Цена вечности

...или нет?

Вентеркелль, разминая запястья, затекшие из-за ненавистных ему железных перчаток, следовал за любезным стражем, который был вынужден теперь обращаться с колдуном как с почетным гостем. Королева приказала снять перчатки сразу после того, как принцу, которого Вентеркеллю так и не удалось лицезреть, чудом полегчало. Теперь тайну об этом инциденте знали лишь сам Эттель, королева Галлет Д'Эвассейр, угрюмый советник Артос, придворный лекарь и удачливая Ноаш, нежданная гостья с юга, которая за пару дней заработала себе место в Верхней части Мелиоса. Себе и Вентеркеллю, который теперь готовился стать первым колдуном, заслужившим аудиенции у королевы. Он не ждал от встречи ничего, однако сама возможность произвести фурор среди высшего общества людей тешила его самолюбие.

Он вошел в зал с горделиво поднятой головой и широкой улыбкой, ровным шагом, прерванным изящным поклоном, во время которого не отводил взгляда от королевы, что улыбалась с той же надменностью, вступая в немое противостояние. И колдун, и Галлет были в одинаковой мере заносчивы, чтобы полагать, что находятся в выигрышном положении.

— Чем же я заслужил такую честь, Ваше Величество?

Задавая вопрос, Вентеркель с интересом осматривал роскошное помещение вокруг себя, отмечая, что в своей пестрой с золотым декором рубашке, которую пускай и не пощадило долгое путешествие, он все же вполне вписывается в общую картину. Синюю мантию сразу после ее возвращения вновь пришлось снять - того требовала безопасность. Необразованные стражи и слушать не хотели о мирном обете колдунов, а его спина из-за этого теперь непривычно мерзла.

— Как смеешь ты первым начинать разговор с правительницей? — раздался знакомый голос.

Подле трона королевы стоял Артос, всем своим видом выражая презрение, поскольку более он не мог продолжать делать вид, что болтливого колдуна не существует. Вентеркелль улыбнулся шире, обнажая зубы, видя, как переменилось лицо советника, когда Галлет использовала его же жест рукой и безапелляционно произнесла:

— Не нужно.

Она выглядела живее, чем рассказывала Вентеркеллю Ноаш. Отослав поправившегося сына из города, по которому расползалась хворь, королева лишилась главных своих тревог. Наивен был бы тот, кто поверил, будто ее столь сильно заботил простой люд из нижней части. Голос ее наполнился еще большей властью, взгляд серых глаз грозно темнел, и даже за ее улыбкой ощущалась опасность возрождающейся силы. Как бы не притворялись короли богами, дети все равно делали их простыми людьми.

По просьбе Ноаш Вентеркелль незаметно, но внимательно наблюдал за Галлет, за трепещущими тенями огня, падающими на бледное лицо, за движениями, прислушивался к шорохам, редким звукам, эхом разносившимся по открытому пространству, однако не замечал ничего странного. Он был первым, кто сам жаждал увидеть естество замка, и оно тому противилось.

— Я уже принесла свою благодарность Спасительнице, — не заставила себя ждать Галлет, — и выполнила свою часть нашего маленького уговора - теперь у вас есть все, чтобы продолжить изучение хвори, воссоздать и даже улучшить лекарство. Но тебе, Вентеркелль с Тихих гор, за протянутую руку человечеству, я хочу предоставить особую возможность.

Колдун приподнял бровь, возмущенный этой аллегорией. Он протягивал руку лишь одной южанке, которая распорядилась обретенным сотрудничеством на свое усмотрение. Бескорыстная помощь людям не была его приоритетом.

— Назад тебе пути нет, это очевидно, — королева выдержала паузу, давая Вентеркеллю поразмыслить над дальнейшими перспективами. — И взамен я предлагаю служить мне и Северу. Знания Озаренных богами помогут королевству обрести еще большее величие. Сотни лет назад моим предкам служили придворные маги, мы можем возродить эту традицию.

Галлет не просила и не давала выбора, ее властный голос повелевал, приказывал согласиться. Колдун почувствовал, как яд неприязни подступает к горлу. Своенравный, он не терпел, когда его пытались к чему-либо принудить. Запястья отдались фантомной болью.

— Ваше величество, — осклабился он, — не опасно ли предлагать союз тому, кто уже однажды предал свой клан? Вы столь уверены, что, согласившись, я не предам и вас?

Советник нервно переступил с ноги на ногу. Это было самое большее из того, как он мог выразить свое недовольство, когда ему не было дано слово. Ах, бедный Артос, без устали вынужденный напоминать себе о своем положении, глядя на наглецов, которым их было безразлично.

— Ты мне не опасен, — спокойно ответила женщина, элегантно сложив руки перед собой. — Поживи в городе чуть дольше, и слухи о том, что случается с теми, кто отважился меня предать, дойдут и до твоих ушей. Более того, за ценную помощь не заставит себя ждать и ценная награда. Она быстро затмит мысли о предательстве.

Вентеркелль усмехнулся. И отчего бы ему не усмехаться? Желай любой колдун богатств, он уже был бы богаче королей. Еще одна причина, почему старейшины не позволяли членам клана спускаться с Тихих гор, незамедлительно усмиряя свою и чужие алчности.

— Ваше величество, — голос Вентеркелля стал чуть выше, — я готов принять ваши слова благодарности. Однако лишь слова. Я не хочу показаться непочтительным, хотя, ваш слуга, — это слово вызвало едва заметную, хорошо скрываемую вспышку гнева в глазах Артоса, — наверняка считает иначе, но я отказываюсь от этого щедрого предложения. В мире есть всего одна женщина, которой я готов служить, и, боюсь, это не вы.

Колдун завершил свою речь легким наклоном головы.

— Отказываешь мне, — ледяным голосом произнесла Галлет; она словно не могла распробовать эту непривычную фразу на вкус. — Я не нарушу свое слово, и ты продолжишь работать с южанкой. Но когда ваша работа будет завершена, я надеюсь, — неприкрытая угроза полоснула по ушам присутствующих, — ты изменишь свое решение. — Женщина наклонила голову набок, всем видом показывая, как ее утомил этот разговор. — Аудиенция окончена.

Вентеркелль еще раз окинул залу беглым взглядом. В ней не оставалось совершенно ничего интересного.

— Уверен, мое отсутствие не навредит этому чудному месту, — произнес он, в отличие от королевы, не переставая улыбаться. — Ваше величество.

Мужчина в последний раз склонил голову, развернулся на каблуках и направился к выходу, где его уже ожидали стражи. Однако заносчивость заставила его остановиться прямо перед резными дверьми.

— И, — начал Вентеркелль громко, не оборачиваясь, — я колдун, а не маг.

Он мог поклясться, покидая, тронный зал, что услышал возмущенный мужской вздох позади себя. И не ошибся бы.

Улыбка пропала с лица Вентеркелля сразу же, стоило дверям позади захлопнуться. Несмотря на внешнюю напыщенность, колдун понимал - Галлет д'Эвассейр еще доставит ему и Ноаш проблем. Встреча оставила после себя неприятный осадок, гадкое понимание того, что, стоило ему сбежать от пут прошлого, люди вновь и вновь норовили исправить эту оплошность, будто само понятие "свободный колдун" не давало никому покоя.

Проходя по Черному замку к выходу, Вентеркелль кутался в своих мыслях и не был заинтересован в том, что его окружало. Тем временем естество замка, учуяв чужую слабость, дало о себе знать. Сила, души, воспоминания, что таились здесь, не могли упустить возможность поживиться сосудом магии, перетянуть его на свою сторону, использовать в своих целях. Свободный колдун? Чушь, нечто невозможное по сути своей. То, чему никогда не бывать.

Замок еще не забыл незнакомку, что недавно проходила по его коридорам, помнил ее тепло и амбиции, знал, что и она его запомнила, что он остался отпечатком в ее мечущейся душе. Тенями зачастую было сложно управлять, их нрав сложно было сдерживать, они хотели рассказать свои истории, быть услышанными, хотели поделиться своей болью. Однако и они ошибались в своей свободе, являясь не более чем инструментом в умелых руках. Колдун отличался от девушки. Колдун был сложнее, неприступнее. С ним нужно было быть осмотрительнее.

"Попытайтесь".

Вентеркелль почувствовал на себе множество взглядов, словно десятки невидимых глаз в одно мгновение разомкнули веки. Не замедляя шага, он незаметно поднял кисть руки, очертив в воздухе линию двумя пальцами. Осмотрительно. Он проверял присутствие людей в тайных ходах и в скрытых углублениях в стенах, но ни одна живая душа не отозвалась на немой зов. По шее пробежался холод, затягивая внутри тугой узел дрянного предчувствия, на которое колдун старался не обращать внимания. Он бросил быстрый взгляд на безмятежно шедших впереди стражей и слегка замедлился, озираясь. Прислушался к ощущениям, почувствовал, как повеяло чем-то, отдаленно напоминающим магию, чем-то куда более темным и древним, неизвестным тому, чей возраст лишь приближался к сотне зим. Вот оно - то, о чем говорила Ноаш.

Уродливыми пятнами вырисовывались лица на узорах лепнины, украшавшей стены, зловещие и кривые. Время и пространство стали вязкими, не хотели отпускать. Вентеркелль наконец слышал их. Затягивающие отчаянную песнь слабые голоса, болезненные, царапающие душу стенания. Маги. Те самые, когда-то служившие роду д'Эвассейр люди, освоившие искусство, заведомо непредназначенное для служения правителям. Властные, жестокие, они заставляли магов использовать силу для разрушений, иссушая их, истязая в муках, что не познать тому, кто никогда не владел магией. Она уходила с болью, нещадно наказывая тех, кто посмел использовать ее, нарушая покой этого мира. Вентеркелль услышал виноватый, молящий о прощении, плач. Маги проводили ритуалы, пытались сохранить чудесную силу, но она не отзывалась. Тогда они начали отказываться выполнять приказы. Глухой удар, скрип, последовавший за ними крик, булькающий звук, кашель. Еще удар и тишина. Магию желали, магов пытали. Магов убивали.

Души хотели мести и молились богу.

Тени, заражая жаждой, потянули колдуна с намеченного пути, вглубь черных стен, туда, куда не продирался свет. Вентеркелль повиновался, уже не разбирая, когда ощущения были реальны, а когда вел странную игру возбужденный разум. Кожа горела, оставаясь прохладной, одежда цеплялась за невидимые шипы, но не рвалась, чужой вес на плечах прижимал к земле - никого. Будто овеянный маревом, колдун не был уверен даже в том, продолжал ли он двигаться куда-то.

О, он двигался. И чем ближе он подбирался к тому месту, что хотели показать ему тени, тем явственнее ощущал могучую силу, жаждущую своего раскрытия. Он хотел этого. Он был так близко...

Вентеркелль вспомнил Ноаш. Она предупреждала, просила разузнать, доказать, что она не безумна. Она ждала. Сложив в замысловатые, неестественные фигуры пальцы непослушных рук, казалось, окутанных в огне, колдун прошептал заговор. Вены на руках налились золотом, яркие глаза замерцали еще более ярким светом. Магия, расщепляясь на тонкие ниточки, сплетала вокруг колдуна незримый кокон, скрывая его и его разум. Голоса затихали, а с последним произнесенным словом наконец наступила тишина.

Ничего не выйдет. Связанный крепкой нитью самой судьбы, Вентеркелль с Тихих гор, тем не менее, не станет прямым союзником. Пускай. Пускай он думает, что может сопротивляться. Пускай считает себя свободным.

— А ну... Прекращай свое колдунство!

Один из стражей, втянув голову в плечи, подражая нахохлившемуся петуху, положил руку на клинок, закрепленный на поясе. Второй стоял позади, незаметно отдаляясь все дальше, готовый сорваться с места для зова подмоги. Оба надеялись, что вечером встретятся со своими семьями, чтобы рассказать о том, как отважно пережили роковую стычку с колдуном. "Глаза нечеловеческие, горят как огнем", уже подбирали они слова для сплетен за ужином. "Совиные глаза... или кошачьи? А руки-то выгнул! Без костей. Змей!"

Уже догадываясь, сколько сравнений с животным миром получил, Вентеркелль медленно развел руки в стороны. В последний раз в мыслях стражей промелькнуло сравнение с братьями меньшими: они подумали о светлячке, гаснущем на глазах, когда сияние магии стремительно начало тускнеть. Скрывающий заговор не был простым фокусом, он требовал высвобождения силы, что обычно спала, требовал показать ее во всей красе. Теперь она вновь возвращалась к своей дреме, оставляя приятное тепло на руках того, кто эту силу использовал, и страх в умах тех, кому довелось ее лицезреть.

— Ты что удумал? — пятясь, спросил второй страж.

— Хотел бы я знать, — задумчиво протянул колдун, окидывая взглядом состарившиеся стены, принюхиваясь к затхлому сырому запаху. Подземелье. Далековато он ушел от основного коридора, по которому его вели к выходу.

Стражи переглянулись. Тот, что впереди, крепче ухватился за навершие оружия.

— Не юли, — пригрозил он, тщетно пытаясь придать голосу уверенности.

— И не пытался. Ее величество попросила провести меня к выходу, зная запутанное строение Черного замка, но вы шли слишком быстро, — покачал головой Вентеркелль. — Видимо, я где-то свернул не туда. Представить не могу, где теперь нахожусь.

— А зачем магичил? — недоверчиво не унимался первый страж; второй уже почти скрылся в тени поворота.

— Так как же? Света здесь почти нет!

Колдун тряхнул рукавом. Позади стражей погас один из трех настенных факелов. Пытающийся сбежать страж побелел. Жаль, что Вентеркелль в образовавшемся полумраке не увидел, какой эффект произвела очередная его выходка.

Сойдясь на том, что не хотят дольше необходимого оставаться наедине с устрашающим гостем самой королевы, стражи наспех вывели колдуна из Черного замка. Накинув капюшон возвращенной мантии, Вентеркелль вновь стал неприметным путником и направился в таверну, за комнату в которой для него и Ноаш платили из королевской казны, отчего гостить в этом месте становилось только приятнее.

Таверна "Королевский гусь" оказалась самым приличным местом из всех, где колдун и его спутница останавливались за последний год. Хозяйка заведения, овдовевшая, но не растерявшая силы духа - даже, правильнее сказать, приобретшая его, держала всех работников в строгости, дабы они в свою очередь соблюдали в таверне чистоту и порядок. Несмотря на непрекращающийся аншлаг, "Королевский гусь" полностью соответствовал Верхнему городу, людному, но опрятному и приукрашивающему свои достоинства - гусей там не подавали.

Колдун прошел под покачивающейся железной вывеской, изображающей жирную птицу в съехавшей набекрень короне. Скрипнула дверь, и его поглотила дурманящая смесь ароматов стряпни, выпивки, табака и трав, которые хозяйка использовала в качестве благовоний, дабы аккомпанементом чарующим запахам не стали неотъемлемые для подобных мест запахи пота и человеческих испражнений. Время близилось к закату, помещение ломилось от желающих скоротать время в компании людей и хмеля. На радость собравшимся хозяйка пригласила менестреля, что теперь перебирал струны на лире, нараспев рассказывая знакомую лишь местным легенду, которую со всех сторон дополняли чужие голоса.

Пока протискивался мимо толпы, Вентеркелль один раз чуть не споткнулся о подъедающего объедки с пола кота, с десяток раз его норовили усадить за один из столиков очень общительные гуляки и примерно столько же он поймал на себе игривых женских взглядов, когда заметил, что капюшон в суматохе давно спал. Колдун уже приближался к лестнице на второй этаж, когда ему под ноги под девичье хихиканье упал платок. Аккуратно подняв кружевную ткань, мужчина увидел на нем вышитый умелой рукой герб - веточку рябины, которую обвивает змея, и имя. Манон. Колдун оглянулся, заметив, как за ближайшим к нему столиком на него в ожидании смотрит беловолосая красавица, трепетно хлопая ресницами. Не размышляя ни секунды, притворяясь недалеким и невоспитанным, Вентеркелль протянул потерянную вещь ей.

— Госпожа, — произнес он, — по-моему, это ваше.

Вежливый жест девушку разочаровал, а колдун, не обращая внимания на насупившийся вид незнакомки, спешно поднялся по лестнице, оставляя шумный гомон позади себя.

Колдуну и южанке-спасительнице досталась лучшая комната в заведении. Запахи с первого этажа до нее добирались почти рассеявшись, надоедливый шум гуляк заглушали монотонные звуки с улицы, да и крысы не добегали, предпочитая ютиться ближе к кухне, что располагалась в противоположной стороне здания. Просторная, комната вмещала в себя помимо кровати письменный стол и деревянную бадью для купания, располагающуюся за ширмой, разделяющей помещение надвое. Именно из-за подобного, поистине королевского удобства, когда Вентеркелль закрыл за собой дверь, ощутил, что в комнате было тепло и влажно.

Солнце не заглядывало в окна, а потому, освещая пространство теплым подрагивающим светом, горели свечи в канделябрах. Пахло маслами, сладкими, травяными запахами. К потемневшему потолку из-за ширмы поднимался едва заметный пар, а отражаясь на перегородке тенью, в бадье грелась девушка.

Оставив верхнюю одежду на вешалке у входа, колдун услышал плеск. Тень приподнялась, поворачивая очертания головы к вошедшему.

— Видел ее? — поинтересовалась она разомлевшим голосом.

Вентеркелль скинул сапоги и, поборов желание присоединиться к купанию, сел на край кровати - так вести диалог было все же проще.

— Галлет не показалась мне такой уж пугающей, — ответил колдун.

— Странной. Я сказала, что она была странной, — поправила тень. — Она не вызвала у тебя какого-то... необъяснимого предчувствия? Отвращения?

Вновь послышался всплеск.

— Если только некую неприязнь, — протянул Вентерекелль, не отрывая взгляда от тени, которая поднялась над водой достаточно, чтобы можно было рассмотреть очертания пышной груди. — Пыталась меня к себе переманить. Можешь себе представить, чтобы я служил ей?

— Разве не этим мы сейчас занимаемся? — парировала тень, пожав плечами.

Колдун покачал головой.

— Нет, ей нужно больше. Вознамерилась возродить магическую службу правящим семьям.

Мысли вновь закрутились вокруг голосов, что почти пробрались ему в голову в замке, голосов магов, что молили о мести. Вентеркелль хмыкнул и продолжил говорить, стараясь не обращать на них внимания.

— Она властная, знает, чего хочет, и явно привыкла добиваться этого. С Галлет нужно быть... осторожнее.

— Но ты, конечно же, не был.

— Таким учтивым ты меня еще не видела, — приукрасил колдун.

Он усмехнулся, вышло наигранно. Нет, от своих мыслей не получится отмахиваться вечно.

— И все же, — начал он, посерьезнев, отчего тень, уловив изменение, внимательно склонила голову набок. — В Черном замке действительно есть нечто странное. Он словно... говорил со мной.

— Магия?

Всплеск. Тень, засуетившись, ловко выбралась из воды и скрутила волосы над бадьей, чтобы с них стекло как можно больше влаги.

— Определенно. Я такую еще не встречал. Это могущественная сущность, она...

— Хотела тебе что-то поведать?

Тень наконец приобрела живые черты. Фигуристые, притягательно подсвеченные рыжим огнем. Она вышла из-за ширмы обнаженная, с ее кожи капала вода, стекая по изгибам ленивыми струйками подобно ручьям по весне. Волосы песчаным вихрем ниспадали на широкие расслабленные плечи. Темная, как сама ночь, с глазами, отражающими огонь и походящими на звезды, Ноаш была природной стихией. Не идеальной и дикой, но слишком прекрасной, чтобы принадлежать кому-то, кроме бога. Колдуну давно стоило это понять.

Ответ на вопрос, казалось, мог ждать целую вечность, однако лицо девушки было столь вдумчиво и взволнованно, что Вентеркелль не посмел бы проигнорировать её, поддавшись похоти.

— Поведать и показать, — кивнул колдун. — Что-то вело меня... Нет... Нет, я шёл сам. Я хотел идти в неизвестность, и у меня была цель, которой уже и не помню, и это именно то, что сделала сущность замка - она заставила меня верить, что я хочу поступать так, как нужно ей.

Ноаш задумчиво прикусила губу. Размышляя, не обращая внимания на следующий за ней взгляд, она подошла к кровати и опустилась рядом с Вентеркеллем, поджав под себя ноги, как всегда делала, когда пребывала в своих мыслях. От неё повеяло жаром, нос защекотал цветочный аромат бузины. Не стесняясь, южанка села так близко, что локоны длинных вьющихся волос упали на плечо колдуна, оставляя влажное пятно на ткани. Ноаш была экзотикой для севера. Она выделялась всей своей сутью, внешностью, нравом. Она была свежим порывом ветра в укоренившейся затхлости.

Южанка помолчала какое-то время, покачивая головой. Она никак не могла подобрать слова, что наметили бы какой-то вывод, собрали бы картинку воедино из тех крох, что имелись на руках. Ноаш раздражало, когда мысли не выстраивались в порядок, решая поставленную задачу, а только лихорадочно вились вокруг неё.

— Неправильное это место, — произнесла наконец девушка. — Все здесь не так. Люди поделили город, отгородились друг от друга. Королева, — перед глазами мелькнул окровавленный образ, — странным образом потеряла всю семью и явно что-то скрывает... И Чёрный замок, будь он неладен. Кожа от него мурашками покрывается.

Ноаш глубоко вздохнула и, повернувшись к мужчине, посмотрела ему прямо в глаза. Вентеркелль увидел так хорошо знакомую тревогу.

— И лекарство, Келль, — тихо произнесла Ноаш, будто боялась того, что их подслушают. — Лекарство не должно было подействовать так. Все пошло не по плану. То, что должно было быть простой иллюзией, чтобы нам дали возможность сотворить нечто настоящее, само по себе стало чем-то настоящим. Так не должно быть. Это... неправильно, — повторившись, закончила она.

Вентеркелль тепло улыбнулся. Ничто и никогда не могло изменить его оптимистичной убежденности в том, что лучшей поддержкой всегда является улыбка. Он взял девушку за руку, переплетая их пальцы, и увидел, что она ответила на его жест и тоже улыбнулась. Одними глазами.

— Мы сделали лекарство, лишь слегка улучшив образцы отца. — Ноаш опустила ресницы. — Если бы все было так просто, если бы состав действительно работал, отец бы справился и сам. Он бы смог остановить хворь в Портвенире...

— Ты не твой отец, — прошептал Вентеркелль, аккуратно касаясь подбородка девушки. — Смотря на вещи под другим углом, ты сотворила невозможное. Справилась. Не смей отнимать у себя этой победы. Мелиос странный и неправильный, это так. Но не забывай, что с тобой путешествует колдун, — он игриво подмигнул Ноаш. — И одно, исходя из опыта, я могу сказать точно: странности перестают быть странностями тогда, когда перестаешь обращать на них внимание. Будем начеку, но не покажем вида. — Он закончил серьезнее: — Несмотря ни что, мы закончим начатое и уничтожим Плесень. Вместе.

Колдун трепетно коснулся губами внутренней стороны ладони, испещренной множеством маленьких шрамов, оставленных во время экспериментов и опытов, и выждал, не наседая, читая взгляд черных глаз. К улыбке в них присоединилось желание. Девушка уткнулась носом в мужскую шею, провела кончиками пальцев по спине колдуна, забираясь под рубашку. Она хотела большего, они оба хотели. Одежда колдуна совсем промокла, когда южанка прижалась к нему разгоряченным телом, нетерпеливо касаясь полными губами его губ.

Вентеркелль приказал голосам в голове замолчать. Ноаш заставила странные, пугающие видения замереть. В одном колдуны и смертные были похожи. Что бы ни происходило вокруг, будь то хворь, поглощающая разум, или мертвые, просящие внимания, что бы ни стояло на кону, будь то возможность оказаться на виселице или конец привычному порядку вещей, они умели забываться в простых вещах, в мирских страстях. В жарком дыхании и ласковых прикосновениях. В сладостных стонах и бессвязном шепоте. Сливаясь в единое целое.

В очередной раз Вентеркелль бережно, словно драгоценность, обхватывал стройную талию, целовал мягкую грудь, наслаждался томным женским голосом, в очередной раз Ноаш выгибалась в нежных руках, цеплялась за колдуна как за спасительную соломинку, зарывалась в золотистые волосы, закрывалась от мира.

В очередной раз он думал лишь о ней, а она не думала ни о чем.

Ноаш набрала воздуха в легкие, чтобы потушить последнюю свечу в канделябре, но передумала. Едва заметный ореол света привносил уют и спокойствие в темную комнату, в которой постепенно становилось прохладнее. Из приоткрытого окна в помещение ворвался порыв ветра. Ноаш поспешила накрепко захлопнуть ставни. Отчего-то вместе с ночной непогодой в комнату проникло и склизкое чувство дискомфорта, скоро завладевшее девушкой. Она неуверенно поправила шерстяное покрывало, в которое куталась, прислушиваясь к звукам. Тишина охватила таверну, даже последние пьяницы на нижнем этаже замолкли. В очередной раз ненароком в мыслях возникла фраза:

"Все здесь неправильно".

Босиком ступая по скрипучему дереву пола, Ноаш добралась до кровати, на которой до того задремал Вентеркелль. Однако даже в темноте девушка разобрала, что постель пуста. Одеяло было аккуратно заправлено, словно никто им и не укрывался. Неприятно кольнуло сердце. Южанка оглянулась на дверь, прикинула, куда колдун мог уйти в такой поздний час. Она не заморачивалась с одеждой или обувью, подстрекаемая не унимающимся дурным предчувствием, поспешила выйти из потерявшей всякий уют комнаты.

Рывком Ноаш открыла дверь и замерла. Тишина сменилась на скручивающий внутренности потрескивающий шум. Ужасающе знакомый. Шум пламени, одно за другим пожирающего дома, тела, саму жизнь. Ноаш стояла на пригорке, наблюдая за тем, как рушится все, чем она дорожила. "Точно," — сокрушенно промелькнуло в голове. — "Вот куда ушел Келль". Колдун говорил о том, что успеет забрать записи ее отца до того, как те превратятся в пепел. Не пустил ее саму, потому что девушка не смогла бы выжить. Потому что она всего лишь человек. Такой же, как и ее отец, с которого все началось, такой же, как и ее мать, павшая жертвой чужих непомерных амбиций. Мучительно, они погибали где-то там, совсем рядом со своей дочерью, не в силах противостоять судьбе.

Ноаш упала на колени, пачкая в грязи тонкое льняное платье, вновь оказавшееся на ней, как в тот самый день. Беспомощно беззвучно рыдая, она вновь наблюдала за тем, как Портвенир сгорал дотла, забирая с собой зараженных, потому как люди из столицы решили, что иного выхода не было.

"Иного выхода не было?"

Южанка дернулась и вскинула голову. Не высохшие слезы застилали глаза. Отчего-то совершенно инородный голос на мгновение она приняла за голос отца. Ноаш поднялась. Непослушные ноги держали с трудом, на волосы и ресницы, словно снег, ложился пепел. С тускнеющей надеждой в сердце, Ноаш обернулась, но увидела лишь стоящую вдали тень, нечеткий образ с выделяющимися горящими синими глазами, отдаленно напоминающий мужчину, вылепленного по образу и подобию человека и зверя одновременно. Ноаш и не догадывалась, что все было в точности до наоборот.

"Иного выхода не было?"

Девушка наконец поняла, что голос был отдаленным эхом, не мужской и не женский и исходил не от тени, а откликался сразу в мыслях, заглушая собственные.

— Я... Не знаю. — Отчего-то речь девушке давалась с трудом, выходила замедленной. — Это теперь не важно.

"Люди не могут сами за себя постоять, они пыжатся, притворяясь сильнейшими, ставят себя выше тех, кто их создал, а после, не сумев покорить этот мир," — в бестелесный голос самовольно прокралась неконтролируемая тоска, идиотов было жаль, — "погибают."

Ноаш услышала позади себя какой-то звук. Обернувшись, почувствовала, что не только речь, но и дыхание покидает ее. В напряжении она зарылась пальцами босых ног в землю, до смешного нелепым образом, не смея двинуться с места, сокращая дистанцию между ней и человеком, что лежал совсем рядом. Ее отец, скрежеща зубами, протягивал дочери окровавленные руки. Плоть его, почерневшая от витиеватых узоров плесени в одних местах, слоями слезала, обожженная пламенем, в других. Отчаяние, страх и боль смешались в его взгляде, так похожем на тот, что Ноаш постоянно видела в зеркале.

— Прости, — с трудом выталкивая звуки из поврежденных огнем легких, выговорил мужчина.

Ноаш затряслась от бессилия и ужаса, охвативших ее, обхватила себя руками, царапая локти, попыталась закрыть глаза, но не смогла, заставляя себя в последний раз неотрывно смотреть на покинувшего ее отца.

"Выход есть. И ты найдешь его в Черном замке."

Южанка почувствовала, как на ее плечи легли чужие руки. Боковым зрением она увидела длинные черные, похожие на собачьи, когти, впившиеся в кожу. Голос все еще звучал лишь в мыслях, однако, Ноаш была уверена, что слова были произнесены у самого уха:

"Ты ведь не позволишь этому повториться?"

На улице властвовала ночь. Ставни были открыты, и в комнату волнами врывался прохладный воздух, милосердно проникая в легкие. Ноаш очнулась от кошмара тихо, будто по щелчку пальцев, распахнула глаза. Она почувствовала свое тяжелое дыхание - надрывные рыдания во сне отразились болью в груди наяву, почувствовала, как бешено колотится ее сердце. Ужас не отпускал, осев тяжелым илом в животе. Не двигаясь, словно растеряв все силы, девушка потерянно повела взглядом в сторону. Вентеркелль сидел рядом, настороженно отдавая ей все свое внимание. Он никуда не ушел.

Заметив, что Ноаш проснулась, колдун бережно взял ее за руку. Напряженное выражение его лица смягчилось.

— Я могу что-то сделать? — Спросил он, но девушка лишь слабо мотнула головой.

Сухие глаза защипало. Ноаш зажмурилась и тихонько заплакала.

Она не должна была забывать об этой боли, покуда боль — это краеугольный камень, с помощью которого вершатся судьбы мира.

Девушка с трудом вновь погрузилась в сон только под утро, когда на улицы уже начали стягиваться рабочие. Колдун глаз так и не сомкнул, однако ничего от этого не потерял. Спал он, скорее, не для отдыха, а чтобы скоротать время, и в эту ночь ему было что обдумать. Во сне Ноаш ненароком повторила услышанные слова: "Черный замок", и Вентеркелль поднимал из архивов своих знаний все возможные подробности о грозном строении, появившемся в их жизни. И каждая нравилась ему все меньше.

Наутро собирались спешно. Артос назначил встречу недалеко от ворот, разделяющих Мелиос надвое, и выглядел сурово, говоря о том, что не потерпит опозданий. Конечно, он всегда выглядел сурово - лицо было выразительное, однако колдун и новоиспеченная придворная лекарка решили не испытывать свою удачу в очередной раз.

Когда Ноаш и Вентеркелль приблизились к месту встречи - посту стражи, охраняющей ворота, Артос уже ожидал их, сохраняя невозмутимость. Судя по всему, ждать ему, на счастье прибывших, пришлось недолго. Он учтиво склонил голову в приветствии - не слишком низко, поддерживая свой статус, но достаточно, чтобы не опорочить их.

— Доброго дня. Теперь вы выглядите подобающе службе королеве, — обратился советник к Ноаш.

Девушка приняла неоднозначный комплимент, слегка приподняв уголки губ. Выглядела она и правда иначе, отдохнувшая после дороги, принявшая ванну и переодевшаяся в одежду, предоставленную в плату за спасение принца. Теперь южанка носила винного цвета платье северного кроя, чуть темнее, чем ее кожа, с выделяющимися угловатыми золотистыми узорами, похожими на те, что были на гобеленах в тронном зале - у портных явно был приказ через наряд указать на то, кому теперь служит девушка. На голову Ноаш надела дорогой шелковый платок, спадающий на плечи и спину, скрывающий почти всю непослушную копну волос. Шею украшали бусы из лунных камней, сильно выделяющихся на темной коже, привлекая внимание к себе, а не к тому, кто их носил. Статусно, изысканно, в меру закрыто. Теперь Ноаш могла бы слиться с дамами верхнего города, однако она оставалась южанкой - чужачкой из дикой страны, к которой все еще были прикованы десятки взглядов, как бы ее не попытались скрыть.

— К делу, — коротко, не распыляясь на прелюдии, произнес Артос. — Я лично буду следить за вашими успехами и, — он сделал многозначительный акцент, — ошибками. Передавать сведения Ее Величеству и ориентировать вас в городе. Несложно догадаться, что для корректного продвижения работы, вам понадобится человек для, скажем так, наблюдений...

— Подопытный, говорите прямо, — перебил Вентеркелль и был награжден самым презрительным из возможных взглядом Артоса.

— Боюсь, без этого никак, верно. — Ноаш давно научилась не обращать внимания на колдуна, а потому спокойно поддерживала диалог. — Но нужен человек, который пойдет на риски, присущие моему ремеслу, добровольно. Не хотелось бы вместо спасительницы прослыть душегубкой.

Артос с нескрываемым уважением кивнул.

— Достойно, — произнес он. — Благо, такой человек нашелся довольно скоро после того, как вы прибыли в город.

Почти сразу же, словно подслушав разговор, по узкой лесенке со стены к ним спустился уже знакомый высокий страж, охранявший Ноаш и Вентерекелля в их первый день в Мелиосе. Колдун, с которым страж коротал время после того, как южанку отвели в замок, расплылся ему в улыбке, отчего тот растерянно попятился. У бедного стража была травма, не иначе.

Ноаш, увидев мужчину в латах, непонимающе переглянулась с советником.

— Он не заражен. — Артос отрицательно качнул головой. — Страдает его жена.

Тут же в голове Ноаш всплыли воспоминания с проведенного за решеткой вечера и то, как страж пытался замолвить за нее словечко. Теплое чувство благодарности возникло внутри.

— Мое имя Хёрв, — страж поклонился, приложив руку к груди - точно так же, как однажды на глазах Ноаш и Вентеркелля приветствовал лишь советника.

Лицо Хёрва было осунувшееся, изуродованное давней печалью, с которой он почти смирился, и подсвеченное вновь вспыхнувшей надеждой. К благодарности невольно присоединилось сочувствие.

— Ноаш, — представилась девушка, — если мое имя забылось.

— Такое не забывается, Спасительница, — устало, но без единой толики язвительности улыбнулся Хёрв. — Если вы поможете Мартье, я не забуду ваше имя, даже когда мою бренную душу приютят Бесконечные земли.

Страж говорил уверенно, не зная, что после смерти легко мог застрять в этом грешном мире еще на сотни лет и забыть даже свое имя. Слишком много страждущих тянулось к Бесконечным землям, которые, не справляясь с душами умерших, не оправдывали свое название. Без главы, что их создал, они в скором времени должны были окончательно прийти в упадок, вынуждая погибших слоняться в мире живых.

— Она живет в нижней части... Мы жили. Подцепила заразу с неделю назад, может, чуть больше или меньше. С того момента все дни как один. Мне нельзя часто быть с Мартье, захвораю - кто семью обеспечит? Сгинем оба и сын с нами. — Хёрв выплевывал слова подобно заученному тексту, с трудом убеждая самого себя, что имеет полное право нести службу в верхнем Мелиосе, пока в нижнем умирает его жена.

— Ваш сын... с ней? — неуверенно спросила Ноаш.

— Милостивые боги, нет! — Он съежился от одной мысли о подобной возможности, казалось, на мгновение даже стал ниже. — Я обучаю его своему ремеслу. — Страх в голосе потеснила гордость. — Тоже в стражи метит. Подает большие надежды и, что немаловажно, лучше папки находит полезные связи. Частенько пропадает в замке, представьте! Ценят его, верно.

Артос приподнял бровь. Он помнил о том, как до хвори принца два сорванца наводили страх на прислугу. Перемену в его лице никто не заметил, а подробности необычной дружбы советник решил оставить при себе.

— Я провожу вас к дому, отвечу на все вопросы. Помогу, чем смогу и буду молиться за вашу удачу, — Хёрв коснулся груди подбородком, выражая непомерную признательность.

Со стороны улицы, запыхавшись, к собравшимся подбежал паренек, совсем юный, ему сложно было дать больше тринадцати зим. Тем не менее, он уже вытянулся, доставая до плеч Хёрву, и представлял его уменьшенную и более живую версию: те же ореховые глаза, смоляные волосы, орлиный нос. Паренек был одет в легкие доспехи, отличающиеся от тех, в которых ходили остальные стражи, и которые были ему слегка велики. Подобающе поприветствовав Артоса, он забегал суетными глазами по незнакомцам.

— Дела, отец? — спросил он.

Хёрв кивнул.

— Дела. А ты чуть не опоздал, — он потрепал сына по голове. — Заменишь меня. Попроси Лито тебе все там показать. Давай, давай, вперед.

Паренек еще раз склонил голову перед советником и унесся в сторону лестницы, с которой спустился его отец. Хёрв проводил сына сердечным взглядом и тихонько усмехнулся.

— Нельзя давать ему расслабляться, — произнес страж, покачав головой. — Иначе потом сложно парню жить будет. Времена грядут еще более темные...

Встретившись взглядом с Артосом, Хёрв тут же замолчал, надеясь, что не успел навлечь на себя гнев правой руки королевы, болтая лишнее. Однако в холодных глазах неожиданно отразилось понимание. Страж недоуменно нахмурился, уверенный в том, что ему почудилось. Ведь что мог понимать в тяжелой судьбе простых людей из нижнего города сам советник семьи Д'Эвассейр?

— Имею наглость предположить, что мы можем начинать нашу миссию по спасению рода человеческого, — развеял напряженную тишину Вентеркелль, разведя руками.

Как бы спрашивая разрешения, страж в последний раз взглянул на Артоса. Тяжелый вздох, кивок и группка разношерстных людей (включая одного колдуна), объединенная темными временами - теми, что, по задумке, должны объединять всех людей, - выдвинулась в направлении нижнего города.

Открываясь, огромные ворота в очередной раз распугивали богатых и давали надежду бедным. Нижний город утопал во мраке, в тенях, которые на него отбрасывали высокие дома тех, кому благоволила судьба. Блеклых силуэтов у стены стало еще меньше, у многих просто не хватало сил вновь и вновь возвращаться к ней. Казалось, хворь захватывала город с небывалым доселе натиском.

Под усилившимся грузом ответственности, с уверенностью в том, что все идет не по плану, Ноаш смотрела на людей иначе. Разум, привыкший отрицать удачу, протестовал, раз за разом напоминая о том, что она что-то упускает. Зараженные, немощные люди теперь представали для южанки загадкой, которую нужно решить, чем-то личным. Они были тем, что подарит ей прощение и тем, что добьет ее в случае провала.

Спускались недолго - семья Хёрва имела уверенное положение в обществе, чтобы обосноваться недалеко от стены. Тем не менее, Ноаш отмечала знакомые места. И знакомые почерневшие лица, навсегда оставшиеся на улицах. Лекарка запоминала их, стараясь не отводить глаз от исхудалых с едва вздымающейся грудью людей, чтобы, вернувшись в верхний город, помнить, на кого она работает на самом деле. Ноаш могла помочь северу. Оставалось только показать ей как.

— Я предупрежу ее.

Хёрв остановил всех у входа в двухэтажный дом с каменным основанием - знаком, отличавшим бедных из нижнего города от совсем бедных из самого нижнего города. Тихий голос стража показался остальным почти болезненным, словно он сам захворал, стоило приблизиться к прокаженному жилищу. Не дожидаясь ответа или хотя-бы привычного кивка в подтверждение, мужчина, склонившись, чтобы не удариться об косяк, ступил внутрь, исчезнув в царящей там темноте.

— Уже не любит яркий свет, — со знанием шепнул Вентеркелль Ноаш, разглядывая занавешенные окна.

Южанка сложила руки на груди, царапая ногтями кожу.

— Эттель был хуже, — парировала она, подкрепляя свою же надежду.

В доме послышались неразличимые голоса, замаячил тусклый свет огня, и вскоре в проходе с подсвечником в руке показался страж.

— Прошу, — произнес он и снова скрылся.

— Старайтесь ничего не трогать, — предостерег Артос.

— Плесень передается через прикосновения к зараженным. Она не остается на поверхности, — ответила Ноаш. — Вы не идете?

Советник отрицательно качнул рукой, оставаясь снаружи. Для Артоса был сам собой разумеющимся тот факт, что он слишком важен, чтобы так рисковать своей жизнью.

Ноаш и Вентеркелль, не споря, исчезли под крышей дома.

— Сиделка, святая женщина, недавно ушла, от того может быть небольшой беспорядок, вы уж извините.

Хёрв провел их в дальнюю комнату.

В помещении, мешаясь с пылью, в воздух поднималось амбре народной медицины: медовый запах таволги, шалфея и чего-то горького, казалось, уже испорченного. На стене висел амулет - один из тех, какие продают шарлатаны на рынке, якобы заколдованный и призванный исцелить от хвори. Колдун пренебрежительно хмыкнул. Недалеко от амулета, усиливая потустороннее вмешательство, висела четырехконечная звезда с выделенным концом, указывающим на запад, - знак одного из четырех богов, того, кто главенствовал над людскими хворями. Мог бы... главенствовать.

На кровати, стоящей в углу, полулежа сидела женщина, головой утопая во множестве тряпья, заменявшего дорогие подушки. Белесые волосы посерели, расчесанной, но не уложенной копной падали на лицо и плечи. Худые руки неподвижно лежали на простынях, расслабленные, покрытые повязками, которые скрывали черные полосы. Мартье тяжело медленно дышала, если бы не поднятые веки, легко можно было подумать, что она дремлет.

— Милая, — позвал страж с порога, опасаясь подходить ближе, — это те люди, о которых я предупреждал. Они помогут.

Плесень брала верх над сознанием, женщина глядела куда-то мимо, без сил, лишь слегка приподняла голову, посматривая на вошедших. Ноаш пригляделась к заволоченным дымкой глазам, утратившим некогда насыщенный голубой цвет. Зрачки были расширены.

— Слишком быстро, она не должна быть в таком состоянии, — не думая о тактичности, произнес Вентеркелль.

Ноаш молчала. Она прошлась по комнате, приблизилась к небольшому столику, глядя на пустые плошки с неприятным запахом, ступы с порошком из раздробленных камушков, тряпье для повязок. Девушка взяла в руки небольшой бутылек - на дне еще плескалась полупрозрачная коричневая жидкость, покрутила в руке, оценивая вязкость и приблизила к носу. Лекарка скривилась, отставляя сосуд.

— Белладонна, — произнесла она. — Очень токсичная вещь. Хворь и без того отнимает сознание людей, нельзя ускорять этот процесс.

Ноаш раздраженно цыкнула, но быстро взяла себя в руки, заметив, как побледнел Хёрв. Она придала своему лицу знающей уверенности.

— Это, — она указала на бутылек, — давали от боли?

— Верно, госпожа, — ответствовал страж, страх способствовал проявлению робости и еще большей учтивости с его стороны. — Звали местного, "нижнего", лекаря, сказал, что должно унять. И остальное он же рекомендовал.

Ноаш недовольно сжала губы, разглядывая едва ли полезные растения и совсем бесполезные порошки, удивляясь здешней медицине. С такими лекарями не нужны были и хвори.

— У вас есть настойка полыни? — спросила лекарка и увидела, что страж побледнел еще сильнее. Он отрицательно потряс головой.

— Приобретите. — Ноаш подумала пару мгновений, а после добавила: — В верхнем городе, по возможности. Если боль вернется, лучше принимать маковое молоко. Слабее, но безопаснее. Поднимется жар - дайте липового отвара, — она взглянула на емкости, стоящие на столике, и указала на одну из них пальцем, — плошку.

Страж вдумчиво кивал, а его глаза бегали по комнате. Колдун, оторвавшись от гордого созерцания возлюбленной, чувствовавшей уверенность в своем ремесле, обнаружил, что стоит рядом со столом, закрывая спиной письменные принадлежности. Вентеркелль отошел в сторону, предоставляя Хёрву возможность записывать под диктовку. Тот и записывал.

— К шалфею добавьте мяту, — продолжала Ноаш. — И, ради всех богов, никаких порошков из изумрудов. На Плесень, проявившуюся на коже, прикладывайте отвар из коры дуба. И самое важное, — она вскинула голову, и Хёрв повторил за ней, — чеснок.

— Чеснок? — С недоверием переспросил мужчина, воздерживаясь от того, чтобы вывести очередные буквы на пергаменте. Капля чернил, скатившись с пера, оставила жирную кляксу.

— Это растение очень недооценивают в вашей медицине. Зря.

Ноаш активно замахала рукой стражу, призывая того писать. Колдун усмехнулся.

Когда указания были розданы и записаны, Ноаш сложила руки на груди, готовясь к самой важной части.

— Однако, — начала она, не отрывая взгляда от Мартье, которая на самом деле успела задремать, — это лишь то, что поможет ослабить хворь и оттянуть роковой момент. Мне нужна ее кровь, чтобы с полной уверенностью гарантировать вам лекарство.

Страж помялся и совершенно искренним голосом возразил:

— Кровопускание ей уже делали.

Вентеркелль подавил очередную усмешку, глядя на то, как замерло лицо Ноаш. Северяне были глупы. Южанка потерла глаза большим и средним пальцами, запрещая недопустимым словам вырваться наружу.

— Это не... — она поняла, что не сможет быстро и доступно объяснить то, что собиралась сделать и замялась.

— Ты хочешь помочь своей жене? — Скрыв всю веселость, серьезно спросил колдун.

— Я? — От неожиданности опешил страж. — Как же нет-то...? Конечно хочу.

— Тогда доверьтесь нам, — мягко попросила Ноаш.

— Самое худшее уже все равно случилось, — не церемонясь, убедил Вентеркелль, пожимая плечами.

Хёрв сглотнул, но возражать не стал.

Вентеркелль переглянулся с Ноаш, на его лице как ни в чем не бывало играла озорная ухмылка. Девушка кивнула. Она вытащила из сумочки на поясе пустую склянку и протянула ее колдуну, за ней же последовал короткий ножик, висевший рядом. Увидев оружие, страж затрясся.

— Я могу чем-то помочь? — неуверенно спросил он, наблюдая за подозрительным поведением парочки.

— Не мешай, — ответил Вентеркелль.

Он приблизился к Мартье, опустившись на одно колено, и аккуратно похлопал ее по щеке. Хёрв встрепенулся, поворачиваясь к Ноаш. Девушка положила руку на спину стража, успокаивая его, наблюдая за действиями колдуна. Тот еще раз коснулся щеки женщины, и она наконец приоткрыла глаза, непонимающе захлопав ресницами. Белладонна все еще действовала, что сыграло на руку - получилось избежать лишней паники и объяснений. Мартье реагировала заторможено, разглядывала лицо незнакомца, но молчала.

— Госпожа, вы можете сделать надрез на своей коже?

Женщина нахмурилась, словно что-то заподозрив. Она захрипела, открывая рот и попыталась отодвинуться.

— Зачем это? — слабо спросила она.

— У вас бывали очень странные сны? — Заговорил Вентеркелль. — Такие, которые вы вспоминали бы со смехом, задаваясь вопросом, как до такого вообще можно было додуматься.

Мартье опустила взгляд. Колдун заставил ее задуматься, что в одурманенном состоянии привело к минутной тишине. Ноаш отсчитывала удары сердца, перебирая пальцы на руках. Хёрв и сам начинал убеждаться в том, что происходящее - дурной сон.

— Да, — наконец протянула женщина. — Иногда мне снится, что я куропатка. Живу у деревенщины, готовлюсь стать частью похлебки...

— Это... Вполне странно, — довольно покачал головой Вентеркелль. — Не страннее того, что происходит сейчас, а?

Мартье слегка улыбнулась. Настойка заставила ее принять просьбу и заверения колдуна как данность. Она взяла протянутый ножик и повертела его в руке, рассматривая свое отражение в поблескивающем лезвии. Светлые брови сильнее сдвинулись к переносице. На Мартье смотрел ее бледный отголосок, кто-то незнакомый и омерзительный. Если это сон, то она хотела бы закончить его как можно скорее. На мгновение она увидела в оружии возможность проснуться, однако что-то ее остановило.

— Где...? — спросила Мартье.

Вентеркелль взял ее руку и провел пальцем по чернеющей вене на сгибе руки.

— Совсем немного, кончиком.

Женщина повиновалась. Неловко перехватив рукоять ножа, она опустила его на кожу, под которой постоянным потоком струилась ее жизнь. Сталь охладила натянутую поверхность. Мартье надавила и наконец поняла, что происходящее не было сном. Укол и слабая боль были настоящими. Женщина выронила нож и со страхом взглянула на колдуна. Не теряя времени, он рассек рукой воздух. Темно-алые капли, выступившие на чужой коже, устремились вверх, сливаясь воедино. Вентеркелль пошевелил пальцами, направляя кровь, и вскоре она была закупорена в склянке во второй его руке.

— Так что же это? Явь? — В безжизненный голос Мартье прокралась горькое разочарование.

Колдун нашел на прикроватном столике чистую тряпку для перевязи и приложил ее к порезу женщины.

— Кто знает? Иногда кажется, что вся наша жизнь — это сон, — произнес он, сверкнув золотом глаз.

Он поднялся на ноги, сопровождаемый растерянным взглядом Мартье, глаза которой стали влажными, отряхнул мантию. В мыслях невозмутимо пронеслось: "Нужно ее подлатать. Что-то совсем подол затерся". Повернувшись спиной к зараженной, он вернулся к Ноаш и Хёрву. Девушка протянула руку, чтобы забрать склянку, но колдун покачал головой.

— Опасная вещица. Пускай кровь и под стеклом, но стекло имеет неприятное свойство биться.

Он собирался покинуть дом, однако Ноаш медлила. С сожалением она продолжала рассматривать пришедшую в себя женщину, говорила себе не поддаваться эмоциям, не жалеть тех, кого, вероятно, не удастся спасти. Но поддавалась и жалела. Теперь, когда ощущала настоящую ответственность, которой так долго желала, когда понимала, что жизни зависят от нее. Лекарку не покидали мысли о том, что, стоит ей выйти из дома, стоит продолжить дело, ее ждет провал, который обречет эту женщину на что-то куда страшнее, чем смерть. Ноаш медлила. Она хотела сделать хоть что-нибудь именно в тот момент.

На столике стоял кувшин с прозрачной жидкостью. Принюхавшись, девушка поняла - обычная вода. Налила чашку, сделала несколько шагов к кровати и остановилась, будто очнувшись от морока.

— Келль, — позвала она тихо.

Люди. Они были ему не интересны, не близки, непонятны. Они были нетерпимы, жили предрассудками и пересудами. Что-то новое, иное, непохожее они высокомерно пытались оттолкнуть или подчинить. Вентеркелль людей не любил и не во служение им он бежал из клана. Так он думал про себя и упорно не замечал очевидного.

Лишь эхо мягкого голоса растворилось в тишине, и, спустя десяток ударов сердца, свободный колдун уже стоял на коленях, чтобы напоить человека.

Южанке-спасительнице временно выделили комнатку в доме придворного алхимика Мелиоса. Любящий уединение, живущий, как подобает любому честному ученому, на окраине города, Лотер, был не в восторге от подобного соседства - от любого соседства, если быть точным, - однако, перечить приказу королевы и жертвовать своим положением во имя чтения трактатов в одиночестве, не собирался. Стоило на пороге появиться советнику, колдуну и причине тесноты в ранее просторном жилище, Лотер закрылся у себя в кабинете.

Слова колкости были готовы сорваться с губ Вентеркелля, рот был приоткрыт, вдох сделан, но фразе не суждено было явиться в этот мир. Артос устал.

— Я обещал делать вид, что его здесь нет, — перебил он нарочито громко.

Переглянувшись с Вентеркеллем, Ноаш хохотнула.

В отведенной под лабораторию комнатке с забитыми окнами, заполненной колбочками, трубками и книгами, колдун и лекарка под пристальным наблюдением фиксирующего каждое их действие советника, оборудовали место, подобающее для их необычной работы: расчистили стол и выложили все ингредиенты, что принесли с собой. У Лотера позаимствовали только большую колбу, ступу и пару свечей, что колдун, щелкнув пальцами, поджег.

Ноаш отточенными действиями принялась за работу. Бормоча под нос рецепт, уже однажды использованный, она смешивала настойки, сухие травы и коренья, стараясь не проронить ни единой лишней капли или крошки. Она перемалывала все в ступе, наполняя комнату скрежетом и шорохом, и размешивала все в прозрачном сосуде, позвякивая железом о стекло. В довершение своих действий, она попросила колдуна вновь призвать огонь, чтобы нагреть смесь, перелитую в устойчивую к перепадам температур миску, а после - быстро ее охладить.

Артос наблюдал за тем, как по венам колдуна течет золото, и на короткие минуты перестал делать вид, что ему все равно. Советник был заворожен - колдовством и тем, как слаженно работали столь разные люди.

Девушка в последний раз перелила получившийся эликсир в колбу и отошла на пару шагов, точно художник, присматриваясь к своему творению. Мутная красноватая жидкость переливалась в свете свечей. Вентеркелль положил широкую ладонь на плечо лекарки.

— Опровергнем твои опасения? — Шепнул он.

Ноаш и Вентеркелль были крайне уверены в своих действиях, были похожи на детей, заигравшихся во дворе. Занятно и смешно.

Колдун попросил девушку отойти к стене. Он достал склянку с темной кровью Мартье и, откупорив ее, расположил на столе. Мужские губы зашевелились, по комнатке прошелся нечеловечески быстрый неразборчивый шепот. Не успевшие угаснуть вены засветились еще ярче, свет, будто не умещаясь в теле, вышел за его пределы, окружая Вентеркелля. Непривычно плавным, почти нежным, движением он поднял обе руки. Половина содержимого покинула склянку, зависнув в воздухе. Колдун расставил пальцы, словно собираясь играть на музыкальном инструменте, высчитывал нужное положение каждой частички себя без права на ошибку. Он задержал дыхание. Сложил средний и безымянный пальцы правой руки, неестественно выгнул большой и мизинец, медленно, с нажимом напряг указательный палец левой руки, направляя его вниз. Срываясь с ногтей, как у кукловода, к парящей над столом крови потянулись золотые нити. Снова они делились на бесчисленное множество других, более тонких, пронзая капли. Голос становился все громче и громче, и в одно мгновение стих. Подготовка закончилась. Вентеркелль вдохнул и дернул за ниточки.

Впервые с того момента, как стал советником, с того момента, как ему сказали, что излишние эмоции могут стать проблемой, Артос ахнул от удивления. Ноаш, не думая о том, что делает, с замиранием сердца схватилась за предплечье советника. Ей было стыдно признавать, что она никогда до конца не верила в то, что Вентеркелль действительно способен увидеть состав крови и саму хворь в ней. Теперь, рисуя карту чужой жизни, перед глазами собравшихся витало полотно из мелких красных круглых и темных бесформенных частиц, обволакиваемых полупрозрачной вязкой жидкостью.

Колдун тихо усмехнулся реакции советника и постарался перевести дыхание, скрывая слабость. Подобное колдовство отнимало слишком много сил, но колдун знал, что сделана лишь половина работы.

— В крови здорового человека не должно быть тьмы, — произнес он, разглядывая получившийся рисунок и жмурясь как от головной боли. — В горах мы подробно изучали это заклинание, просмотрели немало образцов.

Вентеркелль приглашающим жестом указал девушке на место подле себя. Ноаш подошла неровным шагом. В последний раз переглянувшись с колдуном и увидев знакомое уверенное выражение на побледневшем, но сияющем лице, отмерила небольшое количество приготовленного лекарства.

— Этого, — выдохнула лекарка и капнула его в склянку с кровью, — должно хватить.

Ноаш отступила назад, вновь отдавая инициативу колдуну. Вентеркелль встряхнулся, подобно тому, кто готовится к бою, размял руки и вновь задержал дыхание. Шепот, перерастающий во властные выкрики, неестественные жесты, сияние и тишина - колдун снова провел манипуляции с кровью, расщепляя на части и вторую половину. В глазах помутнело, ибо даже бессмертным нельзя было истощать себя. Моргнув пару раз, как делал до того, Вентеркелль все-таки не смог удержаться на ногах и осел на пол. Довольно медленно и аккуратно, стоит отметить, стараясь ничего не задеть. Ноаш сорвалась с места и подбежала к Вентеркеллю. Девушка опустилась рядом, намереваясь оказать помощь.

— Спокойно. — Колдун выставил руку вперед, привстав на локте и изо всех сил стараясь поддерживать глаза открытыми. Он держал лицо. — Поживу еще...

В напряжении, в звенящей тишине они выжидали, наблюдая за реакцией второй половины крови. Артос сделал несколько шагов вперед. Ноаш, не видя изменений, почувствовала, как холодеют руки. Вентеркелль боролся с тем, чтобы не потерять сознание. Зараженные частички в крови подернулись, и девушка не смогла сдержать облегченную улыбку. Однако на этот раз чуду свершиться никто не помог. Все осталось как прежде. Лекарство не работало.

Южанка увидела, как нахмурился советник. Гадкое предчувствие того, что в прошлый раз что-то пошло не так, не обмануло. Громко забилось в ушах сердце, по спине словно что-то проползло, отзываясь фантомной петлей на шее, а в мыслях послышался знакомый голос:

"Ты знаешь, где искать спасение..."