Принц Из Гетто

Солнце заливало золотистыми лучами город, что раскинулся у ног ярким поблёскивающим муравейником из бетона и стекла с его суетящимися, вечно спешащими жителями. Чан стоял у панорамного окна, рассеяно наблюдая за его суматошной жизнью, пока Чанбин продолжал что-то настойчиво объяснять, абсолютно без толку, ведь мысли альфы были далеко отсюда. Они вертелись вокруг одного юного омеги, что прочно засел в голове, вытеснив всё, что когда-то казалось важным и первостепенным. Бин завалил работой, и времени катастрофически не хватало. С каждым днём Чан с горечью ощущал, что омега отдаляется, грустит, как что-то гложет его, лишая покоя.

- Ты хоть слово слышал из того, что я сказал? - устало выдохнув, спросил Бин и, бросив папку на стол босса, уселся в кресло напротив.

Чан развернулся и пристально оглядел друга.

- Ну давай, я готов побыть твоей подушкой. Можешь излить мне все свои горести и невзгоды, - шутливо раскинув руки в стороны, произнёс Бин, усмехнувшись, и устроился в кресле поудобнее.

- Не ёрничай, не смешно. Всё очень серьёзно.

- Конечно, серьёзно. Не трахайся я почти три месяца, труп старой грымзы мисс Хо точно пришлось бы отскребать от асфальта перед нашим офисом. Кстати, не слышал, она на пенсию не собирается? Ей пора.

Чан бросает укоризненный взгляд на друга и хмурится.

- Мне не даёт покоя завтрашний вечер. И Джин стал странным, снова бегает от меня. Хотя мне казалось, у нас только начало всё налаживаться.... ты доверяешь плохим предчувствиям?

- Никогда не думал, что вам просто нужно переспать? По-моему, ты загоняешься, - уже серьёзно отвечает Бин.

- Это совсем не просто, только не с этим омегой. Вчера говорил с доктором, он считает, что течка может наступить в любой момент. Его анализы стали лучше, но она может быть болезненной и гормоны, что Джин принимает, делают его психику нестабильной. У меня нет права пропустить этот момент, ситуация может ухудшиться. Чувствую, будто сижу на пороховой бочке и не знаю, когда рванёт, а тут еще слетевший с катушек Чонин... - угрюмо жалуется Чан и замолкает.

Бин смотрит сочувственно и понимающе, забывая про сарказм и иронию, встаёт и подходит к другу.

- Ты со всем справишься, как всегда, - уверяет строго Чанбин, кладя руку на плечо альфы и сжимая.

Джин битый час стоит перед зеркалом, смущаясь от излишне говорливого и суетливого мистера Квона, лучшего стилиста города. Тот без конца поправляет воротник, заглядывает под мышку, лезет между ног, вымеряя что-то. Омеге тяжко. Он дико устал и жутко вспотел. Красный шёлк рубашки неприятно липнет к телу и смотрится на нём пошло и вульгарно. Но разве имеет он право возразить или, психанув, сорвать с себя модное тряпьё, послав этого щегла восвояси?

- Нет, Хёнджин. Не думаю..- уныло проносится в голове омеги.

Ещё через час мерзкий комплект лежит на кровати во всём своём великолепии, всё же ручная работа известного модельера, а Джин с отвращением косится в его сторону, словно на клубок ядовитых гадюк.

Ужин проходит в тишине, нарушаемой лишь мерным перезвоном столовых приборов. Альфа долго и пристально разглядывает, пока Джин без настроения копается в тарелке, сортируя еду. Зелёный, оранжевый в кучки строго по цвету.

- Как тебе костюм? Минни говорит, что Квон лучший в этом городе, - интересуется альфа, в голосе которого проскальзывает отчаяние, а глаза неотступно следят за вилкой на чужой тарелке.

- Раз говорит, значит лучший, - дрожащим голосом отвечает омега и откладывает приборы в сторону.

- Тебе не нравится, - Чан не спрашивает, он утверждает и моментально принимает решение, - поедем, у нас есть время. Выберешь то, что действительно придётся по вкусу.

- А если это будут рваные джинсы и рубашка? - удивленно тормозит альфу, обхватившего его запястье, Джин и грустно заглядывает в глаза, - разве не будет тебе стыдно за подростка из гетто?

Чан чувствует, как сердце его безнадёжно трескается пополам, покрываясь густой багряной кровью. Ощущает её противный медный привкус у себя во рту и больше всего на свете в этот момент хочет, чтобы омега перестал считать себя недостойным, не важным. Альфе казалось, он делает всё, чтобы Джин понял, насколько драгоценный и особенный для него, но видимо его усилий недостаточно. И впервые осознаёт, каково это - проиграть по-настоящему, потерпеть полное фиаско. Это больно.

- Мы можем заехать в парочку сэкондов по пути, если ты захочешь, - вымученно, через силу предлагает Чан, - что бы ты ни одел, всё равно будешь лучше любого из присутствующих, поверь мне. И все это поймут, стоит им тебя увидеть.

- Но на приёме будет множество красивых омег, а ты .... - омега замолкает от волнения.

- Не важно сколько их будет, и как будут выглядеть. Мои глаза видят только тебя, как ты не поймёшь... - горько произносит альфа.

Осторожно приподнимает подбородок, лаская пальцами чётко вылепленные скулы, и впивается в податливые губы, что тут же принимаются отвечать, страстно, без стеснения. Омега обнимает за шею, и на долгие минуты они растворяются друг в друге, позволяя желанию разгораться, а затем, сидя на заднем сиденье лимузина и сцепив ладони, томительно тлеть, согревая и будоража кровь.

В брендовый бутик они заходят, держась за руки, и их тут же обступают услужливые консультанты. Магазин предусмотрительно закрывают, и альфа усаживается на уютный диванчик прямо перед примерочной. Джин потерянно оглядывается, но вскоре отвлекается на приятный щебет омежек и увлечённо разглядывает принесённые вещи. Чан же искренне наслаждается. Не примеряемыми обновками, а живыми эмоциями омеги - удивлением, смешанным с восторгом, беззаботным смехом, забавной и смешной мимикой, которую видит впервые. Неподдельной и заразительной радостью, что наполняют душу альфы абсолютным счастьем. Одна из омежек с ворохом рубашек на руке подходит к Чану и выдергивает одну - тёмно-синего глубокого цвета, отливающую гладью. Протягивает, улыбаясь.

- Я уверена, что на вашем омеге она будет смотреться бесподобно, очень благородный цвет.

Чан, не задумываясь, встаёт и идёт в примерочную к Джину. Едва приоткрыв плотную штору, застывает как вкопаный, пока омега, по пояс обнажённый, опускает изумлённо руки, что пытались застегнуть не поддающуюся пуговицу на брюках. Чан отмирает и, войдя, плотно прикрывает штору. Встаёт за спиной омеги, жадно впитывая каждую деталь в отражении зеркала. Джин боится даже шевельнуться, так и стоит неподвижно в расстёгнутых брюках. Тонкий и стройный, будто тростинка, соблазнительно растерянный, от чего недобрый огонёк загорается в глубине глаз альфы. Рука плавно ложится на талию, и омега чувствует чужую крепкую грудь, сильные ноги всем телом, так плотно его прижимают к себе. Другая рука ползёт по животу, поднимаясь выше. Тёплые пальцы играют с розовой горошиной соска, сжимают и потирают, пока твердый член упирается прямо в попку. Джин едва успевает открыть рот, как просящийся стон прерывает широкая ладонь, зажимающая его. Альфа сгребает в объятья и жарко шепчет куда-то в шею.

- Только тихо. Будет и правда нехорошо, если нас услышат, - Чан улыбается и поднимает голову, упиваясь зарождающейся вместе с возбуждением паникой и покрасневшими щеками в зеркале напротив.

- Почувствуешь край, прикуси слегка палец или руку. Мои будут заняты...обе....- предупреждает он, обдавая ухо жаром, и омеге кажется, что пол уплывает из-под ног.

Джин, будто во сне, наблюдает, как одна рука альфы снова ложится на талию, а другая ползёт в разрез ширинки, легко проникает в бельё и сжимает полувозбуждённый орган. Пары движений вверх вниз достачно, чтобы омега начал захлёбываться немыми стонами, прокусывая ребро ладони и оставляя заметные следы зубов.Чан темп только наращивает, дрочит жёстко и основательно, пока омега с трудом стоит на ногах, лишь благодаря крепкому телу за спиной, почти откидываясь на чужое плечо. Взгляд Чана не отрывается от зеркала. Выглядят они так возбуждающе и грязно, что не будь у альфы достаточно опыта, кончил бы от одного вида. Однако зверю и этого катастрофически мало, хочется большего. Жёстче, откровеннее и Чан, оторвав руку от талии, берёт омегу за подбородок и заставляет взглянуть на их отражение.

- Только посмотри на себя, такой горячий, - рычит омеге в ухо, пуская вибрацию и заставляя покрываться мурашками до затылка, - хочу, блядь, видеть, как ты будешь кончать. Не смей отводить глаза.

Джина разрывает от остроты ощущений. Рука Чана двигается глубоко в брюках, он видит только свою разбухшую розовую головку, что торчит мокрая и липкая, судя по звукам, что раздаются от соприкосновения с ладонью. Тело один за другим пронизывают электрические разряды, когда альфа тянется к уже покрасневшим соскам и сдавливает, прокручивает, добавляя остроты в и так взрывающее мозг удовольствие. Джин не силах оторваться от их отражения в зеркале напротив. Засовывает в рот пальцы, чтобы не кричать, потому что слишком хорошо, слишком правильно, даже когда то, чем они заняты, нарушает все существующие правила и приличия. Кончает омега бурно и долго, пачкая не только ладонь альфы, но и свой живот, новые брюки и даже зеркало, на котором застывают белые крупные капли. Сил оторваться от альфы нет - колени дрожат и подкашиваются.Чан первым приходит в себя: откуда-то достаёт салфетки, вытирает член, живот омеги и собственные руки. Оглаживает обессиленное тело, попутно помогая надеть рубашку, заправляет нижнее бельё и застёгивает пуговицу на его новых брюках, лаская обожающим взглядом омегу в уже далеко не идеально чистом отражении зеркала.

Из магазина Чан выводит Джина, надёжно сжав узкое запястье, успев кивнуть менеджерам, которые тут же принимаются собирать многочисленные пакеты. Омега не видит ничего из этого, весь путь до лимузина проделывает, опустив лицо в пол, боясь даже взглянуть на сотрудников магазина. В том, что все поняли, чем они занимались в примерочной, Джин не сомневается. Кажется, даже уши омеги горят от стыда. Скользнув на заднее сиденье, он отворачивается было к окну, но родные ладони мягко разворачивают, обхватив личико, и Джин чувствует жадные губы альфы, что снова утягивают в ленивый мокрый поцелуй. Через минуту омега уже сидит на крепких мускулистых бедрах, а альфа, тяжело дыша, берёт руку омеги и накрывает ею свой каменный стояк, сильно сжимая.

- Ты же не оставишь меня в таком состоянии, малыш? - и снова жар в уши и сотня мурашек по длинной шее от его завуалированной просьбы, вкрадчиво произнесённой охрипшим голосом.

Как вообще может вставать от одного звука его, проникающего кажется в каждую клеточку тела и вытягивающего по струнке, омега не знает. Но у Джина снова болезненно стоит. Внезапно, он подрывается, словно воробей с куста, поворачиваясь в сторону водителя, но натыкается на перегородку, незаметно и бесшумно поднявшуюся.

- Можешь стонать сколько угодно, никто не услышит, - доверительно шепчет альфа и прикусывает мочку уха омеги, провоцируя, - хочу услышать все высокие ноты, на которые ты способен, малыш.

Чан притягивает ещё ближе, ныряет в брюки и снова достаёт влажный член под жалостливый тонкий стон. Но жалеть его сегодня альфа явно не расположен. Он кусает шею, сбивчиво нашёптывает грязные слова, от которых омеге и стыдно и горячо, и снова кладёт руку на чувствительный после оргазма орган, быстро надрачивая. Омеге уже хорошо, когда Чан отрывает ладонь и, расстегнув ширинку, достаёт свой крупный, увитый венами, член. Джин судорожно сглатывает, мгновенно отмечая разницу в толщине и размере, чувствует, как слюна наполняет от предвкушения рот. Альфа даёт время рассмотреть и привыкнуть, но терпение на исходе, и Чан продолжает надрачивать, обхватив оба их члена своей большой ладонью. Через несколько минут омега теряет связь с реальностью, сам подаётся вперёд, подставляясь. Несдержанно стонет и выгибается на чужих бедрах словно гимнастка, доводя Чана до ручки. Взмокшие и растрепанные, они рвано двигаются, непристанно трутся друг о друга, истекая смазкой, и оба в унисон стонут. Уже на пике, альфа просовывает между половинками ягодиц омеги руку, и два пальца накрывают влажную сочащуюся дырочку. Джин застывает на секунду, но уже в следующую снова хнычет и упрямо толкается в ладонь, а Чан облизывает пересохшие губы. Пальцы потираются о заветное колечко мышц, проводят по кругу, дразня, прежде чем погрузиться на фалангу во влажное нутро. Омега, раскрыв поражённо глаза, охает, но тут же закусывает губу и пытается насадится глубже. Кончают оба почти одновременно, громко и мощно. Джин, выгибаясь и полностью теряясь в накрывшем двойном удовольствии, Чан от грубого животного трения и выносящего разум напрочь вида кончающего омеги, что смотрится на его бедрах, словно прекрасное языческое божество. Джин, сонный и истощённый вырубается прямо в пути, примостясь на плече альфы, убаюканный любимым кедровым ароматом.Чан же устало поглаживает его волосы, слушает ровное дыхание, мерное биение сердца, а затем бережно поднимает на руки и несёт в свою спальню.

Утром омега, едва разлепив глаза, озирается и с удивлением снова обнаруживает себя в чужой кровати. Перекатывается на сторону альфы и утыкается носом в подушку, утопая в концентрированном запахе кедра. Счастливо улыбается и трётся о неё щекой, прикрывая от удовольствия глаза. В школу сегодня не идти и можно поваляться. Неожиданно, будто вспомнив что-то, ныряет под одеяло и заливается краской - он совершенно голый и раздевался определённо не сам. Память услужливо подкидывает особо жаркие моменты вчерашнего вечера, недвусмысленно намекая, что стыдиться слишком поздно. Омега поворачивает голову в сторону окна, только сейчас замечая висящий на вешалке костюм и небольшую коробочку с запиской, что лежит рядом на столике. Обмотавшись в простыню, встаёт с кровати и подходит ближе, восхищённо проводя пальцами по чёрному бархату пиджака и гладкой тёмно-синей рубашке. В записке размашистым почерком альфы написано. - По-моему идеально подойдёт. Джин расплывается в широкой солнечной улыбке. Открывает коробочку с именем известной ювелирной фирмы под крышкой и замирает в шоке - полукруглой формы бриллиантовая брошь слепит своим блеском. Омега проводит по ней пальцами, любуется тем, как яркий свет играет на гранях камней и думает, что никогда не ждал ничего с большим нетерпением, как сегодняшнего вечера.