22.
Синяки мы уже обработали. Я намазывала мазью его бока и плечи, стараясь быть осторожной, но всё равно чувствовала, как под моими пальцами напрягаются его сильные руки, как двигаются мышцы живота — пресс был чёткий, жёсткий, и я старалась не думать об этом, но мысли, как назло, сами лезли в голову. Ваня молчал, только иногда морщился от боли, но не жаловался.
Когда с телом было покончено, я взяла аптечку и села ближе к нему, чтобы заняться лицом. Под настольной лампой, в мягком полумраке комнаты, его лицо казалось ещё более усталым, но каким-то… родным.
Я смочила бинт перекисью, поднесла к его брови, аккуратно стирала запёкшуюся кровь. Он вздрагивал, но молчал. Потом перешла к губе — трещина в уголке, кровь уже остановилась, но кожа всё равно была разодрана.
— Потерпи чуть, — тихо сказала я, заклеивая бровь пластырем, а потом и губу.
Всё это время он смотрел на меня. Прямо, неотрывно. Его глаза были совсем близко — тёмные, внимательные. Я почувствовала это буквально кожей, будто его взгляд гладил меня по щеке. Я чуть дёрнулась и спросила:
— Чего так смотришь?
Он усмехнулся. Уголок заклеенной губы чуть дёрнулся.
— А ты красивая, — спокойно сказал он. — Такая… не могу налюбоваться.
Я замерла. Сердце на секунду перестало биться. Щёки вспыхнули — я даже чувствовала, как к лицу приливает жар. Я быстро отвернулась, начала убирать бинты, сосредоточилась на аптечке, будто от этого зависела вся моя жизнь.
— Прекрати, — буркнула я. — Не говори ерунду.
— Можешь не скрывать, — ответил он, чуть тише, мягче. — Я всё равно вижу.
Я закатила глаза, но внутри всё сжалось. Чтобы скрыть волнение, я повернулась к нему и, чуть усмехнувшись, сказала:
— Тогда сиди молча, поэт.
Он хмыкнул, устроился поудобнее на кровати, а я отвела взгляд, спряталась за аптечкой и пыталась успокоить сердце, которое стучало слишком громко.
— Я сейчас принесу тебе чистые вещи, — сказала я, поднявшись с кровати.
Он только кивнул, глаза были полуприкрыты — всё-таки усталость давила, видно было по нему. Я вышла из комнаты, стараясь не шуметь, и пошла в родительскую спальню. Открыла шкаф, достала одну из Мишиных тёмных футболок, самую мягкую, чтобы не натирала синяки, и спортивные шорты — хоть они и немного великоваты будут, но лучше, чем оставлять его в побитой и грязной одежде.
Вернулась обратно в свою комнату. Он сидел на кровати, облокотившись на стену, глаза снова открыл, когда я вошла. Я протянула вещи:
— Держи. Помогу надеть, если надо.
Он слегка усмехнулся, но не спорил. Я аккуратно помогла ему надеть футболку, стараясь не задеть его ушибленные места. Ткань натягивалась через плечи, и в какой-то момент, когда я поправляла ворот, наши лица оказались слишком близко.
Дыхание застыло. Я почувствовала, как его взгляд задержался на моих губах — тепло, будто ток, пронеслось между нами, и сердце вдруг застучало громче. Я резко отстранилась, делая вид, что просто поправляю край футболки.
— Ладно, переоденься. Я… отвернусь, — сказала я, вставая спиной к нему.
— Да я ж не голый, — пробурчал он с хрипотцой, — ты будто первый раз мужика в трусах видишь.
Я слышала, как он аккуратно, медленно, переодевается. Слышала, как шуршат джинсы, падая на пол, как тяжело он вздыхает, сгибаясь. Движения его были вялыми, неуверенными — побои давали о себе знать.
Когда я повернулась, он уже сидел на краю кровати, полностью переодетый. Мишина футболка на нём сидела свободно, шорты чуть сползали, но выглядел он теперь хотя бы чисто и более-менее спокойно. Всё равно был бледный, уставший. Он еле шевелился, и видно было — тело болело.
— Ты как? — тихо спросила я, подходя ближе.
Он посмотрел на меня снизу вверх, медленно, как будто сквозь туман. И улыбнулся чуть-чуть:
— Лучше, когда ты рядом.
Это случилось неожиданно. Я только собиралась сказать, что схожу переодеться, как вдруг он резко, будто порывом ветра, притянул меня к себе и обнял. Его руки обвили меня крепко, но осторожно, и я на секунду застыла — сердце сразу ушло в пятки.
— Ты чего? — прошептала я, немного удивлённо, положив руки ему на грудь, не то чтобы отталкивать, но просто чтобы почувствовать, как он дышит. Медленно, тяжело, будто с трудом.
Он не ответил сразу. Просто опустил голову — щекой прижался к моему плечу, чуть ниже, где ткань топа касалась кожи. Я ощутила его тёплое дыхание. И в этом было что-то тихое, уязвимое, как будто он вдруг стал совсем другим — не вспыльчивым Кисой с улицы, а просто мальчишкой, которому больно и страшно, но он прячется в тишине чужого тепла.
— Я только сейчас понял, какая ты у меня хорошая, — тихо пробормотал он, почти неслышно. — Ты же всегда рядом. Даже когда я... ну, туплю.
Медленно, будто проверяя, не испугаю ли я, он уложил меня на кровать. Я не сопротивлялась. Лёг рядом, аккуратно, будто боялся задеть меня или свои синяки. Рука скользнула на мою талию, а щекой он снова устроился на моём плече. Я чувствовала, как он цепляется за этот момент, как будто всё, что было — страх, боль, драка — сейчас исчезает только потому, что я рядом.
— Вань... — я неловко пошевелилась. — Мне... переодеться надо. Мне не удобно.
Ваня всё-таки отпустил меня, хоть и не сразу. Как будто не хотел, чтобы я уходила даже на минуту. Я встала, взяла с кресла свою свободную футболку и мягкие домашние шорты, потом тихо вышла в ванную. В комнате повисла такая тишина, что даже щёлканье выключателя прозвучало слишком резко.
В ванной я переоделась быстро —натянула уютную одежду. На секунду взглянула в зеркало: щеки всё ещё алели, и глаза блестели то ли от волнения, то ли от того, что всё это — не сон. Не могла поверить, что Ваня сейчас там, у меня, лежит в моей комнате.
Когда я вернулась, то сразу заметила, что он лежит свернувшись комочком, укутанный в моё одеяло, будто в кокон. Я подошла ближе, села на край кровати и осторожно коснулась его плеча.
— Ты чего? — прошептала я. — Что с тобой?
Он приоткрыл глаза, голос у него был глухой, усталый:
— Не знаю... мне холодно, — пробормотал он.
Я протянула руку, коснулась его лба. Ничего особенного вроде... но мне показалось, что он горячее обычного. Я нахмурилась, прижала губы к его лбу — просто, как мама когда-то делала со мной. Он действительно был немного горячий.
— У тебя, возможно, температура, — сказала я, чуть вздохнув.
Но не успела я отстраниться, как Ваня вдруг потянул меня к себе. Схватил за талию, и я, не удержав равновесие, мягко упала на него. Он тут же перевернулся, прижал меня к себе, обнял так крепко, будто боялся, что я исчезну. Его тело всё ещё было напряжено, но в этих объятиях было что-то отчаянно нужное, искреннее.
— Не могу я без тебя, — прошептал он, уткнувшись носом в мою шею. — Не могу, понимаешь?.. Только с тобой мне не страшно. И не больно. Просто будь рядом...
Я не ответила — только мягко провела ладонями по его волосам. Он тихо застонал, но не от боли, а как будто это было чем-то утешающим. Его волосы были мягкие, чуть влажные от усталости. Я продолжала гладить, пока его дыхание не стало ровнее, тише, спокойнее.
Он уснул, сжимая меня в своих объятиях, а я лежала, прислушиваясь к его дыханию, чувствуя, как сильно он мне нужен.