Часть 4
Свинцовые облака затянули небо и казалось, будто сейчас не полдень, а вечер, однако через идеально прозрачное стекло класса можно было рассмотреть каждый листочек и веточку на ближайшем дереве. Одном из многих в парке, что овивал элитную школу Каннам Хайтс, словно драгоценное ожерелье шею светской красавицы. Это было невысокое здание в колониальном стиле с кованными массивными воротами, украшенными причудливым вензелем, что подчеркивало особенность места и его значимость, ведь учились здесь исключительно дети важных особ. Хёнджин рассеянно слушал мисс Уэлс, что вышагивала перед стройными рядами столов, с чувством декламируя Шекспира, и не мог не задуматься о переменах, случившихся в его жизни. Он отчётливо помнит первый день в новой школе, когда с бьющимся от волнения сердцем и потными руками закрыл дверцу лимузина и вмиг почувствовал себя совершенно одиноким. Здесь не было Ликса с его шуточками, вечно хмурого Минхо, не было знакомых лиц, годами примелькавшихся и приевшихся, будто прожил с ними целую вечность. Безупречно сидящий по фигурке тёмно-синий костюм с эмблемой школы на груди, кипенно-белая рубашка, расстёгнутая на верхние пуговицы, и скромные на вид, но баснословно дорогие часы на руке. Омега невозмутимо прошествовал ко входу, где его уже ждали, чтобы провести в кабинет секретаря, выдать расписание и услужливо сопроводить в класс. Джину нравилась новая школа. Её спокойная, размеренная жизнь и то, что страх нападения или очередного унижения, привитый годами, постепенно таял. К хорошему привыкаешь быстро, и омега, всё ещё настороженный и не общительный, не стремившийся завести новых друзей, по крайней мере, перестал дёргаться и вздрагивать от любого постороннего шороха или звука. Хан Джисон заговорил с Джином первым, запросто подсев перед уроком литературы, и предложил дружить. Круглые удивленные глаза, розовые волосы и пухлые щёки, делающие постоянно жующего омегу похожим на бельчонка, рождали неконтролируемый порыв улыбнуться и потискать за них.
- Ты столько шума навёл. Альфы с ума посходили, а омеги....уаааа, - глаза Хана увеличились настолько, что едва не вылезли из орбит, и омега, понизив голос, наклонился прямо к лицу Джина.
- Знал бы, сколько они предлагают за твой инстаграм или телефон, будто ты айдол какой или актёр, как Ян Чонин... - омега восхищённо вздыхает, а в глазах загораются сердечки, - смотрел его последнюю дораму?
Джину кажется, что тот сейчас разрыдается от восторга - губы дрожат, а рука театрально тянется к груди.
- Нет нет, я не смотрю дорамы, - в ужасе от предстоящей сцены тараторит Джин и озирается по сторонам - не оглядываются ли на них.
Но, видимо, к эмоциональности Хана все давно привыкли, потому что никакой реакции не последовало.
- Как, совсем? - лицо омеги вытягивается, и выглядит он так, будто Джин кого-то убил ненароком, не иначе, однако вскоре выражение его сменяется сожалением.
Хан обречённо пожимает плечами, мол, что с тебя взять...
- Может, хоть в кино как-нибудь сходим, его то ты смотришь? - с надеждой вопрошает Хан.
- Я больше книги люблю, но иногда смотрю, - Джин умалчивает, что на походы в кино в его доме денег сроду не было, в приоритете всегда был соджу.
Хан же окончательно убедился в своих подозрениях и глядит на парня, как на убогого. Разве можно променять кино на какое-то скучное чтиво?
- Ладно, понял я тебя, принц. Оправдываешь прозвище? - выдаёт Хан и от души смеётся в кулак, стараясь быть не слишком громким.
- В смысле? - недоуменно спрашивает Джин.
- В смысле, что даже наши крутыши футболисты альфы к тебе подкатить боятся. Веет холодом, как от снежной королевы, вот и дали прозвище - принц. А тут ещё шлейф кедра...- поясняет Хан, хитро стреляя глазами на Джина, и ухмыляется.
- Я бы сказал, что фонит знатно, хотя метки нет.. вобщем, ты у нас неприступная загадочная принцесса, то есть принц. Ну, ты меня понял, - выговорился Хан и замолчал.
Хёнджин чувствует, как розовеют щёки. Шокированно смотрит на омегу и оценивает, насколько серьёзно то, что он говорит, ведь такого просто не может быть. Джин пытается переварить услышанное и взволнованно украдкой оглядывает класс - пара девчонок омег усиленно косятся в их сторону, активно перешёптываясь. Большего интереса к себе Хван не замечает.
- Ты что-то попутал, наверное, я популярностью никогда не пользовался, и в этой школе навряд ли что-то изменится, - отмахивается от слов нового знакомого Джин. Хан с сомнением смотрит на него, закидывая круглую печеньку в рот, и меланхолично произносит.
- Ну да, конечно, с таким-то личиком и фигурой, так я и поверил. Не надо щадить мои чувства. Я не вышел ростом и неземной красотой не отличаюсь, но верю в то, что каждому из нас предназначена половинка, которая будет любить тебя таким, какой ты есть. Поэтому и не расстраиваюсь - нужно только найти её....- воодушевлённо изрекает Хан, лучезарно улыбаясь и растапливая льды в сердце Хёнджина, который растягивает губы в робкой ответной улыбке и протягивает руку, чтобы стряхнуть прилипшие крошки с щеки омеги.
После этого разговора, проходя по длинным коридорам, заполненным учениками во время перемен, Джин невольно стал присматриваться, замечая с удивлением мягкие улыбки и взгляды, в которых сквозил неприкрытый интерес. Омега оправдывал его новым статусом - дорогой одеждой и прочими атрибутами богатства, не понимая, что в таком месте деньгами никого не удивишь. Дети, что учились здесь, могли позволить себе всё, что можно купить за деньги, в том числе внешность, легко подправляемую пластикой. У Хёнджина же было то, что купить невозможно - природная красота, элегантность и полная неосознанность их наличия у себя, что делало его ещё привлекательней в чужих глазах, наделяя ореолом аристократизма и романтичной таинственности. Когда уроки заканчивались, за ним приезжал Вонхо, который предупредительно открыв заднюю дверцу лимузина и галантно усадив, увозил омегу обратно в пентхаус. За редким исключением Чан всегда обнаруживался дома. В основном сидя, как сегодня, на массивном коричневом диване, одетый в простые спортивные штаны и хлопковую футболку, чьи босые ступни покоились на небольшом журнальном столике перед ним. На подлокотнике по обыкновению пристроен ноутбук, с которого он что-то сосредоточено читал. Хёнджин замер у лифта, засмотревшись. Альфа был серьёзен. Глаза внимательно вглядывались в экран, а расслабленное большое тело, как у хищной кошки, скрывало недюженную силу, что выдавал каждый его мускул. Джину нравилось смотреть незаметно, исподтишка, пока вся спящая энергия и мощь этого красивого альфы не были направлены на него, превращая в кого-то беспомощного, уязвимого. Обычно давлеющий животной силой истинный внушал страх, сейчас же радовал глаз, заставляя разливаться жаркое тепло по телу, участиться пульс, рождая новые, сбивающие омегу с толку чувства. Альфа резко повернул голову в его сторону, и Джин, которого поймали с поличным, испуганно сглотнул, тут же виновато опустив глаза.Чан широко улыбнулся, сверкнув ямочками, и похлопал по месту рядом на диване.
- Андре сегодня приготовил чудесные французские мидии в соусе. Дочитаю договор и пойдём, присядь...- отворачиваясь к ноутбуку, проговорил альфа и снова погрузился в чтение.
Джин уселся на другой конец дивана. Откинул голову на мягкую спинку, подобрал под себя ноги и прикрыл глаза, всего на минутку. Когда он вынырнул из глубокого сна, за высоченными панорамными окнами стояла ночь с россыпью огней раскинувшегося как на ладони города и его многочисленных небоскрёбов. Мягкий свет окутывал гостинную, а Чан всё так же увлечённо был погружен в свой ноутбук. Только омега уже не сидел, а лежал на диване, совсем близко от альфы, который, видимо перенёс его, подложив подушку и заботливо укрыв тёплым пледом. Голые ступни омеги лежали на его бедрах, в то время как пальцы Бана лениво ласкали нежную кожу, слегка надавливая в чувствительных местах и разминая, взгляд же неотрывно скользил по мерцающему экрану. Джин, с которого мгновенно слетели остатки сна, задохнулся от прошибающего током прикосновения и прикрыл глаза, пока заботливые руки альфы продолжали невесомо оглаживать, безошибочно находя нервные окончания.Чан резко повернулся на сдавленный грудной полустон, вырвавшийся из горла омеги и растворившийся в высоких потолках зала и замер, глядя на испуганное заспанное личико, что на глазах покрывалось краской стыда. Омега не сразу осознал, что прозвучавший пошлый высокий звук принадлежал ему, но когда дошло, тут же испуганно дёрнулся и попытался встать на ноги. Однако альфа сжал ступни сильнее и, судя по непроглядной черноте, затопившей радужку глаз, отпускать не собирался. Расширившиеся зрачки и удушающий запах кедра, что за секунды стал ярче, приковали Джина к дивану. Ноги одеревенели, язык будто прилип к нёбу и следующее, что почувствовал омега - горячие губы, впившиеся в его, настойчивые и жадные. Чан, обхватив лицо обеими руками, терзал их, страстно сминая. Не давая прийти в себя, осторожно кусая, проникая языком во влажную глубину рта и неутомимо наступая - долго, мучительно сладко. Джин, едва альфа оторвался от губ, загнанно задышал, пытаясь вернуть разбредшиеся мысли в строй, но рот Чана впился поцелуем укусом в основание шеи, и сознание омеги вновь отплыло в неизвестном направлении. Когда же язык альфы принялся ее вылизывать, проходясь от ключиц до чувствительного ушка, прикусывая и оттягивая мочку, очередной рваный стон вырвался у него - надрывный и жалобный. Чан приподнял голову и окинул довольным взглядом разомлевшее под собой тело: красные отметины на шее, распухшие дрожащие губы, бисеринки пота, выступившие на лбу. Пуговицы рубашки с глухим треском оторвались, едва руки Чана коснулись ворота, сдвигая мешающую ткань в сторону, позволяя голодному взгляду облизывать грудь и впалый живот. Длинные пальцы продолжили изучение, медленно двигаясь по торсу, ощущая ответную дрожь и останавливаясь на поясе. Ладонь опустилась ниже, накрывая по-хозяйки небольшой бугорок, массируя прямо через ткань школьных брюк, и едва сдерживаемый омегой скулёж от накрывшего возбуждения музыкой разлился в ушах альфы. Чан приподнялся и, продолжая гладить чужой стояк, припал ртом к нежно розовым соскам, что смотрелись невинно и соблазнительно, обводя старательно каждый влажным от слюны языком. Альфа непристанно всасывал их, переходя от одного к другому, с наслаждением наблюдая, как те увеличиваются и твердеют, превращаясь в сочные алые горошины. Звук расстёгиваемой пряжки прозвенел в замутнённом сознании подобно колоколу, мгновенно разгоняя морок и возвращая в реальность, оставляя лишь мелкую дрожь в теле от перевозбуждения. Джин упёрся руками в крепкие плечи альфы, вогнав ноготки в тонкую футболку и отчаянно попятился назад к спинке дивана, пытаясь оттолкнуть от себя придавливающее тело и избежать более откровенных прикосновений. Получалось с трудом, альфа был намного сильнее. С рыком оторвав от себя слабые руки, соединив и подняв над головой омеги, Чан опустился к груди, мстительно прикусывая и слегка оттягивая сосок, и снова протиснул ладонь к ширинке. Выдернув ремень из пряжки, он запустил пальцы в трусы, одновременно пытаясь прекратить попытки Джина, что есть сил, вырваться.
- Пусти меня, - повторял без конца срывающийся голос, звенящий от слез, которые тот уже не сдерживал, продолжая брыкаться.
Страх от понимания, что альфа возьмёт его, невзирая на сопротивление, силой, грохотал в голове и выливался в глухие горькие рыдания. От особенно пронзительного всхлипа Чан резко замирает. Мысль о том, что он причина слёз омеги, становится непереносима. Она со всей дури бьёт в сплетение, приводя в чувство. Руки невольно размыкаются, и Бан выпускает Джина, несмотря на каменый стояк и тянущую неудовлетворённость, что всё ещё полыхает огнём в почерневших от желания глазах. Джин, освободившись, неуклюже опадает на пол и отползает как можно дальше, не сводя с замершего, ни разу не успокоившегося альфы забитого взгляда. Поднимается с пола и опрометью несётся в свою комнату, захлопывая с грохотом за собой дверь. Чан измученно откидывается на спинку дивана спустя несколько минут, которые потратил на то, чтобы привести себя в норму. Сожаление мерзким червяком разъедает внутренности и единственный на кого направлена ярость, что клокочет и требует выхода, он сам. Терпения всё-таки не хватило. Процесс самобичевания сходит на нет, только когда Чан вспоминает, что омега не ужинал, а значит и таблетки не принял. Альфа встаёт и поднимается на второй этаж, стучит аккуратно в дверь. Молчит какое-то время, молясь снова не натворить дел, ведь спокойствия как не было, так и нет. Зверь которого предательски лишили законной пары, вырвали из пасти то, что принадлежит ему по праву злобно рычит, протестуя, но Чан, как может затыкает дикий вой его усилием воли.
- Хёнджин, прости, я....- альфа прикрывает глаза и шумно выдыхает, - обещаю, это больше не повторится. Ты должен поесть и принять таблетки, это важно....
Молчание в ответ, и Чан снова просит, извиняется, почти клянчит, ведь здоровье омеги важнее всего, даже альфьей гордости. Но за дверью пустота - ни звука, ни единого шевеления, и страх рождается в альфе, запуская животные инстинкты по новой.
- Не выйдешь через минуту, и я снесу эту дверь к херам! Спать будешь в моей спальне, под моим присмотром, как и есть, принимать таблетки. Даже в туалет будешь ходить под моим чёртовым надзором! - голос альфы гремит оглушушающе на весь этаж, а тяжеленный кулак опускается на деревянную поверхность с такой силой, от которой дверь содрогается и возмущённо скрипит.
Через минуту та распахивается, и Джин пулей вылетает из комнаты, проносясь мимо остолбеневшего Чана со скоростью ветра, ни разу не взглянув в его сторону. Чан проходит в гостинную, где за столом уже сидит Хван и сосредоточено поглощает ужин, буквально расправляется, молниеносно орудуя приборами.Чан садится напротив, хмуро наблюдая и молясь, чтобы тот не подавился и не заработал несварение. Джин заканчивает запихивать в себя еду и трясущимися пальцами демонстративно достаёт из блистера три таблетки. Глотает одновременно, запивая водой из стоящего рядом стакана, который обвиняюще гулко ставит на место после. Круто разворачивается и возвращается к себе в комнату, оставляя Чана одного. Тот сидит за столом ещё долгое время, расстроенно глядя на пустой стул напротив и размышляя о том, что омега будет прав, если никогда не посмотрит больше в его сторону, потому что альфа полный идиот.