Глава 2
Лея
— Женщина. Потеря сознания. Адрес — ул. Ломоносова, двадцать семь. Вызывает ребенок, 8 лет, девочка.
Голос диспетчера звучал отчётливо, как выстрел.
Я села ровнее.
8 лет. 8. 8.
Ровно столько мне было, когда мои родители в один день исчезли из жизни.
— Сан. Саныч, давай, топи, — выдохнула я, но голос предал. Он дрогнул.
Настя молча протянула мне перчатки. Мы обе знали — не в первый раз такое. И всё равно внутри, будто кто-то поставил ладонь на горло.
Машина вылетела на перекрёсток. Сирена хрипела. Улицы сжимались, как в тоннеле. Я смотрела в окно, но видела не асфальт.
Я видела кухню в бабушкиной квартире. Стол, за которым мне сказали, что мама не придёт.
Подъезд облезлый, дверь открыта. На площадке — девочка. Маленькая. Блондинка. В пижаме с зайцами.
Стоит босиком на плитке. Не плачет. Просто смотрит.
— Мамочка не просыпается, — тихо сказала она.
И я сжалась внутри. Прямо как тогда, когда я стояла у кровати и трясла свою.
Мы влетели в квартиру. Мать — на полу, серая. Без сознания.
Я попросила малышку пойти в комнату и включить телевизор. Лишь бы она не видела этой картины. Она послушалась, так и сделала.
Я не успевала давать команды Насте, мы не первый раз вместе работаем. Она знала все наперед. Работали как слаженный механизм.
Освободить и отчистить дыхательные пути, обеспечить циркуляцию, стабилизировать пациента.
Обычно я не нервничаю на вызовах, я собрана, нету времени на эмоции, все выработано до автоматизма.
Она была такой, какой была я. Один в один. проскакивает что-то — еле заметное, будто дрожь внутри. Особенно когда рядом ребёнок. Особенно когда мать — бледная, без сознания, с липким потом на лбу и нитевидным пульсом.
Мы с Настей работали молча. Ловили друг у друга взгляды, кивали, передавали инструменты вслепую. Сначала — дыхательные пути. Жгут. Катетер. Монитор. Капельница пошла. Пульс слабый, давление почти на нуле. Состояние критическое, но шансы есть. Значит — бьёмся.
Я не помню, дышала ли сама. Всё тело сжалось в один пульсирующий импульс: только руки, только движения, только тембр монитора рядом. В сознание она не приходила. Я держала её запястье, отслеживала пульс, как будто от меня зависел каждый удар сердца. А может, так и было.
Мы стабилизировали женщину. Везём.
Я села рядом с девочкой. Она не плакала. Просто смотрела.
— С ней всё будет хорошо? —
Я замерла.
Что ты скажешь, когда не знаешь? Когда сама когда-то слышала: «Мы сделали всё, что могли»?
Я сглотнула.
— Мы стараемся. Очень стараемся, — прошептала.
Девочка кивнула. Как взрослая.
Когда двери скорой захлопнулись, я стояла у обочины и не могла сдвинуться. Воздух был липким, майским. Но я чувствовала только холод внутри.
Настя молча подошла, сунула мне в руки бутылку воды.
— Всё нормально, Лея.
Я только покачала головой.
Нормально — это когда дети не остаются одни.
Но это не тот мир.
И я — не всесильная.
Я просто врач. Которая опять чуть не сломалась.
И всё равно — не отступила