2. Лучший день.
«Величие человека измеряется не тем, что он может сделать, а тем, что он может выбрать.» — Эдвард Р. Мэрроу.
Говард взял Стурму под локоть и повёл за собой к центру зала, в самую гущу веселья, где кружились женщины и их мужчины. Он аккуратно положил руку ей на талию, но, заметив её растерянность, поднял руку выше.
Богиня пребывала в смешанных чувствах: ей было весело, но одновременно — непривычно. Она была принцессой. Если и танцевала, то лишь на церемониях — для того, чтобы знать Асгарда вновь могла уверить Одина, какая у него прелестная дочь. Но здесь... Здесь все делали то, что велело им сердце. Никаких правил, никаких натянутых улыбок и вынужденных разговоров. У них было то, чего не было у неё — выбор.
Говард кружил её, стараясь привлечь внимание, но она продолжала заворожённо смотреть на людей. В Асгарде их часто называли жалкими оборванцами, нуждающимися в правителе. Но теперь она видела — им это вовсе не нужно.
— Я начинаю переживать, что моя компания тебе не мила, — с улыбкой заметил мужчина.
— Ох, — Стурма опомнилась. — Прости, я засмотрелась на местных.
— И как? Мы так сильно отличаемся от людей в твоих краях?
— Если быть честной — да.
— Чем же?
— Вы такие... — она замолчала, подбирая слова. — Непринуждённые. Свободные.
Говард хмыкнул. Он явно задавался вопросом, откуда могла быть родом девушка перед ним, если в её мире даже уличный бар — невообразимая свобода.
Богиня начала понемногу расслабляться под музыку, позволяя себе ловить ритм, но мелодия вдруг резко сменилась — зазвучала другая, куда более быстрая и живая. Танцующие пары разошлись, и теперь девушки, кружили вокруг мужчин.
— Мне следует повторять за ними? — спросила Стурма, указав пальцем на одну шатенку.
— Нет, — Говард опустил её руку. — Пожалуй, танцев хватит. Пока что.
— Я что-то сделала не так?
— Что ты? Всё отлично, принцесса, — Старк подмигнул и повёл её обратно к барной стойке.
Блондинка вернулась на прежнее место и опустилась на стул, всё ещё переваривая увиденное. Говард, устроившись рядом, наклонился к ней.
— Что будешь пить?
Стурма молча взглянула вперёд, словно не услышав вопроса. Он, не растерявшись, задал другой:
— Хорошо, тогда скажи, какой у тебя любимый напиток?
Ответ был тем же — молчание. Но не холодное, не высокомерное, а неловкое. Мужчина, уловив её настроение, не стал задавать больше вопросов. Как истинный джентльмен, он решил взять инициативу на себя.
— Полагаюсь на интуицию, — сказал он и прошептал что-то бармену.
Через несколько минут юноша вернулся с изящным бокалом, в котором пылал глубокий янтарный отблеск.
— Манхэттен, — сказал Говард, аккуратно ставя напиток перед ней. — Классика.
Стурма взглянула на бокал, затем на него. В её глазах мелькнул интерес — почти детский. Она взяла напиток, как артефакт из неизведанного мира, и осторожно поднесла ко рту. Сделала крошечный глоток — словно пробуя не алкоголь, а чары, заключённые в стекле. Вкус оказался неожиданным: сначала обжёг пряной горечью, затем раскрылся сладостью и согревающим послевкусием. Девушка моргнула, и поставила бокал обратно на стол.
— Он... странный, — произнесла она. — Но вкусный.
— В точку. В нём есть нечто от города в честь которого он назван.
Стурма посмотрела на напиток — теперь внимательнее, с уважением, будто этот «Манхэттен» действительно заслужил право быть испытанным ещё раз. Она сделала второй глоток.
— Он не похож ни на один из вин, что мне доводилось пробовать, — призналась она.
— Полагаю, у вас там предпочитают медовуху и эль?
— И амброзию, — спокойно ответила она, и лишь после этих слов осознала, что выдала больше, чем следовало.
Говард чуть приподнял бровь, но ничего не сказал. Откинулся на спинку стула и с интересом посмотрел на неё.
— Определённо, ты не из этого мира.
— Конечно из этого! — вскрикнула она, а после прикрыла рот рукой. — Прошу меня простить.
Её собеседник осмотрел её с ног до головы. Внешне она была обычной, как и все (если не считать её красоту и золотых волос). Но что-то она ему не договаривала — и он это чувствовал. Говард любил называть это "Старковским чутьём" и всегда был готов поспорить с теми, кто утверждал, что это всего лишь интуиция.
Мужчина не стал допрашивать её, а принялся рассказывать о себе, о своих изобретениях, о разработках, над которыми он работает. По глазам Стурмы было видно, что она ничего не понимала, но девушка смотрела на него с таким интересом, что он не мог остановиться.
— Подожди-подожди, — перебила принцесса. — Ты утверждаешь, что смог создать самого сильного человека?
— Я помогал, но если коротко, то да.
— Невероятно, — она вкинула руки. — Не могу поверить, что такое возможно.
— Ты никогда не слышала о Капитане Америке?
— О ком? — переспросила блондинка.
Говард перестал удивляться тому, что она, похоже, совсем не от мира сего и ничего не знает. С удовольствием он начал рассказывать ей о Стиве Роджерсе, который был Капитаном Америкой. Он делился историями о его способностях, свершениях и о том, каким он был хорошим и искренним человеком.
— Был? — уточнила Стурма, внимательно глядя на собеседника.
— Да... — Говард тяжело вздохнул. — Он исчез с радаров где-то во льдах. Найти его так и не удалось. Не такой участи он заслуживал.
— Он был тебе другом?
— Сначала — нет, — с лёгкой усмешкой признался Говард. — Когда я увидел его впервые, то едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Щуплый до ужаса, удивительно, как его приняли в армию. — он сделал паузу, взгляд потускнел. — Но потом... он показал себя с другой стороны. Более смелого и доброго человека не сыскать на всей земле.
— Понимаю, — произнесла блондинка. — Порой именно те, от кого никто не ждёт свершений, становятся по-настоящему великими.
Она принялась глазами искать брата. Говорила она вовсе не о нём, но почему-то именно он всплыл в мыслях. Отец никогда не возлагал на Локи больших ожиданий — хоть и твердил, что он, как и Тор, рождён для трона. Но в любимцах всегда был старший. Это было несправедливо. И Стурма чувствовала это с самого детства.
Она же была любимой дочерью Одина, его гордостью и отрадой. Но с течением веков даже это ощущение стало тускнеть. Несколько сотен лет назад она бы не усомнилась в его любви, а теперь... теперь всё казалось иначе
— Ты кого-то ищешь? — опомнился мужчина. — Точно, такая юная дама не могла прийти одна. Ты с кавалером?
"Юная? Я старше тебя лет так на тысячу..." — подумала девушка.
— Я пришла с братом, — объяснила она. — Но не могу найти его среди этой толпы.
— Как он выглядит? — спросил брюнет.
— У него длинные чёрные волосы.
Говард быстро пробежал взглядом по залу и, щёлкнув пальцами, указал в правую сторону. Стурма обернулась и, сквозь кратковременный просвет в толпе мидгардцев, заметила младшего брата — он был окружён смеющимися девицами.
Сестра прищурилась, наблюдая, как Локи с привычной грацией ведёт оживлённую беседу, откидывая волосы назад и вызывая восторженный смех у своей компании. Она вздохнула и скрестила руки на груди.
— Очарователен, как всегда, — пробормотала она с лёгкой насмешкой. — Даже здесь умудряется оказаться в центре внимания.
— У парня талант. Харизма у него такая, что хоть в кино отправляй, — мужчина сделал глоток алкоголя. — Ты куда спокойнее выглядишь.
— Он всегда умел прятать то, что чувствует. Но я его знаю. Лучше, чем кто-либо.
— Семейное чутьё? — с усмешкой уточнил Старк.
— Что-то вроде того, — тихо ответила она, уже не слушая, а следя за Локи, будто надеясь, что он вдруг посмотрит в её сторону.
— Чудная семейка.
— Это ты ещё нашего старшего братца не видел, — с иронией заметила Стурма, отпивая из бокала.
— Вас трое?
— Да. Тор — старший, хоть я родилась всего на пару минут позже. А Локи — младший.
— Погоди... Тор и Локи? — он пристально взглянул на девушку.
— Совершенно верно, — кивнула она.
Он не сразу ответил. В его взгляде промелькнуло что-то между удивлением и подозрением.
— Забавно, — наконец произнёс он. — Просто имена у вас... гм... необычные. Прямо как у скандинавских богов.
— Мало ли совпадений на свете, — ответила она.
Говард изучал выражение её лица, словно надеясь заметить какую-нибудь реакцию, которая выдала бы больше, чем она говорила словами. В глазах его вспыхнуло знакомое озорство — он не мог упустить возможность пошутить, даже если за этим стояло подозрение.
— Знаешь, — начал он, поднеся бокал ко рту, — Один мой знакомый профессор как-то сказал: «Если кто-то представляется Локи — лучше держать при себе серебряные украшения и уйти в другую сторону». Ты не из тех, кто боится серебра, принцесса?
"Неужто это мифы о том, что серебро считается защитой от нечисти, магических существ или богов-обманщиков? Мило, но нелепо."
— Боюсь, серебро портит только внешность. Однако, смотря на кого надеть.
— Ага! — Говард ткнул пальцем в воздух. — Ответ уклончивый! Значит, скрываешь что-то. Ты точно не одна из этих древних мифических богинь? Потому что ты прямо идеально вписываешься в эту роль.
— А если бы и была? — прищурилась она, склоняя голову вбок. — Сбежал бы?
— О нет, — он театрально положил руку на сердце. — Я бы остался. Ради науки. И ради элегантного саморазрушения, если уж на то пошло.
Они оба рассмеялись, но Старк всё ещё разглядывал её с интересом.
— Ладно, не буду тебя допрашивать... пока, — хмыкнул он. — Но скажу честно — у тебя слишком царственная осанка для барышни из пригородов. И ты не такая, как все. Это видно сразу.
— Возможно, ты просто смотришь внимательнее, чем другие, — предположила Одинсдоттир.
— Или ты чертовски хорошо скрываешь, кто ты есть. Но знаешь что? Мне это даже нравится.
Стурма не смогла сдержать улыбки — тёплой, искренней, как первый солнечный луч после долгой зимы. Было приятно осознавать, что Говарду нравится её общество. И для этого ей не нужны были манеры, золото, корона или вес её титула. Просто она — такой, какой является.
Позади Старка Стурма заметила мужчину, пробирающегося сквозь толпу. Делал он это с трудом — его постоянно толкали в стороны, не обращая ни малейшего внимания. Бедняга выглядел так, будто с каждой секундой терял терпение.
— Мистер Старк! — выкрикнул он, наконец добравшись до них.
— А? — Говард обернулся. — Джарвис, что такое?
— Нам пора, — отрывисто сказал тот. — Мисс Картер, помните?
— Точно, Пегс! — Старк хлопнул себя по лбу. — Совсем вылетело из головы.
Имя другой женщины неприятно кольнуло Стурму. Оно звучало мягко и, без сомнения, принадлежало даме. Ей совсем не хотелось, чтобы от неё спешили к другой.
— Джарвис, это Стурма, — представил Говард.
— Рад знакомству, мисс, — вежливо поклонился Джарвис. — Прошу прощения, что прерываю ваш вечер.
— Ничего страшного, — ответила блондинка. — Мисс Картер — это... ваша жена?
— О, нет! — рассмеялся Говард.
— Мисс Картер — близкая подруга мистера Старка, — пояснил Джарвис.
— Понятно, — кивнула богиня. — Спасибо за этот вечер.
Говард поднялся и нежно взял её руку в свою, оставив на коже лёгкий поцелуй. По телу Стурмы пробежали мурашки. Отец бы назвал это непристойным, но сейчас его мнение казалось таким... незначительным.
— Могу ли я надеяться на ещё одну встречу? — спросил он, заглядывая ей в глаза.
— Не думаю, чт...
— Прошу вас, принцесса, — перебил он с улыбкой. — Я хотел бы прокатить вас по ночному городу. Позвольте мне хотя бы попытаться.
— Не могу ничего обещать, — прошептала она, чувствуя, как щеки заливает румянец.
— Тогда так, — кивнул Говард. — Завтра вечером у входа в бар. Если не придёте — пойму это как отказ.
Не дожидаясь ответа, он вместе со своим (вполне вероятно) помощником направился к выходу. Стурма осталась сидеть на месте, наблюдая, как фигуры Говарда и Джарвиса растворяются в людской суете. Музыка всё ещё звучала, кто-то смеялся, кто-то обнимался, кто-то танцевал с закрытыми глазами, будто бы растворяясь в ритме.
А она — как будто внезапно оказалась за стеклом, отделённая от всего этого. Пальцы всё ещё хранили тепло его поцелуя. Она машинально дотронулась до руки — словно желая запомнить этот жест. Ничего особенного, не впервые с ней были вежливы. И всё же было в этом что-то настоящее.
"Он не знал, кто я. И всё равно ему было интересно. Не принцесса. Не богиня. Просто — я."
Её взгляд медленно скользнул по бару. Она не искала никого. Просто смотрела — на людей, на их радость, на то, как свободно и искренне они проявляют чувства. Никаких церемоний, никаких обязанностей. Каждый из них — сам себе хозяин. И она завидовала им. По-хорошему.
Может, Локи был прав. Ей действительно стоило развеяться.
Стурма сидела неподвижно, будто боясь спугнуть хрупкое равновесие чувств. Где-то на заднем плане всё ещё звучала музыка, её вибрации откликались в груди, но она их почти не слышала. Она была слишком занята собой.
"Если я приду завтра..." — мысленно повторила она, глядя в пустой бокал. — "Что это будет значить для меня? И... для него?"
Говард был странный для неё. Шумный, слишком разговорчивый. Совсем не такой, каким должен быть потенциальный супруг принцессы Асгарда. Но в том-то и дело — он не должен был быть ничем. Он просто был. Таким, какой есть. Без маски, без ожиданий. С ним не надо было быть идеальной. Не надо было думать о троне, о долге, о великом роде.
Мысленно она снова перенеслась в Зал Трона, к моменту, когда отец, не спросив её мнения, бросил слова о том, что она будет с Бальдром. Что пора отринуть юношеские мечты. Что пора исполнить долг.
Бальдр был добрым, умным, красивым, по меркам Асгарда. Он вызывал уважение, и, возможно, даже мог бы стать хорошим союзником. Но сердце молчало при его виде. Не трепетало, не загоралась душа. Всё было... спокойно. Чересчур спокойно.
— Сестрица, — проговорил Локи. — Впала в транс?
— Ой, ты давно подошел? — опомнилась девица.
— Пару минут, а ты словно в трансе сидишь и молчишь.
— Извини, братец, задумалась.
— Тебе хотя бы есть чем, — отшутился парень. — Домой?
— Пожалуй... да.
***
Говард сидел у камина, потягивая из бокала очередную порцию алкоголя и листая страницы книги, которую приобрёл по пути к дому давней подруги. Эдвин Джарвис в это же время раскладывал схемы гения в две стопки.
— Джарвис, ты слышал про Стурму Одинсдоттир? — нарушил тишину хозяин поместья.
— Которая богиня бурь и ветров? — уточнил дворецкий.
— В точку.
— Слышал, но совсем немного. В мифах о ней говорится куда меньше, чем об отце и братьях.
— Да, Тор и Локи — прямо-таки звёзды местного разлива.
— С каких это пор вы начали интересоваться мифами? — поинтересовался Эдвин.
— У моей новой знакомой, Стурмы, как раз два брата. Угадай, как их зовут?
— Тор и Локи?
— Снова прямое попадание. Джарвис, ты сегодня в ударе.
— Вы ведь не хотите сказать, что подозреваете, будто ваша новая знакомая — богиня?
— Конечно нет. Я же дитя науки. — Говард усмехнулся и сделал глоток. — Но признаю, совпадение чертовски любопытное. Да и поведение красавицы Стурмы — тоже.
Старк вновь сосредоточился на страницах книги. По описанию, Стурма Одинсдоттир была златовласой красавицей с небесно-голубыми глазами — дитя ветра и бури, рождённая в грозу. Чем дальше он читал, тем яснее в его голове складывалось странное совпадение. Внешне принцесса была точным отражением богини из мифов.
"Хм... быть может, именно поэтому ей и дали такое имя?"
Поверить в то, что он познакомился с героиней древних легенд, Старк не мог. Боги для него всегда оставались не более чем сказкой. Он привык всё объяснять логикой: где другие видели магию — он видел физику. Это было в нём с детства.
И всё же... что-то со Стурмой было не так. В голове начали прокручиваться мысли, что, возможно, бедняжка просто больна и живёт в фантазиях, где она — принцесса Асгарда. Но если это и правда так, то играет она свою роль мастерски.
Её незнание простых вещей, её слова о том, что в том баре люди были «свободны»... Неужели она действительно стала заложницей своих грёз? Или дело в чём-то другом? Может ли быть так, что она пришла туда с определённой целью и просто играла роль Незнайки? Но тогда — какова была её цель? Сам Говард?
Он не мог выкинуть её из головы. И вместе с этим — всё крепче ощущал интерес, который она в нём пробудила. Говард надеялся, что завтра она придёт. И он сможет разгадать её. Понять.
***
Стурма устало рухнула на свою кровать. Танцы, алкоголь и возвращение домой дались ей нелегко — всё тело ныло, гудело и требовало долгого, крепкого сна. Богиня поднялась на ноги и сбросила с себя платье, заменив его лёгкой длинной блузкой, которую она всегда надевала для сна.
"Идти завтра... или всё же не стоит?"
Прибытие в Мидгард оказалось одновременно восхитительным и пугающим. По возвращении домой златовласая засыпала младшего брата вопросами: «Ты уверен, что отец не узнает?» — и лишь после сотого заверения смогла выдохнуть и отправиться в свои покои.
Стурма принялась расплетать свои косы, когда вдруг скрипнули двери. Она вздрогнула, сердце болезненно сжалось — в голове мгновенно вспыхнула мысль: Отец... он знает.
— Это я, — раздался мягкий, родной голос.
— Матушка... — с облегчением прошептала Стурма.
Фригга вошла в покои и подошла ближе, как всегда — неслышно. Она села рядом и, не сказав ни слова, начала бережно расплетать золотые косы дочери, аккуратно проводя пальцами сквозь шелковистые пряди.
— Ты дрожишь, — прошептала она, касаясь её плеча. — Я чувствую тревогу в тебе, дитя моё.
— Как же мне не тревожиться, матушка? — тихо сказала дочь. — Я не хочу быть женой Бальдра.
— А чьей женой ты хочешь быть, мм?
— Женой того, кого выберу сама. Того, кто будет заставлять моё сердце выпрыгивать из груди. Того, чей смех будет ласкать мой слух так же, как мой друг — ветер. Но это не Бальдр.
Царица понимающе улыбнулась уголками губ и, взяв с комода у кровати гребень, принялась расчёсывать волосы юной богини.
— Любовь... — начала она. — Её нельзя навязать, Стурма. Даже если так велит отец, даже если того требует долг.
Одинсдоттир опустила глаза, которые налились влагой. Внутри её сжигала боль и обида.
— Он просил моего согласия у отца... втайне от меня. И отец согласился. Как будто я просто... шахматная фигура, которую можно переставить. Не принцесса, не богиня... не живая душа.
— Ты — больше, чем дочь Одина. Ты — частичка меня, дитя ветров и гроз. В тебе бушует сила, которую не удержать ни короне, ни обещаниям.
Они замолчали, и только ветер за окнами нежно шевелил занавеси, будто подслушивал их разговор. Словно знал, что речь шла и о нём тоже.
— Что мне делать, матушка? — едва слышно спросила златовласая.
— Следовать зову своего сердца. Только так ты найдёшь себя — не как дочь, не как сестра, не как невеста... а как ты. Стурма. Богиня ветров и бурь. Женщина.
Фригга закончила с причёской дочери. Погладив её волосы, она опустила гребень на место. Оставив поцелуй на макушке своего ребёнка, она направилась к выходу, но на пороге задержалась, улыбаясь.
— Может быть, твоя любовь вовсе не в Асгарде, — матушка подмигнула.
— Ты... ты знаешь?
— Брось, милая. Вы можете скрыть что угодно от отца — но не от меня. Спокойной ночи.
Фригга ушла, оставив после себя ощущение теплоты и тихой поддержки. Но едва за ней закрылась дверь, как в груди у девушки вновь зашевелилось беспокойство. Она осталась одна — и именно в такие моменты правда становилась особенно громкой.
Тишина её покоев казалась слишком выверенной. Слишком роскошной. В ней было всё — мрамор, золото, мягкость мехов, ткань, струящаяся под пальцами, — но не было главного: ясности.
Стурма прошла к балкону. Холодный воздух ночи тронул щёки, заставляя её вздрогнуть. Она смотрела на звёзды и думала — не о титуле, не о браке, не о долге. Она думала о себе.
"Кем я хочу быть?"
Она ведь мечтала о другом. О жизни, полной битв и чести, как у Тора. О свободе, как у Локи. О том, чтобы выбор был её — не чьим-то приказом, не игрой в союз. Она хотела любить не по указу. Хотела смеяться без страха быть осуждённой. Быть просто женщиной — не только принцессой.
Мысль о Бальдре разожгла под сердцем гнев.
"Как он посмел?"
За её спиной, втайне, идти к её отцу и просить её руки. Без её ведома, без её согласия. А ведь он знал — знал, что она хочет быть свободной, знал, что их связывало только воспитание при дворе, а не чувства.
"Ты предал меня, Бальдр..."
И всё же не он злился бы на неё завтра. Злился бы Тор.
Он — её брат-близнец, её второе дыхание, её первая защита. Он бы не понял. Он бы кричал, что она с ума сошла, что так не делают. Он бы вспомнил о долге, о семье, о чести. А потом, когда останется один... наверно, расстроится. По-настоящему. Не из-за упрямства — а из-за страха потерять её.
Богиня зажмурилась, вдыхая ночной воздух.
"Я не хочу терять их. Но и себя я терять больше не могу."
Ни для Бальдра. Ни для совета. Ни для трона.
Где-то там, в другом мире, был человек, который смотрел на неё не как на принцессу, не как на слиток золота. А как на странную девушку с ясными глазами. И ей вдруг стало страшно.
"Что, если это был единственный день, который я могу назвать лучшим?"