Часть 21
Комментарий автора: Огромное спасибо вам за поддержку! Я вижу каждую звёздочку, читаю каждый комментарий — и честно, это невероятно питает меня и даёт силы продолжать писать эту историю. Особенно хочу поблагодарить за активность: lidyabipolar, freeman1312, MaRiNaD365, BEBEI4ka, Sasha_Grape, Damm-more, DARKNESSS_R, mollllllllli — вы как личный спецназ поддержки в этой истории❤️
_________________________
АВРОРА
Эти дни — как сумасшедшее наваждение. Словно в мире выключили все внешние звуки, оставив только наши голоса, дыхание, удары сердца и стоны, слишком громкие для этой базы. Всё остальное размыто по краям. Стерлось. Испарилось.
Осталась только эта странная вселенная на двоих.
Бесконечный секс и бесконечная, почти пугающая близость. Почти. Потому что да, он был со мной постоянно, по всем фронтам так сказать — фронтам наступления, фронтам обороны и фронтам... глубокого проникновения. До упора и капитуляции в припадках.
Но... он всё равно оставался далёким. Физически рядом, но душой — где-то далеко за своей стеной. Все разговоры, что у нас были, начинались с меня. И их точно нельзя было назвать откровениями, после которых он бы вдруг расстегнул броню, сорвал маску и торжественно поставил своё рыцарское забрало в сторонку. Нет. Он сидел там за своим щитом и молчал.
Гоуст упоминал кое-что про семью, говорил сдержанно, отрывисто, как будто проверяя, выдержу ли я услышанное, как будто сам ещё не решил, сколько мне откроет. Но я поняла — в этих паузах было больше откровенности, чем в любом подробном рассказе.
И я знала, что за его грубостью, холодностью, за стальной маской, за остротой слов скрывается не просто боец, не просто лейтенант. Скрывается человек, которого жизнь рвала на куски и который — несмотря на всё — собрал себя обратно. Шрам за шрамом
И, чёрт возьми, я не хочу принца на белом коне. Мне нужен он. Саймон. Мне нужен мой рыцарь со шрамами.
Своего рыцаря я нашла не по блеску лат и не по придворным манерам, а по лязгу железа в спортзале с табличкой на двери: "Дробилка". Звучит устрашающе, но я туда только за этим и шла.
Гоуст качал свои божественные бицепсы. Стоит полностью голый по пояс, только тактические чёрные штаны, чуть сползающие на бёдрах, и тяжёлые армейские берцы.
Пот медленно стекает по его спине, по рельефу мышц, будто художник акварелью отмечает каждую линию. Эти вены на его предплечьях, вздувшиеся от напряжения, как канаты. Бицепсы раздувались, как будто собирались порвать кожу.
Я никогда не перестану им любоваться. Никогда. И мне не нужно видеть его лица. Достаточно взгляда на тело.
Конечно, он слышал, что я вошла, но был весь в процессе — поднимал и опускал огромные гантели с широкими чёрными блинами по периметру, глядя на своё отражение в широком зеркале.
Каждое движение отдавалось ритмичным, глухим рыком из его груди (не стоном — не этим приторным "ах". Кто вообще любит стонущих мужчин? От мужчин нужно дело — чёткие фрикции, а не стоны. Это удел женщин).
И он... он рычал. Глухо, с надрывом, срываясь на сдавленные выдохи при каждом подъёме.
Ой вэй... Он будто кончал каждую тягу.
Гоуст — огромная, мускулистая ярость. Это удар артиллерии в упор.
Его взгляд поймал меня в отражении зеркала. Он сделал ещё несколько заходов, и с лязгом положил гантели обратно на стойку. Металл встретился с металлом, вибрация пошла по полу и будто по моему позвоночнику.
— Пришла потренироваться? — голос осипший от рыков.
— На тебя посмотреть, — ответила честно.
Гоуст взял полотенце со скамейки, обтёр раскрасневшуюся шею. Его дыхание всё ещё сбивчивое.
— Тренировок мне достаточно, — сказала, чуть склонив голову вбок.
Мои силовые тренировки он, кажется, перенёс на наш секс. Мышцы горят — особенно бёдра и ноги. Что иронично, ведь доминировал всегда он. Каждый раз, когда я пыталась забраться сверху, он не давал мне и шанса: хватал за талию и опрокидывал обратно на спину.
Сила его рук не оставляла пространства для компромиссов.
— А на сегодня у тебя планируется кардио? — спросила, заранее предвкушая, что мой намёк будет правильно понят.
Гоуст повесил полотенце на шею, взял бутылку воды, отпил пару глотков, не отводя от меня взгляда. Склонил голову к плечу, раздался хруст позвонков, и тогда он медленно, со вкусом, сказал:
— Планируется. Три сета. По тебе.
По телу пробежали горячие мурашки, вместе с теми самыми бабочками в животе.
— Я согласна. Но ты пока отдохни... перед сетами, — протянула я, заправляя в голос намёк потяжелее гири.
Гоуст прищурился, считывая мой тон и явно понимая, что за словами кроется коварный план. И в этом взгляде не игра, а охота.
Он лениво опустился на скамью. Одну ногу оставил на полу, вторую закинул на скамью, тяжёлый берец скрипнул по металлу. Расслабленно положил кулак в перчатке на согнутое колено, глядя на меня из-под полуприкрытых век.
Отпил воды из бутылки, чуть наклонил голову, и стянул маску назад, закрывая губы и подбородок.
— А я пока переоденусь, — промурлыкала я, стягивая свои шортики.
Гоуст медленно провёл взглядом по моим ногам, по бедрам, по заднице. Его кулак, покоящийся на колене, сжался в перчатке чуть сильнее, фаланги натянулись.
— Упс... — я театрально ахнула, вывернув талию. — Но мне не во что переодеться.
Я стянула футболку через голову. Под ней был простой хлопковый лифчик. Не кутюр.
— У меня нет спортивной формы, — добавила я и скинула шортики до конца. — Какая жалость. Придётся раздеться.
Теперь на мне остался только лифчик и красные стринги La Perla, как и мои бриллиантовые серёжки-гвоздики в ушах — почти единственное, что осталось от прежней богатой жизни.
Я медленно отвела резинку стринг в стороны и отпустила её, отчего она со звонким шлепком ударила по бедрам.
— Я их порву, — прорычал Гоуст, глядя прямо туда — на La Perla, точнее, на влажные складочки, просвечивающиеся сквозь кружево.
— Они дорогие. Купишь новые?
— Сколько угодно.
Я облизнула губы, поворачиваясь боком, чтоб ему был виден рельеф задницы.
— Саймон, а кардио у тебя получается, — выдохнула я. И это не был вопрос. Это было утверждение. — Держишь ритм без сбоев. И, что самое приятное, знаешь, когда выдержать паузу, чтобы моё сердце не выскочило.
— Но во всех ли типах кардио ты так хорош? — продолжила я, проводя кончиком пальца по приборной панели беговой дорожки. — Быстро бегаешь?
— Да.
— Пизда!
И я побежала прочь из Дробилки, что есть мочи, топая Саломонами по бетонному полу базы.
Но далеко я не убежала. Сильные руки оподхватили меня, обвили талию и одним движением перекинули через плечо, как пушинку. Я завизжала, колотя его по спине.
— Отпустиии! — кричу, заливаясь смехом. — Саймооон! Поставь меняя!
Он шёл по коридору не сбавляя шаг. Я болталась вверх тормашками, и перед глазами маячила его зачётная задница — упругая, обтянутая чёрными штанами.
— Идём искать мыло, обезьянка.
— Чтоооо? Нееет! — я забилась сильнее, но смех всё равно вырывался, заглушая протест.
— Дааа! — отрезал он и вдруг рассмеялся.
Его рука в перчатке звонко шлёпнула меня по бедру, и я взвизгнула, чувствуя, как тепло от удара растекается по коже.
— Не хоччууу мылом! — всё так же заливаясь смехом на адреналине.
Он резко остановился, и я ткнулась носом ему в поясницу.
— Хорошо, — его голос стал глубже, с опасной ноткой. — Тогда как тебя наказать?
Сильная пятерня сжала мою задницу.
— Ну... — протянула я, прикусив губу, — может, отшлёпаешь меня как следует? Только без мыла, а то я и так слишком чистая для твоих грязных лап.
Я почувствовала его дыхание на своём бедре через ткань маски. Рука сжалась сильнее, а потом разжалась, чтобы тут же шлёпнуть меня снова — громче, резче.
И мне уже было не смешно. Мне было дико. От желания.
Саймон развернулся, направляясь к ближайшей двери, и я знала: он не остановится на одном шлепке. Да и я, чёрт возьми, не хотела, чтобы он останавливался.
Сквозь прядь собственных волос я, болтая ногами в воздухе, вверх тормашками, увидела, как он толкнул дверь. С глухим скрипом она распахнулась, обнажив передо мной очередную военную локацию, только на сей раз — раздевалку. Металл шкафчиков тускло блестел в полумраке.
Он прошёл внутрь со мной на плече, и опустился на длинную деревянную скамью.
Одним уверенным движением поднял меня и перекинул через свои колени. Его рука крепко легла на мою талию, удерживая меня на месте так, будто я принадлежала ему целиком. Без сомнений.
Или.... ?
— Саймон... — прошептала я, чувствуя, как его ладонь в перчатке заскользила по бедру. — А если я сейчас захочу убежать... Отпустишь?
Я попыталась вырваться. Но это всё равно что вырваться из железных тисков. Его рука держала крепко. Животом ощущаю его огромную эрекцию в штанах.
Перчатка с руки полетела на пол.
— Нет, — сказал он и звонко шлёпнул. Я вздрогнула — от неожиданности и жара, разлетевшегося по телу.
— Не....
Второй удар сильнее. По венам течёт огонь.
— Отпу....
Третий удар. Губы сами разжались на вдохе, дыхание сорвалось коротким, рваным.
— ...щу.
— Мммм..... — простонала я, на чёртвёртый звонкий удар. Он сделал это больно, точно, но контролируемо.
— Нравится? — спросил сипло.
Я не ответила. Только сильнее вжалась в его колени, в его член животом, отвечая этим на его вопрос.
Он продолжил. Шлёпок. Пауза. Шлёпок.
Щёки пылают огнём. Не только задница. Между ног не просто влажно от этого безумия, а больно от того, что там (пока что) нет его члена. Я слишком мокрая. Никогда ещё так не текла. Тряпичный треугольник нижнего белья пропитался насквозь.
— Течёшь вся... — его рука гладит бёдра. — Кончить от одного вида можно.
— Убегу и не кончишь! — выпалила я и тут же получила ещё один шлепок.
— Поймаю, — низко, сипло.
Звонко шлёпнул и сжал ягодицу до боли.
— И накажу за побег.
Дыхание сбивается, ломается, становится неровным и я судорожно словила комок кислорода, когда он отвёл трусики и провел ладонью по моей плоти.
— Тогда держи крепче.
Резко проник в меня сильными пальцами и по моему телу прошла огненная волна электрического тока вместе с его довольным рычанием и моей полной капитуляцией. Очередной.
Его пальцы двигались внутри — твёрдые, уверенные, растягивали меня, скользили по влажной плоти, цепляя каждый нерв. Я чувствовала, как они давят, как влагалище сжимается вокруг них, горячее и жадное, а внутри всё пульсирует — от низа живота до горла.
Жар заливал меня, пот стекал по спине. Хотелось кричать, но я только всхлипывала, кусая губы до крови.
Гоуст поднёс вторую руку к моим губам.
— Куси ткань перчатки, — прохрипел он, голос дрожал, надрывался. И я понимаю — он на пределе.
Я вцепилась зубами в перчатку, рванула, и она слезла с его руки, обнажая грубую, горячую кожу.
И тут же три пальца ворвались мне в рот. И я начала сосать их, как озверевшая, голодная самка — всхлипывая, покусывая, завывая от переполняющего желания.
Он начал трахать меня с обеих сторон — ритмично, синхронно, пальцы во влагалище растягивают, нажимают на пульсирующую точку, а во рту давят на язык, заполняя до горла. И я задыхаюсь от кайфа, слюна течёт по подбородку, смешиваясь с потом, тело дрожит, как в лихорадке.
Моя влага брызгает ему на руку, горячая, липкая, стекает по запястью.
Оргазм подбирается близко — я чувствую, как всё внутри сжимается, как жар собирается внизу живота, готовый взорваться. Ноги задрожали, я завыла, проглатывая его пальцы глубже, пока влагалище не начало пульсировать вокруг его руки, сжимая её в конвульсиях.
— Рано! — прорычал он, и в ту же секунду рванул мои трусики — ткань треснула, разлетелась в клочья.
Секундная передышка — я хватала ртом воздух, грудь ходила ходуном. А потом он схватил меня за талию, одним рывком поднял, развернул лицом к себе. Быстро расстегнул штаны, высвободив вздыбленный член и насадил меня на него одним движением, и я забилась в экстазе.
Мучительно ярко... оргазм ударил, как выстрел в затылок... Одна волна за другой. Нескончаемая смерть от наслаждения. Из горла вырвался долгий, поломанный крик, отражённый стальными стенами комнаты, пока я тряслась на нём, теряя себя в этом безумии.
— Да! Ори! Сорви горло, малыш! Кончай для меня! Сильно! Громко! — оттягивает мою голову за волосы и смотрит звериным взглядом мне в глаза.
Насаживает меня на себя сам, своими сильными руками, как игрушку. И я цепляюсь за его стальные плечи, царапаю его голую спину в кровь.
И меня опять неумолимо накрывает, закатываю глаза, ощущая, как плавлюсь от звука его голоса:
— Скажи, кто тебя трахает сейчас? Кто?
— Ты... — хрипло.
— Кто?! Назови имя!
— Саймон... — очередной вспышкой оргазма на грани с помешательством, — Саймон!
— Да! — насадил, — ДА! — насадил, — ДА! САЙМОН!
Беспрерывно с каждым ударом члена вдалбливая в меня своё имя, пока я не слышу его рев, и внутри не разливается горячая сперма вместе с пульсацией каменного члена.
Я цеплялась за воздух и за его мощную спину. Сердце колотилось о рёбра, как пойманная птица.
Всё ещё чувствую его глубоко в себе, горячий, пульсирующий, а сквозь ткань маски — его дыхание. Тяжёлое. Обжигающее. Оно касалось моей кожи, как горячий пар.
Долго смотрел в глаза и в черных зрачках отражение моих глаз, затуманенных и подернутых дымкой.
Я не думала. Просто позволила рукам подняться. Обхватила его лицо руками, бережно поглаживая чёрную ткань маски.
И сделала то, что сама не ожидала. Даже представить не могла.
Я поцеловала его.
Мои губы примкнули к его губам — спрятанным под плотной тканью маски.
Он замер. Даже перестал дышать.
Но... не сбросил меня. А значит, у меня есть шанс. Я скользнула губами по его маске. Материал натянулся между нами — грубоватый, шероховатый. Я провела губами ещё раз, чуть сильнее надавила.
Его дыхание за тканью стало глубже, тяжелее. Горячие порции воздуха будто обжигали меня сквозь маску, а я — я продолжала. Тихо, упорно, с какой-то безумной нежностью целовала его сквозь эту преграду, как будто могла добраться до него, пробиться через броню, расплавить сталь.
И пошла дальше. Осторожно, медленно провела кончиком языка по ткани там, где угадывались его губы. Словно дразнила, словно спрашивала: "Ты меня пустишь?"
Ткань тянулась за моим движением, грубая и тёплая от его дыхания. Но сквозь неё я чувствовала его губы — горячие, мягкие. И между нами не ткань, а раскалённая проволока, наэлектризованная сдержанным желанием.
Я продолжила водить языком по маске, по контуру его рта, чувствуя, как дрожит воздух между нами, как напряжение становится почти невыносимым. Он дышал всё тяжелее, и я чувствовала это кожей, чувствовала каждой нервной клеткой.
И вдруг.
Он вцепился в меня резко, как хищник в добычу. Его ладони стиснули меня за голову так, что я ахнула, пальцы впились в волосы.
И он сам — он сам — накинулся на мои губы через маску.
Как будто его сдерживали до предела, а потом натянутый канат сорвался.
Глухой, сдавленный рык сорвался с его губ сквозь ткань, когда он вдавил свою маску в мои губы. Его язык пробился между тканью и моими губами — влажный, горячий, голодный.
И наши языки встретились. Буквально через маску. И я чувствую его напор, его жадность, его дикое, звериное желание впиться в меня глубже.
Я застонала, приоткрывая рот шире, чтобы дать ему больше пространства. Больше доступа. Чтоб он взял, если хочет. Чтоб забрал, раз уж сорвался (не до конца).
Он рычал в меня, а я ловила его язык, скользила своим по его, чувствуя, как бешено колотится его сердце, как напряглось его тело, как он хочет большего. Ещё большего. Всё большего.
И мне этого тоже было мало.
***
САЙМОН
"— Гоуст, тебе пиздец. Теперь уже официально."
Чувствует её губы даже сквозь маску. Даже через проклятую ткань.
Словно дотрагивалась не просто до его рта — до нервных окончаний самого мозга. Будто кто-то вскрыл череп и туда, внутрь, льёт сладкий яд.
От неё пахнет вереском. А вереск пахнет мёдом. Тёпло, сладко и тонко. Так, что хочется вдохнуть глубже. Так, что в груди становится мягко.
А ещё... молоком. Домом. Тем, чего у него никогда не было.
Запахом тепла за плотными шторами, тихого уюта в промозглый вечер, свежести простыней после стирки и запредельного, сука, кайфа...
Запахом жизни, которая всегда проходила мимо. И потому сейчас он ломал его изнутри, как нож, вкрученный в грудную клетку, выворачивал наизнанку, выбивал из него остатки контроля.
Голову ломило от наслаждения.
"— Я не позволю тебе снять маску."
"— Хочу. Блядь, я так её хочу..."
Её губы двигались по маске, как по голой коже. Язык обжигал сквозь ткань. Саймон чувствовал, как под пальцами дрожит её хрупкая спина. Язык к языку, даже через преграду.
"— И чтобы защитить её, я пойду на всё. Я тебя предупредил."
" — Засунь свои предупреждения в задницу. Я выгрызу её только для себя. Она — моя."
Саймон сжал её крепче, не давая вырваться. Да она и не собиралась. Рори хотела этого так же, как он сам.
***
АВРОРА
Он сжал меня крепче, болезненно сильно, и укусил за губу сквозь маску.
Сжал ещё сильнее. Так, что я вздрогнула и вырвалась, чтобы схватить кислорода.
Он дал мне эту передышку, потому что сам едва дышал. Его грудная клетка ходила ходуном.
Даже сидя на его бёдрах, моя голова находилась по уровню ниже его. Намного ниже.
Я чувствовала, как из меня медленно вытекает его сперма и капает на пол между нашими телами. Меня трясло, его тоже. Пульс гремел в висках.
Потом он открыл глаза.
На меня смотрели те же глаза, как и всегда. Чёрные, глубокие, будто ночь без конца. Но стоило всмотреться внимательнее — за чернотой угадывались тонкие прожилки цвета мягкого дерева. Совсем другие.
Его взгляд жадно скользил по лицу, изучал каждую черту, каждый изгиб, будто он видел меня впервые.
Саймон чуть склонил голову вбок, словно хотел рассмотреть меня лучше.
— Ты безумно красивая, — сказал он, низко, хрипло.
Его взгляд не отпускал. Мееедленно, нарочно медленно скользнул вниз — по моим глазам, по щеке, остановился на губах. Задержался там.
— Я очень скучал по тебе.
Что-то было в нём... странное. Не то чтобы опасное — нет, к этому я уже привыкла. Опасность в нём всегда была, как фон, как гравитация чёрной дыры. Но сейчас... Холодок медленно расползся по спине, как если бы кто-то пощекотал пальчиками, а затем провёл ледяным лезвием вдоль позвоночника. Легко, но очень отчётливо.
Он не был собой. Вернее — не совсем собой.
— Ро-ри... — почти не дыша, прошептал он моё имя.
Он не улыбался. Я это уже научилась читать по глазам. В его взгляде было что-то неотвратимо серьёзное.
Я приложила ладонь к его маске. Он прижал её своей рукой и слегка прикрыл глаза. И из-за пушистых ресниц было непонятно: он закрыл их полностью или смотрит вниз, на мои губы.
Я нервно провела по ним языком.
Саймон всегда был для меня как закрытая книга, только с зашифрованными страницами. Или лабиринт, в котором нет вывесок, нет карты, а шаг влево или вправо — на удачу. Я бродила по нему вслепую, на ощупь, и каждый раз думала: вот, кажется, нашла выход... Но за поворотом снова оказывалась глухая стена.
Иногда он был... другим. Будто я случайно находила проход в иную часть этого лабиринта. Там, где тепло. Где стены гладкие и свет падает мягче.
Где он смотрел иначе. Где его глаза не были бездонной чернотой.
— Почему ты хмуришься? — спросил он вдруг. Его палец мягко коснулся моего лба, между бровей.
Я осторожно вздохнула, глядя в его глаза.
— Иногда ты как... обычный человек. — Я запнулась, а потом поспешила добавить: — Точнее, нет. Ты никогда не был обычным. Скорее... настоящий. Почти человеческий. А иногда ты снова становишься ледяной глыбой. Страшно холодной и недоступной.
Я чувствовала, как его взгляд буравит меня. Чёрные зрачки ни на мгновение не отпускали.
— Не пойми меня неправильно, — я проглотила ком в горле и продолжила, — возможно, это прозвучит очень странно. Но будто в тебе... живут двое.
Слова вырвались сами собой — то, что у меня лежало в подкорке ещё со времён Тринити.
Он склонил голову в бок. Его глаза не выражали буквально ничего. Пустой лист. Ни капли эмоций.
— И кто тебе больше нравится? — наконец, спросил он.
Я замерла, лихорадочно обдумывая ответ.
— Мне оба...
... любимы
— ... нравятся.
Гоуст медленно провёл пальцем по моему подбородку, по линии шеи, точно взвешивая каждое слово, каждую эмоцию.
— Не так важно, кто из них тебе нравится, — проговорил он глухо, почти шёпотом, будто не мне, а самому себе. — Главное, чтобы они оба хотели тебя.
Моё сердце клокочет. Сейчас я не дышу.
Он чуть склонил голову, и в щели маски блеснули его глаза — тёмные, но в их глубине промелькнуло что-то живое, тёплое, пугающе родное.
— А они хотят, — добавил тихо.
Я ещё тогда не осознавала, что он имеет в виду. Но я пойму. Потом.
А тогда я только коротко поцеловала его в губы (в маску, конечно, в маску), и потянулась, чтобы с него слезть.
— Ты куда собралась? — поинтересовался спокойно, удерживая меня за бёдра.
— Я кое-что придумала, — хитро улыбнулась.
— Ну раз так... — он медленно убрал руки.
Разорванные трусики я бросила в урну. Теперь стояла перед ним абсолютно голая, только в одном лифчике, а в качестве аксессуара на мне оставалась стекающая по внутренней стороне бедра сперма.
Гоусту нравился этот вид. Он продолжал смотреть на меня, склонив голову вбок. В тени маски горели глаза.
Я же — развела руками, как бы говоря: что поделать, и подошла к умывальнику у стены. Закинула колено на край раковины, открыла воду, поймала тёплую струю рукой и провела между ног, смывая с себя его сперму.
— Нельзя же так ходить, — подмигнула я, взяв бумажную салфетку и промокнув бедро.
— Если продолжишь в том же духе, — его голос стал ниже, более хриплым, — ходить не сможешь вовсе.
Я выгнула бровь на угрозу, но ничего не ответила. Бросила салфетку в урну рядом с трусиками и открыла ближайший шкафчик и — о, ура! — там оказалась камуфляжная куртка. На ней нашивка: "Альварес". Я принюхалась к ткани. Вроде бы чистая. Иначе бы не натянула её на голое тело.
Куртка оказалась великовата, но не такая огромная, как вещи Гоуста, в которых я тонула с головой.
Когда я повернулась к нему, он по-прежнему сидел на скамейке, широко расставив ноги, с голым торсом. Его член уже был убран в тактические штаны. На плечах темнели свежие царапины от моих ногтей, как подпись под нашим безумием.
И он как раз закуривал сигарету — в одном из карманов своих тактических брюк он всегда держал пачку и зажигалку.
Пламя зажигалки вспыхнуло коротко, высветив его сильные пальцы, которые уже были запрятаны в перчатку. Затянулся сигаретой медленно, с убийственной сосредоточенностью, глядя мне в глаза.
Я вдруг поймала себя на мысли, что ревную. Да-да, чёрт возьми, ревную к этой сигарете. Её то он "целовал" с приподнятой маской. И нормально так. С губами. Я хочу быть на её месте. Могла бы — вцепилась бы ей в патлы. Если бы они у неё были. О Гоуст... что ты со мной творишь...
— Саймон...— сказала я, застёгивая пуговицу.
— Да, малыш? — отозвался он с хрипотцой, выдыхая дым в сторону.
— Раз уж у нас с тобой тут такие ролевые игры... убежать — поймать — отшлёпать... Может, попробуем ещё кое-что?
Он посмотрел на меня расслабленно, но с очевидным интересом.
— И нет-нет я не буду твоим сослуживцем.
"Альварес" ни за что такой почести не дождётся. Про такое пусть Карлитоз читает на Wattpad.
— Я про другое, — продолжила я вслух. — Побудешь для меня несколько минут джентльменом?
— Интересно, — протянул он, затягиваясь. Пепел дрожал на кончике, а тлеющий уголёк подсвечивал тень под маской — И в чём же?
— Ты быстрее и сильнее. Мы это давно выяснили. Так что... дай мне фору. Слышал о таком? Маленький шанс на спасение?
— Не в моём стиле, — лениво пожал он плечами, делая очередную затяжку. — Обычно я ловлю сразу и уничтожаю нахрен. Но... с тобой готов попробовать другой подход. Хотя финал всё равно будет тот же.
— Ты дашь мне немного времени, чтобы я успела убежать и спрятаться, — поставила я условие. — Но чтоб всё было честно.
Я даже пригрозила ему пальцем, на что он с удовольствием скользнул взглядом по моей руке, точно обдумывая, не укусить ли за палец в наказание за дерзость. О... я была бы счастлива.
— Хорошо, но обговорим некоторые условия, — медленно сказал он.
— Давай.
— Если я поймаю тебя и найду — ты сядешь мне на лицо.
— А если нет?
— Посажу сам.
— Идёт.
Гоуст провёл пальцем по сигарете, сбивая пепел.
— У тебя времени ровно до того, как я докурю эту сигарету, — сказал он, втянув дым до упора, показывая, что времени у меня мало.
Он чуть склонил голову к плечу и медленно выпустил дым колечками.
— Беги, Принцесса. Время пошло.