Я хотел ненавидеть Питер

С чего начинается утро нормального человека? Ну… Все разные, не так ли? Но, наверное, в большинстве случаев человек сперва сталкивается с будильником, а потом всё остальное… Но мы же знаем, что Антон Шастун — это далеко не большинство. Его утро началось… Во-первых, оно началось с ночи.
Крепкий сон прервала резкая боль в груди при попытке обыкновенных вдоха и выдоха, и неожиданно накатило желание откашляться. Антон, ещё не открыв глаз, тихо кашлял с сомкнутыми губами, возвращая весь порыв внутрь. Но уже через пару секунд боль заметно усилилась.
Шастун сонно и даже напуганно принял сидячее положение, путаясь в откуда-то взявшемся на нём мягком пледе, и начал неистово заходиться в кашле. Он просто не мог остановиться, будто поперхнулся и стал задыхаться. Парень старался сдерживаться, поняв, что сейчас ночь, ведь вокруг было темно и тихо, но это у него получалось не очень. Он буквально скрутился, продолжая без остановки громко кашлять и пытаясь заглушить всё подушкой, тоже появившейся откуда-то без ведома парня. Но если он утыкался лицом в подушку, то совсем не мог дышать, потому через каждые пару секунд снова и снова отрывался от неё. Так продолжалось около целой минуты.
Антон уже старался заткнуть себе рот пледом, которым, по-видимому, его укрыл учитель, но выходило только хуже. По лбу уже текли капельки пота, выданная ему футболка, будучи широкой, плотно облегала тощее тело, потому что стала влажной, ну и со штанами почти та же проблема.
На этот шум пришёл Арсений.
— Антон? — послышалось из темноты. Мужчина пришёл из своей комнаты. Он явно спал, о чём свидетельтвовали слегка помятая майка и пижамные штаны, растрёпанные волосы, что обычно аккуратно уложены на правый бок, и глаза, которые только-только суетливо разлепились.
Попов решил не включать яркий свет в зале, поэтому включил его только на кухне и небольшой светильник на кофейном столике.
— Ты чего? Что случилось? — обеспокоенно спрашивал он, сев на край дивана, а Антон в это время стал кашлять реже, но всё так же громко и сильно, схватившись уже за горло. Попов окинул мальчишку встревоженным взглядом и приложил ладонь к его лбу. — Ты же горишь весь… — растерянно сказал литератор, убрав руку от Шастуна.
— Чего? — нахмурился парень, снова громко кашляя и скручиваясь.
— У тебя жар. Ты мокрый весь, — взволнованно сообщил тот.
— Какой жар? — непонимающе хмурился подросток. — Арсе… Кх! Кх!.. Арсений Сергеич, чё Вы… делаете? Кх! — спрашивал он, глядя на уходящего куда-то на кухню учителя.
Тот же очень оперативно среагировал, достал из шкафчика на кухне аптечку, нашёл градусник, жаропонижающее и что-то от кашля, взял воду и быстро вернулся в гостиную.
— Футболку снимай и меряй температуру. Я сейчас новую тебе принесу, — распорядился Арсений, впихнув в руку кашляющему школьнику электронный термометр.
— Зачем? — недовольно нахмурился тот.
— Шастун, я всё сказал. Сам не сделаешь, что попросил, помогу я, — строго пригрозил мужчина, будучи уже в своей комнате у шкафа. Антон продолжал покашливать и ничего не понимать, но всё же послушался: стянул с себя футболку и сунул градусник подмышку, приняв полулежачее положение.
Арсений вернулся в следующую минуту с новой стопкой одежды.
— Так, это потом наденешь, — сказал он, положив футболку и штаны на грядушку дивана у головы парня. Сам же он снова сел на краешек рядом с Шастуном. — Плохо? — учитель с сочувствием смотрел на всё ещё мучающегося подростка.
— У-у, — Антон уверенно мотнул головой, а сам буквально проглотил новую волну кашля.
— Не сдерживайся, — хмуро сделал ему замечание литератор. — Хуже ведь будет, — сказал он, продолжая искоса поглядывать на повреждения на костлявом теле. Даже в таком полумраке виднелись синяки на рёбрах, животе и руках.
— А сколько времени? — чуть хриплым голосом спросил парень, стараясь придать себе вид полноценного человека, но голову поражала тянущая боль, будто расплывающаяся по всей черепной коробке, заставляя выдержанно кривиться и тяжело дышать; глаза будто наполнились песком, а совсем небольшой синяк под одним из только усугублял его положение; из носа, что исходился кровью утром, просто пылало горячим воздухом; при любом мельчайшем движении пересохших губ, нижняя тут же начинала снова рваться и, разумеется, в кровь, но благо Антон старался контролировать это и не допускал такого, чтобы хотя бы учителя своего не пугать; горло саднило, посередине стоял какой-то ком, а в груди что-то ужасно першило, вырываясь наружу; всё тело жутко ломило, места с синяками сразу же дали о себе знать; и при всём этом невыносимо жарко.
— Три часа ночи, — ответил Попов, кинув взгляд на слегка освещённые настенные часы в зале.
— А когда… Кх! Кх!.. Когда я уснул-то? Чё было?
— Ну, я вечером ещё с аптеки пришёл, а ты уже спал. Не стал будить, даже чтобы синяки все обработать, я же за мазью ходил… — напомнил Арсений. — Вот и притащил тебе сюда подушку и плед. Ты слишком крепко спал даже для того, чтобы пойти поесть.
— Мда… — оценил всю ситуацию парень, и в этот момент тихим пищанием градусник прервал дальнейшие мысли подростка.
— Давай! — Попов опередил парня, самолично вытащив из подмышки термометр и тут же всматриваясь в электронные цифры в темноте. — 38,3, Антон, — озвучил он, посмотрев на сипящего подростка.
— И чё? — непонимающе нахмурился мальчишка, снова откашливаясь.
— Через плечо, Шастун, — более строгим тоном сказал мужчина, откладывая градусник на столик и выталкивая пальцами таблетки из блистеров. Антон продолжал беспомощно заходиться в кашле. — На! Пей! — литератор впихнул ему в одну руку стакан с водой, а в другую две таблетки.
— Что это? Зачем?
— Ты заболел, если не понял. Пей, давай! — повторил Попов, а Шастун продолжал молча смотреть на учителя, всё так же держа в обеих руках стакан с водой и таблетки. — Быстрее, не сиди. Переодеваться надо и обратно под плед. Бегом! — решительно скомандовал мужчина.
Антон метался между своей постоянной боязнью перед лекарствами и врачебными процедурами и боязнью перед невыносимой болью в груди и её последствиями. И Арсений заметил это, ему даже стыдно немного стало за то, что он был так резок в то время, как Шастун был абсолютно растерян.
— Выпьешь? — мягче спросил Попов. Антон оторвал свой напуганный взгляд от таблеток и поднял его на учителя.
Он сам не знал. Он просто хотел чувствовать себя спокойно, как это было обычно… И сейчас, по-моему, одинаково боялся как пить, так и не пить эти несчастные таблетки. Арсений заглянул в эти глаза в темноте внимательнее и увидел там явный испуг. Он увидел ребёнка, который просто боится, которому просто нужна помощь.
— Подожди минутку. Не бойся, всё хорошо будет. Просто подожди минутку, — сам всё решает учитель, забрав у мальчишки из рук таблетки и воду. Он поставил стакан на столик, а сам умчался на кухню.
Мужчина тяжело, но сосредоточенно выдохнул, стараясь собрать все мысли в кучу. Арсений вспомнил старый метод: быстро вытащив из ящика с приборами две столовые ложки, он положил в одну из них одну таблетку, накрыл её второй ложкой, надавил пару раз, тем самым раскрошил в порошок. То же самое он проделал и со второй. Аккуратно отложив ложку с бело-зелёным порошком в сторону, он в одно мгновение достал из какого-то шкафчика небольшой пакетик, в котором была сахарная пудра. Слишком отработанным и ловким движением литератор взял внушительную щепотку и бросил поверх смеси из таблеток. Слушать дикий сдавленный кашель в паре метров от него было уже невозможно, поэтому Попов на всех парах мчался с ложкой в руке.
— Так, спокойно. Я здесь. Держи… держи, — протянув и ложку с таблетками, и стакан с водой, сказал Попов.
— Что… это? — всё ещё пытаясь не выпустить кашель изнутри, спросил Антон.
— Давай пей. Честное слово, это не страшно. Просто поверь, — попросил Арсений, сев рядом и посмотрев младшему в глаза. Шастун считанные секунды провёл в сомнениях, но потом всё же послушно выпил лекарства и всю воду, кстати, потому что пить действительно хотелось очень сильно. Только… он даже не понял, что съел те самые таблетки. Он хотел, конечно, задать интересующий его вопрос, но не успел.
— Вот и молодец, — удовлетворённо кивнул Попов, забирая пустой стакан и ложку из рук мальчишки и оставляя это на столике. — Можешь переодеваться, только… — он быстро окинул взглядом впалый живот и неровно вздымавшуюся грудь с синими, жёлтыми и где-то красными пятнышками. — Давай, раз уж ты проснулся, всё-таки воспользуемся мазью, которую тебе прописал наш врач? — негромко спросил литератор, поднимаясь на ноги, но всё ещё смотря на взъерошенного подростка.
— А… Кх! Кх! А у меня… Кх!.. Есть выбор? — с жалостливыми глазами, которые наполнялись слезами из-за утихающих порывов кашля, спросил Антон.
— Правильно мыслишь, Шастун, — Арсений чуть приподнял уголки губ, беря купленный и оставленный ещё вечером тюбик с мазью на кофейном столике. — Хочешь молока тёплого? Чтобы горлу полегче стало? — с явным сочувствием предложил мужчина.
— Угу, — легко согласился парень. И он удивил Арсения в который раз за этот день, вечер, а теперь уже и ночь. Обычно от мальчишки столько пререканий и отказов на любые предложения, просьбы и даже на абсолютно очевидные приказы, а после той утренней драки он соглашался со всем и на всё рядом с Поповым, да, не с первого раза, но всё же.
— Сам справишься? — протягивая парню холодный тюбик, спросил Арсений.
— Конечно, — поспешил ответить Шастун, откручивая маленькую крышечку.
— Только по-настоящему… И про ноги  тоже не забудь, — добавил учитель, уходя на кухню.
Оба были заняты. Антон и правда добросовестно втирал прохладную мазь в повреждённую кожу, хотя было не очень-то и до этого. Арсений подогревал кружку молока в микроволновке, доставал из каких-то шкафчиков баночку мёда, из холодильника — сливочное масло. Через минуты три он приготовил этот напиток, смешав все три ингредиента в одном стакане, и пошёл обратно в зал, где уже переодетый Шастун складывал влажные вещи.
— Давай сюда, — Попов протянул руку, забирая одежду. — Садись уже! — слегка улыбнулся он, кивнув на диван. Антон сел. — Держи. Только постепенно пей, — сказал тот, отдав ученику кружку с тёплым напитком.
И пока литератор относил вещи в стирку в ванную, Шастун попробовал молоко, которое ему очень сильно понравилось. Он довольно зажмурился и запрокинул голову к спинке дивана.
— Ты чего? — настороженно спросил Арсений, войдя в комнату и усаживаясь рядом с подростком.
— А? — открыл тот глаза. — Это очень вкусно и сладко и… тепло.
— Это… хорошо, — неловко кивнул литератор. — От кашля должно помочь, ну и засыпать так быстрее, — сказал Попов, глядя на лежащий на столике тюбик с мазью, и им явно пользовались, судя по следам нажима на металлическую оболочку упаковки. Это успокаивало его. — Ты всё помазал? Хорошо? — всё же спросил Арсений.
— Угу, — коротко ответил парень, снова поднося к губам молоко. Учитель с интересом смотрел на такого умиротворённого в этот момент Шастуна, который так растаял только из-за стакана тёплого молока.
— Слушай… ты, может, есть хочешь, нет? — спохватился вдруг Попов.
— Арсений Сергеич, — криво усмехнулся парень, мимолётом облизывая снова разрывающуюся в кровь губу, — три часа ночи. Какая еда? Я и так поднял вас этим кашлем… — смущённо покачал головой подросток, снова ныряя в кружку. — Чтоб он провалился…
— Антон, успокойся. Ничего страшного не случилось. Ты не виноват, — тихо проговорил учитель, приобнимая парня и тоже облокачиваясь на спинку.
— Да я знаю, что виноват, — отмахнулся мальчишка, допивая остатки молока.
— Ну, вообще, да, — согласился Арсений неожиданно для самого Антона, который чуть удивлённо покосился на литератора. — Если ещё раз я, Шастун, увижу, что ты ходишь по такой погоде без куртки, я не знаю, что сделаю с тобой… — строго, но всё же улыбчиво пригрозил учитель.
Мальчишка, усмехнувшись и снова пожалев об этом, когда нижняя губа изъявила желание разорвать чуть затянувшиеся трещины, аккуратно поставил пустую кружку на столик.
— Спасибо, — тихо выдохнул парень, откинувшись назад, а вместе с этим и в ненавязчивые объятия литератора, который вытянул одну руку вдоль спинки дивана.
— За что? — непонимающе захлопал ресницами Попов.
— За молоко, — тут же ответил подросток, всё ещё ощущая тепло и сладость во рту от этого напитка. — Да и вообще за всё… — почти шёпотом добавил он, смотря вперёд, где стоял телевизор.
— Не за что, Тош, — таким же тихим тоном ответил мужчина, сначала робко прикоснувшись к чужому плечу, а после прижав к себе мальчишку ещё чуть ближе, что тот невольно опустил голову на плечо старшему. Попов ненадолго затаил дыхание, не ожидав такой податливости от закрытого и колючего ученика.
Однако и Шастун был не прежним Шастуном. Несколько минут назад ему было страшно и больно, хотя бы в физическом плане, что он точно признавал, а сейчас ему стало тепло и комфортно именно рядом с Арсением, чего он никогда себе представить не мог. И всё же литератор тоже оттаял и укрыл как бы обоих, но вообще больше Антона одним тонким пледом.
— Ты весь день шатался по городу?
— Угу, — легко ответил парень.
— Это ты так пешком дошёл почти в другой конец района? — нахмурился старший.
— Угу, — опять подал голос Антон, осторожно ведя взглядом по частично освещённой комнате, стараясь увидеть что-то новое, но боли в голове не давали этого сделать спокойно.
— Почему сразу не сказал, что не пойдёшь домой? — старался держать себя в руках Арсений, хотя самому уже хотелось убить этого чересчур гордого мальчишку.
— А что бы было? — как-то даже обречённо вздохнул подросток. — Вы бы предложили пересидеть у вас, либо же вообще оставили в медпункте. Отец же приходил в школу. Если бы я там был, он бы меня с удовольствием забрал… — буквально по полочкам разложил парень, ухмыльнувшись своим мыслям и уже не обращая внимания на ноющую губу.
— Почему ты так в этом уверен? — всё же решился спросить учитель.
— Да потому что! — просто фыркнул Антон.
— Но это же родители… Они же в любом случае будут… — будучи немного растерянным, говорил Попов.
— Любить? — с ядовитым смешком закончил парень. — Не-е-ет, — как-то едко протянул он, отстранясь от учителя и садясь напротив.
Он поколебался в сомнениях пару секунд, но потом всё же устремился прямо ему в глаза в этой ночной темноте. Уж не хотелось ему вводить в заблуждение именно этого человека, не хотелось обманывать его, а почему, — сам ещё не знал…
— Это я их любил, — тихо проговорил он, всё ещё ухмыляясь. — Пытался любить на протяжении всех этих лет. Я забывал о каждом их ударе и слове, думая, что это случайность или именно я был не прав, да и вообще… что так должно быть, что так положено, что «мама с папой» всё делают правильно, — посмеиваясь и закидывая голову назад, говорил Шастун. — И вот когда в 12 лет меня в очередной раз, ну не побоюсь этого слова, избили, я подумал, что нужно замазать синяки и ссадины хотя бы на лице, чтобы никто вокруг ничего плохого не подумал о «такой хорошей семье». Стащил тогда у мамы какой-то тональник и маскировал лицо, а мне за это досталось ещё больше, потому что «крем дороже тебя стоит, и ты баба, что ли?!» — фыркнул подросток, в точности процитировав отца. — Ну так вот это я тогда в слезах просил прощения у них. Я! Я любил! — дрожа всем телом, тихо говорил Антон, смотря только в глаза напротив. — Я бегал перед ними и просил прощения каждый раз! Я признавался в безмерной любви! И каждый этот раз мне доставалось только больше: за нытьё, за то, что мешаю, за то, что говорю, за то, что хожу, за то, что дышу, за то, что я… просто есть… — он ускорялся и ускорялся, произнося эти слова, но на последних умерил темп и снизил голос до едва слышного шёпота.
— Я только в 15 лет понял, что ползал перед ними на коленях, когда меня не считали за члена семьи, за сына, за обычного человека. Когда меня просто называли ошибкой, — очень сдержанно и безэмоционально продолжал подросток, а на лице его была только подбитая ухмылка.
А в это время на него смотрел вкрай поражённый Арсений, внимательно слушая каждое слово и следя за каждым жестом этого мальчишки, но даже и не пытаясь его перебить. Ему даже страшно становилось, когда он видел это подобие улыбки на истерзанных губах.
— Да он сотни тысяч раз грозился сдать меня в интернат или детдом, а я боялся и старался делать всё, чтобы меня простили ни за что, за моё существование, которого я не просил. А когда мне исполнилось пятнадцать, и мне традиционно досталось в мой же день рождения, он опять бросил эту излюбленную угрозу, а я, как пёс побитый загибаясь на коврике, так и сказал: «А давай! Я уже собираю вещи. Заполняй бумаги!» А ответ знаете какой? — чуть тише спросил Шастун, на секунду опустив взгляд вниз. — «Я бы с удовольствием, но люди не поймут, так что заткнись и наслаждайся своей жизнью». Вот, — усмехнулся парень, снова теперь смотря только на Попова.
— Хотя знаете, я благодарен ему, что тогда он всё-таки сказал это… — спустя секунд десять молчания продолжил Антон. — Уже почти три года я про интернат ни слова от него не слышал, да и вообще слов почти не слышал. После этого мы совсем перестали контактировать. Только, когда ему охота прицепиться и почесать кулаки… — горько улыбнулся парень. — А самое странное знаете что? Я уже давно смирился с тем, что у меня нет родителей. Мне это, если так посудить, было сделать легко, благодаря их поступкам, вызывающим у меня только ненависть, а вот то, как они смогли забыть и бросить родного сына, я не понимаю. Особенно… мать. Она вообще перестала меня как-либо воспринимать почти сразу. Она не била. Она только говорила, но говорила очень гадкие и жуткие вещи, которые просто нельзя слышать детям и даже взрослым людям, тем более от собственной… — ему заметно тяжело было произносить это слово каждый раз, поэтому он отворачивался, ломал пальцы и закусывал щёку, пытаясь как-то отвлечься и выдохнуть. — Года два как вообще перестала даже что-то говорить, когда отец «жизни учит». Постоит, помолчит и дальше пойдёт по телефону говорить, дела свои делать с подругами… — он сошёл на совсем тихий тон, нервно мечась глазами по всей комнате, что уж говорить о руках и всём теле, которое не могло обрести покой. Шастун подёргивался, чесался, сжимал и разжимал пальцы как на руках, так и на ногах. Ему было сложно усидеть на месте даже с разрывающейся головой и ноющими конечностями.
— А Вы тут про любовь говорите… — спустя недолгую паузу шёпотом продолжил он, обездвиженно замерев, но не забыв об уже фирменной его усмешке. — Только я с лицом в кровь и с синяками под рёбрами, валяясь где-то на полу, говорил, что люблю их, и не из-за страха, а искренне! — содрогаясь всем телом, говорил подросток, хотя лицо его было просто каменным. — Ну… Хотели узнать, что у меня в семье? Получается, узнали, — снова просипел и улыбнулся Шастун.
Арсений в упор смотрел на него и не понимал, почему эти глаза такие пустые, тёмные, будто застывшие и совсем сухие, но так сильно выражают всю его боль, которой он не позволяет вырваться наружу с эмоциями. Учитель заметил, что парня буквально трясёт, но до этого момента он останавливать его не собирался, захотев дать волю этим самым эмоциям. Вот только воля им на этот раз оказалась не интересна, по-видимому. Ну хоть слова на ней побывали…
И Попов только сейчас, когда услышал этот сорвавшийся на нет голос и увидел эту паническую дрожь, резко притянул парня к себе, крепко обняв за лопатки. Антон беспомощно навалился на учителя, положив голову ему на плечо и чувствуя, как к горлу подступает комок, но это что-то другое, нежели кашель, что был несколько минут назад. Такого он не чувствовал давно.
Вы вот когда-нибудь ощущали запах слёз? Такой странный и необъяснимый, даже сравнить не с чем… А вот у Антона в носу сейчас именно он и стоял. Скопившиеся где-то внутри слёзы чувствовались на языке и в носу, и только глаза оставались нетронутыми, — потому что туда он их не пускал. Совсем.
— Я любил… — снова отчаянно безголосо прошептал парень, пытаясь сглотнуть тот самый ком, увы, безуспешно. И вдруг он моргнул, и по правой щеке его скатилась одна единственная крупная слеза. Самая настоящая — горькая, каких не было очень давно…
Как раз в этот момент его от себя оторвал Арсений, крепко, но не больно держа за плечи, совершенно не понимая, что сейчас может сказать этому мальчишке. Но он замер, увидев блестящий мокрый след сорвавшейся с ресниц капли. А глаза напротив преданно и с надеждой смотрели на него, и боли в них появилось ещё больше, такой тихой и никем неслышной.
— Не они, а я, — опять очень тихо прохрипел подросток, хлопая длинными ресницами.
— Прости. Пожалуйста. Прости, я не хотел, — потерянно прошептал Арсений, снова обнимая парня. Антон растаял в его крепких руках, почувствовал тепло и защиту, потому зарылся носом у него в груди, просто спрятался, не желая ничего больше говорить, видеть, слышать и чувствовать…
Попов всё же пожалел, что затеял такой разговор, но в то же время был рад, что узнал об этом мальчишке что-то ещё, а точнее, как он думал, большую часть истории его жизни. Он успокаивающе водил ладонью от макушки и дальше вдоль спины, а Антон загнанно дышал ему в грудь, думая, что неплохо было бы прямо сейчас исчезнуть.
— Антош, будешь ложиться? — прошептал ему на ухо Арсений спустя пару минут таких молчаливых объятий в ночной темноте, как только почувствовал, что младший перестал дрожать и услышал от него тихое сопение.
— Да. Да. Наверное, да, — чуть пробудился парень, стыдливо, что ли, отрываясь от тёплой груди, пропахшей крепким кофе.
— Мне остаться с тобой? — аккуратно предложил учитель, видя такое растерянное и убитое состояние мальчишки.
— Да нет… Не надо. Вы и так уже много сделали… — нелепо выпутывая ноги из пледа и поднимаясь, отказывался подросток.
— Мы можем включить телевизор и посмотреть что-нибудь, — не обращая должного внимания на эти препирания, сказал Арсений. Антон ненадолго замер, но учитель продолжал выжидающе смотреть на него, сидя на диване.
— Ладно, — всё-таки тихо согласился тот.
Попов был очень рад, ведь не хотел сейчас оставлять подростка одного в таком состоянии. Он мелко улыбнулся, взял пульт со столика и снова откинулся на мягкую спинку. Шастун вздохнул и тоже сел обратно.
— Что хочешь? — задал очевидный вопрос литератор, открыв строчку поиска на плазме.
— Не знаю, — тут же ответил парень, покачав головой. — Мультики?
— Мультики? — вопрошающе вскинул брови мужчина.
— Мультики, — подтвердил свои слова Антон, громко откашливаясь в кулак.
— Хорошо. Какие? — согласился Попов.
— Не знаю. Я все люблю, особенно полнометражные, — сонно сказал мальчишка, ощущая, как тело опять ломит, а голову разрывают неоднозначные боли. Арсений был немного удивлён тем, что подросток так быстро перестроился, но сделал вид, что вовсе ничего и не произошло.
— Угу, хорошо, — задумчиво кивнул мужчина, открывая нужный раздел на весь экран. — Подойдёт? — спросил он, указывая на самый первый высветившийся мультфильм, коим оказался «Алёша Попович и Тугарин Змей».
— А давайте следующий?! Это мой любимый! — моментально оживился Шастун, увидев рядом афишу с мультфильмом «Вольт». — Я наизусть целиком знаю! — так воодушевлённо хвалился парень, совсем как ребёнок.
— Да ты что? — усмехнулся учитель, немного растерявшись от такой резкой смены настроения подростка, хотя сейчас это было хорошо, наверное.
Он включил знакомый ему мультик, установил подходящую громкость и устроился немного удобнее, попутно накидывая плед на ученика.
— Точно есть не хочешь? — спросил мужчина, пока шла традиционная заставка.
— Да нет! — отмахнулся мальчишка, будучи заинтересованным экраном перед собой.
— Я уверен, что ты за день так ничего и не ел, — даже не спрашивал, а просто констатировал факт Попов.
— Ну, вообще-то, я и заходил в магазин, чтобы купить себе конфет, а потом Вы появились… — с поразительной лёгкостью согласился со словами литератора Шастун.
— С каких пор сладости у нас еда? — возмущённо нахмурил брови старший.
— Ну… Наверное, с тех самых, когда их поместили в продуктовый магазин с остальной едой, — криво ухмыльнулся парень, не отводя взгляда от мультика в то время, как Арсений смотрел только на мальчишку.
— Антон, я серьёзно, — строже сказал мужчина.
— Арсений Сергеич, тут щас столько интересного пропустите. Давайте смотреть, а? — решил перевести тему подросток. Попов вздохнул и закатил глаза.
— Ладно, но мы ещё поговорим, — сдался литератор, борясь с желанием устроить младшему взбучку за его отношение к себе же. Просто не хотелось снова терять его такую солнечность и даже еле заметный блеск в убитых глазах, ведь он только расслабился и доверился. — А почему любимый-то? — после нескольких секунд молчания улыбнулся учитель.
— Да просто очень нравится, прикольный. Может, из-за того, что собак люблю очень… А эта порода вообще классная, обожаю таких, — не отрываясь от экрана, отвечал подросток.
— Вот как…
Оба увлечённо смотрели выбранный мультик. Только… Арсений смотрел, будто сторожа Шастуна, а тот упал старшему на плечо, не прошло и пятнадцати минут. Он заснул. Невозможная нагрузка, травмы, болезнь — всё это можно облегчить хотя бы сном. Вот оно так и вышло, что парень обессиленно свалился на плечо учителю. Попов сначала немного напрягся, но потом помог Антону принять более удобное положение и пощупал его лоб, который был горячим, но, кажется, чуть поменьше, чем до этого. Уже хорошо.
Короче, больше Арсений спать не мог. Он не хотел оставлять больного мальчишку одного, пусть и спящего. Посидев с ним так около двадцати минут, пялясь в яркий мультфильм, который он не мог спокойно смотреть, всё ещё обдумывая слова и действия ученика, мужчина очень аккуратно уложил парня на подушку, снова накрыл пледом, выключил телевизор и светильник, а сам ушёл на кухню заваривать себе кофе, так как спать он уже точно не собирался, хотя за окном всё ещё было темно.

***В квартире Арсения было тихо. Только глухое постукивание клавиш ноутбука, за которым он работал на кухне с даже не намечающегося рассвета, отзывалось эхом.
Антон проснулся. Он сонно пожмурился, потёрся носом о мягкую подушку и тут же почувствовал тяжёлую боль, которая будто простреливала голову. Когда он даже медленно шевелился, всё тело отдавало резкой и тянущей болью. И в этот раз мальчишке было холодно, поэтому он не спеша закутался в тёплый плед с головой, поднялся на ноги и, будто в первый раз осматриваясь по сторонам и заглядывая в окна, из которых бил свет пасмурного неба, медленно пошёл на звук.
В пару шагов Шастун дошёл до кухни, где за столом сидел Арсений с ноутбуком, стопками тетрадей и учебников. Он предстал в домашней одежде, которая только сейчас привлекла внимание парня, ведь «до этого было не до этого». Мужчина сидел в спортивных штанах и футболке, но с очками на глазах.
— Антон? — Попов удивлённо поднял взгляд, увидев перед собой почти два метра, укутанные в плед. — Уже проснулся? — сняв очки и убрав их в сторону, спросил он.
— Уже? А сколько времени? — хриплым голосом заговорил Шастун, что и заставило его начать кашлять, а учителя насторожиться.
— Только девять часов. Как ты себя чувствуешь? — тут же спросил Арсений.
— Да нормально, — ответил подросток, естественно соврав и в этот же момент вздрогнув от холода, пробежавшего по его телу.
— Так, — нахмурился литератор. — Бегом обратно ложись! — скомандовал он, вставая со стула.
— Зачем? — непонимающе выгнул бровь Шастун.
— Да ты дрожишь весь. Ещё и босой стоишь. Давай ложись, — объяснил (так уж и быть, объяснил) Арсений, махнув рукой на диван в соседней комнате.
— Ну Арсе-е-ений Серге-е-евич! — прохныкал мальчишка, не желая возвращаться.
— Антон, даже не начинай. Лёг, я сказал. Сначала лекарства, потом всё остальное, — распорядился Попов, строго зыркнув на ученика.
— Ц! — закатил глаза парень, разворачиваясь обратно. — Какие опять лекарства? Всё у меня нормально… — недовольно бурчал себе под нос подросток.
— Шастун, я всё слышу! — с явной угрозой крикнул с кухни учитель, набирая воду в прозрачный стакан.
— Пиздец какой-то… — он снова чуть ли не шёпотом выразил своё мнение насчёт всего происходящего, располагаясь на мягком диване.
— Шастун! — сурово пронзил того взглядом старший, резко появившись на пороге с раздавленными таблетками в ложке в одной руке и стаканом воды в другой.
— Что? — мальчишка поднял на него самый невинный взгляд, поняв, что литератор его слышал.
— Антон, а ты знаешь, что мат — это плохо? Мат несовершеннолетнего ещё хуже? А мат несовершеннолетнего при его же учителе — это… — прям-таки нотацию решил зачитать Попов, слишком спокойным, но холодным тоном, ставя всё из рук на кофейный столик и усаживаясь в кресло, что стояло на стыке с частью дивана.
— Да понял я, понял. Больше не буду. Простите, — парень решил первым закончить это, вроде как, и пристыженно припустив глаза, хотя на самом деле особого внимания не уделял этому «происшествию».
— Смотри у меня! — пальцем пригрозил литератор и тут же протянул подростку термометр.
— Это зачем?
— Антон, ты всё прекрасно знаешь. Давай меряй. Я пока пойду, завтрак сделаю, — сказал мужчина, уже поднимаясь на ноги, но когда он заметил скорченную мордашку, остановился. — Давай-давай! Не капризничай!
— Ц! — Шастун опять закатил глаза и зажал градусник подмышкой, догадываясь, что без этого точно не обойдётся.
— Вот и умничка, — улыбнулся Арсений и ушёл на кухню, оставив мальчишку наедине с собой и пустой комнатой.
Шастуну не нравилось всё это. Он не любил болеть и не любил обременять этим как себя, так и других. Вот и сейчас он всё ещё недовольно фырчал на тот факт, что его заставили измерять температуру, а отвлекался тем, что рассматривал светлый зал, теперь уже реально вглядываясь в единичные фотографии, корешки книг в книжных шкафах, какой-то декор, пока на кухне что-то звенело, гремело, жужжало и стучало. По мнению парня, всё было очень минималистично и со вкусом, но всё же веяло холодом и каким-то одиночеством. Но размышления подростка прервал писк градусника подмышкой. Он тут же вынул его и всмотрелся в электронные цифры.
— Так, как там было… It's hardly a good thing…{?}[Вряд ли это хорошо…] — нахмурился он, смотря на злосчастное «38,8», потому сразу же нажал на кнопку сброса данных.
— Антон, — Арсений ровно в этот момент появился у дивана, заставив парня испуганно подскочить, — ты кофе или… А ты что делаешь? — настороженно спросил мужчина.
— А я это… — нервно усмехнулся Шастун, совершенно не ожидав такого тихого прихода учителя.
— Что? — наседал старший, понимая, что подросток потерялся и явно врёт.
— Ну… Температуру… мерял… — неуверенно пожал тот плечами, слегка прижав зубами без того искусанную губу.
— Да? — ухмыльнулся литератор, начиная догадываться, что только что сделал его ученик. — И какая же она у тебя? — присев на подлокотник дивана, спросил он.
— Эм… тридцать семь? — реально спросил, а не ответил парень, растерявшись от такого резкого поворота сюжета происходящего.
— Да ты что! — по-актёрски удивлённо произнёс Попов, прикрыв глаза и покачав головой. — Значит так, Шастун, — учитель уже перешёл на строгий и твёрдый тон, стреляя холодными голубыми глазами в младшего, — хватит врать. Быстро градусник подмышку, и если опять всё собьёшь, не поздоровится тебе уже благодаря мне. Ясно?
— А… О чём Вы? — всё ещё пытался противостоять Антон.
— Шастун, не зли меня лучше. Делай, как говорю, — действительно посоветовал Арсений, многозначительно прищурившись. Парень тяжело вздохнул, но послушался. Попов только выжидающе смотрел на это. — Ты чай или кофе будешь? — вернулся к своему вопросу мужчина.
— Ну… Наверное, лучше чай… — неуверенно пожал плечами подросток, смотря снизу вверх.
— Тоже думаю, что так лучше. Тогда с лимоном и мёдом, — заключил Попов, уходя на кухню с поднятым вверх указательным пальцем.
— Пиздец… — себе под нос прошипел Антон, зная, что Арсений от него в паре метров за стеной без двери.
И снова минуту за минутой парень смотрел в большие окна на которых был только полупрозрачный тюль, и просто по сторонам, стараясь узнать что-то о своём учителе.
— Ну что, измеряешь ещё? — снова неожиданно выглянул с кухни Попов.
— У-у, — мотнул головой мальчишка, понимая, что градусник вот-вот подаст сигнал, а там будут цифры, не внушающие ничего хорошего.
— Ну ладно, — сощурился мужчина, сев в кресло рядом с Антоном.
— Арсений Сергеич, а можно… — хотел было попросить что-то подросток, но его прервало пиликанье электронного термометра.
— Так, давай, — тут же вскочил старший, и Шастун невольно вздрогнул от этой резкости. Арсений на секунду остановился, дав понять, что вреда принести не хочет, а потом сам достал из-под футболки ученика градусник.
Антон задышал тяжелее, зная, что температура и вправду должна быть высока, так ещё и в кашле зашёлся, скручиваясь пополам и откашливаясь в ладони. Арсений встревоженно глянул сначала на мальчишку, а потом на маленькое табло термометра.
— Твою ж… — сквозь стиснутые зубы прошептал литератор. — Да не сдерживайся, кашляй нормально! — уже в полный голос обратился он к Шастуну, который старался плотнее сомкнуть губы и не издавать звуков. Попов присел на край дивана и протянул чуть успокоившемуся подростку стакан воды и ложку с растолчёнными таблетками, которые он пил и ночью.
— З-зачем? — нахмурился тот.
— Шастун, если даю, значит, надо. Пей давай! — поторопил его Арсений, всучив и стакан, и лекарства. Антон ещё раз с надеждой посмотрел в голубые глаза, но увидев там только маленький огонёк ярости, которую сдерживал сам Попов, он всё же послушно выпил всё, не особо понимая вкуса того, что он проглотил за счёт приторной сладости и вязкости.
— А что с температурой? — спросил парень, поставив пустой стакан на столик и поднимаясь на ноги.
— 39, Антон, — остро и колко сказал учитель, смотря только на мальчишку.
— Что, ровно? — вопросительно изогнул бровь младший, на что получил лишь укоризненный взгляд и кивок. — Блин, надо было тогда показывать то, что было в первый раз… — тихо вздохнул подросток.
— Чего? — непонимающе сдвинул брови Попов, тоже поднявшись с дивана.
— Ну, просто было 38,8. Надо было это и показывать…
— Значит так, Шастун, ещё одна такая выходка… — грозным тоном начал отчитывать парня Арсений.
— Да всё-всё! Не буду больше ничего. Честно. Обещаю, — тут же улыбчиво останавливал пламенные речи литератора Антон, не желая слушать нудные нотации.
— Антон, — снова строго обратился к нему Попов.
— Арсений Сергеевич, а не подскажете, где у вас тут… уборная? — опять перебил подросток, болезненно улыбаясь. Арсений только терпеливо вздохнул, пытаясь успокоить себя.
— Налево иди. Первая дверь — ванная. Вторая в туалет. В шкафчике есть щётка зубная новая. Гели, мыло — сколько угодно. Полотенца висят.
— Ясно. Спасибо! — коротко отозвался мальчишка и прямо-таки убежал.
— Господи, что за ребёнок… — вздохнул Арсений, двумя пальцами потерев переносицу.
Он ушёл на кухню, чтобы закончить с приготовлением завтрака, а Антон в это время быстро ополаскивался в душе, чистил зубы, короче, в порядок себя приводил, пока тело поражала дрожь от холода и тупая боль от движений.

***Минут через пять-семь Шастун пришёл на кухню, где за столом в телефоне сидел Арсений и ждал его. На столе стояло две тарелки с омлетом, салат какой-то зелёный и две кружки. Только у парня это был обещанный чай с лимоном и мёдом, а у Попова его излюбленный чёрный кофе, пусть и растворимый.
— Готов? — спросил он, отложив смартфон.
— К чему? — смутился подросток.
— К завтраку, — улыбнулся литератор.
— А… — дошло до мальчишки.
— Бэ! Садись, давай! — усмехнулся Арсений, кивнув на место напротив. Антон сел и первым делом взялся за чай.
— Это зелёный? — удивился он.
— Да. Пей больше. Горло прогревай. И уж извини, сахара там не четыре ложки, но мёда достаточно.
— Спасибо, — довольно улыбнулся подросток, потому что чай действительно вышел вкусным. Оба начали есть омлет.
— И чтобы съел всё, — настоял мужчина, указав младшему на тарелку.
— Ну а…
— Нет. Никаких отговорок. Ты вчера вообще ничего не ел. И даже не думай отрицать, — строго прервал его учитель. Парень обиженно надул губки и прищурился. — Давай-давай! — усмехнувшись, подбодрил его Арсений. И всё же Шастун уплетал завтрак за обе щеки, что не могло не радовать Попова. Аппетит есть — уже хорошо.
— Арсений Сергеич, — вдруг обратился к нему Антон.
— М? — откликнулся тот, оторвав взгляд от окна.
— А моя одежда… Она где?
— Ну я её постирал. Уже высохла, должно быть. А что? — нахмурился учитель.
— Да просто… Должен же я в чём-то идти… — пожал плечами подросток.
— Куда идти? — Арсений ещё пуще прежнего свёл брови к переносице.
— Ну… домой… — побегав глазами, ответил мальчишка.
— Так, Антон, — учитель вздохнул, отложив вилку и сложив руки в крепкий замок, — давай-ка договоримся? Сегодня ты никуда не пойдёшь. У тебя температура под сорок. Ты болеешь. Всякие синяки, к тому же… Тебе вообще постельный режим назначили. Я бы, может, и отвёз тебя домой, но совсем не уверен, что ты там останешься, а не пойдёшь шататься по городу так, что опять окажешься не пойми где.
— Да я буду дома, честно!
— Антон. Я же всё объяснил, — опять тяжело вздохнул Попов, потерев голую шею ладонью. — Мне твоё здоровье важнее. Давай, ты пока останешься у меня, а? — уже чуть мягче спросил он.
— Да я же… — подросток обезоруженно опустил руки и глаза.
— Что? — вопрошающе посмотрел на него Арсений.
— Ну зачем это всё? Я же мешаюсь… Кому это надо вообще? — сильно прикусив щёку изнутри, говорил мальчишка.
— Так, Шастун, ещё раз ты скажешь, что мешаешься и не нужен, я заставлю тебя читать один «очень интересный» и очень большой том мыслей Сократа, а потом пересказывать мне и писать по нему сочинение. Ясно? — так строго, но улыбчиво пригрозил литератор, стараясь перевести всё в шутку. Антон недоверчиво поднял взгляд тёмных глаз. — Я серьёзно! — невозмутимо закивал головой Арсений. — У меня вон там в шкафу стоит несколько его книг. Думаю, одной в качестве воспитательного момента тебе хватит на всю жизнь.
— Чё, прям нудно? — ухмыльнулся подросток.
— Да нет, что ты… — иронично поджал губы старший. — Просто очень умный дядька учит остальных жизни.
Шастун едва заметно улыбнулся, опять опустив голову в тарелку.
— Так мы договорились? — осторожно спросил Арсений.
— Да, — смущённо кивнул Антон.
— Во-о-от, а говорят, философия — наука бесполезная, — коротко посмеялся Попов, показав мелкие морщинки у глаз. Шастун тоже начал негромко, а потом закашлялся.
— Так, — встав из-за стола, сказал мужчина. Он взял из аптечки в верхнем шкафу стеклянную тёмную бутылочку, открутив от неё железную жёлтую крышку и взяв ложку, Арсений поставил всё это перед парнем.
— Что это? — вопросительно посмотрел на учителя мальчишка.
— Сироп. Допивай чай и две ложки внутрь, пожалуйста, — распорядился Попов, забирая со стола пустые тарелки.
— Да зачем он мне? Само пройдёт быстрее! — начал противиться Антон.
— Шастун, я что-то не ясно сказал? Могу повторить: допивай чай, а потом лекарство. Не бойся, оно сладкое. Тебе понравится, — ухмыльнулся мужчина, наскоро моя грязные тарелки.
— Ну блин… — по-детски обиженно фыркнул подросток, невольно надув губы. Арсений этому лишь усмехнулся и умилился.
— Между прочим, я в детстве разом целую бутылку такую выпил, потому что он сладкий, — вспомнил факт о себе Попов, выставляя посуду на сушилку.
— Опрометчиво с Вашей стороны, — усмехнулся Антон, читая наклейку на лекарстве.
— Ну извините! Тогда просто было вкусно и… не было родителей, — смущённо улыбнулся мужчина. Шастун засмеялся в голос.
— Так Вы тоже любите сладкое? — прищурился парень.
— Люблю, — кивнул старший, вытирая руки кухонным полотнецем. — Но в умеренном количестве, — добавил он, оперевшись бедром о столешницу и сложив на груди руки.
— Ну оно и видно! — опять засмеялся мальчишка.
— В смысле?
— Ну выпить бутылку сиропа от кашля, потому что «вкусно» — это умеренные количества, конечно! — применив весь свой актёрский дар, серьёзно и с расстановками проговорил подросток.
— Так! — растянулся в улыбке Попов, подходя к столу. — Это в детстве было. Чай выпил?
— Угу, —довольно кивнул Шастун.
— Вот и молодец. Теперь сироп. Две ложки, я напоминаю, — сказал мужчина, забирая кружку с долькой лимона на дне. Антон доверился словам учителя, потому без страха проглотил две ложки густой и сладкой жидкости.
— Всё, — объявил он, гордо задрав нос.
— Ну как? Вкусно?
— Ага, — ответил парень, вращая в руках закрытую бутылочку.
— Ну и хорошо, — с улыбкой сказал Арсений, прибирая на столе.
— Ну, между прочим, объёмы не так уж и велики, — увлечённо разглядывая лекарство, говорил Шастун. — Думаю, если выпить всё это, то нич…
— Так, вот не надо так думать! Обойдёшься! — усмехнулся, но всё же перестраховался мужчина, забрав у ученика эту стеклянную бутылочку. — Это лекарство, а не игрушка. Последствия могут быть критичными.
— Вас это не останавливало! — заявил мальчишка, показательно обиженно сложив руки на груди.
— Меня некому было остановить, Шастун. Так что… — ответил он, закончив с уборкой на кухне.
— Ну ладно, — буркнул Антон. — А за завтрак спасибо, кстати. Очень вкусно, — благодарно улыбнулся он, вспоминая о недавнем омлете.
— Не за что, — в ответ приподнял уголки губ Арсений. — Всё, идём уже, опять замёрзнешь, — подгонял он младшего, и оба вернулись в зал.
— Ты ложись, телевизор можешь включить… Если что нужно будет — зови. А я буду у себя в комнате работать, — распорядился старший, собирая в руки какие-то учебники и ноутбук.
     — Да, хорошо. Спасибо, — поспешил благодарить Антон, всё ещё смущённо улыбаясь. — Арсений Сергеич, а куда я рюкзак свой дел?
— Рюкзак? — переспросил тот, остановившись в проёме. — Он в прихожей на пуфе. Сам возьмёшь, ладно? А то у меня руки заняты… — виновато пожал плечами учитель.
— Да, конечно! —кивнул парень и направился в прихожую. Арсений же ушёл к себе.
Подросток нашёл свой портфель и потащил в зал, где уже работал телевизор. Первым делом он достал телефон и плюхнулся на мягкий диван, прикрыв ноги тёплым пледом.
— Охуеть… — тихо выругался Антон, увидев в строке уведомлений кучу сообщений и пропущенных от Кати, Димы и сестры. «Они переживали. Они потеряли…» — промелькнуло в голове подростка.

Тоха ШастКороче, простите, что не отвечал. Дохера произошло. Давайте видеозвонок?10:02Катесон
Ок. У тебя ещё есть шанс на оправдание.
10:04
Да, Дим?
10:05
Димка Поз
Ну пусть попробует
10:05
Тоха ШастНабираю10:06
***Шастуну пришла в голову гениальнейшая идея — покурить на балконе квартиры своего учителя. Он быстро вытащил из рюкзака пачку любимых Philip Morris, слегка укутался в плед и очень тихо вышел на застекленный балкон, вроде как, плотно прикрыв пластиковую дверь. Антон чирканул зажигалкой, закурил и набрал друзей по видео связи.
— Дарова! — улыбнулся он, затянувшись и через секунды выпустив дым изо рта в открытое на распашку окно.
— Шастун, ты охуел?! Чё за дела?! Где ты пропадал?! — по ту сторону оба кричали одинаково, хотя были в разных местах.
— Да тихо! Тихо! — поспешил их остановить подросток, поглядывая на не слишком динамичную субботнюю улицу, где были, кажется, только старики и доставщики.
— Чё «тихо»?! Чё происходит?! — эмоционально продолжил Дима.
— Рассказываю. Слушайте, — объявил парень.
— Ну давай!
— Я вчера вообще не планировал домой идти, да и не шёл, в принципе. Просто до вечера по городу гулял.
— В смысле? Антон, ты чего? Это как вообще? Ты же нам писал! — мгновенно посыпались вопросы.
— Да подождите! — прервал друзей Шастун, опять затягиваясь сигаретой.
— Ну!
— Ну и когда зашёл в магазин один, Попова встретил. Я пытался отказаться и уйти, но он забрал меня к себе в квартиру, — всё же продолжил мальчишка, выпуская на воздух клубы сизого дыма.
— Серьёзно?! Охуеть! — «негодовал» Дима.
— Да. А я короче, видимо, простудился немного, когда без куртки под дождём гулял, ну и температура, кашель, все дела… — скомканно рассказывал он, смотря не на друзей, а на мрачное небо и качающиеся внизу ветви деревьев, почти не видных с двенадцатого этажа. — Начал лечить меня. Сегодня проснулся, хотел уйти, а он не отпустил. Уверен, что домой я не пойду, а заболею ещё больше. Короче, сегодня я ещё у него… — вздохнул подросток, сомкнув губы у начала сигареты.
— Охуеть! — в который раз повторил Позов.
— Твою-то мать, Шастун! — присоединялась Добрачёва.
— Ещё говорят, что я сапожник, — осуждающе фыркнул подросток.
В течение следующих минут пяти ребята расспрашивали немного подробнее, а потом в один голос орали на друга за то, что он не обратился к ним, пока Шастун выкуривал ещё одну сигарету, чуть подрагивая от пробирающего до мозга костей ветра, заполняющего небольшую площадь балкона, и увлечённо разглядывая осеннюю улицу и едва ли не пустую дорогу.
— Шастун, ты что совсем страх потерял?! — вдруг ворвался на балкон Арсений, громко завопив. Антон испугался и ребята по ту сторону экрана тоже не остались в стороне. Парень машинально дёрнул рукой с сигаретой и завёл её за спину.
— Упс! Я перезвоню! — пятясь немного в сторону, испуганно протараторил мальчишка и сам оборвал звонок.