Розовое чудо
Чанбин ловит на себе испытывающие заинтересованные взгляды друга и мысленно устало вздыхает. Ничего с ним не случилось: гром не грянул и не поразил его, руки ноги не отнялись. Более того, стояк и выносливость в постели на месте, буквально вчера в Эйдс проверял. И запросы прежние - высокие, модельной внешности омеги, не меньше двух за ночь и непременно, каждый раз новые. Однообразие убивает страсть. Трахать одного омегу на постоянной основе - нет, это не про него. Даже если это миниатюрный, с влажными глазами оленёнка и розовыми, цвета сладкой ваты волосами омега. Даже если это его истинный. Чанбин заканчивает доклад, кладёт папку перед Чаном на стол и возвращается к завтрашнему расписанию. Ничего в жизни альфы не поменялось, как и в его распорядке. Чан подыгрывает - не лезет за объяснениями и не промывает мозги. Хотя, Бин точно знает, Джин тому не один скандал устроил, защищая друга и обвиняя жестокого, бессердечного альфу во всех грехах. Чанбину, правда, жаль. Причинять боль омеге, да ещё такому юному и не искушённому, для которого истинность - воплощение мечты и цель жизни, неприятно. Как неприятно было видеть привлекательное, озарённое надеждой личико вмиг сменившееся на потрясённое, пропитанное болью и отчаянием, когда альфа просто и сдержанно заявил, что не верит ни в истинность, ни в то, что у них что-то может получиться. Омега стоял перед ним с опущенной головой, молча принимая горькую правду и послушно внимая доводам - они действительно слишком разные: возраст, положение, пристрастия. Очевидно же. Чан жалостливо косится в сотый раз за день на друга, и Бин раздражается. Какого чёрта? Он что, болен или с ним что-то не так? Альфа живёт той жизнью, которую выбрал сам и доволен ею. Абсолютно.
Череда дней сменяется неделями, сезонами, и всё идёт по накатанной. Завалы на работе, встречи, договора, новые проекты. Долгожданные пятницы - это дорогой алкоголь и эффектные омеги, что сидят по обе стороны от него и ласкают крепкие бедра, пробираясь шаловливыми пальчиками к ширинке. Чанбин чувствует легкое головокружение и то, как неприятно давит плотная ткань брюк на возбуждение. Юноши трутся о него, целуют шею, страстно шепчут в уши о том, какой у него большой и какой альфа горячий. Периодически отвлекаются на белые дорожки, что рассыпаны на столике перед диваном, на котором они расположились. Снова возвращаются к альфе, облизывая поплывшими похотливыми взглядами. Бину скоро надоедает эта игра, и он резко тянет одного омегу на колени, доставая из расстёгнутой ширинки крупный член. Разворачивает парня к себе спиной, приспускает его брюки и насаживает до упора, облегчённо рыча. Омега дёргается, недовольно скулит, но Бин точно знает, что тот справится. Глаза юноши под кайфом осоловелые и мутные, ткань брюк пропиталась смазкой, и вскоре, в подтверждение своих догадок Бин слышит грязный протяжный стон. С наслаждением наблюдает, как аппетитная задница начинает подниматься и опускаться вниз по стволу, ритмично подаваться навстречу. Альфа обхватывает сочные ягодицы обеими руками и начинает помогать, превращая плавные размеренные движения в хлёсткие шлепки - мокрые, резкие. Юноша принимает заданный темп, остервенело подмахивает и вскоре вовсю скачет на его члене, запрокинув голову и отвязно матерясь. Бин хмыкает про себя, радуясь, что музыка заглушает это непотребство - омега попался абсолютно без тормозов. Чёрный кожаный диван на котором расположилось трио рано утром выглядит уже не так презентабельно. Бин приподнимается, стряхивая с тела чужие конечности, что обвили его, словно лианы, и морщится от отвращения. Гладкая кожа дивана вся в белых подтёках, спермой и смазкой разит за версту, а голые тела, что валяются рядом в беспорядке, уже не кажутся ни красивыми, ни сексуальными. И почему утро всегда оседает на языке мерзким привкусом разочарования? Бин трёт глаза, лицо и встаёт с траходрома, осматриваясь в попытке найти одежду. Убраться отсюда хочется как никогда, и альфа, наскоро собравшись, спешит к выходу.
Дома тихо и идеально чисто - ни посторонних звуков, ни запахов, ни намёка на беспорядок. Картинка в глянцевом журнале по дизайну интерьеров и та проигрывает обстановке его пентхауса в центре города. Альфа прислушивается к тишине - заунывной мелодии одиночества, и в груди противно щемит. Грустный, пронизанный мукой взгляд возникает перед Бином. Омега позволил увидеть его всего на пару секунд, сразу опустив голову вниз, к полу, но альфе хватило и их, чтобы получить представление о том, как выглядит разбитое сердце. Джисон стоял провинившимся беззащитным ребёнком посреди чужой гостиной, послушно принимая унизительную правду в наказание. Только в чём его вина? В том, что оказался истинным чёрствого сухаря, не верящего в сказку про настоящую любовь, ту, что предназначена на век? Чанбин злится: на природу, что видимо совсем сбрендила, на себя, за то, что ранил это розовое чудо. Оправдывает собственные чувства обычной человеческой жалостью, иначе как объяснить вечно маячащее фоном и не отпускающее чувство вины и что-то незнакомое, что заставляет ощущать чужую боль, как собственную и заставляет сомневаться - это его сердце невыносимо ноет или моё? Вынимающий душу взгляд преследует, не желая покидать воспоминания альфы. Скорее наоборот, чем больше Бин пытается забыть, тем чаще и настырней образ омеги предстаёт перед ним, подчас в самые неподходящие, неуместные моменты. Бин садится у телевизора и, сделав глоток холодного пива, щёлкает пультом в поисках Нетфликс. Если от блядей и порошка тошнит, то нужно сделать перерыв на отдых, забыться и всё будет как прежде, до этой чёртовой встречи.... Через пару часов пульт летит в угол, а высокий бокал на пол. Обманывать себя можно бесконечно, но Чанбин откровенно заебался. Решительно встав с дивана и схватив куртку на ходу, он стремительно направляется к выходу.
Джисон сидит на постели, укутавшись в одеяло, окунувшись в конспекты и попивая горячий шоколад. Глаза уже слипаются, но первый курс университета дело ответственное и омега полностью погружен в учёбу. Так даже лучше, ненужные мысли реже лезут в голову и на грусть - хандру времени почти нет. Он даже Джину с Ликсом частенько отказывает на их предложения развеяться - кино, парк развлечений, лучшая кофейня города с изумительным кофе ...неужели, когда-то он не мог прожить без всего этого? Джисон вопросительно смотрит в ответ на ошарашенные сочувствующие лица друзей и торопится уйти. Ему и правда пора, столько заданий и дел. Всё, что угодно говорит, лишь бы не видеть эту разъедающую душу кислотой жалость, не чувствовать горький стыд от того, что именно он тот самый омега, возможно, единственный в городе, от которого отказался истинный. Джисон до последнего хранил частичку надежды на то, что альфа одумается и изменит решение. Но шли дни, недели, которые превращались в месяцы и даже она, мизерная и шаткая испарилась. Как и слёзы омеги, уставшего плакать и страдать. Джисон привык и больше не копается в своих ранах, не ищет ответы. Просто встаёт каждое утро и делает то что нужно: ест, учится, даже улыбается подчас чужим шуткам. Изо всех сил делает вид, что живёт и радуется как все вокруг. Стук в дверь отвлекает от нудного учебника, и омега плетётся открывать прямо так, в коконе родного уютного одеяла. Глаза Джисона округляются от шока и неверия, когда он видит облокотившегося о косяк альфу, загородившего собой весь дверной проём. Омега открывает рот, пытаясь выдавить из себя хоть какой-то звук, но выглядит как рыба, выброшенная на сушу - тяжело дышит и изумлённо без конца моргает. Чанбин не похож на себя - кожаная куртка, чёрная футболка и джинсы, обтягивающие рельефные бедра. Джисон заторможено думает, что никого более сногсшибательного в жизни не встречал, но тут же даёт себе мысленно затрещину. Альфа давно отказался от него, и по какой бы причине не оказался у его порога сейчас - это явно не признание в любви. Чанбин окидывает взглядом всклокоченное розовое чудо, укутанное в несколько слоёв одеяла, и подмечает зорко каждую мелочь: осунувшиеся щёки, что делали раньше омегу похожим на бельчонка, шоколадную пенку над верхней губой, тихую грусть в глазах. Чувствует досаду. Джисона хочется срочно откормить обратно, чтобы щёки вернулись на место, хочется провести пальцем по губе, стирая след от шоколада, а ещё лучше слизать языком, пробуя сладость на вкус. Бин звереет мгновенно и чертыхается про себя, отводит глаза в сторону и срывающимся глубоким голосом извиняется.
- Прости, я не должен был так с тобой поступать. Мне очень жаль, я ... - альфе с огромным трудом даются слова, но таскать тяжкий груз в себе и думать, а что если бы он просто не в силах больше.
Бин должен знать наверняка, убедиться, что это оно, то самое грёбаное чувство, в которое он отказывался верить до последнего. Альфа смотрит куда угодно, только не на омегу и уверенно продолжает.
- Хочу предложить тебе встречаться. Не уверен, что получится, и всё сработает, но.... - признаётся альфа, поворачивясь к омеге, и заглядывает измученно и просяще в широко распахнутые глаза.
- Пожалуйста, стань моей парой ... - просит Бин. Джисон замирает и, кажется, даже не дышит, пытаясь осознать, что всё, что он видит и слышит не сон.
Но нет, альфа настоящий и смотрит так, что сердце омеги несётся вскачь, как сумасшедшее, а в голове творится полный кавардак. Джисон вглядывается в лицо напротив и читает без слов состояние, эмоции, переполняющие альфу. С удивлением осознаёт - не ему одному было плохо все эти бесконечные месяцы вдали от своей пары.
Для Чанбина всё впервые - задний ряд ночного кинотеатра, погружённый в полумрак и неповторимую атмосферу романтики первого свидания, омега рядом, который не смотрит фильм, а будто проживает чужую жизнь. Тот счастливо смеётся, пихая сладкий поп корн за щёки, мило всхлипывает, утирая покрасневший нос или в испуге прижимается к его боку, цепляясь за рукав и премило попискивая. Бин же увлечён не фильмом, а им и не в силах перестать любоваться - неподдельные искренние эмоции так красиво смотрятся на прелестном невинном личике. Он слушает щебетание омеги - мелодичное и задорное, и с трудом вспоминает, когда в последний раз ему было настолько хорошо, спокойно. Наверное, только в детстве. Аромат домашней выпечки и ласковых объятий папы - всё это воплощает один маленький омега, что сидит рядом и горько рыдает над какой-то сентиментальной чушью на экране. Бин с улыбкой вздыхает и тянется за платком - мелодрамы эти полная ерунда, он терпеть их не может. Но ради того, чтобы сидеть рядом, держать за руку и успокаивать, проводя пальцами по щеке и собирая солёные слезинки, альфа об этом забывает. Они проводят много часов в любимых кофейнях омеги, обсуждая всё на свете, и Бин неожиданно для себя приходит к выводу, что приятное общение зависит не от возраста, статуса или наличия общих тем для разговора, а исключительно от человека, что сидит напротив. Поражается сам себе, тому насколько уютно и комфортно молчать в компании омеги, греясь в теплоте его доброй улыбки и нежась в обволакивающей сладости уже родного аромата. Часы пролетают незаметно и легко и даже их оказывается катастрофически мало, когда вечером приходится расставаться. Бин не хочет отпускать и томительно долго целует, обхватив руками лицо. Губы жадно исследуют рот, язык погружается в горячую глубину и орудует там, возбуждающее наступая, обучая и заводясь от его невинности настолько, что член грозится порвать ткань ставших внезапно тесными брюк. Омега до чёртиков сладкий, нежный и хрупкий и плавится в его объятиях, словно воск. Бин подхватывает за попку и пересаживает к себе на колени. Тот упирается спиной в руль, и альфа отодвигает назад водительское кресло, чтобы ему было удобней. Джисон обнимает за шею и загнанно дышит, пытаясь не стонать слишком громко, когда тот впивается в шею поцелуем и оставляет засос. Неловко ёрзает на коленях, пока его не придвигают к мощному горячему торсу ещё ближе - настолько, что омега ощущает чужое возбуждение, упирающееся ему между ягодиц. Бин легко, как пушинку приподнимает и опускает на себя, трется внушительным стояком об аккуратный небольшой бугорок на джинсах омеги, имитируя фрикции. Повторяет снова и снова, довольно наблюдая, как тот закусывает в нетерпении губу и жалобно скулит. Альфа держится из последних сил и подаётся вперёд, впиваясь голодным поцелуем во влажные распухшие губы, ощущая себя перевозбуждённым подростком, что никогда не трахался. Член болит, руки трясутся и целовать омегу хочется до покрасневших истерзаных губ, не отрываясь. Вставляет Бина буквально от всего, любой мелочи. Будто не было многолетнего опыта и десятка омег, вытворяющих то, на что могла решиться исключительно больная фантазия. Джисон - единственый, кто существует для него сейчас. Лучистые доверчивые глаза, мягкая улыбка, пухлые щёчки и миниатюрное, с ума сводящее тело, в которое он мечтает погрузиться.
Джисону же по-прежнему думается, что он спит. После долгих месяцев страданий альфа, что самозабвенно целует куда придётся и гладит по спине, прижимая к могучей груди, кажется прекрасной иллюзией. Страх разрастается в омеге день ото дня. Бин давно перестал быть эфемерным идеальным принцем, наивной мечтой, превратившись в реальность, насущную необходимость. В сильных надёжных руках, сосредоточенном хмуром взгляде, скупой улыбке и глазах, полных затаённой нежности. Омега растворяется в нём без остатка и понимает - если альфа уйдёт, он умрёт, не сможет прожить и дня. Отрывается от любимых губ и смотрит в глаза, пытаясь передать всё то, что накопилось внутри - море невысказанных глубоких чувств. Чанбин проводит рукой по розовым волосам, мягко и осторожно целует, отвечая полным любви и преданности взглядом, который является молчаливым признанием - альфа чувствует то же самое.
Чанбин поворачивает голову ко входу, украшенному белоснежными цветами и замирает - омега в слепящем белом костюме выглядит потрясающе. Глаза блестят, словно бриллианты, лицо светится предвкушением и радостью. Строгий костюм и ярко розовые волосы делают Джисона похожим на феечку из сказки, и альфа не спускает очарованного влюбленного взгляда с приближающегося к алтарю парня. Бешено стучащее сердце Бина успокаивается, только когда в его больших ладонях оказывается изящная маленькая ладошка омеги. Держит крепко, проводит большим пальцем по тонким пальчиками и расплывается в счастливой улыбке, когда слышит заветное.
- Можете поцеловать жениха.
Омега лежит на огромной постели, взирая на нависшего над ним альфу расширившимися от страха и возбуждения глазами. День свадьбы пролетел как один невероятный миг. Он и сам не понял, как оказался в номере для молодожёнов отеля, когда альфа успел снять с него рубашку и расстегнуть ширинку брюк. Всё как в тумане пролетело мимо омеги. Джисон видит только гипнотизирующие, пылающие желанием чёрные глаза в перерывах между бесконечными поцелуями, которыми альфа осыпает его лицо и грудь. Кожа под ними горит, Джисон и сам пылает изнутри и плавится. Альфа стягивает брюки и замирает над голым стройным бедром. Омега приподнимается на локтях, расфокусированным потерянным взглядом натыкается на откровенный аксессуар. Краснеет до кончиков ушей, не понимая, как рискнул пойти на поводу у Феликса и нацепил эту чёртову розовую кружевную подвязку. Джин виноват не меньше, что поддержал идиотскую затею и окончательно сбил Джисона с толку. Вот же подфартило с друзьями... мысли омеги, запнувшись о взгляд альфы, поплыли и рассеялись, как утренняя дымка, когда тот, восхищённо разглядев вещицу, принялся обводить пальцами кожу под самым кружевом и, низко наклонившись, впился влажным поцелуем в бедро. Язык альфы проходится по самой кромке подвязки, прикусывая чувствительную кожу и оттягивая зубами тонкую ткань, и стон застревает где-то в глотке Джисона. Обессиленно откинувшись на подушку, цепляется за неё пальцами. Звук мокрых поцелуев наполняет комнату, но омега упрямо отказывается смотреть вниз. Туда, где Бин, устроившись меж его разведённых худых ног, продолжает иступлённо ласкать, прикусывать и зализывать внутреннюю сторону бедра. Альфа переходит на другое, и Джисон теряет терпение, сил вынести пытку почти не осталось. Губы искусаны в кровь, плоский животик дрожит. Ещё немного он, наплевав на гордость сам будет умолять альфу взять его. Чанбин облизывается и склоняется над пахом - громкий стон оглушает пространство комнаты, а потом они раздаются без передышки, звонкие, рваные. Голова альфы непристанно двигается, а рот без устали вбирает бархатный член и сомкнувшись на нём, поглощает по самое основание. Бин помогает себе языком, порхая по головке, облизывая, пока Джисон с жалобным всхлипом не кончает. Для невинного омеги обрушившееся наслаждение подобно землетрясению, но прийти в себя толком не даёт. Выпрямляется, придвигает за тощие коленки вплотную. Пальцы находят сочащуюся дырочку и погружаются в жаркую глубину - один, второй. Когда их три омегу выгибает дугой, член снова прижимается к животу и истекает смазкой в ожидании. Чанбин и сам на грани, кидает последний взгляд на разомлевшего перед ним парня, любовно сохраняя в памяти, прежде чем пристроиться ко входу и толкнуться в тесную глубину. Не без труда входит до конца, блаженно простонав и замерев. Бин опускается на омегу и сцеловывает слезинки с глаз, тихонько успокаивая, дожидаясь, пока тот окончательно привыкнет и только тогда начинает деликатно двигаться. Внимательно следит за реакцией, за тем, как рот омеги открывается в беззвучном стоне и глаза распахиваются поражённо. Трахает методично и аккуратно, срываясь на бешеный темп, когда омега с силой вонзает коготки в спину и скулит, просит глубже, сильней. Бин же купается в непередаваемом восторге - фейерверки один за одним взрываются перед глазами и картинка вокруг плывёт, до того хорошо в нём - тесно и горячо. Сплетённые в единое ароматы уносят далеко в небеса и отключают разум, оставляя одни голые инстинкты. Альфа срывается. Закидывает тонкие ноги на плечи и вдалбливается в податливое тело изо всех сил, потеряв контроль. Замечает как Джисон, закатив глаза, кончает себе на живот - мощно, громко и вогнав член до упора, следует за ним. Сперма заполняет содрогающееся тельце, и Бин, спохватившись, порывается выйти, но омега смыкает ноги на его пояснице, не пуская.
- Хочу тебя всего, целиком ...- задыхаясь, шепчет Джисон и прижимает к себе ещё теснее, - пожалуйста, Бинни...
Омега умоляет так надрывно и страстно, что убивает в альфе всё живое, ставит на колени тихим тоненьким голоском, превращая в послушного пса. Но Бину до гордости давно нет дела, он счастлив провести у этих ног всю оставшуюся жизнь. Крепко обнимает, выпуская узел, целует во влажный висок и решает, что своё розовое счастье отныне ни на что на свете не променяет и никому не отдаст.
Яркий лучик солнца слепит глаза, и Бин, лениво приоткрывая их, морщится. Рядышком лежит обнажённый омега. Ручка его оплела мощную грудь, стройная нога со сползшей до колена розовой подвязкой, кружево которой местами порвано и свисает, покоится на бедре альфы - Джисон крепко спит. Бин довольно утыкается в ароматную макушку, делая глубокий вдох, и расплывается в беззаботной улыбке. Утреннему разочарованию больше нет места в жизни альфы, пока розовое чудо его сопит забавно под боком.