Insensitive

— Это недоразумение. Мы заказывали шёлковые полотенца цвета слоновой кости, а вы нам отправили беж. Эта свадьба очень важна, вот поэтому я здесь! Пожалуйста, поменяйте, - Юнги уже почти час спорит и никак не переспорит взрослого альфу, отчаиваясь, но больше злясь, потому что считает подобное обращение с важными клиентами непрофессиональным.

Омега трясёт в руке один из экземпляров, почти головой бьется об витрину, под которой куча красивой ткани разной вязки и материала. Глаза разбегаются от богатого выбора, но сейчас парню необходимо только одно - получить своё.

— Молодой человек, сколько раз повторять, - театрально вздыхает продавец, — мы заказали эти полотенца специально для вас! Поменять невозможно! Вам придётся доплатить и ждать новую партию, уже цвета слоновой кости.

— Что?! Доплачивать?! Это ваша ошибка, вы неправильно указали цвет нитей, так какого черта мы должны вам денег?! - негодует шатен, в ужасе нахмурившись.

Голова резко заболела. Юнги плохо спит из-за мыслей о Чонгуке, который стал редко появляться в доме, а если и заявляется поздно в усадьбу, так не один, а с компанией каких-то деловых альф, и они, запираясь в кабинете, опустошают бар. Потом от Акиры несёт перегаром, и омеге приходится отворачиваться и терпеть стойкий запах алкоголя. Чонгук изменился, в первую очередь стал серьёзным и сдержанным, даже по отношению к Юнги. Альфа с головой ушел в бизнес и ведет какую-то игру с «тенью». Мин так и не выяснил, с кем тот воюет, зато узнал, что, оказывается, у Акиры есть родной брат. Застав Хосока у себя в гостиной, шатен держался приветливо, а стоило Чону представить их друг другу, Юнги на весь зал вскрикнул «что, блять?».

Секреты не уменьшаются, их будто наоборот становится только больше.

— Либо вы доплачиваете и ждёте поставку, либо покидаете мой магазин немедленно! Я могу вызвать полицию! - фыркает, миной показывая всю серьёзность своих слов, продавец и угрожающе сдвигает брови к переносице.

Юнги отводит изумлённый взгляд, поражается чужой халатности и думает, если бы был прокурором, то точно не упустил бы возможности подпортить наглецу жизнь.

— Похуй мне на твою полицию. Верните наши деньги, я закажу полотенца в другом месте!

— Мы деньги не возвращаем! - альфа пытается уйти, но шатен его ловит за кисть и настаивает на своём. Продавец повышает тон, рявкает, а затем, разозлившись окончательно, толкает сильно омегу в грудь, и Юнги, затаив дыхание, падает на копчик.

Продавец цедит сквозь зубы «так тебе и надо», собираясь было юркнуть в комнату отдыха, но его внимание привлекает вошедший в сером костюме с запахом альфа, чей стук каблуков отдаётся в ушах как удар колокола на кладбище.

Юнги, щетинясь от боли, жмурится, потом, потирая место ушиба, на котором скоро расцветёт синяк, поворачивает голову к двери и замирает.

Чонгук невозмутим. Его лицо гладкое, взгляд ясный, но холодный, словно северный ветер. Чёлка уложена на бок, а руки висят по швам, правда вскоре, замечает Мин, одна ладонь его собирается в кулак.

Акира помогает омеге подняться, не слушает его лепетания о том, что все нормально, осматривает, краем рта улыбается и обращает свой теперь уже режущий плоть взор на оцепеневшего продавца.

— Ты посмел толкнуть моего омегу? - в вопросе звучит то ли усмешка, то ли упрёк, то ли намёк на очевидность - никакого прощения тому, кто ранит его любовь.

— Чонгук, не надо. Я сам разберусь.

— Тихо, - не глядя на Юнги, шикает Чон.

В магазине, помимо них, стоят три человека - головорезы альфы, которым Акира молча кивает, и один из корейцев вручает боссу чёрную продолговатую коробку. Сердце Мина пропускает удары, он боится намерений Чонгука, держит его под локоть, давит всем весом, мол, остановись. Однако Акира физически сильнее, он спокойно подходит к витрине, не убирает взгляд с проглотившего язык альфы и слегка ухмыляется.

— Эту вещь мне привезли из Тайланда, - неясно кому рассказывает японец, доставая из бархатной коробки чёрную шариковую ручку. — Сказали, что мы с ней очень похожи. Внешне, - переворачивает предмет Акира, — ничего особенного, но внутри...

Взмах. Чонгук за долю секунды нажимает на кнопку, обнажая из тайника острый кончик металла, на конце которого заметно что-то странное. Раздаётся громкий крик, альфа падает на колени, с животным страхом глядя на свою ладонь, в кою вонзилась ручка, у которой вместо стержня с чернилами - длинная игла, вводящая в организм ртуть.

Юнги отшатывается, не чувствуя почву под ногами, словно его самого проткнули ручкой, ахает. Он смотрит с нарастающей тревогой и страхом в спину Чонгука, пытается моргать, потому что слизистую глаз жжет, но не может, опешив от чужой жестокости средь бела дня. Омега, сглатывая кислый ком, слышит мольбу человека, видит, как Акира сильней надавливает на ручку, упиваясь криками, и чуть было не теряет сознание. Рвотный позыв вынуждает шатена прийти в чувство: он подбегает к Чону, с размахом тянет его в свою сторону и с мольбой в лисьих очах просит:

— Прошу, не надо. Он ничего не сделал.

— Будь это так, мои люди бы не отрывали меня от дел в офисе. Иди в машину.

— Чонгук, хватит, - напирает Мин, выдерживая сжигающий взгляд альфы, не уступает, напоминая о том, что пусть он и омега, но дух его не уступает альфе.

Продавец со слезами кряхтит, раздражая этим Акиру ещё больше. Была бы его воля, он бы этого ублюдка на куски порвал и разбросал по всему магазину, увы, из-за присутствия Юнги не может. В любом случае, за то, что его омега пострадал, он провинившегося не помилует - даст приказ своим людям, они закончат начатое.

Чонгук мысленно аплодирует стержню Юнги, мягко улыбается и с рывком вытаскивает из ладони ручку с ядом, не реагируя на болезненные стоны, подгоняя парня, выходит на улицу, незаметно для Мина указав головой в угол на пока что живого альфу.

— Иногда я тебя не узнаю, - сидя на заднем сидении рядом с Акирой, почти шепчет шатен.

Юнги держит дистанцию, прижимаясь бедром к противоположной двери автомобиля, смотрит на дорогу, стараясь забыть произошедшее, но отчетливые вспышки жестокости альфы не гаснут, ярче становятся. Наверное, это одно из тех плохих воспоминаний, которые останутся в памяти до самой смерти. Юнги бы этого не хотел. Он хочет помнить только хорошее, связанное с Чоном, однако счастливых моментов не так уж много, их затмевают чудовищные, подобно этому, воспоминания. Повсюду, словно галлюцинация, доносятся крики и стоны людей, запах крови и безумный взгляд Акиры. Чёрные-чёрные, будто далекий космос, глаза, которые что-то напоминают Юнги, только вот что, он не помнит.

— Зачем ты проткнул ему руку?! Я же сказал, что сам разберусь! - подскакивает, чуть было не ударившись головой о крышу, рявкает на эмоциях омега, даже пугая водителя.

— Сакура, ты ещё не понял? Тебе больше не нужно ни с чем разбираться. Для этого у тебя есть я. Я тебя люблю, и каждого, кто посмеет тебя расстроить...

— Что тогда? - выдёргивает из чужой ладони свою руку Юнги, не давая японцу её поцеловать. — Убьешь? Сколько людей ты должен покалечить, чтобы удовлетворить свою жестокость?! Почему ты ведёшь себя как головорез?!

— К твоему сведению, я и есть головорез, - заразившись плохим настроем, грубо отсекает Чонгук, еле сохраняя хладнокровие.

Его бесит поведение парня, бесит, что он не упускает случая упрекнуть его за то, кем он является. Чонгук думал, Юнги свыкся с их положением, даже покончил с прокурору рой, стал работать бухгалтером, однако омега взвинченный, вечно недовольный поступками Акиры, хотя тот ради него и старается. Возможно, способы продемонстрировать свою любовь у альфы специфичные и неординарные, и тем не менее своей жестокостью Чонгук строит будущее для них обоих. Жестокость защищает их любовь - так никто не посмеет посягнуть на жизнь его души, сердца, любви. Чонгук не забывает слова отца, постоянно беспокоится за парня, наблюдает издалека. Боится, что отец, нащупав ахиллесову пяту, в любую минуту нападет на Юнги, вот альфа и раздражён. Плохо спит, постоянно занят с партнерами, разъезжает по стране, налаживает связи, запасается оружием. Сейчас сложно, однако, покончив с враждой, Чонгук сможет вздохнуть спокойно, обнять Юнги и начать жить, строить семью.

— Точно, - потухает, подобно спичке, Юнги, садясь на место и тоскливо глядя перед собой, — я все время забываю.

— Прости, - тушуется Чонгук, чувствуя чужую боль, тянется к шатену, целует в висок, — я погорячился. Мне жаль, что ты это видел.

— Не подумай, я не трус. Но жестокость порождает жестокость, Чонгук. Ты не замечаешь, как она вытесняет в тебе человечность.

Больше омега ничего не говорит. Они доезжают до особняка в тишине, не заводя разговор, переваривая то, что успел заметить Юнги. Хозяев встречает радостный Гурым, сперва прыгает на мрачного Акиру, затем вьётся вокруг Юнги и провожает тех вплоть до крыльца.

Шёлковые полотенца цвета беж всё-таки меняют на слоновую кость, только сделал это уже другой продавец, потому что первый пропал без вести.

***

Ролики, снятые одноклассниками, в тот же день попадают в интернет, Рейна обвиняют в школьном насилии. Родителей омеги, так как они очень важные люди в стране, в школу не вызывают, классный руководитель приходит сам, разговаривает с ними за помпезным ужином, который больше похож на обычный приём, нежели на встречу в воспитательных целях. Вскоре учитель уходит, и стоит двери за ним захлопнуться, как альфа, изменившись в лице до неузнаваемости, скрипит зубами. Он резкими, неаккуратными движениями подворачивает рукава темно-синей рубашки, что-то бормочет под нос и сверкает свирепым взором, аж прислуге становится не по себе. Чётким ритмичным шагом господин Ли доходит до комнаты Рейна. Омега лежит на животе на своей огромной постели, слушает музыку, обеспокоенный не тем, что теперь весь город нелестно отзывается о нем, а тем, что Джин так и не позвонил.

Ручка провернулась, перед парнем предстал альфа. Брюнет устремляет на него недоуменный взгляд и замечает, как медленно, словно растягивая пытку, рука отца тянет свой ремень со штанов. По спине прошёлся холодок. Рейн открывает рот, но ничего не произносит, ползёт к изголовью и вздрагивает от взмаха.

В тот вечер прислуга держалась подальше от комнаты Рейна, потому что из неё доносились крики и рыдания.

***

— До свадьбы заживет, - пытается пошутить бета, нанося мазь на спину молчаливого и опустошённого омеги, которого будто выпотрошили.

Брюнет еле сидит, ссутулившись, ни на кого не реагирует уже пару дней, ест мало, даже к воде не притрагивается, из-за чего его кожа стала сухой, нездорового оттенка. Губы в ранках, а глаза, в которых, как любит выражаться Ким, второй космос, одна лишь темнота. Рейн целыми днями лежит на боку и смотрит за окно, на улицу, видя ветки деревьев в белой шубе. На спине спать невозможно: она подвергалась истязанию и ещё долго будет заживать, учитывая, что ремень содрал нежную молодую кожу во многих местах вплоть до мяса. Первую ночь Рейн не мог уснуть от ужасной боли: плоть горела, словно на него взвалили гору раскаленных камней. Слёзы не помогали успокоиться, становилось только хуже от всхлипов, Ли не мог двигаться и даже порой дышать. Казалось, вот он ад, смерть во время жизни, однако в тот момент брюнет готов был отдать свою душу небесам. В одну секунду он терял сознание, но держался изо всех сил, надеясь, как в сказке, что к нему на помощь придёт рыцарь в белых доспехах. Увы, его рыцарь не пришёл. Больше того, он и не выходил на связь все эти дни, и Рейн отчаялся, в конечном счёте смирился. Он не понимает, от чего больнее: это физическая боль стирает ему кости или сердце так ноет, что выплюнуть его хочется? Почему Сокджин не звонит? Почему не отвечает? Почему он не пришёл, когда был так нужен? Когда кожаный ремень с бляхой больно отпечатывался на поясе, когда было страшно, когда хотелось умереть. Рейна и раньше били, запирали в подвале, однако то, что сделал отец сейчас - это выше его сил. Это чудовищно.

— Господин, поешьте что-нибудь. Вам нужны силы, чтобы ваши раны быстрее зажили, - прислуга сочувственно поглядывает на затылок омеги, ничего не получая в ответ, выходит, встречаясь в дверях со старшим господином, омегой.

— Ты сам виноват, - собирает на груди руки папа, морщась от неприятного запаха лекарств в комнате. — Я столько раз предупреждал тебя, но ты никого не хочешь слушать. Вечно у себя на уме.

— Спасибо за беспокойство, папа. Ты умеешь поддержать, - неразборчиво выдыхает брюнет, кое-как садясь на край постели, медленно, жмурясь от боли, опуская подол футболки по забинтованной спине.

Омега фыркает на желчь младшего, советует проветрить помещение и уходит. Рейн провожает его равнодушным взглядом, затем смотрит на свой мобильник и грустнеет. Где бы альфа ни был, он опоздал.

***

Джин, под ботинками которого хрустит снег, покидает вертолётную площадку, жмурясь из-за холодного воздуха, садится на заднее сидение иномарки, кивая на слова «с возвращением, господин». Сперва Ким расспрашивает про обстановку в Сеуле, узнаёт о последних новостях и удовлетворенно кивает. За ним следует ещё три экипажа.

После того, как Цуками велел готовиться к плану «Z», Сокджину пришлось вернуться на родину и собрать клан оябунов, которые до сих пор остаются верны Цуками, просить поддержки. Встреча прошла удачно, поэтому, вернувшись с добрыми вестями, Ким пребывает в хорошем настроении. Брюнет меняет сим-карту на телефоне, ждёт, пока он включится, и заодно улыбается, ждёт не дождётся встречи с Рейном. Альфа отсутствовал в Сеуле около четырёх дней, но уже жутко соскучился по омеге и его стервозному характеру. Встреча была конфиденциальной, по этой причине Ким не имел возможности ни предупредить омегу, ни попрощаться и уж тем более связаться с ним.

Телефон включается, и спустя пару минут на сотовый Джина приходит куча смс. Альфа сперва теряется от такого наплыва сообщений, глаза не успевают считать одно слово, как на его замену приходит следующее. Шофёр через зеркало глядит на хмурого господина, меняет скорость машины и сосредотачивается, не обращая внимания на гвалт уведомлений.

Сокджин нажимает на самое последнее смс. Открывает окошко. Читает. Бледнеет. Собирает ровные брови у переносицы.

«Почему ты не пришёл, когда я тебя звал?»

«Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу».

«Пожалуйста, мне очень плохо, забери меня отсюда».

Альфа ничего не понимает, и эта неосведомлённость начинает его злить, пугать, заставляет метаться на одном месте, листая пальцем сообщения.

«Мне больно! Мне так больно! Сокджин, приезжай!»

«Забери меня к себе, пожалуйста!»

«Он меня избил! Этот урод отхлестал меня ремнём!!!! Где ты????? Почему ты не почувствовал, как мне больно?!!!!»

«Джин, кажется, я не доживу до утра. Спина болит. Простыня вся в крови. Я так хочу, чтобы ты сейчас был со мной рядом. Ответь на звонок, мразь! Или тебе похуй, что со мной?!»

Ким рычит, рявкает на весь салон и сжимает мобильник в руке, чуть было не разломив его на две части.

— Планы меняются. Поезжай по этому адресу, - указывает в навигаторе Ким, нервно дёргая ногой и грызя зубами губу.

Его не было всего четыре дня. Всё-таки нельзя оставлять омегу без присмотра, а ещё лучше - забрать его себе, спрятать, уберечь. Джин не понял по смс, что за ублюдок избил Рейна, но сам себе клянётся, что расправится с ним медленно и мучительно, чтобы он чувствовал агонию и сам молил о смерти. Зверь Кима скалится, скребёт по сердцу, отчего Сокджин не сдерживается, орет на шофёра ехать быстрее.

Экипаж приезжает к красивой вилле спустя полчаса. Автомобиль ещё не затормозил, а Джин вылетает из него и громко хлопает дверью, как бы предупреждая о своей ярости. Альфа одет в серое длинное пальто с клетчатым шарфом, волосы неаккуратно уложены из-за ветра.

Охрана сперва не хочет пропускать альфу, тогда тот угрожает перестрелкой и просит подумать ещё раз, назвав свое имя. Главный омега семьи, узнав о том, кто прибыл к ним в дом, вскакивает с дивана и растерянно хлопает накладными ресницами, бросая косой взор в сторону комнаты сына. Ему хватает пары секунд, чтобы понять цель и причину визита Кима, оттого и сокрушается, не знает куда спрятаться и злится, что мужа нет дома, потому что отдуваться за проступок придётся ему одному.

— Где Рейн? - широким шагом заходит в богатую гостиную Джин, даже не поздоровавшись с остолбеневшим омегой, который улыбается сквозь страх.

— Добро пожаловать. А мужа нет дома...

— Я задал вопрос. Где. Мой. Омега, - чеканит альфа, учащенно дыша и взором давя на позеленевшего мужчину.

— Он в своей комнате... Стойте, туда нельзя!

Кима пытаются остановить, но он грубо отталкивает старшего Ли, проходит до конца коридора и дергает за ручку двери, тут же замирая как вкопанный. Сперва ему в нос врезался тяжёлый запах медикаментов и спертый воздух: комнату не проветривали достаточно долгое время. Глаза, привыкшие к дневному свету, ничего не видят из-за полумрака. Джин моргает пару раз, концентрируется на фигуре, стоящей у зеркала, и изумляется.

Спина, отражающаяся в зеркальной поверхности, пугает его. Это даже телом не назвать. Кровавое месиво.

Рейн поднимает взгляд, смотрит неуверенно, с глубокой обидой, и не делает первых шагов. Смотрит в упор, молча показывает, говорит, мол, смотри, ты не пришёл, ты не уберёг, это ты виноват. И Джин с ним соглашается. Ненавидит сам себя за то, что улетел, ненавидит за то, что не подумал предоставить омеге своего человека. Ненавидит себя за то, что эти кошачьи глазки на мокром месте, ненавидит себя за то, что не был рядом, когда его омеге он был нужен.

Ким кое-как переводит дыхание, сквозит взором по уродливым ещё свежим шрамам, видит синяки и следы от бляхи, визуально залечивает полосы, целует каждый сантиметр и просит прощения. Рейн видит в его глазах раскаяние, сам готов заплакать, но гордо поднимает голову и сжимает в руках свою футболку.

— Малыш... кто это с тобой сделал? - шатаясь, подходит к омеге японец. Заботливо поправляет завиток пряди, поглаживает щеку, не убирает взгляда с истерзанной спины.

Папа Рейна стоит в дверях, наблюдает за происходящим, морщится и одновременно поражается поведению Сокджина. Тот, перед кем трясётся его муж, трепещет перед их же сыном.

— Какая уже разница, - отталкивает от себя альфу брюнет, — что сделано, то сделано.

Джин сжимает до хруста челюсть, резко оборачивается к главе семьи и, схватив того за горло, припечатывает к стене. Рейн пугается, не ожидав подобной реакции, видит японца таким рассерженным впервые. Он и прежде злился, но сейчас Рейн прямо чувствует сгусток темноты и жажду крови, исходящие от него.

— Это же вы?! Твой муж поднял руку на моего омегу?!

— Он заслужил!

Ким от подобного ответа сатанеет, больно бьет омегу затылком об стену.

— Не буди во мне зверя, я еле держусь только из-за Рейна, но ваша семейка мне уже на нервы действует!

— Вы не имеете права нам угрожать! Если вы что-то с нами сделаете, весь мир узнает о том, где прячется ваш отец!

Рейн запоминает реплику папы, вопросительно подбрасывает брови ко лбу и обращает внимание на напряжённого Кима, который от подобной наглости толкает омегу в шкаф с комиксами и едко хмыкает, поправляя воротник пальто.

— Шантажируете меня? А сами-то вы чисты, господин Ли? - суживает веки Джин. — Не забывайте, что лишь благодаря нам вы занимаете высокий пост в стране, и если мы пойдём ко дну, вы тоже составите нам компанию. Рейн уезжает со мной, - берет за руку сконфуженного брюнета японец. — Завтра я пришлю людей за его вещами, подготовьте их. А за то, что с ним сделал этот сукин сын... Я это так не оставлю, - многообещающе звучит альфа и, накрыв Рейна своим пальто, осторожно ведёт его наружу.

Омеге немного обидно, что папа даже не делает попыток остановить Кима. Не то чтобы Рейн не хочет идти с ним, просто равнодушие со стороны родителей сильно ранит. Брюнет надувает щеки, чтобы не заплакать, от холода покрывается гусиной кожей и садится в автомобиль, бросая на свой дом печальный взгляд.

— Прости меня. Мне пришлось покинуть Корею. Прости, что не был рядом, - по дороге целует замерзшие руки парня Сокджин, просит шофёра включить кондиционер. — Представляю, как тебе было больно.

— Да, ощущение не из приятных, - хмыкает грустно омега, — я тебя звал. Я все ждал, что ты сейчас ворвёшься в комнату и вырубишь отца, обнимешь меня, поцелуешь. Но ты не появился, а я истекал кровью.

— Прости, - в груди щемит, Ким устало потирает лоб, — обещаю, теперь я никуда не уйду и буду о тебе заботиться.

— Раны глубокие, останутся уродливые шрамы, - вздыхает удручённо Ли.

— Твою красоту ни один шрам не испортит. К тому же до свадьбы заживёт, - ненароком повторяет слова прислуги альфа и садится прямо, держа ладонь школьника в своей.

Рейн незаметно улыбается, прикусывает губу и со смешком спрашивает:

— Нашей свадьбы?

— Всё возможно.

— Ты же уверял, что женишься лет через десять. Ну тогда всё понятно, к тому времени у меня точно спина заживет.

Джин смеётся, хватает свой телефон и отправляет смс своему человеку, прося того разобраться с отцом омеги. Тихо, без свидетелей, помучать, но пока не убивать.

***

Чимин сидит на полу, задом к кровати, по-турецки. Вокруг него куча фотографий вариантов интерьера зала, сервиз, декор. Буклеты с лучшими ресторанами лежат криво-косо, омега одновременно листает пальцем по экрану планшета и разговаривает по телефону с менеджером музыкального оркестра. Его глаза успевают всюду: он оценивает вывески, выбирает наиболее понравившиеся пригласительные, добавляет в избранные.

Намджун наблюдает за ним из-под одеяла. Альфа сверяется с часами, цокает, понимая, насколько уже поздно, хочет возмутиться, но ждёт, пока омега не положит трубку. Чимин целый день на ногах: ездит по разным местам, мерит костюмы, определяется с посадкой гостей, принимает поздравления от родственников и почти не спит. Уже почти полночь, а блондин сидит в джинсах и свитере, про себя бубнит, записывает в блокнот номера и названия заведений.

С одной стороны, Чикаго счастлив видеть своё солнце таким взбудораженным и живым. Взглянув на Чимина, любой поймёт, как ему важна свадьба: омега светится ярче фейерверков, поэтому и не устаёт. Ему в радость планировать свой самый важный день.

— Как думаешь, стоит добавлять в меню устрицы или обойдёмся всеми сортами икры? Не все же любят морепродукты, - чешет висок Мини, повернувшись на девяносто градусов к будущему супругу.

Намджун тянется рукой к его лицу, не дотягивается и обмякает, не получив желаемого.

— Да никто есть не будет, поверь на слово. Чимин, посмотри на время. Уже слишком поздно, завтра доделаешь, а сейчас иди ко мне. Я дико соскучился, - с намёком ухмыляется Ким, приподнимаясь на кровати.

Златовласый собирает с пола принадлежности, откладывает в сторону и стягивает с себя зелёный свитер, обнажая красивое хрупкое тело, при виде которого Намджун облизывается. Он видит Чимина голым каждый день, но всегда ощущается, как в первый раз. Чимин сексуален, от губ до ног, идеален весь. Порой альфа ловит чужие голодные взоры на Мини, довольно усмехается, гордится, что его омега - самый красивый парень на свете, и радуется в душе, что бриллиант всех бриллиантов принадлежит ему.

— Я подумал воздерживаться до брачной ночи, - оставшись в одном белье, произносит блондин.

Чикаго изгибает бровь, опустив руку на колено, хищно изучает свое любимое горячее блюдо.

— Ты ведь шутишь? До свадьбы почти два месяца!

Омега облизывает губы, игриво улыбается, наслаждаясь протестующей миной Кима, смеётся заливисто, нежно и прыгает на огромную постель, подкрадываясь, подобно тигру, к Намджуну. Альфа его ловит, тянет на себя, сажает на мощные бёдра, откинув одеяло прочь, глядит снизу вверх. Чимин обнимает руками его шею, вдыхает любимый запах, трется носом о мягкие волосы.

— Сейчас самое время поговорить о свадебных подарках, - целует ключицы омеги Чикаго, и Чимин тает, откидывает голову назад, мычит от удовольствия, ощущая внизу живота пожар. — Что бы ты хотел? Я всё сделаю для моего солнышка.

— Прям уж так и все? - хитро тянет Пак, ёрзает задницей на затвердевшем члене, пальчиками скользит по накаченной груди к кубикам пресса, царапает ногтем бархатную кожу.

— Абсолютно, - подтверждает Намджун, вгрызается в нежные пухлые губы, языком проникая в рот.

Они целуются пошло, глубоко, пьют друг друга жадно, до головокружения. Воздуха критически не хватает, но Чикаго не отлипает от медовых губ, которые заменяют ему сахар, также и Чимин, запустив пальцы в затылок, прижимается плотнее, позволяет кусать, сосать свой язык, смеётся.

— Метка, - отрывисто дышит блондин, смотря глаза в глаза, — я всегда мечтал о метке. Знаю, ты и без неё мой альфа и любишь меня, но метка - это что-то космическое, понимаешь? В то же время дикое.

Намджун часто задумывался поставить Чимину метку, но боялся делать ему больно, вот и тянул, а теперь парень просит сам, да и таким голосом, словно метка для него - свежий глоток воздуха в задымленной комнате.

— Это больно, - предупреждает Намджун.

— Ты не способен сделать мне больно, - отрицает омега.

Альфа подаётся вперёд, утягивает Чимина в поцелуй, отвлекает ласками, а сам спускается к плечу. Блондин ожидающе напрягается, просит сердце успокоиться, но все равно нервничает. Намджун просовывает руку под половинки, скользит между ними, надавливает на колечко мышц, пытается запутать парня.

— Не тяни. Я выдержу, - просит Чимин.

И в этот же момент Чикаго вонзается клыками в мягкое, пахнущее цветами тело, прокусывает до крови, ловя хрип Чимина и тут же затыкая его поцелуем вкуса крови. У Чимина на глазах капельки слез: они показались и от счастья, и от боли. Омега смотрит на рану на своём плече, видит красивые узоры, заполняющие его кожу, и улыбается. Это метка, самая настоящая и поставленная любимым человеком. Пак готов прыгать от радости.

— Ты мой, - вытирает большим пальцем дорожку крови на его руке Намджун.

— Всегда был и буду твоим.

Больше китаец не терпит, бросает блондина на кровать и нависает сверху, покрывая влажными поцелуями каждый сантиметр тела. Этой ночью горели два сердца, бьющиеся как одно.

***

Юнги сидит на толчке и нетерпеливо барабанит пальцами по колену. Потом он встаёт, подходит к зеркалу и смотрит на себя. Стягивает ночную рубашку, поворачивается боком и всматривается.

— Да нет, бред какой-то, - нервно смеётся шатен, пройдясь ладонью по животу. — Бред.

Омега возвращается к толчку, берет в руки новую упаковку с тестом и всё-таки решается. Спустя указанное на упаковке время Юнги с неуверенностью возвращается в ванную, берет с тумбочки тест и смотрит.

Две полоски.

— Нет, - качает головой тот.

Находит ещё один тест. Повторяет.

Две полоски.

— Господин, - стучится в дверь прислуга, до жути пугая бледного омегу. Парень прячет тесты под полотенца и поспешно выходит в комнату. — К вам пришёл гость, он ожидает в гостиной.

— Хорошо, попросите накрыть на стол.

Юнги остаётся в одиночестве или уже не совсем. Он сползает на пол, сидит расставив широко ноги и думает. Что делать дальше? Стоит сказать Чонгуку, это ведь важное событие, только... почему Юнги как будто не рад этой новости? Почему поджилки трясутся и хочется горько плакать? Почему так паршиво на душе? Нет, Юнги определённо уже любит этого малыша, но ему грустно из-за его отца, который в последнее время пугает омегу.

Юнги не хочет, чтобы этот ребёнок рос при таком жестком отце. Он не хочет, чтобы малыш видел кровь, чуял ее в отце, боялся быть похищенным. Юнги не хочет такого будущего для него, кем бы он ни был.

Шатен вытирает мокрые щёки, берет тесты и, засунув их в чёрный мусорный пакет, выбрасывает, решив пока ни о чем не рассказывать Акире. Омега спускается к Шону, который пришёл навестить бывшего коллегу, приглашает отобедать и делает вид, словно все хорошо.

***

Каждая стопка алкоголя - обжигающая волна. Тэхён глотает её разом, не жалея пищевод, не даёт себе время, пьёт залпом подряд. В клубе громко настолько, что барабанные перепонки обещают лопнуть, только этот шум не способен заглушить шторм в голове альфы, и разочарованный этим Тэхён покидает заведение, возвращается домой вдребезги пьяный.

Брюнет кое-как находит выключатель, в квартире загорается свет. Его тошнит, ноги сами не ходят, в глазах рябит. Ким стягивает с себя кожаную куртку с мехом, бросает под ноги, спотыкается и еле доползает до дивана, валится на бок и ждёт, когда в желудке перестанет кипеть. Голова адски пульсирует. Ким за неё хватается, жмурится и на всю квартиру матерится.

Даже водка не заполнила пустоту. Альфу это чертовски выбешивает, он словно потерял вкус жизни. Лучше ощущать хотя бы ее горечь, но ничего - это слишком жестоко.

Брюнет, бормоча что-то на языке пьяных, нащупывает в кармане мобильник, пытаясь сфокусировать зрение, дрожащим пальцем листает контакты в поисках нужного номера. Набирает.

Гудки, гудки... Тэхён вдруг грустнеет, лежит с кислым лицом и думает о разном.

— Тэхён? - его голос.

Он с хрипотцой, порой звонкий, порой низкий, сексуальный. Брюнет подозрительно всматривается в экран, видит имя и расслабляется.

Прошла минута, как Хосок поднял трубку.

— Я скучаю.

Хосок на другом конце линии сглатывает, затем закуривает. Он сразу понимает, что альфа нетрезв, поэтому теряется в ощущениях: радоваться ли, что Ким ему позвонил, или нет.

— Ты бухой.

— На трезвую голову я тебе звонить бы не решился, - соглашается, хихикая, брюнет, глядя в потолок. — Но это правда. Скучаю.

— Тэ...

— Хосок, - перебивает того альфа, подложив руку под голову, — ты мне нужен. Ты, конечно, еблан, но я не могу без тебя.

— Если я приеду сегодня, завтра ты будешь об этом жалеть, - с печалью, фактами говорит Чон, а сам уже просит подогнать свою машину.

Тэхён краем рта улыбается, сонным голосом тянет:

— Давай сделаем вид, словно завтра не существует.

Для японца это зелёный свет. Он ведёт как угорелый, в рот алкоголь не брал, но тоже чувствует опьянение, никак не может перестать радостно лыбиться. Хосок на всех парах спешит к Тэхёну, поднимается на лифте и звонит в дверь, которая оказывается открыта.

Белобрысый входит бесшумно, замечает куртку на полу, вешает в гардероб и проходит в родную и в то же время чужую квартиру. Тэхён лежит на диване, еле держит глаза открытыми и поднимает уголки рта в счастливой ухмылке.

— Ты быстро.

Хосок садится на корточки перед сонным брюнетом.

— Потому что скучал ничуть не меньше тебя, истеричка, - поправляет чёлку парня альфа. — С кем пил?

— А что? Ревнуешь?

— Возможно, - подмигивает Чон и наклоняется ближе, не понимая, почему Тэхён загадочно усмехается. — Что за лицо?

Вместо слов парень высовывает язык. Блондин округляет восторженно глаза и чертыхается.

— Пирсинг. Опять этот гребаный пирсинг! Ты его ради меня нацепил?

— Размечтался. Я просто решил быть самим собой и не стесняться.

Они сидят друг напротив друга: Хосок на корточках, Тэхён на диване, глядя на Чона сверху. Парни постоянно переводят взгляд на губы, отчётливо ощущают накаляющуюся атмосферу, однако не двигаются с места. Хосок ждёт сигнала от Кима, а он, в свою очередь, проверяет самого себя. На сколько его хватит?

— Останешься сегодня со мной? - «останься навсегда» не произносит.

— Я бы не смог уйти, - «я не хочу уходить».

Альфа тянется к Тэхёну за поцелуем и мягко напирает, чувствуя горечь на губах брюнета. Тэ прикрывает веки, размякает, разрешает углубить поцелуй. Их языки сплетаются, Чон проводит им по штанге, посасывает, облизывает, понимает, что тормозить уже поздно. От этого истеричного альфы невозможно оторваться - он наглядный пример силы притяжения. Оба оказываются на полу, боясь потерять драгоценные секунды, друг от друга не отлипают.

Тэхён не помнит, как его раздевают, помнит только, что ему хорошо и он скучал, всеми фибрами души жаждал его прикосновений. С Хосоком это правильно, это к месту. Альфа смачивает слюной свои пальцы, подготовляет трясущегося от возбуждения брюнета и не спеша входит, трахает его пальцами, наблюдая за эмоциями на красивом лице. Тэхён заламывает брови, держит рот открытым и учащенно дышит, извиваясь на полу подобно змее самой ядовитой, но невероятно благородной. Чон растягивает его то медленно, то быстро, сам возбуждается от бархатных стонов, затыкает парня глубокими поцелуями и смотрит в глаза, видя в них свет. То самое тепло, о котором он ничего не знал. Тот самый уют, которого его лишили. То самое умиротворение, о котором и мечтать не мог. Одним словом, любовь.

Сердце альфы застучало быстрее. Он смотрит на Тэхёна и кричит себе в уме «люблю». До беспамятства. Больной любовью, которую многие назовут болезнью. Пусть так, пусть Тэхён станет диагнозом Хосока, тогда альфа отказывается от лечения. Лишь бы с ним был этот человек.

— Обещаю, - шепчет совсем тихо Тэхён, - я в тебя не влюблюсь...

«Потому что уже влюбился».

Чон странно усмехается.

— Клянусь, ты мне безразличен.

«Я отдам свою жизнь ради тебя».

***

Чонгук приезжает домой к сумеркам. Альфа отказывается от ужина, светлеет, застав Юнги на кухне, за плитой.

— Зачем ты напрягаешься? Я же специально нанял для тебя повара, - крадет морковку Акира, за что получает колючий взгляд от шатена.

— Мне нравится возиться с едой. Так что будь добр, поужинай. Я, конечно, не повар французской кухни, но запеканка у меня получается отменная, - горделиво цокает Мин, лично накрывая на стол.

Чтобы не обижать омегу, Чонгук садится за стол, с улыбкой следит за действиями парня и восторженно ахает.

— Выглядит вкусно. Лучше, чем у повара со звездой мишлен.

— Подлиза, - закатывает глаза Юнги, оставаясь у раковины.

Омега наблюдает за альфой, опершись тазом о бортик, получает шквал похвалы, немного краснеет.

— Я обожаю твою еду. Ты правда готовишь лучше всех, сакура, - вытирает рот салфеткой Чон, — в нашей семье на кухне ты босс.

Омега, обрадовавшись, что Акира сам завёл тему семьи, решает прощупать почву и, накладывая ещё запеканки, невзначай добавляет:

— Пока нас семьей трудно назвать.

— Отчасти я с тобой согласен, - спокойно отвечает Чонгук, — но рано или поздно я сделаю тебе предложение, ты станешь моим официально.

— А дети? Ты бы хотел детей? - с паузой произносит Мин, отводя взор в сторону.

Альфа задумчиво мычит.

— Не в ближайшие два года. Об этом рано размышлять, не думаешь? Пока я сосредоточен исключительно на работе.

«Он не хочет детей», - с треском понимает шатен, моментально печалится, кусает щеку изнутри, чтобы не заплакать.

Впрочем, Юнги так и думал. Это было очевидно, однако надежда все равно грела душу. Омега весь день думал о беременности, представлял, как сообщит Чонгуку, как тот обрадуется... А теперь... Теперь Юнги не уверен, что их счастье выглядит одинаково.

— Спасибо за вкусный ужин, - чмокает парня в нос Акира, — мне нужен где-то час закончить с делами в кабинете, не скучай.

— Чонгук, - внезапно даже для самого себя зовёт альфу Мин, уже почти сдавшись тяжести эмоций.

Кажется, тронь его хоть пальцем, и шатен разрыдается. Юнги топчется на одном месте, смотрит на остановившегося Чона и отмахивается. Он не может поделиться этой новостью с ним, пока точно для этого нет мужества.

— Что такое? - торопит альфа.

— Давай съездим сегодня на пляж? Я хочу подышать морским воздухом.

На странную просьбу Чонгук кивает и идёт в кабинет. Юнги, стоит тому выйти за порог, рассыпается на части, перестаёт улыбается и чувствует себя потерянным.