Flavour

Хенджин застывает в ужасе, сжимая ручку сумки до побелевших костяшек. Сколько бы времени не прошло, сколько бы омега не работал со своими слабостями, один человек всегда будет иметь над ним слишком много власти, внушать слишком много страха.

Водитель, обойдя машину, услужливо открывает дверь для Хвана, но тот не может сдвинуться с места. А если бы мог, то побежал отсюда как можно дальше.

— Не глупи и садись в машину, Хенджин! — знакомый голос, пробирающий холодом до костей. Джинни надеялся больше никогда его не услышать.

— Спасибо, обойдусь, — выдавливает омега с трудом.

Отец смотрит на него из салона, окидывает взглядом пренебрежительно с ног до головы, морщится, то ли от цвета волос, то ли от метки, которую Хенджин не прятал, наоборот — выставлял на показ, гордился ею.

— Дурак. Сядь, у меня к тебе деловое предложение, — говорит мужчина, но, когда реакции от сына не последовало, кривится. — Я не потащу тебя домой. Кому ты теперь нужен, меченный?

Хенджин, помявшись около минуты, нерешительно садится в машину. Водитель мягко закрывает дверь, но за руль, к облегчению омеги, не садится.

— Что ты хочешь за документы? — господин Хван не ходил вокруг, да около, сразу приступая к делу. — Только не наглей.

— Ч-что? Ты реально хочешь их выкупить?

— А ты думаешь, что я тебе доверяю? Даже если добровольно не отдашь, так потеряешь. Ты ненадежный, — легко, будто не оскорбил сейчас своего сына. — Хочешь дом? Не думаю, что твой... альфа сможет позволить себе нормальный дом в ближайшее десятилетие. Или могу замолвить за него словечко. Нужные люди обратят внимание на убогую конторку твоего Бан Чана и его дела пойдут в гору.

Хенджин напрягается, когда изо рта отца так легко вылетает имя. Следил. Но как давно? А прекращалась ли слежка вообще?

— Мне нужно подумать.

— Только недолго. А то ведь могу сделать все наоборот.

— Документы все еще у меня.

— И поэтому я предлагаю сделку. Не дури. Будь благоразумен и подумай о будущем. Ты теперь от него никуда не денешься, так хотя бы сделай вашу жизнь комфортной.

Это была чистой воды авантюра — попытаться ментально отгородиться от Чана, который бы легко почувствовал его сомнения и эмоциональную нестабильность. Но решился, потому что альфа ни за что не согласился бы получить помощь от господина Хвана.

Хенджин сначала собирался отказаться от предложения. Не нужен ему дом. Не нужны и деньги. По крайней мере от отца. У них есть квартира Чана, пусть и небольшая. У них есть работа. Пара не живет в нужде. Но предложение посодействовать карьере Чана перекликалось с переживаниями самого омеги.

Да, 3RACHA были талантливы и создавали потрясающие песни, которые Джинни нет-нет да слышал где-нибудь на улице. Проблема в том, что парни были печально недооценены. Они не могли купить себе некоторые преимущества, не ужинали с генеральными директорами крупных агентств и не имели связей. Хенджин до недавних пор и не знал какие интриги плетутся в закулисье музыкальной индустрии.

А ещё был вопрос репутации. Крупные игроки развлекательного рынка попросту будут избегать их, если прошлое парней всплывет, чтобы самих не задело последствиями. У Чана за спиной было непредумышленное убийство и выплаченный за него штраф. А Джисон до встречи с Минхо имел серьезные проблемы с контролем гнева, постоянно встревал в драки и получил несколько отметок об этом в личном деле.

Разве плохо дать парням шанс на лучшую жизнь? Не только Чану, Джисону и Чанбину. Но так же себе, Минхо, Феликсу и будущему сыну молодой семьи Со.

Хенджин считал, что это не ложь, а умалчивание во благо. Он знал, что Чан безумно талантлив и мечтал чтобы его оценили по достоинству, но не хотел как-либо задеть гордость альфы. К тому же, должен ведь отец сделать хоть что-то хорошее для сына? Возвращать омегу домой действительно поздно и почти все рычаги давления на него потеряли свою действенность. Почему бы не рискнуть?

И теперь, спустя три недели, омега сидел в ресторане напротив Чана, подперев щеку рукой, с улыбкой водил кончиками пальцев по лепесткам белых пионов, подаренных альфой, и слушал его рассказ об удивительно выгодном предложении о сотрудничестве, поступившем на днях. Нет, они и до этого не бедствовали, но и разгуляться не могли. Приходилось работать без выходных, иногда жертвуя сном, чтобы иметь возможность позволить себе больше, чем другие. И, благодаря этому предложению, на горизонте маячила возможность улучшения дел.

Отец сдержал свое слово, а Хенджин избавился от еще одного куска прошлого — папок, до последнего хранившихся в той сумке, с которой он убежал из дома Дэсона. Раздражала лишь последняя фраза отца, жужжащая надоедливой мухой на краю сознания:

— Дай знать, когда родятся внуки.

Хенджин не собирался этого делать. Он своего ребенка будет держать как можно дальше от семьи Хван и всего, что с ней связано. Но где гарантии, что отец не будет «приглядывать» за ними? Джинни старался не думать об этом сегодня и наслаждаться вкусным ужином в компании любимого человека. Из-за занятости обоих в последние месяцы им редко удавалось ходить на свидания, да и, в целом, просто побыть вдвоем.

Они собирались приступить к десерту, когда позвонил Чанбин, с ноткой паники сообщая о начавшихся родах Феликса. Вообще-то, вполне ожидаемое событие, но будущий отец оказался совершенно к этому не готов.

— Бин надеялся, что детей все-таки приносят аисты, а живот — это так, бутафория, — Чан закатывает глаза, оплачивая счет, пока Хенджин оплакивает свой несъеденный тирамису.

Альфа немного расстроен их прервавшимся свиданием, но в то же время взбудоражен скорым появлением на свет нового человека. Странно думать, что в ближайшие часы родится кто-то, для кого он будет стариком, и имя этого человека не Ким Сынмин.

— Что обычно дарят в таких случаях? — вопрос застает Чана врасплох.

— Понятия не имею. Погугли.

В больницу они приезжают с букетом кремовых роз — нейтральный вариант — и большими тематическими воздушными шарами, едва уместившимися в салон автомобиля. Со они застают в коридоре, измеряющего шагами расстояние от стены до стены. Он одет в домашние штаны и выцветшую футболку и постоянно треплет волосы, отчего они стоят дыбом. Джинни, поздоровавшись, садится на диванчик, пока Чан негромко переговаривается с другом, пытаясь узнать как обстоят дела. Минут через десять к ним присоединяется Джисон, приехавший поддержать друга. Минхо, ожидаемо, с ним нет. Друзьями они с Феликсом так и не смогли стать. Терпели друг друга — только и всего.

Из-за двери льются отголоски хриплых криков Ли, заставляя Чанбина то бледнеть, то зеленеть. Хенджину тоже становится не по себе. Так всякое желание иметь в будущем детей может исчезнуть. Только рука Чана на его собственной останавливает омегу от трусливого побега.

Спустя почти два часа к ним вышел доктор и позволил ненадолго зайти в палату. Мальчик родился здоровым и крепким, чем знатно потрепал Феликса. Ли, весь измученный, держал сына на руках, с любовью гладил крошечную ручку, но при этом убийственным тоном сорванного голоса сообщил Со, что рожать он больше никогда не будет. Чанбин, увлеченный своим новорожденным ребенком, был согласен вообще на все. Всегда суровый на вид альфа робко перебирал редкие черные волосики и совсем несерьезно шмыгал носом, отчего Бан Чан и Джисон ехидно переглядываются — наверняка будут припоминать другу его момент слабости.

Когда приезжают новоиспеченные бабушки и дедушки, Хан, Чан и Джинни, попрощавшись, уходят — там и без них слишком тесно. Джисон, махнув паре рукой, сел в машину и поехал на студию, откуда сорвался из-за звонка друга, бросив всю работу. Случившееся еще не до конца уложилось в голове и нужно время, чтобы проснулись восторги по поводу нового члена их компании.

— Забыл сказать, — Чан и Хенджин все еще оставались на стоянке у больницы, — ты сегодня потрясающе выглядишь.

— И это все, что ты можешь сказать? — фыркает Джинни, внезапно вспоминая их первое свидание.

Чан тоже смеется, дразнит омегу своими великолепными ямочками на щеках и соблазняет лёгким ароматом сосны и снега. Он тянет пиджак из машины и достает что-то из внутреннего кармана.

— Вообще-то, не все. Хотел сделать все романтично. Может, даже бросить кольцо в бокал шампанского — не продумал до конца, решил действовать по ситуации. И вот... — жестом фокусника альфа достает лаконичную черную коробочку и легким движением руки открывает ее, показывая простое тонкое кольцо из белого золота с тремя маленькими насыщенно-синими камнями в ряд. — Я прочитал, что сапфир — камень любви и верности. Выйдешь за меня?

— Ага. Выйду, — Джинни улыбается, легко давая свое согласие. Они и так связаны друг с другом навсегда, а свадьба всего лишь приятная условность. — Не могу отказать, когда в деле замешаны любовь с верностью.

— Встать на одно колено?

— Нет, здесь грязно. Давай свое кольцо.

Чан с довольной мордахой, надевает кольцо на безымянный палец Джинни и оставляет поцелуй на тыльной стороне ладони. Хенджин любуется тем, как гармонично смотрится тонкий ободок на его длинных пальцах, чувствуя взволнованное трепыхание своего сердца. Ну и какая разница, что предложение ему сделали на больничной парковке, без свечей, вина и романтики? Важнее ведь кто это предложение сделал.

— Мне нравится, — говорит он, обнимая альфу за плечи. Говорит о кольце, но имеет ввиду абсолютно все.

Хенджину нравится его новая жизнь и нравится Чан — хоть этим словом не описать и одного процента его чувств к нему. Нравится то, кем он себя ощущает рядом с этим альфой.

— Ну что, вернёмся в ресторан за десертом? — спрашивает Чан.

— О боже, да, — радостно вздыхает Джинни и садится в машину. — Я так оплакивал свой тирамису... Если у меня и были какие-то сомнения о браке с тобой, то теперь их точно нет.

— Ты со мной действительно из-за еды...

Хенджин счастливо смеется с притворно-обиженной гримасы Чана, пристегивает ремень безопасности и любуется своим великолепным альфой, выруливающим с парковки. Он за рулем выглядел слишком сексуально — Хенджин узнал это недавно, когда альфа все же купил автомобиль. Но Бан Чан за рулем в черной рубашке с закатанными рукавами? Два личных фетиша омеги в одном. Джинни прикусывает нижнюю губу и бросает лукавый взгляд на альфу. Тирамису или Чан? Чан или тирамису?

Если Хенджин о чем-то и жалел, то только о том, что не встретил Бан Чана раньше. Почему-то он абсолютно уверен, что никогда не испытает сожалений ни о метках, ни о том, что отказался от своего истинного.

Джинни достаточно Чана. И, к счастью, это взаимно.