7. Случай на парковке.
"Жить становится проще, когда научишься принимать извинения, которых тебе так и не принесли".
Николас вёл молча, а наушники были плотно зажаты в моём кулаке, готовые в любой аккуратный момент быть отданными.
Пока Джонатан продолжал печатать в телефоне, я невольно подумала о том, что живу в «Дне Сурка», который продолжается бесконечным циклом: муж даже не хочет развивать какой-то диалог.
Подбитый несколькими стаканами бурбона, он слабо улыбается, отвечая кому-то из общего рабочего чата; я стараюсь даже не переводить взгляда на экран, чтобы вдруг не узнать чего-то ненужного. Пока я предпочту остаться в неведении.
Погода была спокойна, и после прошедшего дождя обрадовала тишиной: когда я вышла на парковке, то вдруг ощутила себя заточенной в какой-то бетонный короб. Сырость и стойкий запах мокрого асфальта преследовал всё время, пока Джонатан, стоящий у машины, продолжал залипать в свой экран.
Я стояла поодаль и провожала взглядом Николаса, который делал размеренные шаги из стороны в сторону. Нетрудно позавидовать такому непробиваемому спокойствию: вытянувшись, мужчина чего-то ждал. Возможно, нашего ухода.
Как бы передать наушники, при этом не сыграть на руку Джонатану?
— Мэм, — попытка чтения мыслей от Николаса заставляет повернуться к нему в последнюю секунду, — Ваша поездка в восемь вечера ещё в силе?
— Да. — отвечаю я.
— Нет. — выпаливает на эмоциях Джонатан, на что я с укором впиваюсь в него взглядом.
Такая перепалка, пусть кроткая и неожиданная, могла выставить нас вечно ругающейся парой перед человеком, который не должен знать ничего о нашей личной жизни.
Николас лишь раз посмотрел на меня, словно ожидая ответа снова.
— Да, всё в силе. — повторяя, я разворачиваюсь и ухожу в сторону лифта, пока Джонатан догоняет позади.
Запах сырости покидает мои ноздри, и я с облегчением, неизвестно откуда возникнувшим, захожу в лифт. Джонатан молча останавливается рядом и недовольно осматривает меня.
— И что, в этом поедешь? — его тон скользит от заинтересованного, но тут же тонет в оттенках осуждения.
— Нет. — я смотрю на него в ответ и поджимаю губы.
Я ведь так люблю его. Или любила. Сейчас тяжело понять: во мне точно осталась пара бокалов шампанского из добрых рук Лидии, а старые воспоминания застилали разум, заставляя заменять реальность.
Обычно, когда мы заходили в лифт ещё полгода назад, и были оба хоть немножко пьяными, то от губ не оставалось живого места — в лифтах всегда обитала какая-то собственная атмосфера, пробивающая на поцелуи.
А сейчас мы стоим и молчим, чуть ли не на максимальном друг от друга расстоянии.
Но это уже не тот Джонатан, которого я любила. Тот не пытался заточить в какой-то своей системе жизни, не требовал ездить с ним по домам, где мне не особенно и рады. Любая из его встреч прошла бы и без моего присутствия, но именно он хотел показать нашу пару, как единое целое.
И это же её и сломало.
— Знаешь, Олив, — на этаже мы подошли к двери почти одновременно, — Было бы неплохо пожить отдельно как-нибудь... Не считаешь?
Звонок в моей голове перекрыл любые проникающие звуки извне. Словно кто-то толкнул дверь старенького книжного магазина, задев колокольчик, свисающий с потолка.
— Что ты имеешь в виду? — в прихожей я снимаю балетки и расслабленно выдыхаю, ощутив наконец-то порыв лёгкого ветерка на уставшей коже.
— Ну, я планирую на пару дней уехать в Аспен к родителям, — проговорил Джон, делая вид, что развязывает галстук у зеркала в пол, но на самом деле не хотел встречаться со мной взглядом, — И думал, что нам обоим это пойдёт на пользу.
— Я не еду в Аспен? — я удивленно подняла брови, — Родители не позвали меня?
— У нас будет личная встреча, семейная. Только... Я и родители.
— Поняла.
Я ушла в спальню, где проторчала в гардеробе слишком много времени, просто глядя на вешалки и размышляя о своём; в руке был зажат кейс с наушниками Николаса, а в голове витали однообразные мысли о том, что, видимо, меня решили не звать по какой-то определенной причине.
А с другой стороны — не было смысла горевать. Его родители всё равно не особенно рады моему присутствию, а я не хочу киснуть в снегах — мне достаточно рабочей ледяной обстановки, колких взглядов мужа и ветра на улице.
— И когда ты поедешь? — дождавшись, пока Джонатан войдёт в комнату, я обернулась и проследила, как он проходит от арки к окну, всё так же уткнувшись в мобильный, — Может, хоть поговорим без телефонов?
Ему хватило пары секунд, чтобы отлипнуть: подняв взгляд, мужчина недовольно нахмурился.
— Чего? — спросила я так, что оот напряжения голос надломился, — Что ты так смотришь, Джон?
— Ты стала нервная.
— Я? Ты не отклеиваешься от своего сраного телефона! И я — нервная? Да пошёл ты.
— Что? Оливия, да какого чёрта происходит? Мы съездили к Смитам, отлично посидели, в чём дело?
Я хотела было вылететь из комнаты, не в силах продолжать бессмысленную трепню, но ломовая хватка Джонатана остановила от побега: я так и застряла на порожке, развернутая к нему.
Всего секунда — и меня накрывает запахом духов и терпкой сладостью бурбона на языке. Супруг стремится завлечь меня поцелуем, пуская руку по спине и задевая край лифа, пока я дёргаюсь, избегая контакта: сердце унеслось в странный, совсем непривычный испуганный галоп.
— Не трогай... — выдохнув, я вырываюсь из хватки и ощущаю себя дешёвой девчонкой, которую только и можно, что заткнуть.
— У тебя точно что-то с ментальным здоровьем, — бросает Джонатан вслед, когда я закрываюсь в гардеробе, — Сходи к психологу.
Да, обязательно — говорю я про себя, скрываясь за выдвинутой вешалкой с его пиджаками, пока разыскиваю одежду попроще: мой шкаф перестал вмещать содержимое, когда у нас действительно появились финансы, и теперь, к сожалению, джинсы и потёртые майки засунуты подальше.
Рваные светлые, почти белёсо-голубые джинсы, сразу радуют глаз — в них совершенно точно хочется влезть прямо сейчас, напоминая себе о тех славных временах, когда подобного в моей жизни не происходило. А если и было — то прерывалось на корню, отрезаемое желанием провести хорошую юность, не наполненную гнусавой попыткой принизить мою значимость.
А футболок у меня и не было — кроме тех, неприметных и без принтов. Сейчас хотелось чего-то... бунтарского? Может и так. Обернувшись на сторону Джонатана, я подметила в нижнем ящике стопку футболок, которая осталась у него ещё с университета — логотипы групп, названия фильмов, приятные сувенирные печати из различных уголков Штатов.
Мне приглянулась моя любимая — на ней красовалась огромная мишень с лаконичной около-военной надписью «Public Enemy». Этот коллектив мы слушали вместе, обмениваясь впечатлениями от каждого альбома. Тогда ещё по переписке, а сейчас — в тишине и каждый сам за себя.
Я надела футболку, вдруг ощущая себя в своей тарелке — хлопковая ткань приятно коснулась спины и совсем не пошло осталась на теле — чуть мешковатая, ведь Джон был побольше меня, но всё ещё приятная глазу.
Далее пришлось надеть старую кожанку, спортивные кроссовки — и выйти в спальню, словив удивленный возглас мужа.
— Ого, ты в этом пойдёшь?
— А что, в бар нужно идти при параде? — почти фыркнула я, осознавая, медленно и верно, что наши с ним диалоги превращаются со временем в гневные перепалки. Или в попытки уколоть.
— Ну, ты накрашена, уложена... И это?
— И давно ты стал таким щепетильным? Это твоя футболка. И ты уже спрашивал, в чём я пойду. Затея с платьем тебе не понравилась ещё в лифте.
— Мы уже пережили эру дерьмовых вещей, Олив. Пора привыкать к хорошей одежде и не наряжаться в обноски.
— Раньше ты любил, как я выгляжу. — я немного подняла руки, а в горле заскользило разочарование, почему-то схожее с мокротой, которую хочется выкашлять, — Даже несмотря на такой вид.
— Времена меняются, Оли, — мягкость произнесённого им не смогла добиться от меня снисхождения, ведь прозвучало это так, словно я вся в грязи или буквальной рванине, — И мы меняемся вместе с ними.
— Я поехала. — бросив, я схватила кейс с наушниками, оставленный на столе, и убрала за уши волосы.
Мне уже написала Аманда, и я спускалась в лифте, полная воодушевления за сегодняшний вечер: можно будет в конце концов спокойно выпить, поболтать о личном, обсудить насущное и забыться на время.
На прощание Джонатан ничего так и не сказал — его телефон жалобно затрезвонил, вырывая из реальности, в которой он и без того мало находится.
Парковка была затемнена, но освещение дежурными фонарями помогло мне найти нужное место — оно и не менялось с первого дня. Такое ощущение, будто мы знакомы с Николасом уже долгое время, пусть и заочно. Всегда пугало это чувство - такое неестественное, иноземное.
Чёрный Ford уже ожидал, а водитель находился снаружи — ходил, снова, туда-обратно, но теперь уже смотрел в экран телефона.
— Добрый вечер... — негромко поздоровалась я, — Ещё раз...
— Мэм, — в который раз я поражаюсь тишине и лаконичности его тона, — Небольшая заминка, нужно будет заправиться. Это не...
— Всё в порядке, — вырвалось у меня, и я подошла, тут же протягивая руку с кейсом, в котором грохотнуло содержимое, — Вот, простите. Я совсем забыла.