Insensitive

Сокджину и Цуками безусловно повезло, что их не оказалось дома в тот момент, когда на особняк обрушился кровавый тайфун. После того как Рейн покинул Корею, Джин глубоко тосковал. Он пребывал в расстроенных чувствах, молчал и думал об одном омеге, по которому уже соскучился. Его глянцевые волосы в руках, его смех и порой еле терпимый нрав, который, как кажется, свойственен лишь ему единственному. Рейн, одним словом, нетипичный. Он притягивает людей и их взгляды: если не внешностью, то харизмой точно. Джин думает загрузить себя делами, чтобы не распадаться на кусочки от своей любви.

Ему, хорошо это или плохо, везёт. Цуками требует машину и велит альфе встретиться с человеком, который должен нанести третий удар. Передав сфабрикованные доказательства, фотографии, всю информацию проверенному лицу, они выжидают в одном закрытом специально для них ресторане. Только после подтверждённой новости о задержании Чикаго и Акиры они пьют шампанское и собираются в особняк.

Тут то их и ожидала ответочка. Прежде чем на Чонгука нацепили наручники и объяснили его права, Чон позаботился о том, чтобы с помощью Энзо отследить, не важно каким способом, хоть с космоса, Сокджина и напугать. Он, конечно, мог, воспользовавшись эффектом неожиданности, стереть своих врагов с лица земли, но лишить себя удовольствия лично разделаться с пиявками - это оскорбить каждого, кто погиб из-за террориста.

Поэтому, стоит машине с важными лицами проехать перекрёсток, как два чёрных Бентли берут в кольцо около семи машин, загораживая обычным людям проезд.

— Какого... - Цуками не договаривает, поскольку из окон выглядывают люди в масках и, обнажив пулемёты, стреляют по бронированным автомобилям. Альфа, сидящий сзади, пугается, автоматически прячет руками лицо и нагибается. Сокджин также обескуражен, держит телефон у рта, однако команды отвечать на поражение не даёт.

Пули, искрясь от удара, отлетают на трассу, заполняя собой свободное пространство. Подосланные стреляют около пяти минут, не заботясь ни о полиции, ни об убегающих с криком гражданах, ни о птицах, от шума улетающих вдаль.

Квартал становится эпицентром хаоса, даже кажется, будто жизни до перестрелки не существовало. Джин затыкает уши от бесконечных выстрелов, видит каждый патрон, придумывает план побега, но вдруг беспредел так же быстро, как завязался, завершается. Люди в масках прячутся обратно, тонированные окна закрываются, затем семь автомобилей, дав заднюю, уезжают.

Цуками медленно отводит руки от ушей, оглядывается вокруг, наблюдая за поднятой пылью, усмехается. Джин смотрит на него как на полоумного.

— Я разбудил зверя, - размышляет альфа, — пора ему уснуть вечным сном.

***

— Всё равно мы долго просидели под стражей, - массируя кисть, кивает Энзо одетому в чёрное, в траур по своему господину, Чико. — Я рассчитывал в полдень быть дома.

— Ни о каком доме речи быть не может, - хмурый Чикаго предлагает проехать на его машине, и Акира соглашается. — В компании бардак. Федералы и группа разведки перевернули все файлы, пытаются нарыть доказательства.

— Разве мы с ними не договорились? - не понимает второй.

— Не у всех широкий карман. Твой отец знатно испортил нам день, но пока весь мир думает, что мы в изоляционной, можно быть спокойными.

— Кончай называть эту мразь моим отцом. Он мне никто! - фыркает злобно Чонгук. — Мы должны устроить поминки по моему брату, и как только закончится траур, убьём суку.

— Конечно, я не забыл о случившемся, - с грустью поджимает губы Намджун, чьё сердце так и не ожило, хранится в сосуде с прахом того, по которому каждую минуту скучает.

Переложив временно обязанности на плечи Энзо, Чонгук приезжает в особняк и первым делом несётся в гостиную. Он с размахом отворяет двери, с надеждой заглядывает в угол, где в последний раз видел Юнги, и потухает. Уголки губ опускаются к подбородку, во взгляде появляется разочарование и печаль. Только ему одному известно, с каким рвением, с каким нетерпением и верой в свою любовь мчался домой Акира. Он и мысли не допускал об уходе Юнги, потому что верил в него, верил, что любовь сильнее любого оружия, даже ядерного, даже того, от которого земная кора способна треснуть и поделиться на две части. Но любовь хуже любой чумы и кары божьей, потому что не в тех руках она - это разрушительная сила жестокости.

Морщины на лбу альфы углубляются, он опускает руки по швам и пустым взором испепеляет место, где должен был ждать его омега.

— Вы вернулись, господин, - становится за спиной одна из прислуг.

— Давно он ушёл? - не оборачиваясь, бесцветным тоном спрашивает Акира.

— Около часа назад, - сразу понимает о ком идёт речь, не смеет лгать и без того рассерженному Чонгуку.

Альфа язвительно усмехается, прогоняет жестом бету и, наматывая круги, набирает номер. Юнги отвечает спустя пять гудков, Чонгук считал.

— Сакура, я приехал, но ты меня не встречаешь, - пальцами по шелковым шторам проводит, обжигает интонацией.

Юнги, который заранее знал, что будет жалеть, если ответит на звонок, жмурится, держит в руке стакан воды, кусает изнутри щеку, чтобы не заплакать.

— Ты все верно понял, - не сразу говорит омега.

— Дуй обратно, - у Акиры голос звучит как самая низкая нота аккорда гитары, Юнги об неё режется, истекает кровью.

— Ты не можешь меня заставить. Я не могу вернуться к тебе.

— Сакура, у меня хватает забот, не заставляй ещё и за тобой приезжать, потому что, если я это сделаю, мы сильно поругаемся, а я тебя обижать не хочу. Возвращайся сам, тогда я тебя прощу.

Шатена поражает самоуверенность альфы, он выпрямляется, ставит стакан на стол и в бешенстве кривит рот, чуть не разбивая сотовый о стену. Чонгуку нет дела до ненавистной Мину правды: всю свою молодость омега потратил на учебу, жил мыслью добиться справедливости, отомстить за папу и их разрушенную семью. Юнги полюбил Акиру без представления о том, кто он есть. И он вполне был готов закрыть глаза на злодеяния Чона, даже работу бросил, от цели всей жизни ради их любви отказался, только альфа этого не оценил. На жертву Юнги не ответил искренностью, более того, ещё один нож вонзил, скрыл правду о себе и своих целях. Омега когда-то отброшенную на задний план гордость обратно возвращает. Пусть не ради себя, но ради сына откажется от всей грязи, которой испачкал его Чонгук.

— Прощение? Это ты должен передо мной на коленях прощение вымаливать! За каждую ложь! Не вини меня в уходе, Акира, ты сам во всем виноват!

— Юнги! Я тебя не оставлю!

— Я не хочу, чтобы мой сын называл отцом монстра! - переходит на крик омега, чья свободная ладонь хватается за живот как за источник силы.

— Наш сын! - поправляет того Акира. — Значит, я для тебя монстр? Вот что ты думаешь обо мне?!

— Да. Я тебя боюсь.

Юнги сказал это с таким отчаянием и болью, что альфа верит. Японец на секунду теряется, сбитый с толку, мысленно отправляет себя в нокаут чужой репликой. Он и вправду боится? Того, кто ради него поменяет местами утро с ночью? Чонгук собирает брови у перечницы, рычит, скрипя зубами, весь трясётся.

— Пусть ты от меня отказался, - еле выговаривает альфа, — но я от тебя никогда не откажусь.

Юнги ловит ухом гудки, жалобно дрожит губой и, бросив телефон на стол, сгибается, роняя горячие слёзы в руки. Омега громко рыдает, поскольку сущность тянется к альфе, от произнесённых жестоких фраз сам себя презирает. Юнги любит Акиру даже сыном Цуками. Он после задержания Чона это в голове раз сто прокручивал, не знал, как быть, задыхался от диссонанса, однако, выбрав между своими чувствами и благополучием будущего ребёнка второе, попросил помощи у Шона.

— Ты сделал всё правильно, - утешает Мина коллега, поглаживая его колено.

— Я ужасный! Я столько ему наговорил, столько боли словами принес, бросил, а у него брат погиб, его посадить грозятся... Мне следует быть с ним рядом. Разве я заслуживаю называться человеком? - зареванным лицом смотрит на Шона парень.

— Ты не об этом должен переживать, балда! Лучше вспомни, чей он сын! Вспомни, для чего он прибыл в Корею! Да ведь он шпионом был, практически использовал тебя.

— Он меня любит.

— Юнги, он лгал тебе на протяжении двух с лишним лет, - тормошит того омега, — он попросту тебя не заслуживает. Акира Чон такой же террорист, как и Цуками Дзэн. Смотри, - его же руку опускает на появившийся живот Шон, — ты должен идти дальше ради него.

Парень, шмыгая носом, заворожённо слушает друга, смотрит на свою руку, под которой ощущает тепло, краем рта улыбается.

— Наверное, ты прав. Прости за беспокойство, мне просто некуда больше идти.

— Юнги, мы с тобой не вчера познакомились, - поднимается с корточек омега, одаривая шатена дружелюбным взглядом, — живи здесь, сколько потребуется. Ты меня не теснишь.

Шон удаляется на кухню нарезать беременному фруктов, уговаривает того прилечь и, дождавшись, пока Юнги уснёт, блокирует номер Чонгука.

***

Тела нет. Гроб пустой. Пустая урна. Какой бы вид захоронения Чонгук ни выбрал, мало что изменится, ведь покойника нет.

Хоть братья Чон в Бога и не верили, но оба были буддистами, поэтому церемония проходила в храме по всем традициям. Урна стоит в центре сцены с цветами и огромным портретом альфы в чёрной раме. Акира сидит на коленях в кимоно траурного цвета рядом со священником, отпевающим покойника басистым голосом, читает отрывок из сутры, пока гости, а их несколько сотен, не считая тех, кто держит траур в Японии, воскуряют ладан три раза.

Церемония проходит мирно, Акира ни с кем не говорит, кроме священника и Чикаго, который, стараясь не беспокоить гостей, приближается к альфе и сообщает:

— Знаешь, кто стоит снаружи?

Японец смотрит мутным взглядом, вопросительно хмурится, покосившись на дверь.

— Юнги приехал.

— Ему нельзя, он беременный, - заразившийся суеверием Чонгук поднимается во весь рост, кланяясь священнику, выходит на улицу, где, одетый в чёрный костюм Мин держит в руке чётки, как и требует обряд.

С их последнего телефонного разговора прошло три дня. Чонгук больше не звонил, но ждать не переставал. И вот его цветущая вишня стоит напротив, хлопает ресницами, словно они нежные лепестки сакуры на ветру, влюбляет в себя Акиру по-новому.

Юнги топчется на одном месте, не выпускает руку Шона, который недоволен омегой из-за его взбалмошного поступка, кусает губы. Он и сам толком не знает, что тут делает. Они расстались, Мин зарекался не возвращаться, однако добровольно пришёл на похороны, потому что посчитал это правильным. Хосока он знал недолго, но за отведённое время рассмотрел его: альфа ждал появления племянника больше, чем, наверное, сам Юнги. Он перечислял виды спорта, на которые отдаст малыша, перечислял места, которые хотел бы ему показать. Юнги отчасти проникся Хосоком и ему искренне жаль, что альфа умер совсем молодым. Позже, узнав, кто именно стал причиной его гибели, Юнги оторопел.

— Прими мои соболезнования, - наконец откашливается омега, хочет сделать шаг навстречу, однако Шон категорически против, взглядом велит стоять на месте.

— Спасибо, что пришёл.

— Я пришёл не из-за тебя, - проясняет ситуацию Юнги, избегая проникновенных глаз, которые его словно за душу трогают.

— Знаю.

— Мне уже пора, - омега впервые смотрит на Акиру и затаивает дыхание. Альфа сам не свой: бледный, угрюмый, с синяками под глазами, свидетельствующими о бессонных ночах. Сердце парня сжимается в чувстве вины, он обуздывает желание обнять Чонгука, поддержать хотя бы этим и, крепче сжав руку Шона, отшатывается.

— Моя охрана тебя отвезёт.

— Ага, разбежался! Чтобы Юнги прямиком тебе в особняк привели? Нет уж! - на предложение альфы фыркает Шон, проглатывая его сердитый взор, тянет беременного на себя. — Слава богу, я на машине. Не пропадём.

Мин соглашается с другом, бросает на погрустневшего Чона прощальный взор, направляется к стоянке. Акира, чей язык прирос к нёбу, ещё немного смотрит в затылок своей любви, молит зверя внутри не плакать, обещая однажды вернуть потеряшку, после чего возвращается в зал.

Наблюдавший за этой сценой Чикаго неодобрительно цокает. Просит Чико подождать, а сам догоняет двух омег и предлагает поговорить.

— Юнги, вернись к нему.

— Обойдёмся без советов криминальных авторитетов, - едко хмыкает Шон, на что получает холодный взгляд острых глаз.

— Попрошу вас не вмешиваться.

— Он говорит верно, - заступается за коллегу шатен, — я не могу принять Акиру таким.

— Каким?

Омега отворачивается, подбирает нужное слово, пока его волосы путает ветер.

— Бесчеловечным.

— Юнги, ты прекрасно знаешь, что он не такой. Да, как бизнесмену и оябуну, которому подчиняются кланы, ему присуща жестокость, но без неё то, что он строил два года, рухнет. Ты ищешь для себя идеального добросовестного человека? Укажи мне пальцем хоть на одного альфу, чья совесть чиста. Нет таких людей, Юнги. У каждого свои недостатки, тараканы в голове, у каждого есть пороки. В этом и суть любви - принимать человека таким, каков он есть. Чимин с самого начала знал о моих делах, он знал и шёл рядом, а если надо было - собственными руками убивал любого, кто покушался на мою жизнь. Потому что любил.

— Его отец... - Юнги так ошарашен и поражён впечатляющей речью Чикаго, тронувшей его до глубины души, что теперь абсолютно уверен в низости своего поступка.

— Разве Акира виноват в том, что его отец - Цуками? Ребёнок не должен отвечать за ошибки своих родителей. Не спрашивай с него за то, что сотворил с твоим папой Цуками. Что может сделать Чонгук, кроме как обливаться виной и сожалеть о прошлом? Он ведь борется с ним, идет против родного отца в первую очередь из-за тебя. Все с этого и началось. Цуками хотел убрать вас с Ким Тэхёном, и тогда Акира впервые дал отпор, отвернулся, поклялся уничтожить за одну твою слезинку, - Юнги постоянно сглатывает, наблюдает за мимикой Намджуна с широко распахнутыми глазами, готов разрыдаться перед всеми. Даже Шон вслушивается, не делает попытки встрять. — Ты настолько ему дорог, что он пошёл против семьи, и это доказывает, что он не худший человек на этой земле. Заблудший, быть может, да. И тем не менее, Юнги, он настолько тебя любит, что готов отпустить. Как видишь, тебя никто не держит, не пихает в машину, чтобы вернуть в особняк и запереть в комнате. Всё просто. Ты либо принимаешь его Инь и Янь, либо ты его не любишь.

Чикаго разворачивается, не дав Мину прийти в чувство, скрывается за дверями храма. Юнги обмякает, еле держится на двух, облокачивается на плечо запаниковавшего Шона и роняет слёзы. Омега не знает, кого слушать: голос сердца, наставления или скорее претензии Намджуна или же Шона, который настаивает на том, чтобы Мин забыл про альфу и думал о ребёнке. Юнги просто хочется спрятаться под кровать, как в детстве, прикрыть ладонями глазки и считать до десяти, пока проблема не испарится в воздухе. Но то было в детстве, сейчас всё иначе.

На сердце Мина надгробная плита. Она давит, весом топчет сосуды, и шатен не выдерживает тяжесть. Больно. Хочется вернуться на два месяца назад, лежать в объятиях Чонгука, не переживать о завтрашнем дне, не знать всей правды. Все пошло под откос, когда умер Чимин. Был бы он жив, чтобы посоветовал Юнги? Скорее всего, зная его темперамент, Пак влепил бы омеге пощёчину. Мини и сам говорил, что ему плевать на темноту Намджуна, ведь между ними любовь. Тогда почему Юнги не плевать? Он также любит Акиру, также дышать без него не в силах. Почему? Парень понемногу понимает. Дело в нём: старые раны не дают жить настоящим, поскольку Юнги застрял в прошлом. Застрял в том проклятом дне, когда погиб папа и когда Мин поклялся отомстить. Он должен отпустить свои травмы, либо его жизнь навсегда изменится в худшую сторону.

***

Последним храм покидает экипаж семьи. В зале все ещё горят свечи и пахнет ладаном. Не улыбающийся портрет Хосока остаётся нетронутым, но вот остальные его вещи увезли.

Тэхен приходит к сумеркам. Он весь день по крупицам собирался с силами взглянуть правде в глаза, смириться с ней, добровольно отказаться от частички своей души, но прийти. Альфа струсил приехать на отпевание, побоялся встречи с Чонгуком, не знал, какие слова подобрать. «Я не хотел этого»? «Мне жаль»? «Я не хотел говорить те ужасные слова»? Тэхён готов прополоскать рот керосином и сжечь язык. Это убивает его больше всего. Он пожелал ему смерти, и смерть, услышав сердечную просьбу, спустилась на крыльях ночи и забрала Хосока. Тот, кто не умеет дорожить тем, что имеет, должен платить за свою неблагодарность. Цена слов Тэхёна чудовищно высока.

Альфа, еле передвигая ноги, ковыляет в зал и застывает, встречаясь взглядом с блондином на фотографии. Этот более мёртвый Хосок смотрит в упор, как будто осуждает парня, взором прогибает его. Брюнет в ступоре пару минут, держит руки по швам, царапая переплет сумки, внутри кричит. У него барабанные перепонки вот-вот лопнут, а вокруг тишина и спокойствие.

Тэхён подходит к сцене с портретом, рассматривает строгое лицо с застывшими глазами, которые когда-то были полны нежности, тихонько опускается на колени и кланяется перед стойкой с рамой, утыкаясь лбом в пол.

— Прости меня, - шепчет брюнет, жмурясь.

Он повторяет своё действие около пятнадцати раз, концентрируется на безмолвии, будто ждёт ответа от покойника и, лишаясь каждый раз желаемого, снова принимается за старое. После череды извинений альфа отползает к стене и прислоняется лопатками, сидит, обняв колени, разговаривает с фотографией. Он начинает со своей злости за обман и страха быть использованным, потом пылко благодарит Чона за защиту, скулит о том, как нуждается в ней и скучает.

Слёзы бесшумно скатываются к подбородку, оттуда к шее и в чёрный свитер. Тэхён затылком упирается в холодную стену, ногтем царапает застёжку сумки и разбито улыбается. Если бы перед ним стояло зеркало, он бы заметил, что сам весь покрыт трещинами.

— Я говорил уже, мне без тебя жить тошно. Ты, наверное, злишься на меня сейчас, кроешь матом, но я не могу. Не могу, - качает головой Ким, всхлипывая, — Как мне жить без тебя? Как мне жить с чувством вины и недосказанностью... Меня боль изнутри жрет. Я в тебя влюбился, но обещал этого не делать. Черт, да мы оба лжецы.

Проходит пара минут, прежде чем альфа вяло достаёт из сумки пистолет. Его пальцы трясутся, по спине льётся холодный пот, но он принял решение, сжёг мосты. Он тянет руки к призрачному видению, наивно предполагая, что, умерев, встретится с Хосоком и скажет ему долгожданное «я тебя люблю».

— Я иду, Хосок, - с улыбкой глядя на оружие, произносит Ким.

Тэхён поднимает трясущиеся руки ко лбу, крепче сжимает рукоять, давя на язычок. Его обуревает страх наравне с адреналином и странным чувством, словно это сон. Мысли тлеют в его голове, он вспоминает улыбку альфы, его голос и тепло рук. Вспоминает, как он был с ним счастлив, и цепляется за это, как за спасение.

Он решает умереть, чтобы жить.

Тэхён выдыхает, собираясь покончить со всем, однако его резко бьют в лицо, и парень от неожиданности стреляет, однако не в себя - попадает в потолок. Ким, мало что соображая, касается ноющей челюсти, чувствуя привкус железа, поворачивается вбок и застывает статуей.

— Собрался сдохнуть? Я тебе помогу.

Чонгук ждал альфу до последнего, не верил в его равнодушие, ведь знал, что Тэ любит Хосока той же безумной страстью, что и его брат. Когда гости разошлись, Акира велел Чико отыскать брюнета с целью растормошить его и облить чувством стыда, однако звонок его приятно удивил. Тэхён в храме. Японец прибыл обратно, но и представить не мог его жалкие намерения.

Чонгук зол. Он брезгливо и без капли какого-либо уважения смеряет альфу высокомерным оком, наставляет на того дуло его же пистолета.

— Слабак и трус. Покончить с собой вздумал? - щурит веки Акира, пиная ногу парня, который старательно прячет своё лицо, вероятно, из-за стыда, присаживается. — Хочешь, я возьму всё на себя? Убью тебя быстро и без сожаления. - Чон угрожает пистолетом, повышает неконтролируемый голос.

— Ты смеёшься надо мной, - тихо хмыкает Тэхён.

— Догадался, значит, мозги работают, тогда ещё странней. Как ты, сука, смеешь пытаться покончить с собой, когда и семи дней со смерти моего брата не прошло?! Как ты посмел думать уйти, не отомстив?!

Тэхён терпит ругань, глядит себе под нос и глотает огромный комок боли, отчасти признавая правоту Акиры: он слабак, бежит и не хочет хотя бы попытаться наказать убийцу.

— Месть это не то, что нужно мёртвым, - вспоминает слова Юнги Тэхён и поднимает затравленные опухшие глаза на Чона, а тот, в свою очередь, кривит рот в ответ.

— Хосок был неправ, - выпрямляется японец, в чьей интонации слышится разочарование, — ты такой же, как все, даже хуже. Посредственность. В тебе нет мужества и ты не пойдёшь по головам ради любви, но вот во имя закона пожертвуешь всем. Мой брат любил тебя. Ты стал первым и последним человеком, которому он открылся, но напрасно Хосок вручил тебе своё сердце. Он говорил, ты сильный.

— Умоляю, заткнись, - закрывает ладонями уши Тэхён, пуская слёзы.

— Нет уж, сука, слушай, - Чонгук силой заставляет парня убрать руки с головы и смотреть на себя. — Когда ты уже поймёшь, что твоё правосудие нахуй никому не всралось? Идёт настоящая война, а на войне понятий «порядок» и «закон» не существует. Хосок умер прямо перед твоими глазами. Неужели тебе не больно?! Неужели ты не хочешь, чтобы эти люди горели в аду?!

Тэхён оказывается максимально прибитым лопатками к поверхности, он отводит глаза в разные стороны, судорожно качает головой и в конце концов, царапая себя, прячет лицо в вспотевших ладонях, завывая хуже раненого зверя. Чонгук неправ: Тэхену больно и он никогда прежде не испытывал жажды крови. Впервые ему плевать на последствия, он просто хочет принести страдания тем, кто повинен в гибели альфы. Ким шаркает ногами по полу, как будто пытается отползти от Чонгука, найти укромное место и выдохнуть, однако сейчас он задыхается в рыданиях, как ребёнок, и не обращает внимания на присутствие Акиры, который начинает сомневаться в адекватности брюнета.

— Это я виноват, - плачет Тэхён, неожиданно для японца ударяя себя по щеке несколько раз, — я наговорил ему гадостей в ту ночь, просил его исчезнуть, сказал, что ненавижу... А через мгновение он умер. Я... я сожалею обо всем, что ляпнул. Я злился, только поэтому сказал, что он мёртв для меня...

Чонгук сглатывает. Не перебивает исповедь Кима, хотя самому тошно.

— Он умолял его выслушать, а я... Я идиот. Я прогонял. Хосок умер из-за меня, - невнятно рычит в кулак Тэ, собирая ноги под себя, разбивает костяшки рук о пол. — Он умер, думая, что я его ненавижу, но это неправда. Я люблю его.

Ким прижимается к ноге альфы, льёт слёзы ему на ботинки, отчего Акира тяжело вздыхает, взглянув на безмолвный портрет брата с желанием получить помощь.

— Хосок хотел бы, чтобы ты жил, - произносит уверенно японец. — Если ты умрешь, его гибель будет напрасной.

Услышав эти слова, Тэхён жмурится в сожалении и хватается за горло, влажно кашляя. Такое ощущение, точно на его шее удавка, кто-то тянет за веревку, лишает его кислорода.

— Я сделаю всё. Тебе ведь что-то от меня нужно?

— Мне нужно, чтобы ни полиция, ни разведка, ни федералы, в общем, никто из органов власти завтра не высовывался. Никто. Справишься с заданием?

Брюнет бросает треснутый взгляд на фотографию в рамке, кусает губы до крови и кивает.

***

— Остался Чонгук, - Цуками держит одну половину граната, который красиво и завораживающе сияет на свету люстры. Альфе видятся вместо красных зёрен капли крови, желательно - Акиры, желательно - скоро.

Сокджин ест мало, в основном вилкой ковыряет салат, мысленно находясь рядом с Рейном, который все ещё в самолете.

— А где твой очаровательный омега? Почему он не спускается к ужину? - будто читает мысли сына Цуками.

Ким вздрагивает, переводит недоуменный взор на невозмутимого японца, чья полуулыбка не внушает спокойствия. Персонал в доме теперь новый, поэтому альф обхаживают малознакомые лица, которым запрещено под страхом смерти говорить о жильцах особняка и об их делишках. Джин им лично диктовал правила: нарушишь - помимо тебя, перережут и весь твой род.

— Он сегодня ночует в родительском доме, - врет Джин, и дабы Цуками не раскрыл его, вновь утыкается в тарелку.

— Жаль. Хотелось бы узнать его получше. Прекрасный вкус на омег тебе достался от меня, - двусмысленно шутит альфа, запивая реплику полусладким.

Ким сжимает челюсть до скрипа, в руке нагревается столовый прибор. Он не ошибся: ещё на крыльце Джин заметил странный взгляд отца на Рейне. Он смотрел с желанием. Цуками безнравственный ублюдок, он способен опуститься до изнасилования парня своего чада, и брюнет в тысячный раз убеждается, что увезти Рейна подальше - это его лучшая идея.

— Но вернёмся к Акире, - энергично вздыхает японец, просит прислугу принести ещё граната. — Где его омежка?

— Живет у своего коллеги.

— Как всё удачно складывается. Выходит, парень без охраны?

— Люди Чонгука наблюдают издалека, Юнги их близко не подпускает, - отвечает как робот Сокджин.

— Гордый, но ему это в минус, зато нам - в плюс. Завтра Мин Юнги должен быть в моих руках. А к вечеру он и Акира должны пополнить сеульское кладбище своими надгробиями. Понял?

Альфа коротко кивает, извинившись, покидает стол, чтобы покурить. Джин не может расшифровать свое состояние, но у него тяжесть на сердце, будто завтра всё изменится, но в какую сторону - неизвестно.

Последний в плане «Z» - это Чон Чонгук.