужен ему не растерявшим единственной причины двигаться дальше.

— Может, твари, заполонившие город, загнали его в угол? — предположил Вентеркелль, пользуясь логикой отчаявшегося человека. — Перекрыли пути отхода, и твой друг был вынужден выжидать в этом... угрюмом месте?

Эйсмер качнул головой, не стремясь переубедить колдуна, покуда не хотел терять единственную причину двигаться дальше.

— Как бы то ни было, — протянул он, — трупа его здесь нет, а, значит, Ассан в состоянии был продолжить путь.

Эйсмеру показалось, что он услышал, как Вентеркелль что-то ответил, каким-то тихим, несвойственным ему голосом. Наемник обернулся. Колдун, однако, не ожидал продолжения диалога, и тогда Эйсмер вновь услышал этот тихий голос, набирающий силу. Он прикрыл глаза и сдержал недовольный вздох. Вновь они. Вновь вездесущие голоса, шепот тех, кто давно должен был замолчать, но тех, кто не смог попасть в Бесконечные земли. Человечество было повинно в их мучениях, потому души так жаждали помочь судьбе завладеть одним из людей. Они тянулись к горящей в нем жизни, помогали пленить его разум. Они знали, кому должны были служить, чтобы получить помощь в ответ. И за то я им благодарен. Недолго несчастным оставалось страдать. Воздастся же им за труды эти и после смерти.

Эйсмер делал вид, что не слышит обращающиеся к нему голоса, не хотел, чтобы этот заносчивый колдун задавал вопросы, ответом на которые было, как думал он, только безумие. Оно показывало себя в тени. Оно вырисовывало четкие образы на стенах, простирающие свои руки только к тому, кем овладевало. Оно звало и шептало, и пело. Эйсмер судорожно осматривал дом, желая поскорее покинуть его, выйти к свету еще не зашедшего солнца. Он нашел расстеленные тряпки, грязные и старые, но достаточно сухие. Прикинул, что на этом месте Ассан спал несколько ночей. Крови не было, мерзкая компиляция нездоровых запахов усилилась.

Наемник осмотрел комнату, в которой Ассан провел какое-то время: редкие следы жизнедеятельности указывали на то, что человек в основном спал, почти не ел и его лихорадило. Почти целый, недоеденный кусочек солонины, засохшая лужа рвоты, разбитая пустая склянка. Голоса канючили, прогоняя страшный образ, который выстраивал разум. Эйсмер отмахивался ото всех, злился.

— Отравлен, — бормотал он. — Точно отравлен. Заражение не могло добить его так быстро, без открытых-то ран. Раз ушел, значит, жив. Жив, жив, точно жив...

Верно, стражей обучали изготавливать антидоты. Но отчего-то Эйсмер не задавался вопросом о том, кто мог отравить его друга среди стен мертвого города. Но это было не важно - наемник давно перешел черту, за которой разумные доводы не могут перебить неразумную надежду.

Эйсмер не заметил, как, рассуждая сам с собой на пару, начал бездумно слоняться по комнате, будто разразившейся бурей окруженный шумом голосов. Шаг. Другой. Казалось, он обратился к Вентеркеллю с вопросом, может ли тот наколдовать свет. Надеялся, что тени и принадлежавшие им голоса убояться его. Колдун не ответил. Шаг. Другой. Эйсмер шел по коридору, выложенному черным камнем. Место было ему знакомо, точно он видел его во сне или в какой-то другой, беззаботной и счастливой жизни. Шаг ускорился, едва не переходя на бег. Незримая цепь сковала собой легкие, вышибая из них воздух, заставляя задыхаться. Наемник захотел скинуть с себя грязный старый плащ, вымазанные черной кровью сапоги. Эти вещи не принадлежали этому месту, Эйсмеру не подобало носить подобное в этом месте.

Шаг за шагом, наемник вышел к двери, что по обыкновению оставалась запертой. Не раздумывая, он дернул за ручку, в надежде, с трепещущим сердцем отпирая королевские покои. Вошедшего никто не заметил, он вновь был лишь безликим наблюдателем давно минувших дней, и понял это сразу же, стоило ему увидеть зеленый отблеск глаз той, кто недавно пал от его руки. Мальчишка снова хотел предпринять попытку побега, но заставил себя остаться, не мог отпустить место, что уже начало размываться в его памяти. Эйсмер снова ощущал чужие эмоции. В этом была магия воспоминаний для людей: они не наблюдал за историей, а проникали в нее, на необъяснимо глубоком незримом уровне. И здесь, несмотря на суету мыслей, Эйсмеру захотелось отдаться своему безумию и раствориться в окутавшем его безмятежном спокойствии.

Виллен, одетая в удобную невзрачную одежку, как и вошедший, выбивалась из общей роскошной картины, написанной изысканным убранством, и, как и Эйсмер, не принадлежала этому месту. Женщина отличалась от той, кого мальчишка видел на площади. Еще не озлобленный взгляд был мягок, еще не разбитые губы трогала улыбка. Виллен, насвистывая тихую мелодию, играла с канарейкой, глядящей на нее черными глазами-точками из-за прутьев позолоченной клетки и иногда отвечающей девушке звонкой трелью.

— Не думаешь, что ей здесь одиноко?

Мелодия прервалась, когда женщина обратилась к человеку, вычитывающему бумаги за письменным столом. Огонь уже укоротил свечу, и воск стал бесформенной кляксой в подсвечнике. Мужчина средних лет откладывал вычитанные бумаги в стопку по правую руку от себя, и та уже походила на приличного размера том рукописи. Отвлекаясь на женский голос, мужчина выпрямился, и огонь подсветил его украшенную золотой нитью тунику с эмблемой семьи Д'Эвассейр, Черным псом. Эмблемой, что однажды они украли.

Эйсмер, затаив дыхание, вгляделся в лицо короля Тиабальда, хотел запомнить его благородные черты, его подернутые сединой черные волосы, широкие низкие брови, его свойственные роду словно бы вечно усталые серые глаза. Кажется, мальчишка видел его лишь однажды, в той другой, счастливой жизни.

— У малышки есть ты, — ответил Тиабальд, с нежностью глядя на Виллен.

Она поддразнила птицу, спровоцировав очередную высокую ноту, вырвавшуюся из крохотного тельца, и подошла к мужчине, присев на край стола. Внезапно, увидев их бок о бок, Эйсмер понял, как похожи были эти двое, с какой точностью природа расписала лицо женщины, выросшей на улице, приметами королевского рода. Она была одним из грехов великой семьи, не единственным и не последним.

— Как и у тебя, брат мой. Не забывай об этом, зарываясь в бумагах, — Виллен невесело усмехнулась. — После письма Галлет ты словно не на своем месте.

Лицо короля помрачнело. Вид, которого страшился любой на севере.

— Сестра не выносит жизни там, — произнес он, потирая переносицу, будто его внезапно настигла головная боль, — в чужом городе, в чужом доме.

— Прошло уже три года, Тибо, — вздохнула Виллен, и Эйсмер молча возмутился тому, как бастард могла так фамильярно разговаривать с полноправным членом королевской семьи. — То место давно стало ее домом.

— Стоило короне коснуться моей головы, я должен был приложить все усилия, чтобы забрать сестру обратно, — причитал Тиабальд. — Не могу простить отца за слезы, которые Галлет проливала в день, когда ее выдавали за этого борова.

Эйсмер не смог заставить себя стоять на месте, он обходил помещение по периметру, касался резной мебели, рассматривал статуэтки, гобелены, книги, запоминал то, что было забыто, восстанавливал то, что было изменено. И слушал, внимательно слушал историю тех, кто канул в небытие.

— Попытка расторгнуть брак, в особенности после рождения сына, разорвет все отношения с семьей герцога, — возмущалась Виллен.

— После рождения сына к ней перестали относиться подобающим образом! — Сжатый до побеления костяшек кулак короля встретил ни в чем не повинный стол. — Галлет все еще Д'Эвассейр, а не безродная селянка.

— И как же ты намереваешься поступить?

Тиабальд покачал головой.

— Не знаю, — обреченно сказал он, когда в мыслях не смогло наскоро сформироваться подходящее решение. — После смерти младшего брата мы с Галлет пообещали держаться вместе, не покидать друг друга, несмотря ни на что. И вот я не видел ее уже несколько лет.

— Вы были детьми. — Виллен положила руку на плечо брата. — Не удивительно, что ваши пути разошлись. Сейчас тебе нужно сосредоточиться на Мелиосе и на проблемах, что оставил нам отец.

Эйсмер, остановившись рядом с птицей, которая никак не реагировала на его присутствие, скривился от столь громкого слова "нам".

— Да кем ты себя возомнила? — прошептал он, но не услышал своего же голоса. То была не его история, и зрителям не было дозволено прерывать актеров постановки.

— Стена, — устало кивнул король.

— Стена, — эхом повторила Виллен. — Это хворь, что веками пожирает город. Ее нужно излечить, остановить углубление пропасти, разверзшейся между жителями. Разделение недопустимо.

Эйсмер хмыкнул. Мать говорила ему, что стена в Мелиосе нужна для того, чтобы люди стремились к чему-то большему, сравнивала это с прихожанами в храме, которые пытались заручиться милостью богов. Мать говорила, что без стены город погрузился бы в хаос, и мальчишка безропотно верил, а наемник старался наедине с собой эту тему не поднимать, нехитро решив, что нет смысла терзаться прошлым. Теперь он должен был понять, что только через прошлое лежит дорога к будущему.

Воспоминания о матери и неторопливые рассуждения короля и его сестры-бастарда прервали робкий стук в дверь и последовавший за ним тихий голос служанки. Виллен переглянулась с Тибо и скользнула за ширму для переодевания, быстрым коротким движением, обличающим тот факт, что происходило подобное довольно часто. Эйсмер последовал за ней. Оказалось, что в ширме была небольшая щель, позволяющая разглядеть все, что происходило в комнате.

Эйсмер почувствовал странное напряжение. Он пригляделся к служанке. Конечно, любой смертный, чья судьба не подарила ему аристократическое право чувствовать себя выше других, терялся бы наедине с тем, кто стоял на самой вершине, но в этом напряжении было нечто иное, какое-то намерение, которое Эйсмер никак не мог разобрать. Намерение, которое влекло за собой начало конца.

Служанка что-то говорила Тиабальду, кротко извинялась, пока тот отрицал, что вызывал ее. Она подбиралась ближе. Затягивала диалог, отвлекала внимание. Еще до того, как заточенная сталь отразила огонь, высвободившись из плена девичьего наряда, Эйсмер понял, каким знакомым было ему напряжение той, кто выдавал себя за прислугу, вспомнил, как часто он сам ощущал нечто подобное прежде, чем оборвать чью-то жизнь.

— Нужно держать обещания, Тибо, — шепнула наемница. Наниматели часто желали удовлетворить свое тщеславие и передать пару слов будущему покойнику.

Захлебываясь собственной кровью, Тиабальд Д'Эвассейр, хватаясь за рассеченное филигранно тонкой линией горло, повалился на пушистый ковер, что стал его последним ложем в стремительно угасающей жизни. Виллен, прерывая еще не родившийся вскрик, зажала рот рукой. Птица защебетала громче без чьего-либо подстрекания.

Эйсмер задохнулся от накатившей бури чужих чувств и эмоций. Облегчение, настороженность, животный страх, болезненная скорбь. Наемник понял, что пора бежать, вслед за фальшивой служанкой, аккуратно прикрывающей за собой дверь, подальше от этого проклятого ненастоящего места. Пол под ногами поплыл. Голова зашлась кругом. Эйсмеру показалось, что он вот-вот упадет следом за Тиабальдом на пропитавшийся кровью ковер.

Однако падение было твердым. Падение было настоящим.

Человеческая память являет собой одну из самых интересных вещей, что несут в себе эти создания. События, казалось бы, уже произошедшие и запечатленные в истории, в памяти людей могут теряться и забываться. Более того, люди могут со временем сами менять их, так сильно желая отрицать действительность и факты. Будто рукою всесильного бога проникая в прошлое, они переписывают его. Правда становится ложью, а ложь становиться правдой, в которую они сами начинают верить.

Так отрицал давно повзрослевший мальчишка то, что мать и город, в котором они жили, никогда не были образцами благочестия. Так не вспоминал наивный король, как преданная ему сестра грезила о троне и что слезы, пролитые ею в день свадьбы, катились из обозленных глаз, глядящих на золотую корону, украшающую чужую голову.

"Эттель."

Эйсмер открыл глаза по велению беспокойно забившегося сердца. Он все же лежал на ковре и находился в помещении не менее шикарном, чем покои короля. Неотрывно он глядел на гобелен, украшающий стену. Рассматривал рыцаря в латах и человека в черном капюшоне. Наемник узнавал покои, гобелен, барельеф с цветами над ним, и устало задавался одним только вопросом: мог ли он так и остаться лежать среди оживших образов из прошлого?

"Эттель."

— Ассан? — неуверенно откликнулся Эйсмер, привставая на одном локте.

"Не угадал."

Наемник нехотя поднялся, усаживаясь, скрестив ноги.

— Я сплю? — спросил он, поискав глазами по комнате в надежде найти источника голоса.

Он его нашел. Два синих огонька блеснули в тени, которая их обрамляла, вырисовывая подобие человека.

Отвратительное чувство бессилия одолевало меня, покуда я не мог обрести свой первозданный облик. Приходилось изворачиваться, туманной тенью представать в чужом сознании.

"То, что происходит, куда сложнее."

— Плохо. Обычный сон мне бы не помешал. — Эйсмер вздохнул, потирая веки. — Кто бы ты ни был, откуда знаешь кто я? Только двоим до сих пор ходящим по земле это известно. Включая меня самого.

"По земле я уже не ступаю."

— Ты дух? Свидетель наших жизней и воплощение судьбы? — Эйсмер усмехнулся, вот уж действительно кто старался ничему не удивляться. — Мне мама рассказывала о подобном, — Он склонил голову, будто продолжал диалог сам с собой в голове. — Что я только что видел?

"Правду."

— Она была на короткой ноге с Лабиринтом, — наемник качнул головой, продолжил язвительно, тихо: — Это стоило мне чудесной жизни. Можно было догадаться, что не только мне. Тогда за убийство дяди повесили невинную девушку. Ужесточили разделение, которое так ненавидела Виллен.

"Город начал умирать. Задолго до Плесени."

Эйсмер замолчал, а я его не торопил. Пока колдун пытался вернуть тело наемника к жизни, у нас с его разумом было достаточно времени. Оно позволило мальчишке в полной мере осознать свое разочарование в том, что он помнил.

— Зачем ты показываешь мне это?

"Люблю рассказывать истории, меняющие чужие жизни."

Эйсмер понимающе кивнул.

— Понял. А теперь постарайся ответить на тот же вопрос без этого расплывчатого дерьма.

"Совсем не боишься того, кто может залезть к тебе в голову?"

Не угроза, лишь искренний интерес.

Эйсмер пожал плечами. Он походил на заключенного, приговоренного к казни, который давно смирился со своей судьбой.

"Хочу дать тебе понять: убив бога, вы не спасете Мелиос. Не бог повинен в ваших мучениях."

— В наших?

"Людских."

Эйсмер провел рукой по ворсу ковра, что отозвался приятной лаской на кончиках пальцев. Настоящей. Наемник еще раз уделил внимание обстановке покоев. Они остались такими же, какими запечатлелись в его памяти двадцать зим назад, прежде чем мальчишка покинул Мелиос. За единственным окном, над внутренним заросшим зеленью двором замка висело замеревшее солнце. Теплые лучи вновь похлопывали по плечу, провожая в дальний путь без возврата. В голове Эйсмера промелькнула ребяческая мысль: вдруг эти двадцать зим были сном, мимолетным видением, которое упрямое сознание искусственно растянуло на годы? Славно было бы, если сон тот начался задолго до того, как в родной Мелиос проникла Плесень.

— Мне давно плевать на этот город.

"Разве?"

Тихий выдох вырвался из уст наемника, когда он пригляделся к своему отражению в оконном стекле. Полупрозрачный образ менялся. Копну потемневших с возрастом рыжих волос теперь обрамляло кружево золота, инкрустированное черным жемчугом. Король севера Эттель Альвин Д'Эвассейр самодовольно улыбался, обласканный жизнью в достатке, упиваясь своей силой.

"Это место - не очередное воспоминание, которое я хочу тебе показать. Оно твое. Его воссоздал твой разум. Это пристанище, что ищет он, дабы скрыться от неприглядной реальности."

Наемник нахмурился и отвел взгляд, точно его не заинтересовал товар на рынке. Однако ощущение пустоты на голове так и осталось весомым грузом на сердце.

— Это только иллюзии, — рассудил Эйсмер. — Давно погибшие иллюзии. Единственное, чего я хочу — вытащить отсюда своего друга-идиота и вернуться к прежней жизни.

"Жизни, которую презираешь?"

— Другой у меня нет.

"Могла бы быть."

Эйсмер зашелся горьким смехом.

— Вы с колдуном похожи. Все пытаетесь наставить меня на путь истинный, показать, как и что нужно делать с этим городом. Никак не можете его отпустить.

Продолжая кичиться невозмутимостью, он лишь слегка встрепенулся, когда тень, обличая свое жалкое состояние, находившееся на границе меж двух миров, еще нематериальное и не обретшее полной силы, приблизилась к нему почти вплотную, протягивая к лицу туманные руки со скрюченными в гневе пальцами. Тень была похожа на странников, столь же неполноценных и точно распадающихся на части.

"Вы так цепляетесь за жизнь, проповедуете, как она коротка, как важна. Но никогда не стремитесь сохранить ее, если она не принадлежит вам. Уничтожаете, обрекаете все, что вас окружает, на погибель. Для людей нет ничего достойного спасения, кроме вас самих."

Голос скрежетал, заполнял собой эфемерное пространство.

— Чего ты от меня хочешь? — холодно спросил наемник, будто речь шла об очередном заказе.

Тень выпрямилась. Порыв гнева постепенно отпускал меня.

"Не многого. Прошу осознать то, что ты увидел, и то, что тебе еще предстоит увидеть. Когда доберешься до Черного замка, должен будешь ответить всего на один вопрос."

Эйсмер недоверчиво скривил сжатые губы.

— Если доберусь.

"Не неси смерть, и выживешь сам. Странники не враги."

— Ты ведешь странную игру, — протянул наемник. — Все еще не понимаю, что заставляет меня тебе подыгрывать.

Память. Теплые воспоминания о родном доме, о былых счастливых временах никого не отпускали так просто. Даже через пелену грязной правды, что будто разворошенный ил всплывала со дна, Эйсмер хотел еще раз прикоснуться к тому, о чем уже и перестал грезить.

— Что будет дальше? Вновь покажешь мне прошлое? — с плохо скрываемой надеждой спросил он.

"История еще не закончена."

Свет за окном зашелся отрывистым миганием.

"Кажется, дело у колдуна спорится. Приходишь в себя."

Эйсмер схватился рукой за голову, будто пытаясь остановить резвое движение мира вокруг своей оси. Часть его не желала просыпаться от глубокого сна, что, скорее, походил на мечту.

— Так, значит, я все-таки отключился? — прошептал наемник, каждое слово давалось ему с трудом, затухало в попытке формирования.

"После воспоминания, что я показал. Побочный эффект. Люди иногда плохо реагируют на магию."

У Эйсмера накопилось так много вопросов, но ни один он уже не в силах было произнести. Оно и к лучшему. Жадное любопытство позволит нашей следующей встрече приблизиться быстрее.

Тень оказалась рядом с самым ухом наемника, проваливающегося в серость обыденного мира.

"И последнее: не говори о нашем разговоре Вентеркеллю. Он хранит больше тайн, чем ты думаешь, и, в отличие от меня, не намерен ими делиться. Тебе пора."

Эйсмер ощутил, как свет сменяется на тьму.

Он пришел в себя резко, толчком изгнанный из собственного сознания. Разлепил глаза, устремляя взгляд в доски крыши, между которыми кровью растекался по небу закат. Затылок, которым он приложился, за неимением в брошенном доме мягкого ковра, об пол, жгло тупой болью.

— Зараза, — глухим шепотом вырвалось из приоткрытых, втягивающих воздух губ.

Желание, не поднимаясь, остаться на месте, вновь овладевало телом. Теплый уют, воссозданный воспоминаниями, остался фантомным прикосновением на похолодевших конечностях, которые казались слишком тяжелыми для лишних движений. Тишина. Бестелесные голоса на время отступили, позволяя живым сделать свой ход.

— С пробуждением.

Язвительность Вентеркелля отдавала усталостью, а усталость та порождалась ничем иным как раздражением. Владея первозданной силой, Вентеркелль так или иначе был вынужден пользоваться помощью людей, чтобы достичь своей цели. Помощью хрупких и непредсказуемых людей. Не сложно догадаться, как сильно ему то не нравилось. Не нравилось быть зависимым.

Он сидел рядом с наемником на дряхлом табурете, что мог развалиться при любом неверном движении. Точно реки горячего золота, вены на руках колдуна все еще переливались под воздействием длительного использования магии. Наемник завороженно рассматривал драгоценный поток, берущий свое начало на чужих запястьях, предполагая, могло ли это странное инородное сияние быть лишь отголоском того, что он чуть не расшиб голову.

— Что произошло? — спросил он, не отводя взгляда от зрелища, которое находил необычайно красивым.

— Возможно, ты чуть не умер, — обнадежил Вентеркелль. — Возможно, что-то в городе влияет на тебя и пытается убить. И возможно - только возможно - ты мне что-то о себе не договариваешь. Тогда мне будет очень сложно что-то с этим сделать.

— Не зубоскаль, колдун, — отмахнулся наемник, поднимаясь. — Я был измотан, без сна, после долгой дороги, после сражения с этими тварями. Говорил же, что наемники моего возраста уже не ценятся.

Тень недоверия упала на лицо Вентеркелля. Оказавшись на ногах, Эйсмер дал себе несколько мгновений на то, чтобы две стены слились в одну единственную, и на то, чтобы решить: кому из двух бессмертных созданий, совершенно не заслуживающих доверия, стоит довериться. Мимолетная мысль о том, что он никогда не умел принимать хорошие решения, заставила Эйсмера усмехнуться.

— Скажи, что именно ты видел? — попытался он вновь узнать то, что осталось за пределами его сознания.

— Твою спину, когда ты вновь ушел в одним богам известном направлении, — недовольно проговорил Вентеркелль. — А после - то, как ты глядишь в пустоту, будто там что-то есть, и безжизненно падаешь, не дышишь.

Побочный эффект магии. Эйсмер не боялся смерти, но определенно не спешил в ее объятия, и когда сформированные в единую мысль слова растворились в воздухе, внезапное осознание того, как близко оказалась ледяная хватка, заставило поежиться от этого фантомного холода.

— Скотство, — выдохнул пока еще живой наемник. — Ты, значит, меня с того света вытащил?

— Получается, что так. — Колдун хмыкнул, тряхнул рукавами мантии, которые скрыли его руки. Он заставил себя принять вид участливый, отчасти даже обеспокоенный, и повторил с едва ощутимым напором: — Что произошло, Эйсмер?

Глупый, глупый мальчишка. Он желал переложить с себя ответственность, хотел, чтобы всезнающий колдун разобрался в ситуации слишком сложной и возвышенной для простого человека. Как это бывает с людьми, стоило угрозе миновать - она показалась ему несущественной, мнимой. Эйсмер надеялся, что тот, кого он видел, не сможет узнать о том, что он не последовал наказу, а тот, кто его спас, на самом деле хотел помочь. Он хотел этого, но не знал, сможет ли получить правду в обмен на правду.

— Я, — начал Эйсмер, переступая границу сомнений, прощупывая почву. — Я видел сон. Со мной кто-то говорил. Какой-то дух. Мне так показалось.

Вентеркелль напрягся. Догадка мелькнула в его взгляде. Косвенно, мы с ним были давними знакомцами. Он помнил. И тогда Эйсмер увидел это. Неприкрытую ненависть, полыхнувшую в золотых глазах, бессмертную, как и тот, на кого она была направлена.

— Этот дух... Он говорил что-то про Черный замок? — Вопрос конкретный, сбивающий с толку.

Эйсмер прищурился. Ему подумалось вдруг, что он был нелепым связующим звеном в некой чужой игре.

— Ты знаешь его? — Вопрос ожидаемый, достаточно толковый.

— Нет. — Ответ быстрый, резкий. Даже слишком. — Что-то про Черный замок?

— Нет. — Спокойно и уверенно. — Ничего про Черный замок.

Чутье человека, привыкшего выживать среди цветущего лицемерия и благоухающей лжи, в последний момент одернуло Эйсмера от перспективы чистой откровенности. Он не будет первым, кто сделает этот шаг.

— Думаю, это место просто играет с нами, — произнес он и увидел, как Вентеркелль скептически поднял бровь. — Со мной. Люди все же куда уязвимее.

Эйсмер затих на какое-то время, повторяя у себя в голове посеявшую зерно сомнений фразу. "Он хранит больше тайн, чем ты думаешь." Эйсмер вдруг ощутил прилив нежности к простым как пробки нанимателям, ведомым алчностью, завистью или похотью. Они убивали без задней мысли, только, чтобы убрать препятствие и получить то, для чего иначе пришлось бы прикладывать усилия. Заказ, который перемежался с убийством бога, стычкой нелюдей и тайнами погибшего города - его города - утомлял.

— Проклятье. — Наемник провел рукой по лицу, оставив ее отдыхать на глазах. — Честно? Я не помню толком, что говорило мне это создание. Но если этот дерьмовый сон повторится, я постараюсь передать тебе подробности.

Он решил играть на обе стороны, понимая, что помощь колдуна еще пригодится в попытках найти Ассана.

— Постарайся, — шикнул колдун, зная, что не добьется ответов.

Эйсмер не обратил на него внимания, выдохнув, заглянул в разбитое окно. Он хмуро наблюдал за тем, что происходило на улицах покрывающегося мраком города.

— Темнеет. Ночью их почти не видно, — протянул Вентеркелль. — Мы снова застряли здесь до утра. У тебя хватит запаса еды и воды?

Только тогда Эйсмер обратил свое внимание не на тревожащие его размышления, а на самого себя и свои потребности. Голод и жажда обрушились на него нежданным весом, способным без труда подкосить любого взрослого мужчину.

— Нужно что-то закинуть в рот, верно, — кивнул наемник. — Но нам не обязательно терять время. До границы верхнего города осталось немного. Мы сможем добраться быстро. До заката. Под стеной проходят катакомбы, ведущие в сторону замка. Проход должен быть закрыт, а, значит, они не заселены странниками.

— Но как же Ассан? — безразлично поинтересовался колдун. — Ты потеряешь его след.

Перед глазами наемника пронеслись воспоминания того, как кухарка пыталась попасть в шаловливую тень мальчишки тряпкой, пока тот, юркнув под ее стол, пытался стащить еду. Тихий, сдерживаемый смех. Женщина и не знала, что это принц на спор старался для сына городского стража. Эйсмер вспомнил, как Ассан, надкусывая непривычно свежее для него хрустящее яблоко, рассказывал о том, что получил свой первый настоящий клинок, пока мальчишки, не сказав никому не слова, покидали замок по древним темным коридорам, ненароком обнаруженным во время игры.

— Думаю, состояние Ассана могло привести к тому, что он тоже решил избежать боя, — Эйсмер улыбнулся своим мыслям. — Возможно, впервые в своей жизни. Он должен был помнить о катакомбах.

Снова этот подозрительный прищур.

— Откуда вы оба о нем знаете?

— Он страж. Он знает все о безопасности города.

Вентеркелль спорить не стал. То была самая простая ложь, наиболее всего смахивающая на правду.

Раненый закатом Мелиос встретил колдуна и наемника примирительной тишиной. Эйсмер без труда вспомнил путь к катакомбам. Он был естественным продолжением его шагов, спустя столько лет, оставшись одной из немногих вещей, что вызывали тусклые, размытые годами, но искренние, столь детские радость и трепет.

Останавливаться было некогда - солнце раздражающе сильно спешило к горизонту, и все же наемник на ходу высматривал запорошенные следы. И чуть громче, облегченно выдыхал, когда цеплял зорким глазом то, что могло быть на них похоже.

Неудовлетворенный пересоленным крохотным куском мяса и залившей его водой желудок громко требовал справедливости, пока его хозяин грезил о том, как затащит своего непутевого приятеля в ближайший трактир. Эйсмер припоминал каждый из них, что видел по пути в город и даже, как оно обычно бывало, не возникал насчет их качества. Как давно он не отдыхал, отложив оружие? Месяц? Год? Десятилетие? Казалось, прошла целая жизнь. Может, так оно и было. Она прошла без передышки от густой тьмы с того самого момента, как принц Эттель покинул родной дом. Теперь, ступая по савану из снега на мертвой земле, некто по имени Эйсмер клялся себе, что попробует найти дорогу к свету. Клялся и с трудом верил сам себе.

— Без резких движений. Взгляни. Направо.

Вентеркелль заставил Эйсмера остановиться. Спешка дала о себе знать. Чудом оставшись незамеченным, неподалеку от мужчин, под навесом скатившейся крыши, хищным зверем притаился странник. Его длинные конечности зарывались пальцами в землю. Острые колени обхватывали протянутую меж них голову с пугающе человеческими глазами. Глаза вперились в чужаков.

В столь тревожный момент нужно было лишь вспомнить совет тени. Но тень бесследно растворилась после пробуждения, и Эйсмер, как оно бывает, о сне забыл. Он мерным движением избавил меч от ножен. Странники были его врагами. Мера предосторожности сыграла против него. Порожденный магией, не принимающей насилие и даже его намерения, зараженный сорвался с места. Слишком близко, слишком быстро.

Поднялся в воздух вихрь снега и пыли, порожденный отточенным взмахом рук колдуна. Странник взвыл, влетев в стену из мелких песчинок, которые теперь раздирали его широко открытые глаза. Вентеркелль пошатнулся, втягивая морозный воздух сквозь сжатые зубы. Неявная атака все же оставалась атакой. Горячая алая капля стекла из носа к губе и упала вниз, растапливая снег. Колдун опешил. Он так редко видел физическое доказательство своей уязвимости, что давно про нее забыл.

— Мы совсем близко! — крикнул наемник и потянул за рукав азуритовой мантии. — Вперед, расшиби тебя головой об колокол, вперед! Здесь ты не помощник.

Вентеркелль зло вырвал руку, но немедля побежал вслед за наемником, слыша поступь огромного существа позади. Они свернули в сторону с пути, ведущего к уже мелькавшим на горизонте воротам в верхнюю часть города. Отдавая горечью, в памяти Эйсмера запечатлелся их новый вид: упавший металл и обсыпавшиеся сверху камни. Статуям черных псов более нечего было охранять - они радушно приглашали всех внутрь.

Двигаясь вдоль стены, Эйсмер отсчитал нужное количество зубцов наверху и остановился на месте, где недавно кто-то расчистил земляной покров. Едва заметные в полумраке следы упирались в скрывавшийся под ним металлический люк, странным образом просевший.

— Здесь! Подними его, — властно приказал Эйсмер, вставая в оборонительную стойку, — и уходим.

В иной ситуации Вентеркелль истратил бы весь запас своего яда на то, чтобы как следует ответить на подобный тон, но в тот момент он наскоро потянул за крупное железное кольцо. Сначала голыми руками, потом - подцепив его магией.

Эйсмер уже чувствовал дыхание взбешенного странника, уворачиваясь от неуклюжих, но тяжелых атак. Он отступил одной ногой, перенес на нее вес, выгнувшись чуть назад, давая существу приблизиться, и резким точным взмахом рубанул по его плечу. Отскочил назад и нетерпеливо закричал:

— Колдун, мать твою! Что за промедления?

Вентеркелль раздраженно блеснул разгоревшимися глазами. Выкорчевав люк магией, он обнаружил, что земля под ним обвалилась, полностью перекрывая проход. Поступательными движениями, настолько быстрыми, насколько это возможно, когда попытки сосредоточиться прерывались страхом в любой момент получить удар в спину, колдун расчищал землю, завалившую проход.

— Судя по всему, после того, как ход открывали в последний раз, его засыпало землей, — ответил Вентеркелль, не уверенный в том, слышит ли его спутник в разгаре сражения. — Не критично, но мне нужно время!

Времени не было. Странник оказался на удивление крупным и бойким, в прошлой жизни - кузнец, проводящий все время за тяжелым трудом, не иначе. Эйсмер вертелся вокруг него, ощущая отсутствие магической удачи, что до того была его поддержкой. Магия быстро разбаловала его. Ночь стремительно захватывала город, и неровная земля под ногами представляла все большую угрозу. Шаг, другой, они становились все ненадежнее и неувереннее. Прокрались в воздух уже знакомые неразборчивые голоса. Эйсмер тряхнул головой, из-за чего чуть не пропустил удар в плечо, увернувшись в последний момент.

— Только не сейчас, — скрежетнул он.

Рука странника врезалась в меч. И схватила его. Эйсмер замер, наблюдая за тем, как темная жидкость струится вниз по лезвию. Трепетный момент, важный поворот в развитии этих чудных созданий. Наемник рванул оружие на себя, но странник вцепился намертво. В его человеческих глазах отразилось понимание.

Призывая самого себя к спокойствию, Эйсмер отпустил некогда покрытую фамильным гербом рукоять и выхватил квилон - его последнюю надежду. Короткое, лезвие не достало бы и до морды странника. Существо удобнее перехватило меч, словно вспоминая его вес в своей некогда человеческой руке. Медленный вдох Эйсмера. Быстрый взгляд на колдуна, заканчивающего работу. Странник отбросил оружие. Увы, было еще слишком рано.

У наемника появился шанс. Он снова сделал шаг назад, встал в стойку, готовился атаковать, перенес вес. Нога Эйсмера провалилась в неровность земли, подвернулась, и он рухнул, роняя квилон, надежду и собственное достоинство.

В тот миг, когда изнемогающее болью, истекающее кровью существо нависло над ним, наемник попытался вспомнить все хорошее и светлое, что было в его жизни, все, ради чего стоило так усердно сражаться. Но на ум приходили только почившая мать и человек, чей труп, возможно, находился под земляным завалом. Никто его не ждал, никто бы не удивился его смерти, и никто не обронил бы траурного всхлипа над его костьми. Очередной наемник, чья трагическая история останется нерассказанной.

"Странники не враги."

Голос пробился через сотни других, и Эйсмер узнал его. Не видя иного выхода, недоверчиво, нагло он усмехнулся и застыл. Облачко пара сорвалось с сухих губ, когда он попытался успокоить дыхание. Две пары глаз наладили зрительный контакт, и попытались понять друг друга, проникнуть в чужое сознание. Эйсмер вспомнил, как умирала Виллен, как молила, как тянулась к нему в отчаянной просьбе о помощи. "Я еще здесь." Эйсмер сглотнул, наблюдая за тем, как странник с любопытством склонил голову. Рот был раззявлен, и с гнилых зубов неспеша стекала капля крови. Странник давал человеку уйти. Капля сорвалась вниз, падая на лицо наемника. Черная клякса перекрыла собой выразительные веснушки. Зазвенело в ушах. Фантомная боль - давно забытое воспоминание - вспыхнула под покровом кожи. Мучительный страх, пожирающий внутренности одновременно с Плесенью. Вместо странника перед глазами предстало его собственное, возможное еще в детстве, будущее. Эйсмер желал от него избавиться.

Рука, влекомая ненавистью, метнулась к кинжалу.

"СТОЙ."

Голова странника осталась неподвижно лежать на мерзлой земле, а глупый мальчишка стер черную каплю со своего лица. Он поднял меч, убрал квилон и с облегчением подошел к Вентеркеллю, который опускал руки, завершая заклинание.

— Думал было, что нужно копать не ход, а могилу. — Он смерил наемника неоднозначным взглядом.

— Я тоже.

Эйсмер скользнул в открывшийся спуск в катакомбы, предвкушая еще не одну встречу с прошлым.