9.
Миша сделал шаг в сторону, начал что-то обсуждать с Константином Анатольевичем, указывая в сторону бумаг. Я осталась чуть позади, и тогда это произошло.
Первым меня заметил Матвей. Его взгляд скользнул по мне… и будто прошёл мимо. Холодный, отчуждённый. Как будто я — просто воздух. Ни капли эмоции. Ни сожаления, ни стыда. Просто равнодушие. Мне стало мерзко.
Но Ваня...
Он смотрел на меня так, будто не ожидал увидеть. В его взгляде было всё сразу: удивление, злость, что-то будто тянущееся изнутри — необъяснимое. Тяжёлый, цепкий взгляд. Он не сводил глаз, как будто хотел вчитаться в меня, прочитать, что у меня на сердце.
Тем временем Константин Анатольевич заговорил с парнями: — Значит, рассказывайте. Где взяли? Кто был с вами? Что вообще творите?
Гена что-то невнятно начал бубнить, потом вступил Матвей: — Мы просто проходили мимо. Нас вообще туда затащили. Это не наше.
— Угу, — хмыкнул Миша. — И порошок сам в карман запрыгнул.
— У меня вообще чисто, можете проверить, — резко добавил Ваня, не отводя от меня взгляда.
— Ладно, — устало сказал Константин Анатольевич. — Пока шавки, сейчас мы к вам вернёмся. Поищем камеры, свидетелей. Надолго вы тут не задержитесь… если повезёт.
Он кивнул Мише, и они пошли в сторону выхода из блока. Миша бросил мне взгляд: «Идёшь?» Я уже сделала шаг, чтобы последовать за ними, как вдруг…
— Эй, — услышала я тихо, почти шёпотом, — малая.
Я резко обернулась.
Ваня стоял у самой решётки, обе руки упёрты в металл. Его кудри были растрёпаны, губа рассечена, но в глазах — пламя. И почти злость.
— Какого хрена ты здесь вообще забыла, а?
Я подошла ближе. Между нами — решётка. Но всё равно он был рядом, слишком рядом. И говорил так тихо, что было слышно только мне.
— Ты же нормальная вроде, чё ты вообще лезешь?
Я сглотнула. Мой голос дрогнул, но я сказала твёрдо:
— Я попытаюсь вытащить вас. Ну… по крайней мере тебя.
Он посмотрел на меня чуть дольше. Медленно. Как будто не верил. Как будто не знал, как на это реагировать.
Я отвела взгляд, резко развернулась и пошла вслед за Мишей и Константином Анатольевичем. Шаги эхом отдавались в коридоре. Но в груди теперь било что-то странное, незнакомое. Словно я взяла на себя обещание, которое не знала, смогу ли сдержать.
Константин Анатольевич уже зашёл в кабинет, дверь за ним хлопнула глухо, но я схватила Мишу за рукав:
— Миш, подожди.
Он обернулся с удивлением, посмотрел на меня поверх очков, которые сдвинулись чуть ниже на нос.
— Чё такое?
Я вздохнула, сглотнула — сердце билось часто.
— Отпусти Ваню… пожалуйста.
Миша посмотрел на меня с прищуром, как будто не сразу понял, про кого я. Потом медленно провёл рукой по лицу:
— Даш… я бы, правда, отпустил. Но ты же знаешь, он сейчас у нас по делу. Я не решаю всё сам. Костя злой, как чёрт.
Я шагнула ближе, голос стал тише, но настойчивей:
— Он меня сегодня спас. Из-за него со мной ничего не случилось. Я… я не знаю, что бы было, если бы не он.
Миша нахмурился, губы сжались в линию.
— Реально спас?
— Да, Миш… Он… Он рисковал. И отпусти ещё тех парней...
Миша вздохнул, глянул на дверь кабинета Кости. Потом на меня. Снова на дверь.
— Ладно... — протянул он. — Ну не знаю... Ваню твоего я, может, и отпущу. Тебя послушаю. Но вот тех двоих... Это надо с Костей решать. Там уже серьёзней.
Я не сдержалась, шагнула и обняла его крепко. Сильнее, чем обычно.
— Ты лучший, слышишь? Реально. Спасибо, Миш.
Он хмыкнул, обнял в ответ, похлопал по спине:
— Вечно ты меня в мягкое место бьёшь. Иди уже. На улицу. Я сам всё улажу. Только никому ни слова, ясно?
— Ясно, как день, — кивнула я, улыбаясь через лёгкое напряжение в груди.
Я уже разворачивалась, но сердце сжалось — это было что-то большее, чем просто благодарность.
Я сидела на холодной металлической лавочке возле полицейского участка. Вокруг уже сгущались сумерки — фонари только-только начали тускло светиться, растекаясь жёлтым светом по тротуару. Я склонилась вперёд, локти на коленях, пальцы сцеплены. Смотрела на свои руки — будто чужие. Пальцы дрожали чуть-чуть. Волосы падали на лицо, щекотали щёку. Было тихо. Только где-то вдалеке сигналили машины.
И тут — шаги. Скрип подошвы по плитке. Я услышала знакомый звук — щелчок зажигалки, короткий вдох… и подняла голову. Передо мной, чуть сбоку, стоял он — кудрявый. Из-под капюшона торчали вьющиеся пряди. В руках сигарета, от которой тянулась тонкая струйка дыма.
Сердце стукнуло так резко, будто хотело выпрыгнуть. Он был просто… страшный. В смысле не внешний вид — в нём было что-то дикое, непредсказуемое. Я сидела молча, он стоял, смотрел на меня из-под бровей. Тишина повисла между нами.
Он наконец выдохнул:
— Ну… спасибо, что вытащила.
Я посмотрела на него, чуть криво улыбнулась:
— Вань, да это тебе спасибо… За сегодня. Ты тогда… Ну, ты понял.
Он усмехнулся краешком губ, будто ему это льстило. Потом сделал последний затяг, бросил бычок под ноги и раздавил подошвой.
— Ладно, малая. Держись. — сказал он тихо и медленно пошёл прочь, не оборачиваясь.
Я смотрела ему в след — как он уходит в темноту улицы, руки в карманах, походка чуть вразвалку. Капюшон слегка сполз с головы, и пряди вьющихся волос чуть вздрогнули от ветра.
— Придурок, — прошептала я себе под нос, почти с улыбкой.
Дверь полицейского участка скрипнула, и я подняла голову. Миша вышел — быстрым, уставшим шагом, с серьёзным лицом. Он увидел меня на лавке, чуть кивнул и сказал:
— Пошли, поехали домой.
Я молча встала и пошла за ним. Сели в машину. В салоне пахло табаком и каким-то сладким ароматизатором из бардачка, который я терпеть не могла. Миша завёл мотор, включил фары, и мы выехали на дорогу.
Несколько минут ехали молча, пока он не бросил в мою сторону взгляд и, будто между делом, спросил:
— А ты что, влюбилась в этого Ваню, или что?
Я чуть не подавилась воздухом.
— Ты чё вообще говоришь, Миш? — фыркнула я, даже повернулась к нему. — Нет, не влюбилась. Просто... он спас меня. Это всё.
— Ага, — протянул он с усмешкой. — Угу, «просто спас». А я так и запишу.
— Миша, у нас что, других тем для разговора нет? — раздражённо бросила я, закатывая глаза. — Давай обсудим, не знаю… погоду! Новости! Хоть цены на макароны!
Он рассмеялся.
— Ну, извини, что обеспокоен личной жизнью своей падчерицы. В следующий раз буду молчать, как шпион под прикрытием.
Я уже готова была что-то съязвить в ответ, когда зазвонил его телефон. Он посмотрел на экран, брови тут же сдвинулись.
— Мама. — сказал он и тут же взял трубку. — Да, Наташ?...
Я слышала только шум в динамике — голос мамы, взволнованный, истеричный. Лицо Миши в ту же секунду изменилось. Всё: лёгкость, юмор, даже выражение глаз — исчезло.
— Еду, — резко сказал он и отбросил телефон в сторону. Развернул руль так, что меня чуть не прижало к двери, и включил мигалки. Машина рванула вперёд.
— Миша… что случилось? — прошептала я, голос дрогнул.
Он долго не отвечал. Вдохнул глубоко, стиснул зубы.
— Мама, она... в больнице.
У меня будто всё внутри оборвалось. Воздух стал тяжёлым. Я смотрела на него, но уже ничего не видела — в глазах потемнело, руки задрожали.
Как будто током шибануло, как будто весь мир рухнул за одну секунду.