Shadow Soldier

«Зачем пишу тебе это письмо, до сих пор не могу понять. Можно ли его вообще назвать „письмом", если ты все равно его не прочитаешь? Этот листок бумаги, вырванный из старой тетрадки, больше напоминает записки сумасшедшего... Просто хочется выговориться, а разве можно обсудить некоторые вещи с семилетним ребенком. Мне не с кем открыто поговорить, как сделали это однажды мы, сидя в душной, с закрытыми окнами комнате.

Как я писала выше, ты вряд ли это прочтешь или же вспомнишь меня. А за эти годы, которые мы не виделись, произошло столько всего, что одним предложением не описать и за милой беседой вечером не рассказать. Нет, я помню: ты не любишь много слов. Предпочитаешь сидеть в тени и молчать. Единожды мне удалось разговорить тебя. Пришлось приложить немало усилий, чтобы извлечь из тебя хоть что-нибудь подобное на словосочетание. Ты обычно говорил глазами. Это я была молодой болтушкой, которой не нравился угрюмый напарник, отвечающий либо кивком, либо прищуром. Порой, вспоминая те дни, казавшиеся мне настоящим адом, я слышу в пустой квартире твой голос. У кого-то коленки подкашиваются, когда им на ухо шепчут всякую романтическую чушь, а я так сходила с ума от одного твоего присутствия, хоть и понимала, что ты не чувствуешь того же. Вроде и находился рядом, но не весь. Лишь часть тебя. Оболочка.

Я доставала тебя своими детскими вопросами и не подозревала, что могла в тебе разбудить... До сих пор с дрожью вспоминаю твой полный смятения взгляд, твою напряжённую спину и руки, крепко сжатые в кулаки. Мне казалось, что ты был готов от отчаяния избить ни в чем не повинную стену, чтобы боль хоть как-то заглушила твои страдания (муки совести)...

Я помню, как обнимала твое разгоряченное тело и тонула в том болоте, что затянуло тебя. Твои волосы взмокли от покрывшего с головы до ног пота и блестели от тусклых фонарных лучей, проходивших через щели штор. Ты никогда не позволял себе и мускулом на лице дрогнуть, а тут, передо мной, разыгралась целая трагедия.

Мы стояли на коленях на холодном полу, прислонившись лбами и держа друг друга за лица. Я смотрела в твои некогда застеленные туманом глаза, покрасневшие от нахлынувших чувств, и сама невольно рыдала. Ты же еле-еле шевелил губами, пытаясь произнести хоть какие-нибудь слова. Слова сожаления. А я успокаивала, как некогда делала моя мать, когда мне снились кошмары.

Мне открылся совершенно другой человек, который перевернул мой мир вверх дном, заставил посмотреть на вещи с другой стороны. Ты просто показал мне свою запачканную кровью душу.

Я боялась, что с тобой опять что-нибудь сделают и ты забудешь меня и тот вечер. Так все и случилось. Наша открытая беседа, объятья в душе, где ты подарил мне самые волшебные минуты в этой чертовой жизни, где замечательных людей превращают в монстров, за секунды стёрлись из твоей памяти, как это обычно бывает с ненужной информацией. Ты смотрел на меня, словно я пустое место, словно меня здесь и нет. Никто не слышал мои крики. Я сдерживала их внутри, тем самым убивая себя.

Верхушка как-то подозрительно стала смотреть на меня. Они запрещали даже подходить к тебе (про задания вообще молчу). Им все было известно... Кто им донес про наш единственный день без кровопролития, остаётся для меня загадкой и по сей день.

Пожили для себя...

Тебя отправили на задание в другую страну, а я очутилась в тяжёлом положении. Знаешь ли ты об этом сейчас, но когда-то я была шпионом другой организации, которая отправила меня к вам, чтобы помешать осуществить проект, не оправдавший ожидания и благополучно свёрнутый. Так же я должна была полностью удостовериться, что сказки о твоём существовании не являлись выдумками.

Ты являлся главным врагом в моем списке. Меня готовили к этому. Я должна была тебя убить, чтобы мир зажил спокойно и почувствовал себя свободней, но... Сам знаешь, что между нами произошло...

Спустя девять месяцев я стала мамой. Для меня, бывшей шпионки, это нечто запредельное. Ещё никто не уходил в отставку, чтобы воспитывать ребенка. Но у меня были и другие основания покинуть стены родного штаба. Я устала. Просто устала терять самое близкое и дорогое, что только есть. Ее-то я уж сберегу.

Только бы ты знал, как она на тебя похожа... Складывается впечатление, будто я живу вместе с твоей маленькой копией. Тут даже и не во внешности дело. Она унаследовала твои гены. За это меня уже отчитывал воспитатель, теперь классный руководитель. Из-за чего? Слишком уж она у меня гиперактивная, постоянно лезет в драки с мальчишками, с девчонками в контакт не вступает. Она не видит в их общении ничего интересного и полезного. Я всегда ругала ее за перепалки, но ее полный испуга взгляд говорил: „Я не хотела". Где-то мне уже приходилось это слышать...

С опухшим от слез лицом она приходила домой и спрашивала, почему папа нас бросил, почему у всех он есть, а у нее нет. А я не могу ей сказать, просто не могу...

С каждым днём в ней гаснет тот ребенок, который нуждается в отце. Пусть она и пытается показать свое равнодушие в твой адрес, но я-то вижу, что ей безумно хочется испытать то, что переживают ее одноклассники.

Андрей каким-то образом помогает мне воспитывать ее, даже обещал защитить, если вдруг понадобится (не знаю, как решилась попросить его о помощи). Но все равно она не воспринимает его как человека, который накажет обидчика своей дочери (если честно, то она и сама отлично справляется). Да и я никак не могу привыкнуть к неожиданно проснувшейся заботе со стороны старого друга. Нет, его другом назвать трудно. Слишком много разногласий и обид за нашими плечами. Он вызывал у меня подозрения неоднократно, но сразу же делал вещи, которые заставляли меня пересмотреть свои взгляды. Странно, мы даже стали жить вместе. У нас образовалась маленькая семья, в которой ребенок неодобрительно смотрел на маминого нового ухажёра, потому что рядом должен находиться только один мужчина - родной отец. Как я писала раньше, она потихоньку успокаивается и понимает, что ее настоящий папа никогда не придет. Зато постепенно присматривается к Андрею и уже смеётся в его присутствии. Да и он сам проводит время с ней с большим удовольствием. Каким-то образом ему удалось подобрать ключик к маленькому сердечку и остаться там. Это человек полюбил ее как собственного ребенка. И принимал такой, какая она есть, даже если та и вытворяли какую-нибудь пакость.

На уроках физкультуры заметили ее способности: она перевыполнила норматив одиннадцатиклассника! В тот день я нервно грызла ногти. Когда собирала нужные бумаги в школу, то решила сначала подделать заключение врача, вписав простенький сколиоз второй степени, чтобы она сидела на лавочке во время занятий и не демонстрировала свои возможности. А затем меня переклинило: „Подарю ка я своей дочери жизнь обычного ребенка, все равно она ещё маленькая и не подозревает, какой силой обладает". Узнав о своих способностях, она только и делала, что привлекала внимание. Учителя узнали об этом мгновенно. Совершенно не удивительно. Все знают, что учительский состав - самый настоящий центр сплетен. Здесь можно услышать любую новость про любого ученика.

Я отправилась на родительское собрание, Андрей согласился проводить меня ради обеспечения безопасности. Я уже давно не в форме, да и с ним как-то комфортнее. Мы сидели с ним в классе, где на стенках висели детские рисунки, среди которых был один ее. Нет, это не миленький котик или мишка. Это был мрачный город, купающийся в лучах заходящего солнца. Почему ей пришло в голову нарисовать такое, она не объяснила. А ребенку совсем недавно исполнилось семь лет...

После собрания, где обсудили сборы средств и поведение отдельных учеников, Андрей остановил меня у выхода. Он осматривался по сторонам, надеясь, что нас никто не увидит и не подслушает. Собравшись с мыслями, он выдал такие фразы:

- Эти паразиты везде. Даже в школе работают их люди.

Мне пришлось с ним согласиться. Они заполонили весь мир. И, кажется, захватывать его решили, влезая в головы детей. Им приятно наблюдать, как формирующимся личностям забивают голову всякой чушью. Правильнее же управлять людьми с одинаковым мышлением. Чем дети не будущие солдаты, которыми манипулируют всякими способами?

Солдаты... Бедные ребята.

Я не хочу ее потерять. Не хочу отдать этим экспериментаторам свою маленькую девочку. У меня сердце разрывается, когда я думаю, что могут в любую секунду ворваться в квартиру и устроить войну за ребёнка, талант которого пригодился бы им в дальнейшей работе. Мне стоит пожелать им удачи, ибо просто так я не сдамся (Андрей тоже не даст ее в обиду, в этом я начинаю убеждаться). Даже если придёшь ты, я, несмотря ни на что, убью тебя. Это будет сложно (больно), но я сделаю все, чтобы обеспечить безопасность своей дочери...»

Женщина сидела за столом на кухне и, не отрывая ручки от листка бумаги, писала и писала. Мысли в ее голове не заканчивались и она старалась выложить все, что думала и испытала за последние годы, ничего не забывая. Можно было написать целую книгу. Что ни день, то новая глава. Персонажей, правда, негусто, но зато не надо напрягаться и запоминать тысячу личностей со своей отдельной историей.

На кухне царил порядок: ни грязной посуды, ни соринки на полу, ни разбросанных где попало полотенец. Евгения не любила находиться в комнате, где что-нибудь да и валяется не на своем месте. Это, как она считает, навевают депрессию. От душевных терзаний женщина устала больше, чем от работы, которую она просто не выносила. Но надо же содержать семью.

Время давно перевалило за двенадцать, а Литвинова никак не прекратит писать. Веки тяжелели, но ей казалось, что если она пойдет спать прямо сейчас, то забудет нечто очень важное. И это «важное» будет преследовать ее до тех пор, пока не станет записью в письме, адресат которого никогда его не получит.

Дверь кухни приоткрылась, и послышались чьи-то шаги, создающие впечатление, будто по линолеуму ходит кошка. Высокая тень скользнула по стене. В окне, где четко можно разглядеть задумчивую Евгению, отразился мужчина. Андрей не мог заснуть. Что-то тревожило его внутри. И тревожило не просто так. Живя вместе с бывшей напарницей и видя, как та себя порой странно ведёт, когда ее дочь спрашивает о папе, он понял, что у Литвиновой чувства не угасли.

Андрей, коснувшись плеча Евгении, присел рядом на стул. Не дрогнув, женщина с трудом оторвалась от листка, но все же осчастливила сонного мужчину улыбкой. Он бросил свой взгляд на исписанный лист на долю секунды и успел заметить свое имя. О чем она пишет? Андрей ещё раз вгляделся, но Евгения закрыла все руками, словно школьница, которая не хочет, чтобы сосед по парте списал у нее работу. Мужчина сделал вид будто ему нет никакого дела. Но это не так! Там было его имя! Зачем она пишет о нем?

Евгения смотрела на хмурого Андрея, не сводившего взгляда с одной точки, и, спрятав записки в сборник стихотворений Маяковского, коснулась его руки. Мужчина будто оттаял. Глаза оживились, и на щеках заиграл румянец. Безобразный шрам перестал казаться таким уж страшным и отталкивающим.

- Спасибо, - сжав руку Андрея, прошептала Литвинова.

- За что? - мужчина включил дурочка. Уж давно он хотел услышать эти слова, но постоянно напоминать о своих подвигах, нуждающихся в благодарности, - верх некультурия. Да, Андрей хоть и вел себя в прошлом как последняя скотина, однако умел сострадать и войти в положение другого человека. Однако тут вовсе не сострадание имело ведущую роль.

- За все, что ты сделал для меня, для нее, - Евгения погладила большим пальцем шершавую руку в порезах. - Если бы не ты, то эти стервятники давно бы нас заклевали.

- Мда, ты никогда не умела прятаться. Всегда ходила с указателями «Евгения Литвинова - агент-разведчик» или «Я не шпионка». Зато в ноги стреляла отменно. Наверное, из-за этого тебя никак не убили, - усмехнулся рыжий, от чего Евгения закатила глаза и откинула руку мужчины.

- Я к тебе на полном серьёзе обращаюсь, а ты про мои косяки решил напомнить! - недовольно воскликнула женщина, и Андрей быстро подставил указательный палец к губам и шикнул. Ему долго приходилось укладывать комочек энергии спать.

Успокоившись, Литвинова решила продолжить изначальную тему:

- В голове не укладывается, что мы с тобой не ладили, когда самым важным элементом взаимоотношений между напарником была сплочённость. Хоть мы и ходили на одни задания вместе, но еле выдерживали друг друга, перекидываясь взаимной неприязнью, выполняли свою работу, как кому удобнее. Удивительно, как мы не дошли до убийства на Аляске, когда ждали информатора в лесу. Я просто была на грани из-за твоих шуточек.

- А-а-а, тоесть ты целилась намного выше, но пистолет решил сам выстрелить мне в голень.

- Зато ты заткнулся, что было маловероятным.

- А ты чуть не угробила всю операцию, устроив стрельбу в лесу, где отслеживался каждый сантиметр.

Тишина. Евгения и Андрей пристально смотрели друг другу в глаза, не нарушая контакта. Складывалось впечатление, будто через секунду они устроят бой, где проверят, кто из них лучший спецагент. Но они лишь тихо засмеялись, стараясь не разбудить девочку, спящую за стеной.

Лицо Андрея, секунды назад излучавшее тепло своей широкой улыбкой, обрело болезненный оттенок. Обычно так происходит, если грустным воспоминаниям не нравится находится в тени и они решают вспыхнуть ярким пламенем, которое губит все на своем пути. Эта печаль вытеснила радость, поселившуюся в мужчине, погрузившегося глубоко в себя от неожиданного привета из глубин своего сознания. Евгения ждала, когда он проявит хоть какие-нибудь эмоции. Она думала, что перед ней сидит очередная восковая фигура из музея, где ей однажды нужно было встретиться с одним британцем для получения важных снимков со спутника. Это неприятное чувство, когда нечто похожее на человека имеет одно выражение и, чем дольше всматриваешься в него, кажется зловещим. Андрей не стал мучить Литвинову и подал признак жизни - потер глаза. Шморгнув носом, он начал, отвернувшись к окну:

- После того, как распался Союз и закрыли наш отдел, я понял, что толком и не знаю, что такое спокойная жизнь. Ведь та, которой я посвятил восемь лет, была полна опасностей и тайн, от которых порой снятся кошмары. Я существовал только благодаря этой работе. От меня словно кусок оторвали, когда все распустили к чертям. Я там практически жил, даже обрёл новых друзей и семью. Родителей-то уже давно нет в живых: отец погиб в Афганистане, а мама, - Андрей запнулся, - умерла от рака. Она работала в отделении, куда привозили пострадавших из-за аварии на Чернобыльской станции. Наблюдала за ними, успокаивала, переживала, внушала, что они вернутся к своим родным. И что в итоге? Пытаясь вытянуть людей из могилы, сама туда угодила. Я винил их, как только мог. Но только сейчас я понял, что пожертвовав своей жизнью, им удалось спасти в тысячу раз больше народу.

Собрав свои шмотки, мне осталось лишь перебраться в их пустую квартиру, где слой пыли толще бумаги и фотографии на стене выцвели. Говорят: дом разрушается без хозяина. Но я вовремя вдохнул в него жизнь заново. После уборки, длившейся месяц, ничего, что могло напоминать мне о них, не осталось. Пришлось учиться быть простым гражданином с годами службы в КГБ за спиной. Идя по знакомым с детства улицам, понимаю: ничего нельзя изменить. Ребята из отдела, оказывается, переживали не самые лучшие дни вместе со мной. Сережу помнишь? Он занимался дешифровкой. Теперь сидит в какой-то компании в четырех стенах за компьютером и таскает чужие идеи для них. Рома английский преподает, хоть детей просто не выносит. Федор улетел в США. Ему предложили сотрудничество в каком-то Щ.И.Т.е. Ну, там его навыки разведчика и пригодились.

И слова благодарности не одному мне нужно говорить. Мы все поколдовали над вашей безопасностью.

Андрей закончил свой рассказ и облегченно выдохнул. Он высказал все, что хотел.

Пододвинув стул к мужчине, Евгения робко коснулась его щеки. Андрей от неожиданности покраснел. Взрослые вроде бы люди, а так смущаются. Их глаза по-юношески заблестели. Сделав первый шаг, Андрей поцеловал Литвинову. Момент казался каким-то особенным. Нельзя было предугадать лет десять назад, что они будут сидеть на кухне глубокой ночью и целоваться. Андрей действительно получал наслаждение, чего нельзя было сказать о Евгении. Она видела в нем другого человека, каявшегося в содеянном. В своем воображении она чувствовала вкус его губ. Но от осознание того, что перед ней все тот же Андрей, по щекам покатились слезы. Мужчина отстранился, заподозрив что-то неладное. Он прекрасно понимал: в ее сердце нет места для него.

- Ты должна отдохнуть, - погладив по волосам зажмурившуюся Евгению, Андрей широко улыбнулся. - Иди ложись спать.

Не теряя ни минуты, женщина удалилась, оставив бывшего напарника в полутемной комнате. Убедившись, что она не вернётся, Андрей распахнул лежащую на столе книжку и достал листок. Он с ненавистью читал личные воспоминания подруги, отчего руки его дрожали. Ему было завидно, что какой-то мужик смог заполучить ее внимание и даже больше; он злился, что ей не с кем поделиться своими переживаниями. «Ей не хватает открытых разговоров. А ты хоть раз пыталась его начать?» - возмущался мужчина, углубляясь в чтение. Не спасали от бушующей внутри бури и моменты, где Литвинова писала, как ее маленькая дочь полюбила Андрея, как сумела принять старого друга, переступив свои подозрения. «Она мне ещё не доверяла,» - вспылил Андрей и помял письмо. Не сдержавшись, он разорвал бумагу в клочья, тяжело дыша. Его переполняли отрицательные эмоции. Он недоумевал: как она может любить этого монстра, который создал ей лишь проблемы?