Flavour

Утро, к сожалению, начинается не с кофе, а с сообщения Дэсона и необходимости перестраивать планы на день.

Хенджин узнает, что о вещах, оставшихся у альфы, можно позабыть, потому что он их выкинул. А еще ему нужно съездить в университет и забрать документы — Дэсон и там подсуетился. Напоследок прислал еще одно сообщение, на которое Джинни отвечать все равно не собирался.

Дэсон:

Теперь живи, как хочешь. И не беспокойся, ни я, ни твой отец тебя не побеспокоим. Как ты и хотел, для нас ты мертв. И я этому внезапно рад. Но не попадайся мне на глаза, потому что я не знаю, чем закончится такая встреча.

P.S. Если содержимое тех папок где-то всплывёт, господин Хван не будет мелочиться. Не жаль себя, подумай о тех, кто рядом.

С универом вышло неожиданно, и обидно за художественные принадлежности, рисунки и любимые толстовки, но черт с ними, с теми вещами. Все это можно купить, нарисовать заново. Свобода от мира, в котором жить не хотел, того стоит. Сначала он расстроился, конечно, и даже слезу пустил. Потом успокоился, не без помощи Чана, заблокировал отца и Дэсона с его матерью везде, где только можно. Заканчивать, так заканчивать.

Было немного страшно, когда в голову снова полезли мысли о том, как быть дальше, на что жить и хватит ли накопленных денег на курсы и чтобы не сидеть на шее у Чана, пока не найдет хоть какую-нибудь работу. Альфе эти мысли не озвучивал, ведь тот, еще делая свое предложение, выразил готовность оплатить обучение и танцы, а Джинни так не хотел.

Проводив Бан Чана, Хенджин заказал такси и поехал забирать деньги из камер хранения. Рюкзак из танцевальной студии Минхо привез ему еще до нового года, когда омега сказал, что не будет некоторое время появляться там, и шкафчик нужно было освободить. Потом заехал в банк, чтобы открыть счет, где провозился почти час, не всегда понимая, что от него хотят и о чем рассказывают. Вклады под проценты? Валютные счета? Нет, он не хочет покупать доллары. Хенджин вообще далек от всего этого. Вышел весь замученный и с растрепанными волосами, которые постоянно трогал, чтобы с ума не сойти. Омега решил посещать банк лично как можно реже.

Зато в университете документы были готовы и ему вручили их, едва Хенджин переступил порог кабинета администрации. Престарелая омега, даже не взглянув на него, пожелала удачи и махнула рукой — свободен. Покидая стены, в которых проводил добрую половину дня на протяжении почти двух лет, Джинни не ощущал ни грусти, ни сожалений. Все равно все к этому и шло. Ничего его здесь не держало, кроме страха остаться никчемным и безработным.

И страх этот никуда не делся, поэтому следующим пунктом в намеченном маршруте становится адрес, по которому располагалась «Школа дизайна». Название громкое, одно из сотни таких же претенциозных. Джинни выбирал то, что ближе к дому, подходит по бюджету, имеет оценку больше четырех звезд и дает гарантии трудоустройства по окончанию курсов, которых было много и сначала даже глаза разбежались. Но рисковать снова омега не решился. Флористика, базовый курс — два месяца, потом по желанию можно учиться дальше, повышать квалификацию. После всех подсчетов, Хенджин выбирает несколько курсов, чтобы не затеряться среди сотен таких же базовых учеников, и иметь хоть какое-то преимущество.

Миловидный парень на ресепшене заваливает Джинни брошюрами и вливает в уши тонны информации, нужной и не очень, и раскручивает омегу на покупку дополнительных мастер-классов («Третий в подарок!»). Хенджин покидает офисное здание, предвкушая, как к осени станет супер-пупер-специалистом в цветочном деле. Еще ощущает себя немножко лохом из-за развешанных ушей и купленных дополнительных уроков. Но научиться делать бутоньерки и букеты из фруктов будет не лишним, да и подарок в виде семинара по коммерческой флористике греет душу.

Омега чувствует себя вымотанным, но, в целом, довольным, потому что день не прошел зря. Занятия его группы на курсе начинаются через неделю и он планирует занять это время поиском подработки. Джинни возвращается к университету, в кафе, где договорился встретиться с Минхо. В ожидании, пока у старшего закончатся занятия, он заказывает карамельный латте и эклер и листает ленту социальной сети. Позже они собираются зайти в студию парней, где Хенджин ни разу не был и ему очень любопытно, где пропадает целыми днями Чан.

Он совсем недавно послушал работы альфы, в том числе треки 3RACHA. Сначала опешил немного, потому что в его голове как-то не вязались дерзкие рэперы с Баном, Ханом и Со. Ну ладно, суровый Чанбин прекрасно сочетался со своей читкой, пусть Феликс и говорил когда-то, что дома тот просто пупсик. Но мамин пирожок Джисон? Кудряшка Чан? Нет. Совсем нет. Это иная сторона двух альф, которая в повседневную жизнь если и просачивается, то крайне редко. Но Хенджин не может отрицать, что эта часть Бан Чана ему нравится, даже слишком.

Треков у 3RACHA непростительно мало, парни зарабатывают тем, что пишут песни для агентств айдолов разного полета, а сами записываются скорее ради развлечения. И это обидно даже, потому что Хенджин легко может представить Чана на сцене, собирающим толпы безумно визжащих поклонников. Хотя нет. Хорошо, что Бан не айдол какой-нибудь и даже не андеграундный исполнитель. Не надо никаких поклонников.

Минхо приходит, когда Хенджин от скуки заказывает еще одно пирожное. Они виделись всего несколько дней назад, в тот воскресный вечер кино, и каждый день переписывались, так что старший был в курсе всех актуальных событий в жизни Хвана. Разумеется, самое сильное негодование у него вызывает поведение Феликса — Джинни никогда в жизни бы не подумал, что можно так виртуозно оскорблять людей одними только эмоджи. Он даже не подозревал, что в наборе существует изображение таракана.

— Ну, как ты? — спрашивает Минхо, рядом с ним снова симпатичный чайник и маленькая чашка. Нежный аромат персика и цветов приятно щекочет нос.

— В порядке, как ни странно. Правда, чувствую себя идиотом, потому что повелся и потратил на курсы больше, чем планировал, — Хенджин грустно вздыхает, рассказывая о визите в «Школу дизайна». — Придется отложить покупку художественных принадлежностей, если не хочу клянчить деньги у Чана. Теперь я остался практически без вещей и телефон нужно сдать в ремонт, так что трат и без этого хватит.

— И почему я не удивлен, что тебя раскрутили? Но ты же знаешь, что Чан не откажет? Так что засунь свою совесть и правильность куда подальше и пользуйся этим, — у Ли не было проблем с тем, чтобы брать все, что дают. И он искренне не понимал почему Хенджину так сложно принимать что-либо от других.

Минхо вообще был убежден, что для нормальных альф в радость баловать омег и заботиться о них. Это вовсе не значит, что омеги должны сесть дома, сложить ручки и просто быть красивыми. Ли за свободу и самореализацию. Но так же он считал, что принимая заботу и подарки, он показывает Джисону его нужность и поддерживает самооценку альфы, которая у сильного пола была довольно хрупкой. И Джинни лишает этого Бан Чана.

В студии Хенджин не находит для себя ничего интересного, кроме сосредоточенного профиля Чана. Его альфа за работой — отдельный вид искусства, который создает шедевры под стать себе. Домой они возвращаются вместе достаточно поздно. Спонтанная идея Чана перекрасить волосы захватила и Хенджина, в итоге они потратили немало времени в магазине, выбирая краску. Чан колебался между пепельным и синим, а Джинни подумывал вернуться к натуральному оттенку, но потом решил, если альфа покраситься в синий, самому перекраситься в красный. Бан Чану идея тоже понравилась.

— Думаешь, мне пойдет? — с сомнением спрашивает Хенджин.

— Тебе все пойдет, я уверен, — Чан говорит так твердо и непоколебимо, что ему и самому хочется в это верить.

Спать ложатся уже вместе, в постель. Яркие красные и синие волосы красиво контрастируют друг с другом на темном постельном белье. Спать вдвоем оказалось намного приятнее, чем по одиночке.

Время мчалось мимо Хенджина с бешенной скоростью. Чан пропадал в студии из-за новых заказов. Наступила весна, потеплело, близилось лето и всем непременно хотелось чего-то освежающего и необычного. Альфы возвращались домой поздно, иногда и вовсе под утро. Минхо ворчал больше всех и таскал своему Ханни полные пакеты вкусняшек.

Хван это время потратил на поиски работы, пока безуспешные. Иногда опускались руки. Особенно когда потенциальный работодатель оглядывал омегу с ног до головы, улыбался хищно, раздевая взглядом, и Джинни уходил со стойким чувством омерзения. Вроде даже не прикасались, а ощущение, будто всего облапали мерзкими потными ручонками.

Потом начались занятия и Хенджин с головой ушел в изучение цветов и составление букетов. Его умирающая страница в социальной сети, где он раз в год публиковал фотографии своих рисунков, снова ожила, раскрасилась цветами, редкими селфи и парой совместных фото с Чаном. Двадцать три неизвестно откуда взявшихся подписчика превратились в сотню, под постами начали появляться редкие комментарии и лайки. За две недели он был активнее, чем все четыре года, что существует его аккаунт. Чан, Минхо и Джисон, а потом и Чонин тоже подписались. Бан первым ставил лайки и комментировал почти каждый пост, восхищаясь то талантами Джинни, то его красотой.

Хенджин был счастлив. Ему нравилось то, чем он занимался. Нравилось приходить после занятий домой и готовить ужин, а потом долго примерять разные фильтры на новые фотографии, чтобы позже остаться недовольным и вообще ничего не опубликовать.

И за всеми этими заботами он совершенно забыл про свой день рождения. Утром двадцатого марта он проснулся в пустой постели — Чан снова остался в студии — от грохота в прихожей.

Омега, сонно потирая глаза, вышел из спальни и увидел, как Бан Чан, тихо бормоча себе под нос ругательства поднимает упавшую с вешалки одежду и пытается удержать в руках большой букет из бледно-розовых пионов, белых роз и лавандовых эустом. Хенджин немного гордится собой за то, что даже в таком состоянии смог узнать все сорта и даже разглядел веточки эвкалипта.

Бан Чан долго думал, что дарить Джинни на день рождения, а потом вмешался Минхо со своими цветами и сделал все еще сложнее. С напутствием «Вазу не забудь купить, а то у тебя такого точно нет» от Джисона, он заехал в круглосуточный цветочный салон, а попал в филиал ада на земле. Зачем кому-то розы выше него? Что с людьми не так? Какая разница, во что их заворачивать? Искусственно окрашенные? Зачем? Спаржа, которая елочка? Какой кошмар! Она съедобная?

— У нас есть экземпляры длиной два метра, — радостно и гордо сообщила девушка-консультант, чем совсем не обрадовала Чана.

— А есть что-нибудь поменьше? — через силу улыбаясь, спросил он.

Поменьше было, но даже для него, не разбирающегося в цветах, букеты казались невзрачными, простенькими и совсем не подходили Джинни. Вот и притащился Бан домой со средненьким, по меркам салона, букетом почти метр в высоту и не почти метр в ширину, немного застрял, споткнулся, снес одежду и разбудил именинника. А ведь за дверью еще стоит коробка с вазой, тоже «маленькой» под стать цветочкам.

— С днем рождения! — Чан неловко улыбается, удерживая букет одной рукой и все еще пытаясь избавиться от хаоса, который сам и сотворил.

— Что? Сегодня? — замешкался Джинни, но почти сразу поспешил помочь альфе и взял цветы, с восторгом погружаясь в нежный аромат. Ему пару раз дарили банальные розы по поводам, которые предполагали такие подарки. В прошлом году Дэсон прислал с курьером букет типичных красных роз почти с него ростом, золотую цепочку с подвеской от известного бренда и путевку на три дня в какой-то загородный спа, куда Хенджин так и не съездил. Но выбор Бан Чана нравился ему намного больше. — Спасибо. Они очень красивые.

Чан думает, что все мучения стоили того, чтобы увидеть неподдельный восхищенный блеск в глазах омеги и наблюдать, как он прижимает к себе букет. А потом, с тихим писком, убегает в спальню, оставляя его ошарашенно стоять у дверей.

Хенджин не назвал бы себя любителем селфи, но сфотографироваться с первым букетом, подаренным Бан Чаном — это святое. И пусть лицо немного помятое и припухшее после сна, фильтры все исправят. Он крутится перед камерой и так, и эдак, поудобнее перехватывает цветы, зарывается носом в нежные лепестки, не в силах сдержать счастливую улыбку. Букет оказался более потрясающим, чем казалось с первого взгляда. Омега не поленился сделать его фото со всех ракурсов и только после этого вышел из комнаты.

Вся одежда в прихожей снова висела на своих местах, а Чан набирал воду в простую стеклянную вазу цилиндрической формы.

— Мне правда очень нравится, — Джинни ставит в нее букет и быстро целует альфу. — Спасибо.

— Я рад, что тебе понравилось, — Чан улыбается ласково и крепко обнимает Хенджина. — Но как ты мог забыть про свой день рождения? Тем более Минхо суетится уже почти неделю. Я думал вы вместе занимаетесь организацией.

— Организацией чего? — с подозрением спрашивает омега. — Что Минхо задумал?

— О, я думал ты знаешь... Тогда, полагаю, это сюрприз?

Джинни утыкается лицом в шею альфы и тихо стонет. Он еще ни разу не сталкивался с энтузиазмом старшего омеги и надеется, что не пожалеет об этом. Чан, словно читая его мысли, успокаивает:

— Не беспокойся, Минхо не будет устраивать ничего экстравагантного. И у меня есть для тебя еще один подарок, — он кивает на обеденный стол, где лежит объемный пакет.

Хенджин чуть не с головой в него залезает, чтобы на секунду успокоиться и проморгаться. В пакете скетчбук известной марки, несколько папок с разной бумагой, акварельные карандаши и наборы красок - акварельных и акриловых. Кисти разных размеров и из разных материалов.

— Спасибо, — благодарит омега севшим голосом и повисает на шее Чана.

— Я не разбираюсь в этом, поэтому взял то, что посоветовал консультант. Надеюсь, угадал.

— Еще как, — кивает, пряча блестящие глаза.

— Хочешь еще немного поспать? Сейчас начало шестого, еще есть время.

Омега снова кивает, обвивает альфу, как коала, и позволяет нести себя. Он боится, если откроет рот, расплакаться от переполняющего чувства благодарности. Бан аккуратно укладывает его на кровать, оставляет на губах долгий поцелуй и отстраняется.

–Я быстро схожу в душ и вернусь, хорошо? Спи...

Вечером замысел Минхо становится ясен и Хенджин выдыхает с облегчением, опускаясь на неимоверно мягкий кожаный диван лаунж-бара, где Ли забронировал столик. Три одинаковых дивана вокруг квадратного стола отделяет от других перегородка, увитая плющом. Эмбиент и тихий гул голосов на фоне сливаются в единый звук и ненавязчиво расслабляют. Хенджину здесь нравится.

Он сегодня долго крутился перед зеркалом, нарядился, но перед самым выходом попытался снова влезть в джинсы и привычный свитшот. Чан его остановил, всю дорогу до бара убеждал, что Джинни выглядит великолепно и уместно. И, честно, так оно и было. Бан Чан всегда считал омегу нереально красивым, но, когда тот вышел из ванной в обтягивающих черных джинсах и белой воздушной блузе, заправленной в них, то надолго подвис. Контраст обтянутых тканью потрясающих тренированных длинных ног и невинности шифоновых оборок был чертовски сексуальным. Хенджин даже подкрасился немного, подчеркнув глаза. И теперь смущался, получив комплименты даже от Хенсу и Джисона. Чонин вообще пришел в восторг от нового образа омеги, особенно от ярко-красных волос.

— Главное под дождь не попасть, — хмурится Хенджин, вспоминая испорченную алыми подтеками белую куртку.

Минхо осмотрел его с видом гордого родителя, обнял, вручил подарочный крафтовый пакет с мордочкой котика и притворно всхлипнул:

— Ты так вырос с нашей первой встречи, — шутка лишь отчасти, понимают оба. — Подарок откроешь дома, — и так подмигнул, что младший боялся думать о содержимом. Ли было неведомо чувство стыда.

Вечер прошел отлично и Хенджин несколько раз поблагодарил Минхо, потому что сам вряд ли бы вообще решил отмечать. Он больше не покупался на попытки Чонина споить его и весь вечер пил слабоалкогольную Сангрию, смеялся вместе с ребятами, разговаривал, не зажимаясь, как это было в декабре. Потом, когда принесли торт, Джинни задул свечи, загадывая желание. Оно было таким глупым и наивным, но первым пришло ему в голову, затуманенную шестью (или их было семь?) бокалами.

Они просидели до закрытия и разъехались по домам на такси. Хенджин только с помощью Бан Чана смог сесть в автомобиль и выйти из него, держа в руках подарки и еще два букета, более скромных, чем цветы от Чана, но все равно красивых, с герберами и чайными розами. Омега уже мог назвать этот день рождения лучшим в его сознательном возрасте. Может, когда-то давно он думал также о поездке в Диснейленд в этот день с папой, но сейчас и не помнит даже, что чувствовал тогда. Благодаря отцу у него даже фотографий на память не осталось.

Других ваз в квартире не обнаружилось и пришлось приспосабливать под цветы графин и контейнер для сыпучих. Потом нетвердой рукой пытался все три букета красиво сфотографировать.

И Чан, заметив, чем омега занят, не ожидал, что тот зайдет в спальню, пока альфа переодевался в домашнюю одежду, с меховыми кошачьими ушками на голове и пушистыми наручниками в руках.

— Подарок Минхо? — спрашивает он, прочистив горло. Яркий румянец на щеках Хенджина сводит с ума.

После той неловкой близости на диване между ними не было ничего больше поцелуев. Чан не хотел давить, а Хенджин не проявлял инициативу.

— Там ещё был хвост, — тихо, на грани слышимости говорит Джинни, но альфа его прекрасно слышит и не может остановить свою фантазию, стремительно подкидывающую соблазнительные картинки. Но реальность оказывается намного лучше. — И, возможно, я его примерил...

Чан только сейчас опускает глаза ниже и видит, что на омеге лишь рубашка, едва прикрывающая пах и между стройных ног, что стали причиной многих стояков альфы, болтался длинный черный хвост. Как он держался догадаться было не сложно.

Хван сам не знал откуда в нем только смелость взялась не только впервые что-то засунуть в себя, кроме пальцев в течку, но и появиться в таком виде перед Бан Чаном, голодный взгляд которого сейчас пробирает до мурашек. Возможно, он просто слишком устал от джентльменства Чана и, если бы не Минхо, вообще погряз бы в неуверенности в себе, убежденный, что альфа его не хочет. Но старший быстро вправил ему мозги. Да ещё и подарок такой вручил. Почему-то мысли им не пользоваться даже не возникло.

—Ты потрясающий, — выговаривает Чан, сглатывая вязкую слюну, и вдыхает усилившийся запах спелой земляники и собственной хвои. Он так и стоит у шкафа, без рубашки и с расстегнутой ширинкой брюк, и притягивает омегу к себе, гладит его бедра, умирая от гладкости кожи под пальцами. Для него вся эта ситуация — самый четкий ответ на вопрос, который он не озвучивал. Хенджин тоже хочет его. Хочет с ним.

В постели омега оказывается уже полностью голым, только на голове остается ободок с ушками, а внутри пробка, достаточно маленькая, чтобы не причинять дискомфорта, но и удовольствия от нее никакого.

Чан, дорвавшись до желаемого, не переставая оглаживает и покрывает поцелуями все тело, оставляет отметины на мягкой коже, дразнит, едва касаясь небольшого, но, как и все в Джинни, красивого члена. Пальцами восхищенно скользит по длинным ногам, обводит тонкие косточки, губами скользит по внутренней стороне бедер.

Джинни потерялся в ласках и нежных словах, и мог только держаться за плечи альфы и смазано отвечать на поцелуи. Было так жарко, так сладко, так невозможно. Запах Чана окутывал его с ног до головы и Хенджин облизывал пересохшие губы, языком собирая фантомный снег и смолистую горечь сосны. Переборов смущение, так не кстати проснувшееся, омега опустил руку между их телами, под брюки, которые все еще почему-то были на альфе, и дальше, пока тонкие дрожащие пальцы не коснулись горячей плоти и не сомкнулись вокруг. Было странно ощущать чужой член в руке, но приятно. Он чувствовал, как вздрогнул Бан Чан от его прикосновения и простонал глухо в шею омеги, чувствовал, как пульсировал орган в его пальцах.

— Сними их, — омега дернул мешающие брюки. — Сними...

Чан отстранился, стягивая штаны, порядком надоевшие ему самому, вместе с бельем и носками, чувствуя на себе жадный взгляд омеги.

— Нравится? — с усмешкой спрашивает он, не спеша снова устраиваться между бедер, и сам глаз оторвать от Джинни не может. За какие заслуги ему достался такой великолепный, без единого изъяна, омега, он не знает, но отказываться уж точно не будет.

— Очень, — тихо в ответ. Хенджин тянет руку к напряженным кубикам пресса, едва касается кончиками пальцев влажной кожи и скользит вниз, обводит блестящую головку, слегка оттягивает плоть и возвращает назад, наблюдая зачарованно, пока альфа загнанно дышит, стараясь не шевелиться и дать ему время. Наигравшись, Джинни переворачивается на живот и становится на колени, немного прогибаясь в спине, подставляясь, предлагая себя. Красное лицо прячет в подушку. Он понятия не имел, что делать дальше — жизнь не порно — но инстинкты вовремя проснулись и вели его вперед.

Чан с трепетом провел ладонями по бедрам и упругим ягодицам омеги, слегка раздвинул их и тяжело сглотнул, увидев, как покрасневшее колечко мышц, блестящее от смазки, сжимается вокруг пробки. Он медленно тянет за хвост и не отрывает взгляд от представшего перед ним зрелища. В его жизни было немало омег. Скромные и развратные, скучные и изобретательные, девственники и проститутки. Чан не отказывал себе в удовольствии. Даже вернувшись в Корею из Австралии, успел пройти через пару незначительных связей.

Но Хенджин был у него впервые.

Альфа, бросив хвост куда-то на пол, оставил засос на левой ягодице и поднялся поцелуями по позвоночнику от копчика до шеи, наслаждаясь приглушенными стонами омеги. Растягивал медленно, пытаясь сдержать себя от поспешности и грубости, шептал всякие глупости на ушко, и сам не понял, как довел Джинни до оргазма своими пальцами. Омега сжимал его внутри, дрожал, выгибался потрясающе и бормотал в подушку его имя.

Чан осторожно вытащил пальцы, оставил поцелуй на покрытой испариной спине и лег рядом, давая время отдышаться и прийти в себя, игнорируя собственную болезненную эрекцию.

— Надеюсь, чтобы нормально переспать с тобой, мне не придется приковывать тебя теми наручниками, — недовольно бурчит Хенджин на его действия.

— И что ты подразумеваешь под «нормально»? — Чан дразнит.

— Ну, даже не знаю... Может, твой член во мне?

— Кто ты, развратник? И куда дел моего милашку Джинни?

— Твоему милашке Джинни пришлось стать развратником, потому что он боится умереть девственником, пока ты соберешь свои яйца в кучу.

— Ого, — искренне удивляется Чан новому лексикону омеги. — Не общайся больше с Минхо, он на тебя плохо влияет.

Хенджин переворачивается на бок и тянет руку к члену альфы, сжимает и поглаживает, лишая разума.

— Помолчи, Чанни, и займись делом.

— Нетерпеливый, — Чан едва сдерживался, но теперь разрешение получено и он устраивается между ног Джинни, убирает влажные алые пряди за ухо, любуется родинкам омеги.

— Говори, если будет больно или даже просто неприятно, хорошо?

Хенджин кивает и скрещивает лодыжки у Чана за спиной.

— Обязательно скажу... Давай, Чанни... — шепчет и запрокидывает голову, впервые ощущая в себе альфу. Ему не больно, Чан хорошо его подготовил, непривычно только, немного странно после только что случившегося оргазма, но есть что-то невероятно возбуждающее в том, чтобы чувствовать Бан Чана таким образом. Первые толчки медленные, аккуратные и тугие, но естественная смазка продолжает выделяться и облегчает скольжение. Хенджин постанывает, вцепившись в шею альфы, и Чан смелеет, двигается быстрее, так, чтобы кожа к кожа, со шлепком при каждом соприкосновении.

— Ты такой красивый, Джинни... Самый великолепный, — слова льются в уши омеги и отпечатываются на подкорке. —Мне с тобой так хорошо...

Хенджин проглатывает глупые слова о любви, не время для них, и кусает Чана за шею. Недостаточно для полноценной метки, но недвусмысленный синяк останется на несколько дней. Чан со стоном входит жёстко и глубоко, отчего дрожащие ноги Джинни падают на кровать, но альфа садится и закидывает обе ноги себе на плечо, удерживая одной рукой тонкие лодыжки, а другой обнимая бедра, и двигается размашисто, выбивая из Хенджина громкие стоны, как тогда, на диване. Омега держится слабыми пальцами за подушку, чувствуя, как напряженный член, прижатый к животу, начинает пульсировать сильнее.

— Я сейчас... сейчас... ах! Чанни...

Чан, увидев, как Хенджин кончает без рук, сам едва успевает выйти из приятной влажности и заливает спермой живот омеги. Джинни добивает его, смешивая идеальными пальцами их жидкости и размазывая по своему телу. Страшно представить, на что он будет способен, когда переборет смущение и наберется опыта.

— Ты — сексуальное чудовище. И я, кажется, влюбился, — на выдохе, не до конца соображая, Чан высказывает то, о чем думал.

— Я тебя тоже, кажется... — смущенно в подушку бормочет Джинни. Эйфория от первого секса и признания альфы накрывает его. Сердечко бешено бьется о ребра, а в голове взрываются фейерверки. Чан обнимает его, целует медленно, чувственно.

Они вместе меняют постельное белье и вместе идут в душ. Оторваться теперь, когда все можно, кажется невозможным.

На телефонах обоих остаются непрочитанными до утра одинаковые сообщения от Минхо.

«Не благодари.»