Flavour

Они наконец-то разговаривают откровенно обо всех мыслях и чувствах до самого утра и засыпают, обнимаясь, поверх одеяла в одежде. Им давно следовало поговорить и принять логичное решение — больше никогда не копить в себе вопросы, обиды и недовольство, а обсуждать сразу же, в тот момент, когда мысль только появилась и не успела разрастись до катастрофических масштабов.

Чан и Джинни восстанавливаются после той субботы, как после болезни. Становится легче дышать, еще проще находиться рядом, но сил на движение вперед пока нет. Это сказывается и на работе. Ни у одного, ни у другого нет вдохновения и желания создавать, и рабочий процесс превращается в попытку пробраться с одного конца бассейна, наполненного жидкой смолой, на другой. Вечерами хочется просто упасть в кровать и заснуть.

Казалось, что все налаживается, пусть и медленно. Джинни почти смирился, что Чан встретил истинного — альфа ведь все равно был с ним, Хенджином, а это важнее. Но через пару дней хлопнул дверью и уехал ночевать к Минхо, когда увидел, что этот Юндже написал Чану в директ с просьбой поговорить. Альфа сообщение успел только открыть и прочитать, а Хенджин, нежась на его плече, увидел тоже и мгновенно взорвался. Он уехал к старшему не от Бан Чана, а чтобы не сделать и не сказать того, о чем пожалеет. А еще ему нужен был совет и тот, кому можно поплакаться. Немного успокоило, что Джисон поехал к Чану — если будет с Ханом, то не пойдет к тому парню.

Он сам себя ненавидел за сомнения, для которых не получил ни единого повода, но ничего поделать не мог со своей дурной головой.

К счастью, в его жизни был Минхо, которому стоило выбрать не дизайн, а психологию, потому что вправлять мозги умел мастерски.

— Послушай, — тяжелый вздох на фоне мурчания кота, — я понимаю твою позицию, и решение Чанни уважаю. Но давай посмотрим на ситуацию со стороны этого Юндже. Я знаю, что тебе он не нравится. Ты ему тоже. Речь не о симпатии, а о человечности. Поставь себя на его место. Ты ведь и сам рос с мыслью о том, что где-то есть альфа только для тебя, который будет любить и оберегать несмотря ни на что, которому будет плевать на твои недостатки. И вот представь, встреча происходит, но долгожданный принц убегает от тебя, а потом ты находишь аккаунт омеги, с которым тот встречается, и погружаешься в их приторные отношения. При этом Чан ведь толком и не объяснил ему, почему не может находиться рядом. Ему и так будет больно и обидно, но незнание делает все еще хуже. Неважно, как сильно это не нравится тебе или Чану, но им нужно поговорить. Чан должен расставить все по местам и поставить жирную точку, если действительно все решил.

— Я правда, всей душой ненавижу, что ты так прав, — стонет Хенджин и сжимает в руках подушку. — Этот парень меня так бесит! Умом я понимаю, что Чан не собирается мне с ним изменять или вовсе уйти к нему, он его запах выносить не может — ну какая измена? Но это вообще не помогает.

Разговор все равно происходит, но только по видеосвязи. Чан не смог бы нормально разговаривать, находясь рядом — сложно одновременно сдерживать тошноту и сосредоточиться на разговоре, но и решать все в сообщениях или в простом звонке было странно и как-то трусливо. Хотелось, чтобы омега сам по лицу альфы все прочитал, потому что слов для этого упрямца вряд ли будет достаточно.

Все проходит плохо. Юндже ревет в голос и Чану больно и обидно за то, что все так вышло, но мнение свое менять не собирается. Парень не хочет принимать отказ, говорит, что подождет, пока Бан пройдет лечение и сможет быть с ним. Чан отвечает, что к врачу не собирается, что его все устраивает. И разговор заходит на второй круг.

— Я подожду, пока ты наиграешься с этим помидором. Ты знаешь, где меня найти, — оставляя последнее слово за собой, спустя полчаса бесполезного диалога, Юндже завершает звонок. Чану хочется выдернуть себе волосы от раздражения. Ну какого черта этот парень такой непробиваемый?!

Хенджин предпочел во время разговора оказаться на работе — они об этом заранее поговорили, как и положено двум взрослым людям. И до самого вечера омега был рассеянным, нервным, и хотел поскорее уйти домой. Даже сообщение от Чана его не слишком успокоило. Только оказавшись в уже родных стенах и любимых объятьях, смог выдохнуть с облегчением.

Юндже занял выжидательную позицию, лишь иногда появляясь и напоминая о себе. Комментарий под фото сегодня. Сообщение с пожеланием доброго утра в директ через несколько дней. Отметка на фотографии с каким-нибудь пейзажем через полторы недели.

И Хенджин видел, что Чану тоже плохо, хоть тот и пытается скрывать. Физически плохо. Альфа похудел, кожа стала нездорового бледного цвета и Джинни не помнил, когда в последний раз видел широкую улыбку, которую так любил.

Последней каплей в чаше терпения омеги стало обнаружение под дверью их квартиры этого парня.

Бан Чан и Хенджин возвращались домой от Чонина и Хенсу, с празднования дня рождения последнего. Кто бы мог подумать, что прошел уже целый год с момента их первого поцелуя. Одно воспоминание пробудило другие и они всю дорогу домой, пока ехали в такси, предавались ностальгии, как пожилая пара, прожившая вместе всю жизнь. Потом посмеялись над своей сентиментальностью, а Джинни совсем расчувствовался, вспомнив, от какой жизни сбежал — то его существование уже начинало казаться далеким сном. И правда, к хорошему быстро привыкаешь и начинаешь воспринимать, как должное. Где бы Хенджин сейчас был, не встреть он Чана?

— О чем ты подумал, когда мы впервые встретились?

— Подумал, что ты очень красивый. И вкусно пахнешь. Рядом с тобой я будто в лето попал.

— Я ведь был лохматый, уставший и в растянутых трениках.

— Ну и что? Ты все равно был самым красивым омегой, которого я встречал.

Бан еще в лифте неосознанно прижался ближе, зарылся носом глубже в шарф, весь нахохлился, как взъерошенный воробей. Хенджину следовало обратить на это внимание и спросить в чем дело еще тогда, а теперь оставалось лишь смотреть на лицо, которое видел раз в жизни, но уже возненавидел, и держать руку альфы крепче.

— Как ты, черт возьми, узнал где мы живем? Ты следил за нами?! — возмущенные слова отлетают от Юндже рикошетом. Он полностью игнорирует соперника и смотрит только на Чана, который окаменел и будто не дышал даже.

— Я уезжаю к маме на праздники и вернусь в середине января, поэтому хотел отдать подарок перед отъездом, — брюнет делает шаг к альфе и того пробивает нездоровая дрожь. Хенджин лишь крепче держится за руку и только что не шипит на парня перед ним. Чан внезапно оседает на пол и омеге требуется несколько секунд, чтобы осознать случившееся и оттолкнуть приблизившегося Юндже.

— Отойди! — он опускается на колени и укладывает на них голову бессознательного альфы, испуганно осматривая его. — Ему из-за тебя плохо, как ты не понимаешь?!

— С чего это я виноват?! — Юндже забывает, что собирался игнорировать Хвана. Ему тоже плохо, вообще-то. Совсем невыносимо видеть, как его бессознательную пару охраняет, словно цербер, эта красноволосая стерва. Но все же отступает, прижимается к стене и прикусывает губу до крови. — Если бы тебя не было, все было бы нормально! Если бы не ты, он был бы со мной! Зачем ты вообще его держишь?! Ты ведь тоже можешь когда-нибудь встретить свою пару и тогда просто бросишь его!

Хенджин его не слушает, не хочет слышать. Он наклоняется так, чтобы нос альфы касался его шеи, и пытается перебить настырный запах ананаса своим, еще с первой совместной течки смешанный с феромонами Бан Чана. Перебирает одной рукой чуть влажные от нападавших снежинок волосы и шмыгает носом, стараясь не расплакаться. Он понятия не имел, что делать, если альфа сейчас не придет в себя. Вообще-то страшно немного и вторая рука с облегчением нащупывает пульс на шее. Глупые мысли почувствовали слабость Хвана и, с тревогой под ручку, залетели в голову.

— Я тебя так ненавижу, — шипит Хенджин, не поднимая головы. — Я думал, что знал, что такое ненависть. Но после твоего появления в нашей жизни, я понял, как ошибался. Оказывается, можно ненавидеть так, чтобы гореть изнутри.

— Взаимно, — доносится сдавленно в ответ. — Я каждый день перед сном мечтаю, чтобы ты исчез. И каждое утро чертовски разочаровывает твоим существованием.

Чан слабо шевелится в руках Хенджина, глухо стонет и с трудом разлепляет глаза. Он ещё не до конца пришел в себя и находится в прострации, туго соображая, но омега суетится, торопится поставить его на ноги и завести в квартиру, чтобы захлопнуть дверь перед носом Юндже. Спрятать альфу в их собственном маленьком мирке, где он сможет как следует позаботиться о нем, без угнетающего присутствия.

Но Юндже и не собирался следовать за ними. Он так и стоял, вжавшись в стену и вытирал непрошенные слезы. Закрытая дверь перед ним, как метафора. Сердце Чана для него тоже закрыто, хоть и должно было принадлежать ему безоговорочно. Больно до одури.

Подарок, не дошедший до адресата, отправляется в урну. Лучше он сам его выбросит, чем это сделает тот, другой.

По другую сторону двери Хенджин снимает куртку и обувь с альфы, помогает ему лечь на диван, накрывает пледом и уходит на кухню заваривать чай и набирать подрагивающими пальцами сообщение Минхо.

У всего есть предел.

У эгоизма Хенджина, как оказалось, тоже.

— Чанни, — Хенджин проглатывает подкатывающие к горлу рыдания, — так больше не может продолжаться. Я не могу смотреть, как ты угасаешь. Либо мы обменяемся метками, либо закончим на этом.

Заканчивать совсем не хочется. Но Джинни страшно. Он так испугался, когда Чан потерял сознание, что сам чуть не отключился, существуя на единственной мысли, что альфе нужна его помощь. А сейчас смотрел на осунувшееся лицо и кружку крепкого сладкого чая в дрожащих руках и чувствовал всепоглощающую вину. Так ли уж неправ этот Юндже? Если бы Хенджина в жизни Чана не случилось, тот не сопротивлялся бы инстинктам, строил бы счастливые — иначе ведь невозможно — отношения с истинным и удивлялся бы, что все в их компании друзей жутко везучие. Ну, кроме Со и Феликса.

— Тогда метки, — тихо отвечает Чан и тянет руку к пальцам Джинни. Его голос звучит еще совсем слабо, но в глазах нет неуверенности ни капли.

Это не происходит в тот же день. Им не хотелось, чтобы память о том, что свяжет их навсегда, сопровождалась такими эмоциями. Не хотелось, чтобы было отчаянно, тоскливо и виновато. Такое решение, в целом, не стоит принимать наспех. Пусть наука и научилась удалять метки, но это дорого и, чаще всего, летально.

«Сначала немного больно, но потом очень приятно» — так все говорят об укусах, следы которых останутся на всю жизнь, как знак принадлежности лишь одному человеку. Но проблема в том, что Чан уже встретил свою пару и связь, пусть и покалеченная, отчасти односторонняя, между ними образовалась. Чем чаще Юндже напоминал о себе, тем крепче завязывал узлы. Поэтому для Бан Чана процесс создания меток был чудовищно болезненным — прежде, чем образуется новая связь, старая должна быть уничтожена. В какой-то момент Хенджин испугался, что альфа порвет ему шею — так сильно он сцепил зубы в агонии умирающей истинности. Не было никакой романтики и сексуальности в этом действе, лишь желание принадлежать и обладать обоюдно.

Но для Джинни все было именно так, как пишут в книжках и рассказывают в фильмах, если не считать небольшого страха за целостность своей шеи. Взрыв фейерверков в голове и ощущение Чана где-то на периферии, как самого себя. Намного слабее, чем могло бы быть, будь они друг другу предназначены, но все же ощущался. От осознания взаимной неотъемлемости под ребрами все сладко сжималось.

Хенджин гладил альфу по спине, содрогающейся от болезненных спазмов, но не мог даже винить себя за его боль, потому что чувствовал — Бан Чан этого хотел так же сильно. Он знал, на что шел.

Так начинается новый этап их отношений.

Чан приходит в норму довольно быстро, снова начинает улыбаться и обновляет абонемент в спортзал, чтобы вернуть былую форму. В погожие дни альфа с омегой долго гуляют по городу, взявшись за руки, и просто наслаждаются компанией друг друга. Им теперь и говорить не особо нужно — с легкостью считывают, понимают без слов. Хенджин, наконец-то, счастлив без всяких «почти». Он теперь уверен, что в его жизни есть как минимум одна константа, на которую можно опереться.

Их циклы полностью совпали на третий раз, и они провели начало нового года, покидая постель только для того, чтобы перекусить и принять душ.

Идиллия омрачается лишь появлением третьего действующего лица, про которого никто не забыл, но упоминать не хотел. В середине января, открывая дверь после стука, Чан знал, кого увидит за ней. Все это время подозрительно отсутствовали звонки и сообщения, и альфа догадывался, что это затишье ненадолго.

— Спасибо, было больно, — улыбка, похожая на гримасу. Юндже хочется кричать, но он молчит и смотрит на след от зубов на шее, не скрытый воротом черной футболки, уже не его уже не истинного. По ощущениям — его предали. Отобрали шанс. Украли того, кто по праву должен был принадлежать ему. Он в какой-то момент даже подумал, что Чан умирает — до того было больно. Но последовавшая пустота была еще страшнее. Хотел сорваться и поехать сквозь страну в канун Нового года, да мать удержала, забрала его телефон и отвлекала всячески, будто знала, что все уже бессмысленно.

Но нет, с этой сволочью все более чем в порядке. Эхо пощечины звонко разносится в пустом подъезде. Но одной мало, чтобы хоть немного выплеснуть свое горе. Поэтому на второй щеке альфы тоже появляется красный след.

Бан Чан молчит. Он понимает, правда. Слов не хватит, чтобы выразить, как ему жаль, что все так вышло, но Юндже его слова, его сожаления не нужны. Поэтому он молчит и ждет, когда омеге надоест колотить по его груди кулаками.

Такую сцену и застает Хенджин, возвращающийся домой с букетом люпинов с работы. Он неуверенно застыл в нескольких шагах, не зная, как действовать в такой ситуации — обойти парней и зайти в квартиру или дождаться финала этой встречи. Ревности больше не было. Не было и ненависти к Юндже, на ее место пришла жалость.

— Поздравляю, — обреченность в голосе омеги пробирает до костей и Хван чувствует легкий укол вины. — Добился все-таки своего...

Брюнет в последний раз толкает Бан Чана и плетется к лифту, едва переставляя ноги, потом останавливается и горько смеется:

— Меня разрывало на части почти час, я думал, что ты умер. И лучше бы я тебя похоронил, чем видеть вот это... — неопределенный взмах рукой в сторону новой пары и шаг в кабину лифта.

Только оказавшись на улице, Юндже позволяет себе рассыпаться в руках лучшего друга, терпеливо ожидавшего его у подъезда. Сказка омеги закончилась, так и не начавшись. О таком его никто не предупреждал. Никто не говорил, что предначертанный может променять его на другого. Никто не готовил его к тому, что истинности может оказаться недостаточно. А он ведь старался, хранил себя, хоть все вокруг и твердили, что это глупо и может оказаться бессмысленным. Он хорошо учился, следил за здоровьем, старался становиться лучше каждый день, превосходить самого себя. И ради чего? Ради кого?

Джинни смотрит бывшему сопернику вслед и молча просит прощения. Сейчас, когда ревность, тревога и страх потерять Чана не затмевают его разум, он по-другому относится к этому парнишке. Он бы хотел что-то сказать, как-то извиниться, но поздно уже. Да и не стыдно ему. Честно, повторись все вновь, Хенджин ничего бы не изменил. Разве что относился бы к этому омеге более человечно.

В тот день они видят Юндже в последний раз. Он отписывается от их соцсетей и удаляет свой аккаунт. Минхо, сходив на разведку в пекарню по просьбе Джинни, узнает, что парень уволился.

И по началу Хван переживает, хоть и бессмысленно это, а потом рутина затягивает и вскоре Юндже становится всего лишь очередным воспоминанием в их жизни. Йерин открыла второй салон и Нами перешла работать туда, а Хенджин остался за старшего в первом и отвечал за стажировку новичков. У Чана, устроившего себе отпуск на весь январь, снова завал. Со отыгрывался на парнях, потому что дома приходилось быть сладким пирожочком, даже если хотелось иногда придушить Феликса, наорать или побить посуду, но с последними двумя пунктами омега и сам прекрасно справлялся. Оставалось у альфы два выхода — доставать Чана и Джисона в студии или гонять себя в спортзале. Парни предпочитали с самого утра отправлять Чанбина в качалку и спокойно заниматься делами вдвоем, даже если это означало больший объем работы.

Однажды боженька решил проверить планету на прочность и в один день собрал всех шестерых вместе в студии. Феликс и Чанбин занимали слишком много пространства — у первого шестой месяц беременности, объемные свитера уже не помогают скрывать круглый живот, а Со раскачался так, что еще немного и перестанет вписываться в дверные проемы. Но Феликс, кажется, новым мышцам своего альфы только рад и при любой возможности любовно их наминает.

Младшему хватает одного взгляда на шею Хенджина. Он качает головой, усмехается чему-то своему, но никак не комментирует новый статус их отношений. Ему и Хвану нечего больше делить, а время для нравоучений упущено.

Минхо беременность Феликса как-то смягчила. Иногда он мог перекинуться с ним парой нормальных фраз, перестал оскорблять, хоть все еще предпочитал игнорировать большую часть времени. Наверное, виной тому коллективный омежий разум, что просто не может позволить нервничать беременному.

Как бы там ни было, альфы, ожидавшие взрыва, выдохнули с облегчением. Планета устояла.

Хенджин, сидя на коленях Чана, потягивал мокко в бумажном стаканчике и отстраненно наблюдал за друзьями. Было сложно осознать, как сильно изменилась его жизнь за столь короткий промежуток времени. Когда-то Феликс был для него всего лишь ярким однокурсником, о котором он знал ровно столько, сколько и все. Минхо был классным танцором с немного пугающей аурой, на которого хотелось равняться. У Джинни был только Сынмин, который, к счастью, остается с ним до сих пор, не смотря на расстояние.

Когда-то у него не было и Чана. Был лишь незнакомец, который совершенно бескорыстно о нем позаботился, задевая что-то в наивной душе.