Цена вечности

Руан брел по пустынному ландшафту, озираясь по сторонам в надежде увидеть нечто привычное. Невесомым шагом, словно и не касаясь земли, он ступал по белоснежному песку, простирающемуся до горизонта, мириадами звезд сверкающему на солнце. Не было еще больших городов, династий, алчности, войн, не было шума и грязи. Руан прислушался - вокруг было тихо, и тишина эта была не мертвая, напротив, отдавала она едва зарождающейся жизнью.

В воздухе проплывали золотые полупрозрачные нити. Они пронизывали все пространство вокруг, то исчезая будто в ином, незримом для человека, измерении, то выныривая. Они, как и всё в этом мире, были живые. Магия походила на детей, незамысловато воспринимающих все как игру. Руан не смог сдержать улыбки. Он протянул руку к бесконечному потоку - смуглую кожу окутало приятное тепло, и нить в очередной раз нырнула, растворяясь в пустоте.

Окружение постепенно меняло свой вид. Песок под ногами сменился на плодородную почву. Впереди у подножия будущего леса небольшой группкой остановился караван, намечая подходящее место для поселения. Глава каравана, пожилой мужчина с не по годам молодыми глазами, обращался к остальным людям, сложив руки в молитвенном жесте и обхватив ладонями деревянный кулон со знаком круга, поделенного на четыре части зазубринами по краям. Позади мужчины, будоража сознание масштабом, пугающе выделяясь на фоне равнин, высилась статуя неизвестного Руану бога со звериными чертами, протягивающего когтистую руку к паломникам. Статуя из черного камня. Она не могла быть возведена человеком, ведь не должны были эти создания владеть такой силой. Им было дозволено лишь восхищаться проявлениями чужого могущества, и надеяться на милость того, кому это могущество принадлежало.

Это был прекрасный первозданный мир, населенный людьми, что когда-то подчинялись тому, кто его создал. Тому, кого они предали.

Один из паломников в размеренно покачивающейся повозке выглянул из-под навеса, защищающего от палящего солнца, и с предвкушением встрепенулся.

— Почти на месте! — воскликнул он, возвращаясь к остальным.

Всего в повозке ехали шесть человек. Поднялся нетерпеливый гомон - пять голосов выражали неимоверную радость скорому окончанию пути. Тот, кто выглядывал в окно - коренастый мужчина, похожий на хорька, со странной прической-шапочкой - не был обделен внимательностью и быстро заметил, что кое-кто не присоединился к общему воодушевлению.

Молодой - если, конечно, судить только по виду - человек сидел в углу повозки с закрытыми глазами уже продолжительное время и не реагировал на разговоры спутников. На нем было старенькое заплатанное одеяние и охровый плащ, будто сделанный из той же ткани, что и лента на широкополой шляпе. И все же, несмотря на потрепанную за долгие годы пути одежду, человек беден не был. Внимательный хорек еще в самом начале поездки подметил, что плащ на груди человека поддерживала застежка с крупным, размером с человеческий глаз, желтым топазом.

Из-под рваного рукава, обматывая левую руку, подобно браслету, выглядывали четки с четырехконечной звездой. Этого-то мужчина поначалу не заметил, а теперь был знатно удивлен: неужели человек, в отличие от него, ехал не за темным даром?

— Эй, — обратился хорек пренебрежительно. — Ты не умер там?

Остальные затихли. Они воззрились на мужчину так, будто он сказал нечто богохульное. Один из них даже осуждающе цыкнул. Хорек подавил желание указать на звезду рукой, вопя, что среди них богоотступник.

Человек в шляпе тряхнул головой, подавая признаки жизни и отзываясь на обращение. Вьющиеся непослушные черные волосы, доходящие до плеч, качнулись в такт движению и закрыли лицо. Человек поправил их, убрав прядь за ухо, и мягким благозвучным голосом продекламировал:

— И чем быстрее ты ныряешь вглубь себя, тем тяжелее тебе после выбраться наружу. В открытом море оставляешь якоря, там, где корабль больше и не нужен.

Паломники, за исключением коренастого мужчины, благоговейно переглянулись. Человек приоткрыл один глаз, словно домашний кот, реагирующий на приблизившегося чужака. Глаз был похож на камень на его плаще. Путник поднял уголок рта.

— Мне снился странный сон, — произнес он. — Он был до ужаса реальным, показывая ложь. Мне на мгновение почудилось, что он затянет меня навсегда. Верно, нужно поблагодарить того, кто меня разбудил.

Хорек подозрительно сощурился, переводя взгляд со странного человека на тех, кто реагировал на его изречения как на что-то, требующее исторической записи. Наконец-то все же недостаточно внимательный человек понял, что богоотступником, по мнению собравшихся, здесь мог быть только он.

— Не стоит. Я лишь интересовался, все ли в порядке, — с внешней скромностью отмахнулся мужчина.

Человек неопределенно пожал плечами, но ничего не ответил. Хорек отчего-то решил, что не хочет связываться с ним и продолжать диалог. Он благоразумно сдвинулся к краю повозки, опустив подбородок на ладонь, и затих.

— Подъезжаем к городу, — учтиво сообщил один из паломников тихому путнику.

— Очень хорошо, — кивнул человек, потягиваясь. — Я уже заждался встречи с теми, кто отринул наших богов.

Долгая дорога заканчивалась в Мелиосе, столице Новой веры, что десятки зим назад стала единой и единственной. Однако Руан был одним из немногих, кто до сих пор прекрасно помнил старую.

Руан резво выскочил из повозки у огромных ворот города. Придерживая остроконечную шляпу на сильном ветру, поднял голову и охнул, осознавая масштабы. Над ним возвышался тот самый Мелиос, о котором он слышал на протяжении полувека. Он помнил рассказы о том, как город начал возрождаться из пепла, как новые люди, странники, обретшие разум, отстроили его, используя недоступную людям силу. Феномен "разумных странников" (название, которое сильно оскорбляло новый народ) уже многие годы пытались понять ученые, мудро связавшие его с тем самым магическим заклинанием "эволюция", но пока совершенно не понимающие, как оно работает.

Руан помнил, как этот город стал столицей веры, торговли, мира. Помнил, как сюда начали стягиваться паломники, дабы получить Темный дар - благословение, дарующее силу странников. Никогда Руан не верил в эти россказни до конца и для верующего человека слишком многое отрицал, но теперь он воочию видел сотни людей, тянущихся к воротам, торговцев, развернувших свои лавки у подножия стены, знаменитый Черный замок на вершине, наблюдающий за прибывающими единственным черным глазом, в котором раньше, говорили, был витраж, и, конечно, хозяев города.

Странники представлялись Руану неземными созданиями. Таковыми они и оказались. В толпе они выделялись своим исполинским ростом, обходя даже самых высоких людей на голову, а то и на две. Их болотного оттенка кожу обрамляли черные вены и темные наросты, похожие на лианы, тянущиеся вдоль всего тела, доходя до черных глаз с золотистыми радужками, поднимаясь к голове, ниспадая на спину подобием волос. Бывшие когда-то людьми, ставшие вечными странниками благодаря хвори, они выглядели самым естественным образом, сливаясь с природой. Будто деревца, что обрели разум.

Один из странников прошел мимо Руана, и тот обратил внимание на неслышную неощутимую поступь, совсем не подходящую крупному телосложению. Человек засмотрелся вслед статному бессмертному созданию.

— Руан? — Неожиданно отвлек от созерцания голос.

Парень устало вздохнул и повернулся к тому, кто его звал — это, ожидаемо, оказался один из паломников из повозки, глядящий на него с трепетным благоговением - и коротко подтвердил:

— Я.

— Имею ли право поинтересоваться, надолго ли вы в Мелиосе?

Руан склонил голову набок, прикидывая. И в самом деле, как долго он планировал пробыть в этом городе? Тогда он еще не знал, что судьба давно отмерила его время.

— Пока не пойму все то, что планирую понять.

Паломник приоткрыл рот, но не подобрал слов и в конце концов отреагировал на расплывчатый ответ понимающим кивком головы, который скрывал то, что он ничего не понял. Заметив, что паломник не собирается покинуть его, Руан с многозначительным видом положил руку на плечо стоящего перед ним человека. От прикосновения тот встрепенулся.

— Познать нам не дано всю глубину единства, пока нас не разделит жестокая судьба. — Видя, что произвел нужный эффект, Руан скоро добавил: — Теперь ступай. И я пойду.

Не хватало еще, чтобы и здесь за ним хвостом тянулись те, кто из-за необычного происхождения посчитали Руана святым. Что ж, в таком случае ему повезло - в Мелиосе затеряться было проще простого.

Руан двигался неспеша, нередко становясь неожиданной преградой для суетного потока толпы. Казалось, парень старательно изучал каждый камушек на новой брусчатке нижнего города, каждую вывеску и каждую статую. О, как красив стал город, обжитый вечными странниками, как много величественных скульптур они возводили, почитая Пробудившегося. Тут и там они глядели на вошедших, предупреждая, кто охраняет этот город. Поблескивали в свете дня черные глаза каменного изваяния Азура, его животного обличия, поскольку не был еще возрожден его истинный несравненный облик.

В Мелиосе обживался многочисленный народ, однако город стал просторнее. Не было более ненавистной стены, не было дряхлых темных домов. Странники ценили открытость, природу. Широкие улицы и площади теперь устилала зелень, оплетала каменные и деревянные постройки, благоухала, поскольку тепло солнца вновь добиралось и до нижнего города. Не за горами был тот день, когда в воздухе вновь можно было бы заметить проблески золота. И Руан почувствовал это, на мгновение ощутив себя снова в том странном сне, ступающим по первозданному миру. Но это был иной, возрожденный мир, творение, едва приблизившееся к первозданному, и его изваяние требовало доработки, последнего мазка мастера.

Толпа, будто течение, привела Руана на рыночную площадь. Только тогда он отвлекся от попыток просмотреть город насквозь. Его привлек запах - на площади торговали выпечкой. Свежей, теплой выпечкой, аромат которой взял путника за руку и повел к прилавкам. Вокруг них толпились люди. Только люди, как заметил Руан. За самим прилавком, тем не менее, стояли две вечных странницы. Высокие, складные, их тела обрамляли легкие, едва ли не прозрачные одеяния, перевязанные фартуками, уже слегка запачканными в процессе работы. Одна из них, с собранными в высокий хвост лианами-волосами, упаковывала кулечки с покупками и отдавала их людям. Вторая, с доброжелательными взглядом и улыбкой, общалась с изголодавшимися в пути паломниками и путешественниками, попеременно зазывая и других проходящих мимо людей, чему "упаковщица" явно была не шибко рада. Несмотря на то, что торговали они только с приезжими, на недостаток прибыли странницы пожаловаться не могли.

— Эй, вы, в шляпе! — махнула рукой та, что отвечала за общение. — Ты скрываешь под ней лик или душу? Неважно!

— Тебя здесь примут любым, друг мой. Ешь, пей, отдыхай, не думай о страшном.

Закончив присказку, которой пользовались все добропорядочные хозяева трактиров на севере, Руан приветственно кивнул, коснувшись упомянутой шляпы.

— А вы не похожи на местного, — удивилась торговка, не отрываясь от того, чтобы взять монеты у женщины в потрепанной мужской одежде. — Госпожа возьмет плетенку и буханку ржаного! — Кинула она второй страннице через плечо и вернулась к Руану. — Только приехали, а уже запомнили все наши приемчики?

— Эти фразы взяты из старой баллады, рассказывающей о путнике, которого приютил подозрительный лесник, — говорил Руан, задумчиво разглядывая свежевыпеченные товары на прилавке. — Балладу забыли, кусочек разошелся среди предприимчивых зазывал, а главного героя, — он принюхался к тому, что купила перед ним женщина, — съели. А я бы тоже отведал плетенки. Пожалуйста.

Парень поднял голову, лучезарно улыбаясь, и встретился со странницей, которая изумленно приподняла бровь.

— Что ж, знаток баллад, — протянула она, усмехнувшись, — пообещайте никому, кроме меня, об этом не рассказывать. Спугнете еще народ... Одну плетенку, Олли.

— Как вам угодно, — благодушно ответил Руан, принимая горячую выпечку. — Хорошего дня!

Пережевывая мягкое тесто, отхлебывая оставшейся воды из бурдюка, путник двигался еще медленнее, раз за разом раздражая людей вокруг. Обретаясь где-то в своих мыслях, Руан поднимался вверх по улице, направляясь к точке притяжения всех последователей новой веры, к месту, что было ему наиболее интересно - к храму.

Он располагался на втором уровне города, дивный и величественный. Покрытые плющом черные стены, кружево витражей, приглашающе глядящее на прихожан, вырезанный глаз над входом - знак веры в Пробудившегося, доказательство того, что он всегда наблюдает за своими последователями. И не только за ними.

Руан замер, всматриваясь в округлый глаз, будто ждал, что сам Азур явится, удостоив его аудиенции в подтверждение своего существования. Проглотив последний кусочек выпечки, путник поднялся по каменной лестнице, проходя в просторное помещение храма. Храма того, кого он считал ложным богом.

— Черный пес спал, но Черный пес все видел! И когда мир наш был на грани гибели, которую мы, будучи людьми, по глупости смертной сами навлекли на себя, он вернулся. И не дабы покарать нас, как думалось тем, кому не достался Темный дар, нет! Азур, Пробудившийся, Истинный бог вернулся, чтобы спасти нас, чтобы указать верный путь своим последователям и пощадить даже тех, кто когда-то забыл его, кто заменил его и кто не узнал его.

Руан попал на проповедь. Храм полнился последователями новой веры, рассевшимися на лавках, глядящими на странника в рясе у алтаря. Увлеченные проникновенной речью, прихожане не обратили внимания на фигуру в сером одеянии, проскользнувшую на пустующее место в самом конце зала.

Руан разглядывал восторженные лица, кивающие головы. Среди странников, коих было большинство, мелькали и крохотные силуэты людей. Путник никак не мог понять, как могли они все так быстро забыть тех, в кого всю жизнь верили, тех, кто испокон веков оберегал их. Ах, какого бы было его разочарование, узнай он, что когда-то именно на этом самом месте восславляли его горячо любимых Четырех. Руан покрепче перехватил четки на левой руке, словно они могли создать вокруг него оберег и огородить от греха.

"Не поможет."

Путник дернулся. За громогласным голосом проповедника, донесшиеся только до него слова, он не расслышал, однако явственно почувствовал, как спасительная четырехконечная звезда обожгла кожу. Четки повисли на кисти. Странник закончил проповедь, не зная, что в тот самый момент только один присутствующий в храме человек ощутил прикосновение почитаемого им бога.

Ошарашенный, Руан тяжело дышал, глядя на обожженную часть руки. Он и не заметил, как собравшиеся начали расходиться, и не заметил, как к нему, нагло заглядывая под полы шляпы, подошла странница.

— Колдун? — шепнула она.

Руан сразу понял, что обращаются к нему, но не сразу отреагировал. Помедлив немного, он, сверкнув золотыми глазами, поднял их на девушку. У нее было совсем молодое лицо, она прожила от силы двадцать зим к тому моменту, когда заразилась Плесенью и разум ее погрузился в долгий сон. Теперь ее глаза, когда-то, возможно, голубые или зеленые, были похожи на его. Они были пропитаны магией.

— Почти, — шепнул Руан в ответ.

Он раскрыл необожженную ладонь внутренней стороной вверх, привлекая внимание девушки. С кончиков пальцев на мгновение в воздух сорвался сноп искр, которые парень тут же на лету поймал в кулак.

— Но колдовать немного умею.

Странница улыбнулась, присаживаясь рядом. Элегантно, аристократически держа осанку.

— Когда-то люди считали это чудесами.

Руан усмехнулся, качнув головой, вспоминая паломников.

— Многие и сейчас так считают.

— Мир слишком изменился за какую-то сотню лет. Сейчас все, что нас окружает, считай, что чудо, явление сил нам непонятных и до того неведомых.

— Как просто оказалось этим силам перетянуть всех на свою сторону.

Эти слова прозвучали безэмоционально, даже спокойно, и только произнесший их знал, из какого глубокого разочарования в людях они рождены. Странница подняла лицо к разноцветному свету, пробивающемуся через витражи, разглядывая резной потолок храма. Она вздохнула.

— И как же Озаренного богами, занесло в храм Новой веры?

— В отличие от колдунов, коим я все-таки не являюсь, я не отрицаю существование тех, кто отринул нашу веру, — Руан проследил за чужим взглядом, склонил голову в бок, увидев переданную гравюрами историю странников: сна, перерождения, продолжающейся жизни; в центре изображена была женщина в золотой маске, простирающая руки просящим, а подле нее коронованный мужчина, держащий руку на эфесе меча. — Я пытаюсь их понять.

— Получается?

— Пока не очень...

Девушка усмехнулась. Она протянула Руану свою крупную ладонь.

— Манон.

Руан пожал ее. Ладонь была болезненно холодной. Ему стало любопытно, течет ли все еще в жилах странников кровь.

— Руан.

— Руан, — протянула она. — Северное имя.

Она окинула неколдуна недоверчивым взглядом, оценивая его не северную внешность, слушая не северный акцент.

— Мне говорили, что рожден я был в этих краях, — пожал плечами путник. — Это ваше право верить мне или нет.

— Колдун - не колдун, приезжий, но родной. — Манон задумчиво повела носом. — Я бы послушала вашу увлекательную историю.

Руан улыбнулся. Так много людей желали услышать его историю, а теперь к ним присоединилась и вечная странница.

— Госпожа, — качнул он головой, — моя история не достойна рассказа, да и сам я ее знаю лишь урывками. Но, — его голос стал бодрее, — мне известно много куда более впечатляющих историй, баллад, легенд.

Манон искренне рассмеялась.

— Вы еще и бродячий менестрель?

— И недоучившийся священник.

Руан игриво склонил голову, и шляпа соскользнула вниз. Пола она не достигла - Манон ловким движением поймала ее и вручила хозяину.

— Восхитительно, — продолжая посмеиваться, произнесла девушка. — Тогда я могу с уверенностью сказать, что колдовство — это не главное чудо, на которое вы способны.

Руан опешил, неловко огляделся. Они остались в храме почти одни, и теперь их тихие голоса казались слишком громкими. Путник замолчал, и тишина затянулась. Густая, баюкающая тишина, которую вскоре нарушила девушка.

— Знаете, а вы не первый колдун, — Манон увидела, как Руан втянул воздух, собираясь ее поправить, но со снисходительной улыбкой позволил ей говорить дальше, — которого я встречаю в нашем городе за каких-то пару дней.

— Неужели? — Руан вздернул брови. — И то был... Настоящий колдун?

— Думается мне, что да.

Манон порывисто кивнула, ее явно интересовала эта тема. Лиана волос упала на грудь, прикрытую поверх богатого наряда красной шалью, резко контрастирующей с зеленоватой кожей, но в цвете перекликающейся с такой же яркой краской, которой странница подвела глаза. В том, что Манон привыкла выделяться, не оставалось сомнений. Руан все размышлял, каким она была человеком. Аристократкой, праздно коротающей свои дни в верхнем городе? Дочкой купца с хорошим приданным? И кем она является теперь?

— Такой он был весь из себя, с гонором. — Странница не позволила Руану увлечься своими размышлениями надолго. — Спрашивал о других колдунах.

— А... — Неколдун, казалось, несколько разочаровался причиной того, почему именно Манон решила заговорить с ним. — И что же вы ответили?

— Сказала ему как есть: помимо него, больше колдунов не видела, сотню лет так уж точно. Они же, вроде, в горах прятались в свое время. Наверное, до сих пор там. Но, подумала, раз уж ищет, причина есть. Предложила дождаться завтрашнего дня.

— А что там в завтрашнем дне?

— Велль-морт, — Манон невесело улыбнулась. — День памяти оставшихся. Главное празднество странников. День, когда мы поминаем всех тех, кому люди не позволили пережить сон.

Странникам требовалось всего полвека, чтобы стать теми, кем они теперь являлись, но для людей это была целая жизнь. Многие посвятили ее тому, чтобы уничтожить этих необыкновенных созданий. Сотни трупов тяжким грехом висели теперь на их шеях, петлей утягивая в самые страшные подземелья загробного мира. Убийцы могли не сомневаться: там их уже с нетерпением ждут.

Руан благоразумно решил не бередить рану. В особенности потому, что как минимум на половину сам был одним из людей.

— На празднике, я полагаю, соберется весь город?

— А ты думал! Такое столпотворение на улице не на пустом месте. Не удивлюсь, если ты встретишь там не одного, а парочку колдунов.

— Вы так уверены, что я пойду? — с усмешкой спросил Руан.

Манон лишь улыбнулась. Конечно, Руан пойдет. Парень не упустит возможность пересечься с членом клана, чья кровь текла в его жилах.

Руан покачал головой. В очередной раз поправив шляпу, он поднялся с места, одернул столь отличающийся от одежды Манон потрепанный плащ.

— Тогда мне стоит отыскать ночлег и как-то скоротать время до завтрашнего дня. — Он вежливо склонил голову. — Хорошего вечера.

— Удачи вам найти ответы и понять то, что пока не понято, — произнесла Манон, со смешком склоняя голову в ответ.

— Не думаю, что на это мне хватит вечера.

Манон на мгновение задумалась.

— Тогда лишь могу посоветовать "Королевского гуся", дабы хорошо отдохнуть. Только, не обнадеживайтесь... гусей там все еще не подают.

Руан, усмехнувшись, кивнул и собрался уходить, но остановился, обернулся, терзаемый единственным оставшимся вопросом.

— Где вы повстречали колдуна, если не секрет?

— Не секрет. Здесь же я его и повстречала.

Руан нахмурился. Колдун знал, где его искать.

Руан петлял улочками Мелиоса, наблюдая за жизнью и бытом странников. Мысли о том, зачем он понадобился некому колдуну, он оставил на следующий день, в своей манере безмятежно рассудив, что сегодня они ему никак не помогут. Путник заглядывал в открытые дворики, наблюдая за обыкновенной жизнью необыкновенного народа. Он видел женщин, ухаживающих за хозяйством, приторговывающих изделиями ручной работы, прогуливающихся с подругами, мужчин, работающих в кузнях, латающих крыши, играющих в кости на выставленных на улицу столиках. Руан даже видел детей странников, не сразу поверив своим глазам. Как и человеческие дети, они резвились, вереницей протягиваясь вдоль улицы, выкрикивая детские ругательства и глупые шутки, сами того не понимая, порождая совершенно новую ветвь человеческого развития.

Коротко говоря, Руан видел все то, что мог увидеть в любом другом городе за одним лишь исключением: вечные странники процветали. На улицах не было попрошаек, бездомных, умирающих, улицы были в меру чистыми и ухоженными, учитывая непрекращающиеся перестройки. Неколдун хотел выяснить причину подобного, обнаружить страшную тайну, скрытую за внешним идеалом. Он никак не мог принять благополучие, настигнувшее людей лишь после того, как они отринули Четырех.

И тогда блажь спокойствия все же пришлось нарушить.

— Мы можем решить все мирным путем!

Миротворческий голос привлекал внимание. В нем безысходность странным образом получилось смешать с насмешкой. Руан и не понял, как забрел на непривычную для Мелиоса узкую пустующую улочку. Он ускорил шаг и увидел человека с поднятыми руками, снизу вверх глядящего на напирающего на него странника с разгневанным видом.

Руан увидел меня, то, что я желал ему показать.

— Предлагаешь мне просто все забыть? — басил странник.

Я приподнял уголок рта, сообразив на своем лице некое добродушно-растерянное выражение, и просто кивнул.

Странник скривился, усмехнулся и схватил меня за шкирку, отрывая от земли будто щенка.

— Господа!

Конечно же Руан, по натуре своей сердобольной и ратующей за справедливость, не мог остаться в стороне. Натянув на лицо доброжелательное выражение, то самое, с которым обычно обращался к последователям веры - приветливость с каплей мудрого всезнающего величия, неколдун раскрыл руки в сторону сцепившихся и сделал к нам несколько шагов.

— Могу я поинтересоваться, что же заставило вас омрачить этот погожий день подобной... стычкой?

Все еще находившийся в подвешенном состоянии, я перестал болтать ногами, а странник ослабил хватку. Теперь мы в замешательстве смотрели на Руана.

— Ты кто такой? — странник был возмущен прерванным возмездием.

— Я — Руан, — назвал уже знакомое мне имя парень. — Человек, считающий, что любой спор можно решить меньшей кровью. В особенности, когда один из вас, — он многозначительно поглядел на меня, — уже идет на попятную.

— Ишь ты...

Странник отпустил куртку - я ухнул вниз, выразительно крякнув, - и грозно приблизился к Руану, который, как ни в чем не бывало, следил за его действиями. Казалось, что в нем либо не было ни крупицы страха, либо ни крупицы разума.

— Ты с чего взял, что я нуждаюсь в советах, юнец?

Руан усмехнулся, все сильнее сбивая с толку странника.

— Начнем с того, что не все то истина, что истиной считают наши глаза. — Он не обратил внимание на вопрос, застывший на лице мужчины, продолжил: — Закончим тем, что после моего появления, вы действительно отпустили бедолагу. Значит, только нуждались в том, чтобы вас кто-то к этому действию подтолкнул.

Тишина камнем упала на переулок. Руан обезоруживающе улыбался, уверенный в своей правоте, странник сделал пару шагов назад, а я с неподдельным интересом наблюдал со стороны, вживую узрев диковинку, выделяющуюся в этом скучном мире.

— Ты полоумный, — пришел к выводу странник.

— Я как-то пересекался с работниками лечебницы. Уважаемые люди, добрые последователи Четырех, — вспоминал Руан, — но они не оповестили меня о моем расстройстве.

Я прислушивался к словам его, и, до того уверенный, что все это представление - лишь отвлекающий маневр, и сам начал сомневаться в том, серьезен Руан или нет. Голос его был удивительно ровным и бесхитростным.

Странник сложил руки на груди, будто отгораживаясь от юродивого.

— Знаешь ли ты, кого защищаешь?

— Человека, я полагаю, — рассудил Руан. — Ребенка богов, столь же грешного, как и все мы, но заслуживающего прощения.

Я усмехнулся, не сдерживаясь.

— Он вор.

— Неудачливый вор, который вернул краденное, — я решил вмешаться, в очередной раз примирительно вскидывая руки.

— Тогда, поскольку ущерб возмещен, остается лишь отпустить его грехи. В этом, — Руан продемонстрировал собравшимся руку с четками, — я подсоблю.

Странник пронзал Руана взглядом насквозь, и неколдун уже было начал сомневаться в том, что попытка решить все мирным путем, вот-вот провалится. Не привыкнув отступать, он, конечно, уже подбирал десятки иных аргументов, но те не пригодились. Тут-то и нужно было представление заканчивать. В голове у странника что-то щелкнуло, он тряхнул головой. Разом все эмоции отхлынули, возможно, все же слишком резко, ненатурально. Он тряхнул головой еще раз.

— Я, — слова не цеплялись за язык. — И зачем я трачу на вас время?

Грубо оттолкнув Руана, странник, пьяной походкой покинул переулок. Неколдун приподнял брови, удивляясь тому, насколько это оказалось просто. Он понятия не имел, что странник задавался теперь лишь одним вопросом: "Зачем он туда пришел?".

— Часто ли такой подход срабатывает?

Я держался от Руана на расстоянии, расслабленно облокотившись на стену. Прогнав с лица изумление, путник повернулся на мой голос. Наконец, спаситель смог рассмотреть того, кого спасал. Я предстал перед ним в своеобразном виде, но запоминающемся и выделяющимся ровно настолько, чтобы не быть ни в чем заподозренным. Украсил самоуверенной улыбкой тонкие губы, над которыми, бликуя на солнце, глядели на Руана юркие синие глаза. Вся моя одежда, от ботинок до старенькой куртки, была цветастая, вызывающая, она множеством слоев висела на удобном жилистом ловком теле. Иссиня-черные волосы спадали на плечи, в них, вплетенные в тонкие косички мелькали павлиньи перья. Руан видел перед собой человека молодого, полного жизни. Руан видел только вора и повесу.

Руан скромно улыбнулся, поправляя шляпу.

— Я все еще цел. Думаю, это само по себе отвечает на вопрос.

Я искренне хохотнул, ударив себя по бедру. Я был от этого человека в восторге.

— Так зачем было рисковать?

— Не все сказанное было просто частью какого-то особого подхода, — ответил Руан. — Ты просил о перемирии, значит, заслуживал шанса его получить.

— Так все просто?

— Иногда не нужно все усложнять.

Я покачал головой, дивясь простоте стоящего напротив.

— Я бы сдюжил, но... Спасибо, — я склонил голову, скрывая ухмылку. — Имя мне Хефи.

Мы пожали руки. Ненароком Руан отметил, что кожа у моего тела была практически столь же холодной, как и у странницы. Я не уследил, не подумал о его внимательности. Однако, вспомнив о девушке, парень вспомнил и о цели своей долгой прогулки, не задумываясь об отмеченной странности.

— Не подскажешь, где я могу найти ночлег? — Спросил он. — Мне говорили об одной таверне...

Я вскинул голову, глаза мои, наверняка, заблестели. Настало время полностью отдаться представлению и роли, в ней отведенной.

— Вот как я смогу отблагодарить тебя, — прошептал я заговорчески.

Руан наклонился чуть ниже под весом опустившейся на плечо руки, словно втянутый в некий заговор. Парень заозирался, точно намеревался найти ответы в окружении. Окружение молчало.

— Что...? — Вопрос он задать успел, но ответ на него и сам пришел довольно быстро. — Нет! Нет-нет, — Руан как можно деликатнее стряхнул с себя чужую руку, — в этом нет совершенно никакой необходимости. У меня есть возможность оплатить ночлег в таверне, мне бы только узнать направление.

Я засуетился вокруг путника, заискивающе улыбаясь. Уже замечал скапливающуюся усталость на смуглом лице.

— Брось, в тавернах сейчас все места заняты! Велль-морт на носу, в столицу все королевство съехалось, — фыркнув, продолжил: — Толпа и духота... А в моем распоряжении целых два этажа. На окраине, конечно, но кого в наше-то время это волнует, а? Светлые комнаты, мягкие подушки, очаг есть... И даже Черный замок из окна видно! Самую малость. Позволь же мне отпустить грехи и помочь.

Руан потер переносицу, ожидаемо еще больше утомляясь от быстрого, похожего на скороговорку, потока слов. Не имея привычки перебивать, он вздохнул полной грудью, когда воцарилась тишина. Не то наслаждаясь ею, не то размышляя, Руан с минуту помолчал.

— Совсем нет мест, говоришь? — Наконец спросил он, поглаживая подбородок.

— Так улицы говорят.

— Чай дома найдется?

— Обижаешь...

То был знаменательный момент, когда Руан, придя к выводу, что сама судьба указывает ему путь, продал свою судьбу за чай.

Руан был интересным собеседником, интереснее, чем большинство людей, чему, возможно, способствовала его разбавленная кровь. Парень интриговал, даже будучи для меня открытой книгой. Мы проговорили всю дорогу к тому моменту, когда наконец достигли скромного жилища. Солнце уже завершало свою ежедневную рутину, и его последние лучи лизали черепичную крышу, делая невзрачный, будто выросший из неоткуда между другими, более ухоженными постройками, домишко много уютнее.

Я пригласил Руана внутрь, и его убеждение в том, что я простой вор и барахольщик, сбывающий краденное, только укрепилось. Повсюду в старательно слепленном мною жилище обретались ценные для людей вещи: одежда, драгоценности, посуда, статуэтки. Они скапливались на полу, на пыльных, поскрипывающих от веса, полочках, на небольшом столике, ждущем гостей, на жесткой тахте, укрытой тонким покрывалом. Не рассортированные и не спрятанные. Общий вид дома напоминал барахольную лавку, какие можно было найти, чуть отдалившись от людного рынка, поддавшись мгле скрытых переулков.

На всякий случай, для пущей убедительности образа, я достал из кармана, в котором мгновение назад ничего не было, изящную, инкрустированную азуритами брошь, и бросил ее в небольшую кучку к остальному барахлу.

— Ты же сказал, что все вернул, — не возмутился, а, скорее лишь констатировал факт, Руан.

— Сказал, что вернул краденное, — парировал я. — Но не все, конечно.

Пожав плечами, я ушел на крохотную кухню, чтобы разлить чай.

Взгляд оставшегося в одиночестве путника привлекли книги, высокими стопочками сложенные прямо на полу в углах комнаты, куда аккуратнее, нежели другие вещи. Письмена, собранные со всего мира, немыслимо редкие, далеко не всегда написанные человеческой рукой, на них не было пыли, которая облюбовала помещение, и именно они - ветхие страницы, обнятые кожаными переплетами, - были здесь главным сокровищем.

Руан протянул руку к одной из книг, написанной на мертвом наречии, но остановился, едва ли касаясь пальцами обложки. Приличие удерживало его от прикосновения к чужим вещам даже в доме вора.

— Книги, — спросил он, повысив голос, — тоже сбываешь?

— Нет, они принадлежат только мне.

Руан оторвал взгляд от книг и прошел на кухню. В тесном помещении было свежо, даже не смотря на разожжённый камин и вьющийся над котелком с закипающей водой пар. Открытое окно справлялось со своей задачей, приглашая в дом холодный воздух зарождающегося вечера. Парень сел на табурет и наконец снял шляпу, примостив ее аккуратно на своих коленях.

— Начитанный вор, значит? — усмехнулся он, наблюдая за тем, как я добавляю в котелок сушеные листья.

— Не встречал таких раньше?

— Не доводилось.

— Начитанность, — я поднял котелок, разливая чай по кружкам и усиленно делая вид, что тяжесть у меня вызывает затруднения, — помогает лучше понять, как устроен мир. Люди частенько не пользуются этой привилегией.

Я сдвинул то, чем был завален небольшой деревянный столик, в сторону и с довольным видом поставил две горячих кружки на поверхность.

— Потому я так легко их обворовываю.

Мой собеседник вздохнул. Устало, без неприязни.

— Как так получилось, что ты еще не за решеткой?

— Говорю же: я знаю, как устроен мир, и прекрасно этим пользуюсь. Ты ведь должен меня понимать.

Руан пригубил чай и удовлетворение отразилось на его лице.

— Что ты имеешь ввиду?

Я кивнул на четки, с которыми, в отличие от головного убора, священник так и не расстался. Десятками бусин они обхватывали руку Руана. Рукопожатие лживых богов.

— Ты наверняка умеешь строить ловушку из своих слов, клетку, в которую люди лезут сами, — с ехидством я заглядывал в желтые глаза парня. — Без этого не обойтись в обращениях к прихожанам.

Кружка с чаем была отставлена, Руан слегка подался вперед.

— Ты не из тех, кто верит в то, что словами священнослужителей говорят сами боги.

Я выгнул бровь и губы. Это ведь было очевидно сразу.

— Я тоже, — Руан отдалился, будто только поделился со мной тайной. — Я лишь направляю людей на путь к Четырем, дабы они сами задали им свои вопросы. Тогда, когда придет время.

Приятное волнение охватило мою вечную душу. Я встрепенулся как малое дитя, задумавшее столь же малую шалость.

— А тебе боги уже отвечали?

Вопрос заставил Руана сжать пальцами рукав своего одеяния. Руан не хотел давать на него ответ. О, сколько ночей он провел в молитвах в надежде на то, что услышит заветные голоса. Когда-то он чуть не утоп в жалости к себе, бесконечно потерянный и одинокий, не знающий кто он и откуда, уповая только на милость тех, кому так преданно служил.

Сухим голосом Руан наконец отчеканил:

— Не доступны планы божества тому из смертных, что их недостоин, покуда только чистота души, что полностью покорна, откроет человеку тайны естества.

— Старинное писание, известное. И это ответ на мой вопрос?

— Воистину так, — спокойно кивнул Руан. — Я не покорен, а, значит, недостоин.

— Ха! — Я потер подбородок. — Что же это за боги такие, которые не отвечают тем, кто в них нуждается, только из-за того, что посчитали их недостойными? Слишком уж человеческая логика, не находишь?

Мне все было интересно, сможет ли Руан выйти из себя, однако он все еще был предельно спокоен.

— Боюсь, не нам осуждать божественный умысел. — Он развел руками. — Разве не все боги столь же молчаливы и избирательны? Взять хотя бы Азура... неужто он отвечает на все молитвы?

Я склонил голову набок так, что глаза блеснули синим цветом.

— Мне то не известно, но, слышал, ответ можно найти в Черном замке.

— И доступно это любому?

Я улыбнулся, положив подбородок на сцепленные пальцы.

— Так улицы говорят. Но, если решишься, знай, что обратной дороги уже не будет.

Руан задумался, отвел взгляд и вскоре перевел тему. Разговор подобно меду сладким потоком тянулся до самой ночи, когда разум уставшего путника начала заволакивать сонная дымка. Парень нашел в себе силы еще какое-то время отпираться, когда я уговаривал его лечь в спальне, проявляя гостеприимство, но сдался. Я провел его в комнату на втором этаже, где было теплее и куда меньше хлама.

Руан отдался во владения сна стремительно, едва успев стянуть мягкие ботинки. Молиться он не стал.

Тьму тщетно пытались рассеять тусклые звезды. Руан хотел зажечь магический огонь, но сила не поддавалась его воле, и тогда он шел на очертания, мелькающие вокруг, будто возникающие из пустоты. Было душно. В затхлом воздухе чувствовался запах гари, в нем не было жизни, угасала магия. Руан ощутил, как щемит сердце. Он вновь видел игривые огоньки. Они выныривали, рассеивающиеся, слабеющие. Первородная магия была невинным ребенком, и будто невинный ребенок погибала, не осознавая своей участи. Поблескивающие нити собирались вокруг одинокого путника в последней надежде на тепло и защиту.

Земля под ногами была жесткой, холодной, но наконец Руан осознал — это была та же поверхность, по которой он уже ступал. Совсем недавно, но с тех пор прошли тысячи лет. Густой лес наступал с обеих сторон, а когда он расступился, Руан увидел зарождающийся знакомый многоуровневый город, только начинающий тянуться к высокому небу. На подступе к воротам лежала знакомая статуя из черного камня. Расколотая. Оскверненная. Величественный неживой взгляд снизу теперь обращался к тем неверным, что возвышались над лежащей на земле головой.

Их было четверо. Руан приблизился, разглядывая незнакомые лица, подсвеченные факелами. Черного, как сама ночь, мужчину в рясе; высокую черноволосую женщину в монаршем одеянии; держащего руку на мече воина в латных доспехах; немолодого мужчину в плаще с капюшоном.

Руки четверых были окроплены кровью. Черным густым потоком кровь стекала к ногам людей, когда те пожимали свои омерзительные руки, когда лица их озаряли гадкие ухмылки, а глаза переливались гнусным жадным блеском. В тот день их работа была завершена. Они погубили прекрасный мир.

Мужчина, чье лицо скрывал капюшон, резко повернул голову в сторону незваного гостя. Руан судорожно втянул носом воздух, когда в него впился взгляд золотых глаз, сделал несколько шагов назад и упал, проваливаясь в пучину реального мира.

Рассвет прогонял ночь.

Всю ночь Руан видел странные сны, что часто случалось с ним в последнее время. Слишком детальные, слишком реалистичные, они пытались рассказать ему некую историю, о которой он раньше и не слышал. Он задавался вопросом, как его разум породил нечто такое, что сам не мог объяснить. Утром, сбитый с толку чехардой мыслей, на столе он нашел записку:

"Составляю компанию грешному миру, буду не скоро. Оставайся, сколько потребуется. И не бойся брать книги."

Два раза Руану повторять было не нужно. Все свободное время до начала празднества, чуть не забыв о нем, парень провел за книгами, пытаясь найти для себя что-то новое и перечитывая старое в непривычных экземплярах. Когда он спохватился, услышав энергичные, распевающие песни, голоса за окном, был уж вечер. Руан стряхнул искусственный свет с кончиков пальцев, которым подсвечивал себе текст, надел шляпу и выскочил из дома.

Мелиос искрился жизнью. Казалось, на улицу высыпало в десятки раз больше людей и странников, нежели днем ранее. Руан влился в шествие толпы. Местные и приезжие бражничали, пели церемониальные песни, шумно обсуждали происходящее. Громче всех, конечно, кутили люди. Лицемеры, ставшие причиной траурного торжества, бок о бок с теми, кого клялись когда-то изничтожить, они продвигались в верхний город. Путь освещали зажженные и подвешенные над крыльцами фонари, напоминающие о тех, кто не пережил Сон. Все чаще и чаще их свет танцевал, сопровождая шествие, появляясь вместе со звездами на небосводе, и, чем выше поднималась толпа, тем тише она становилась. Ликование сменилось клокочущим трепетом. Шепотки заменили собой праздные разговоры, песни перешли в молитвы.

Конечной целью была широкая площадь верхнего города прямо у подножия Черного замка. Фасад его был украшен десятками незажженных фонарей и выглядел мертвым. Высокую лестницу охраняли стражи, также расставленные по периметру всей площади: в блестящих доспехах странники выглядели еще более внушительно. Саму площадь и всю прилегающую к ней улицу украсили синими, черными и золотыми лентами, фонарями и венками, расставили столы с угощениями и выпивкой. Руан удивился тому, что сделано, судя по всему, это было только для людей, но отметил у себя в голове: "Понаблюдать за странниками. Может, они все же едят и пьют, если не из необходимости, то ради удовольствия?"

На площади было просторно. Толпа растеклась по ней, стало легче дышать, и Руан смог разглядеть то, что привлекало всеобщее внимание. Посреди площади, разделяя ее надвое, возвышался камень с выточенным на нем перечнем имен, казалось, бесконечным. Осознание наточенным лезвием рассекло сердце. Руан подумал, сможет ли найти там имена родных. Вчитываться не стал. Даже если бы они были, все одно - не узнал бы.

Из толпы к камню вышел священник. Тот самый странник, что днем ранее проповедовал в храме Пробудившегося. Лицо его было одухотворенное, строгое, выразительное. Он воздел руки к собравшимся, вдохнул, выдержал паузу и начал говорить. Звучно и ровно.

— Мы собрались здесь, дабы почтить память братьев и сестер, что навсегда остались на распутье: не люди и не перерожденные. Но мы верим, что Азур не оставил своих детей. Их души и разум обретут покой в Бесконечных землях, навеки позабыв о мучениях этого мира. Нам же, — тон его голоса на мгновение стал выше, — остается помнить их! Столько зим, сколько это возможно. Почитать их, поминать их и жить. Жить так, чтобы заблудшие души, оставшиеся на нашей земле, глядя на нас, знали, что мы не сдались и не отчаялись. Плачьте, вечные странники и люди, но не позвольте слезам сломить ваш дух. Да укажет вам путь Азур. — Священник коснулся глаз большими пальцами скрещенных рук, и многие странники и люди ответили тем же.

Руан крепче сжал четырехконечную звезду.

Отдав почести горячо почитаемому богу, толпа проследила за благоговейным взглядом священника, поднявшего голову к Черному Замку. Со скрежетом открылись исполинские ворота, и из-за них показался страж, странник роста еще более могучего, чем большинство из них, с орлиным носом, с чернеющими лианами-волосами, рука которого покоилась на эфесе двуручного подобающе его росту огромного меча. Страж был похож на крупного хищника, но при всем своем грозном виде, он оглядел собравшихся мягким приветливым взглядом и, склонив голову, отошел в сторону. Из-за его широкой спины вышли женщина и мужчина. Руан узнал их: правители с гравюры. На ней - золотая маска с тонкими прорезями для глаз, покрывающая все лицо, на нем - вычурный головной убор, скрывающий лицо за кольчугой как за вуалью, переходящий на голове в зубчатую, похожую на ветви дерева золотую корону. На ней - темно-синее платье, скрывающее белоснежную нижнюю часть, поддерживаемое металлическим корсетом, лоснящиеся длинные рукава едва не касались камня под ногами, на нем - точно беспросветная пустота глубокого черного цвета парадный доспех, с перекинутой через плечо к бедру перевязью из золотистого шелка.

Мужчина переглянулся со стражем, Руан был уверен, что правитель слегка кивнул в ответ. Он, зеркально страннику, положил руку на оружие на поясе, и остался чуть позади, когда правительница вышла вперед, повторяя гравюру и протягивая руки людям. Со всех сторон послышались крики, восхваляющие спасительницу, королеву. Поползли шепотки, обсуждения, кто-то восторженно заявлял, что правители приближены к Азуру, и сами давно уподобились богам. Подождав немного, купаясь в любви подданных, женщина в маске вознесла руки к небу, и подданные затихли. Фасад замка загорелся десятками огней. Велль-морт был наконец объявлен. Руан замер, пораженный силой, позволившей девушке в мгновение ока зажечь столько огней, даже не успев сосредоточиться. Может, и правы безымянные голоса, и то действительно дар бога?

Традиции были соблюдены. Неспешным плывущим шагом правители скрылись за стенами замка, недосягаемые и возвышенные. Заиграла музыка, кто-то присвистнул, застучали каблуки о брусчатку, словно и не было всеобщего затишья. Уловив переливчатую трель ребека, Руан едва не поддался порыву найти и присоединиться к до того невидимым ему музыкантам. Без сомнений, парень мог бы стать центром этого вечера, но, к несчастью для собравшихся, о котором они так и не узнают, Руан вспомнил, истинную цель посещения празднества.

Покачивая головой в такт ритмичной музыке, обходя отплясывающих людей и странников, пытающихся утянуть его за собой в поток энергичных движений, и иногда закидывая со стола в рот кусочки еды, Руан нарезал круги по площади. В поисках колдуна, он заглядывал раскрасневшимся от выпивки и танцев людям в лица, а те были и не против, наоборот, пытались оттого завести диалог. Руан коротко отвечал: "Укажет вам путь Азур", откланивался и шел дальше.

Когда надежда найти в разношерстной толпе неизвестного ему колдуна уже тускнела, Руан вышел на окраину площади, чтобы вдохнуть свежего воздуха, которого так не хватало среди разгоряченного народа. Вечер был ясный, полная луна дырявила небо, похожая на еще одну горящую огнями площадь. Вдали от праздника подул ветер, ласково потрепал Руана по плечам и лицу. Неколдун снял шляпу, отдаваясь сладостному чувству, и хотел прикрыть глаза, но его взгляд привлек кое-кто еще, решивший сбежать с гуляний. Медленно, будто боясь спугнуть добычу, Руан повернул голову. Чуть поодаль стоял мужчина с кружкой в руке. Лицо его все еще было молодым, никто из людей не предположил бы, что он видел более тридцати зим, но все бы вскоре заметили: это обманчивое впечатление. Тягостный груз прожитых лет плотной маской осел на мужском лице, выводил нити морщин от улыбок и разочарований, пытался опустить уголки глаз, вынуждал губы все чаще отзеркаливать ухмылку. От когда-то насмешливого, дерзкого юнца осталась лишь тень. То было лицо человека язвительного, горделивого, презирающего слишком многих и пережившего слишком многое.

То было лицо человека, который не умел вовремя остановиться.

Мужчина, будто завороженный, не отводил тяжелого взора от закрывшихся ворот Черного замка. Взора золотых глаз, в которых давно потух огонь.

— Извините, — Руан начал тихо, боясь потревожить и без того печальные думы. — Вы искали меня? В храме?

Медленно, с замирающим сердцем, не веря тому, что это действительно происходит, колдун взглянул на парня, обращающегося к нему, смуглого, столь выделяющегося среди остальных. Они глядели друг на друга в неуютном молчании, пока колдун пытался задушить в себе обуревающие разум эмоции. Они были ему ни к чему, он давно от них устал.

— Как твое имя? — спросил он, склонив голову набок.

Парень не понимал, что происходит, но решил выждать, не заваливая незнакомца вопросами.

— Руан, — ответил он.

— Руан? — Колдун поджал губы в неком подобии разочарования. — Хорошее имя. Но тебе его дала не мать, верно?

— Матери я не знал, господин. — Руан нахмурился, сбитый с толку.

— Да... Она всегда хотела назвать сына Джеро, в память о своем отце.

Колдун был себе на уме, рассуждал неспешно, иногда отпивал из кружки. Ветер играл его светлыми волосами у самого лица, пытаясь помешать этому.

— Вы знали ее...

Руан не верил тому, что произносит это. Фраза, построенная хрупкой надеждой, соскользнула с губ, растворившись в ветре. Будто ее и не было, будто ее никто не услышал. Выжидая ответа, парень пристально наблюдал за тем, как колдун горько усмехнулся. И было в этой усмешке нечто, что Руана заметно напугало.

— Знает ли отец мать своего ребенка? Как думаешь?

Язвительность. Даже в такой животрепещущий момент. Вентеркелль с годами становился все невыносимее.

Руан перестал дышать, а после вдохнул слишком сильно. Не меняясь в лице, будто бы и не услышал ничего нового, он отрицательно покачал головой, сморгнул. Парень никак не мог осознать и прожить все разом нахлынувшие эмоции. Что может чувствовать не колдун, но человек после сотни лет, когда ожидание сменялось отчаянием, а отчаяние давно стало смирением? Десятки вопросов, десятки потерянных лет. Внутри боролись ребенок, юноша, мужчина.

— Почему...?

Руан опустил ресницы. Одно лишь слово наиболее точно отражало все то, что скопилось в душе. Вопросов было слишком много, и Вентеркелль мог отвечать на любой - попал бы, не целясь. Однако он и не старался.

— Некогда отвечать на все вопросы, — произнес он, обернувшись, словно его интересовало в тот момент что-то куда важнее воссоединения семьи.

"Некогда отвечать на вопросы". Эта фраза врезалась Руану в мозг, осела в нем колючим инеем. Неужели и теперь ему нужно было заслужить ответы?

— Я искал тебя не для того, чтобы облегчить душу, — продолжал Вентеркелль. — Я хочу тебя предостеречь...

— Почему ты никогда не давал о себе знать? — Пробормотал Руан, чувствуя, как горло сжимает сухое разочарование.

— Послушай меня, — строго произнес Вентеркелль, словесно давая пощечину потерянному сыну, кладя руку ему на плечо. — Мы не в безопасности...

Щелчок. Что-то царапнуло на щеке парня кожу. Мимо уха пронесся свист. Капля крови медленно скатилась к подбородку и упала на плащ. Руан порывисто вздохнул и пришел в себя, услышал, как выругался Вентеркелль. Кто-то выжидал того самого момента, когда священник выползет на свет ради встречи с колдуном, и не медлил.

Щелчок. Вентеркелль толкнул Руана в сторону, и тот развернулся лицом к стене дома, рядом с которым они стояли - глубоко погрузившись в дерево, в нее вошел арбалетный болт. Неспокойной рукой парень тронул кровоточащую щеку.

— Благословите меня, Четверо, — сорвалось с его губ.

Щелчок. Руан выставил руку, скрестив пальцы. Совсем рядом с ним, охваченный блестящими искрами, в воздухе повис еще один оружейный снаряд. Сжимая его магией, парень поискал глазами, откуда шел звук заряжающегося оружия, но увидел только темнеющие крыши. Играя злую шутку, луну вовремя скрыли тучи, и ночь делала свое дело - была идеальным укрытием для убийц.

— Я знал, что ты на что-то сгодишься, — усмехнулся Вентеркелль, наблюдая за тем, как со звоном падает остановленный Руаном болт. — А теперь мы отступаем.

Вентеркелль выхватил у застывшего парня шляпу, надел ее тому на голову и потянул за собой в сторону центра площади.

— Там люди, — воспротивился Руан.

— Именно так, наблюдательный, — кивнул Ветеркелль, останавливая рукой еще один выстрел. — Ни один профессиональный убийца не станет действовать на людях. Уж точно не используя стрелковое оружие. А, судя по тому, что колдовство тебе еще подвластно, сражаться в ответ - не твой принцип и очень плохая идея.

Руан хотел было поинтересоваться о том, что будет, если убийца окажется не профессионалом, но передумал, когда очередной снаряд разорвал его плащ. Низменный, недостойный инстинкт одержал победу над достоинством в немом споре.

Отец и сын ворвались на праздник, вливаясь в разгулявшийся живой водоворот. Музыка только набирала оборот, становясь быстрее и громче. Смех, топот, звон бокалов - шум крови в ушах Руана перебивал все это. Колдун затерялся в толпе. Разве было изначально здесь столько народу? Руан отшатнулся, когда кто-то наступил ему на ногу. На кончиках пальцах заплясали искры, глаза загорелись ярче. Интересно, что же он намеревался делать?

На сына колдуна воззрилась незнакомка, простушка с широко распахнутыми голубыми глазами, запыхавшаяся от плясок. Она боялась. Руан озадаченно возвращал ей свой взгляд. Она боялась... его? Он попытался усмирить магию, словно до того демонстрировал простой фокус. Выступать на людях ему было не впервой. Тень сомнения, а после - улыбки тронули губы девушки. Суматоха празднества не смогла отпустить ее надолго и секундное смятение сошло на нет.

Руан откланялся, устремляясь вглубь толпы. Тогда предостерегающий крик колдуна пронесся над площадью. Сзади. Разворот. Руан не смог, не успел, убоялся. На полпути в воздухе застыли его руки с зарождающейся на них магией. Что же он намеревался делать?

На сына колдуна воззрилась незнакомка, простушка с широко распахнутыми голубыми глазами, стекленеющими с каждым мгновением. Столь невинная, так рано познавшая жестокость этой жизни. Она более не боялась. Кончик арбалетного болта торчал из ее прелестного личика. Руан поймал ее бездыханное тело, когда оно упало ему в руки. По ним тонкой струйкой потекла кровь.

Отплевываясь ругательствами, подбежал Вентеркелль, закрыл Руана колдовством. Закричали люди и странники. Загремели мечи. Стражи окружили Руана и Вентеркелля. Выстрелов больше не было - убийца не мог так рисковать.

Руан осел на брусчатку, не отпуская остывающее тело девушки.

— Благословите ее...

Слово не смогло сорваться с его языка. Он был недостоин.