Антонимы

Прикрыв рот рукой, я зевнул, чувствуя ноющую усталость в каждой мышце. День сегодня был непростой, и я понимал, что нужно заканчивать с чтением и ложиться спать, чтобы завтра утром не чувствовать себя совершенно разбитым. Сколько бы я не смотрел в книгу, никак не мог уловить сути написанного, постоянно возвращаясь в начало страницы и пытаясь выстроить логическую цепочку из слов. После очередной попытки, когда я был готов уже отложить книгу, дверь спальни открылась, а на пороге появилась та, которую я предпочитал никогда не видеть.

— Это такая шутка? — я не поверил глазам, смотря в дверной проем, где стояла Грейнджер без обычной для нее целомудренной мантии до самого пола, но было в ней и привычное — волосы, разбросанные по плечам в хаотичном беспорядке. На ней была короткая плиссированная юбка в клетку, которая не доходила даже до середины бедра. Она сжимала колени и немного переминалась на одном месте, накручивая прядь волос на палец, закусив нижнюю губу. Пришлось моргнуть пару раз, чтобы отогнать наваждение, но это не помогло: она не исчезла, продолжая смотреть на меня томным взглядом.

Это точно сон. Кошмар.

— Шутки? — перестав соблазнительно строить глазки, она недовольно надула губы, будто я обидел ее своим вопросом. Гермиона (как просто было произносить ее имя в голове) начала медленно расстегивать пуговицы на белой рубашке, немного склонив голову вбок, не разрывая зрительного контакта.

От такого поведения я сжал книгу в руках сильнее, прекрасно осознавая намерения Грейнджер, вот только не понимая зачем и почему. Как она вообще догадалась, где моя спальня из десятка других, узнала, как пройти в гостиную, кто сказал ей пароль? Как другие ученики не остановили ее? Теплые колющие мурашки волной прошлись по солнечному сплетению, скользя жаром по животу, уходя под затянутый ремень брюк. Мне не нравилось возбуждаться, видя перед собой ее в этом откровенно неприличном наряде явно не для отличницы. Не нравилось смотреть в вырез рубашки и думать о том, есть ли сейчас на ней белье. Не нравилось, но я смотрел и не мог отвести взгляд. Казалось, Грейнджер словно спустилась из моих самых пошлых фантазий. Ее кожа мерцала, отсвечивая огонь из догорающего камина, сейчас она была будто создана для греха и пришла именно за ним.

Думал ли я о ней в таком ключе? Да. Признался бы я себе в этом хоть раз до этого момента? Нет.

— Уходи.

Приказал, не узнавая собственного голоса, а сам приподнял книгу с колен, продолжая читать. Во рту пересохло, захотелось выпить воды, а лучше чего покрепче. Пришлось прочистить горло кашлем. Взгляд вновь не мог сконцентрироваться на буквах, строчки плясали, возбуждение не исчезло даже после того, как я постарался отвлечься на чтение, а не пялиться на бедра и завязанной на талии рубашке. Моргнув, я вновь посмотрел мельком: Грейнджер не исчезла, а наоборот приблизилась и уже стояла почти напротив кресла. Член отозвался болезненным импульсом, и увеличился, пока я всячески игнорировал и девушку, и дискомфорт в штанах. Даже с такого расстояния я почувствовал аромат с нотками фруктов — легкий, немного сладковатый и чертовски притягательный.

— Что бы ты не задумала, это плохая идея, о которой завтра пожалеешь. Сделай себе и мне одолжение — проваливай.

Я был груб, но это было единственное, как думал, что оттолкнет ее. Но не было ни шума закрывающейся двери, ни обиженных всхлипов, она лишь вырвала из моих рук книгу и отбросила ее в сторону, оставляя меня без последнего щита, за которым я мог скрывать свои эмоции от ее появления. Старый фолиант с шумом ударился о пол и закрылся, когда я даже на секунду не огорчился от того, что нужная страница утеряна.

— Что ты себе позволяешь? — почти зарычал, немного подаваясь вперед, но, поняв, что Грейнджер уже стояла так близко, что почти касалась коленями ткани брюк, я откинулся на спинку кресла, кладя руки на подлокотники, сжимая изумрудную ткань вместо книги.

— Сегодня я была плохой девочкой, — я удивленно приподнял брови от такой фразы. В моем представлении так мог говорить кто угодно, но точно не отличница и заучка Грейнджер. Хотя короткая юбка и, в целом, ее появление оспаривало мысли о «хорошей». — Как я могу заслужить прощение, Драко?

Я молчал, наблюдая за этим представлением. Может, она поспорила, что не сможет пробраться ко мне в спальню и соблазнить? Или это была просто игра — Панси решила выпить оборотное зелье, и сейчас из коридора выпрыгнет Блейз? Помогать в осуществлении задуманного я не собирался, хоть и хотелось. Хотелось так, что я постарался не дышать, чтобы не усугублять свое влечение.

Грейнджер уже расстегнула все пуговицы на рубашке, и единственное, что сдерживало ткань, чтобы не разойтись в разные стороны, — это узел выше талии. Гладкая кожа на ее животе была покрыта россыпью мурашек, и я сжал подлокотник крепче, чтобы не поднять руку и не коснуться плоского живота, и не обвести аккуратный пупок пальцем, проверяя, такая ли она шелковистая, как в моих фантазиях.

Эрекция уже доставляла физический дискомфорт, член пульсировал, но я не позволял себе пошевелиться.

Уходи, Грейнджер, просто проваливай, иди обжимайся с рыжим дружком и перестань делать глупости в моей спальне. В мои планы не входило портить тебя. Кого угодно, но только не тебя.

— Я тебе не нравлюсь? — томным голосом спросила и начала крутить узелок белой ткани — последнее препятствие перед тем, как я бы смог увидеть ее грудь. Но зато я получил наглядный ответ на свой неозвученный вопрос: белья скорее всего на ней не было, сверху уж точно. Даже через ткань я видел проступающие соски, которые неприлично торчали и привлекали внимание. Странное чувство дежавю возникло после ее вопроса... «За что ты меня ненавидишь?», - но она такого никогда не спрашивала...

— Нет, не нравишься, — ответил почти рыча, а сам смотрел, как тонкие пальцы ловко справлялись с первым узлом, готовясь ко второму, уже более расслабленному.

Ты возбуждаешь, ты раздражаешь. Это единственное, что сейчас было в голове, но ни первое, ни второе я был говорить не готов. Грейнджер опять надула губы, будто мои слова ее задели, а я попытался понять, не под чарами ли она. Зная Гермиону... моя спальня была бы последним местом, куда она пришла.

— А если так? — она опустилась на колени и руками развела мои ноги шире, устраиваясь между, так и не развязав узел на рубашке. Я не знал, как реагировать, и не понимал, как это вообще могло произойти. Но она возбуждала слишком сильно, такая покладистая и послушная, такая доступная сейчас, просто руку протяни. Но я не протягивал, а проминал ткань подлокотников, понимая, что выдержка моя не железная, особенно, когда она сама пришла и сама встала на колени.

— Уходи, — вновь повторил, а она и не собиралась слушаться. Медленно положила свои ладони на мои колени и начала скользить руками вверх по бедрам, облизывая нижнюю губу.

Я не тот, кто тебе нужен.

Ее ласкающие касания обжигали даже через ткань, будто ладони были раскалены до предела. Она немного наклонилась вперед, следуя за движением собственных рук, и почти коснулась ширинки грудью.

Я был где-то на уровне бешенства. Мысленно я стягивал ее кудрявые волосы на затылке и проводил членом по приоткрытым губам. В моих фантазиях сейчас она высовывала язык и слизывала прозрачную смазку, выступившую на головке. Но вместо этого я сидел, тяжело дыша, и делал все возможное, чтобы грубо не выставить ее за дверь, желая совершенно другого.

— Что на тебя нашло? — мой голос был предательски хриплым, да и ширинка на брюках, того и гляди, затрещит по швам. Уверен, она уже заметила, как мое тело отреагировало на ее появление и представление. Да была бы она хоть в мешке или наволочке, стоя передо мной на коленях, она бы возбуждала меня всегда. Понимание этого факта обожгло внутренности таким простым осознанием, а она словно корнями пробралась под кожу, хоть даже не касалась ее открыто, а только лишь через ткань.

— Ты такой горячий, — она провела ладонями по моему прессу вверх, каждая мышца напряглась от прикосновения, а я сильнее сжал челюсть, изгоняя картинки из сознания, как дьявола.

И дьявол сейчас — это отличница, которая стояла на коленях. А я в своем положении почти поклоняюсь ей из кресла. И мне нравится. Если где-то там есть ад, то ради этого момента можно в нем и сгореть.

— На тебя кто-то наложил заклятие? — задал вопрос, а сам даже не хотел знать ответа. Пусть она просто расстегнет мой ремень и сосет как в последний раз. А я буду помогать ей, направлять член как можно глубже в горло. Блять.

— Я просто этого хочу, мне так холодно, хочу остаться сегодня с тобой.

Черт, я тоже этого хочу. Но почему ты пришла только сейчас? Почему никогда не отвечала на мои взгляды? Почему всегда отворачивалась? Что изменилось?

Я уже чувствовал ее дыхание у своих губ, видел, как они приоткрыты. И был готов отпустить подлокотники, чтобы поднять Грейнджер с колен, и плевать, что будет утром, звук, плевать, что будет после, если сейчас я смогу, звук. Я расскажу ей все, звук, я смогу переступить через себя. Звук.

Мои глаза открылись слишком быстро, и первые секунды я не понимал, что произошло. Звук, исходящий от будильника с тумбочки, затих, в комнате был полумрак, а Грейнджер ушла, забирая с собой тепло и сладкий аромат фруктов.

Сон.

Я понимал, что все увиденное, — это сон, а точнее кошмар моей извращенной головы. Возможно, причиной стало то, что мы говорили прошлым днем. Чувства и ощущения не сразу пришли в норму и просыпались вместе со мной. Сон все сильнее и сильнее терялся в пробуждении, оставляя после себя ноющую боль в паху. Черт. Приподнявшись на локтях, я изучил собственный стояк. Блять. На мне не было ни одеяла, ни одежды. Есть свои плюсы в том, что я ни с кем не делил спальню.

— Черт тебя дери, Грейнджер.

Хоть и понимал, что не она вина моего состояния, а скорее собственные мысли и фантазии. Посмотрев на улицу, понял, что за окном, как и вчера, метель. Пусть окна в подземельях и были волшебные, но погоду всегда показывали текущую. Натянув пижамные черные штаны, проклиная про себя сладковатый фруктовый запах, который до сих пор чувствовался на языке, не удосужившись надеть рубашку, я вышел в гостиную, чтобы понять, насколько плохо наше положение. И понял: мы в дерьме. Камин не горел, картинные рамы пустовали зияющей чернотой. Холод прошелся сквозняком по торсу, но и это не убавило возбуждения. Мы все еще в личном аду в компании друг друга.

Но и эта новость не сбавила стояка, член пульсировал и ныл, а я как подросток думал о том, что мне пора вспомнить, что это такое — снимать напряжение руками.

Когда я стоял в прохладном душе, прислонив две ладони к стене, мысленно считал до десяти. Пытался в начале успокоиться, а, поняв, что счет не помогает, решил действовать, представляя темные волосы Панси в своей руке, но видел лишь кудрявые и каштановые.

— Что ты сделала, чертова ... — я не договорил, не желая больше чувствовать это ноющее напряжение, удерживаясь левой рукой за кафель, правую я спустил к члену, сжимая головку и медленно двигая рукой вниз.

Теплая волна прошлась по паху, я вновь попытался представить Паркинсон, и пусть мы не встречались, и я не испытывал к ней никаких привязанностей, но думать о чем-то было нужно, а не просто механически дрочить.

Но мозг отказывался: пока я думал об одной, сознание рисовало Грейнджер, проступающие через белую тонкую ткань соски, как она сжимала бедра и закусывала губу.

— Блять, — в очередной раз я был против того, чтобы думать о ней, и опять проигрывал сам себе. Запрокинув голову, я представлял, что это не мои пальцы, а ее рот и ее губы плотно сжимают и двигаются. Я фантазировал, как упираюсь в стенку горла, какая она горячая, как слюна стекает из ее рта от усердия, а глаза закатываются от наслаждения, как и у меня сейчас. Эти чертовы подвязки на бедрах не выходили у меня из головы перед сном, а этот сладковатый аромат доводил до ноющей боли в каждой напряженной мышце.

Интересно, какая она на вкус? Как чертов праздник?

— Блять!

Я кончил слишком быстро и неожиданно, проклиная звучание имени Гермионы на своих губах, так как точно прохрипел его, изливаясь на кафельную стенку душа. Но даже быстрое снятие напряжения не вернуло всю кровь в мозг. Мне хотелось закрыть глаза и вновь вернуться в кресло, и раз за разом переживать этот сон, главное, с продолжением.

Обтеревшись полотенцем и бросив его в корзину, я пошел в спальню, понимая, что не взял с собой никакой одежды. Пониженная температура из-за отсутствия горящих каминов остудила мое настроение, но не добавила удовлетворения. Мне физически стало проще двигаться, мозгами я понимал, что нужно искать решение проблемы с исчезновением всех из замка и отсутствием возможности выбраться и связаться с миром.

Когда я уже потянулся к ручке комода, чтобы достать вещи, дверь спальни открылась, заставив меня так и замереть с поднятой рукой.

Сон повторяется? От этой мысли тепло вновь заструилось по венам, направляясь вниз живота, словно несколькими минутами ранее я не фантазировал о подобном.

На пороге стояла Гермиона, как и во сне с растрепанными волосами, волнами спадающими по плечам, а я лишь представлял, какие они на ощупь. Тепло пробиралось все глубже по мышцам, вновь находя путь к паху.

— Я... — Грейнджер замерла в дверном проеме с приоткрытым ртом. Я даже с расстояния менее двадцати футов видел, куда смотрят ее глаза. Не имел привычки выходить из душа в полотенце, обычно незваные гости стучались, перед тем как ворваться в спальню, и были весьма редки.

— Ты? — задал вопрос и повернулся не только лицом в сторону двери. Стесняться мне было нечего, даже прохлада не была против меня.

Гермиона так и стояла, пялясь мне в пах. Это даже стало нравиться — краска смущения начала ползти по ее шее, потом по щекам и добралась до линии роста волос. Это возбуждало, особенно, когда в голове были столь яркие воспоминания душа и недавнего сна. Член дернулся и это заставило Грейнджер вздрогнуть и резко отвернуться, поняв, куда она неотрывно смотрела последние секунды.

Стоило мне увидеть ее спину, как она начала извиняться, а я — одеваться.

— Я, ну, в общем, не думала, тут, посмотрела, извини. Я просто кое-что поняла, вот, — тараторила бессвязные слова, пока я улыбался, зная, что она этого не увидит.

Натягивая на тело водолазку, я все же не удержался:

— Поняла, что тебе понравился мой член, — не знаю, кто тянул меня за язык тогда, я винил сон. Он причина всех бед, мыслей и разговоров. Да и смущать отличницу показалось веселым занятием.

— Что? — Гермиона обернулась и хотела явно покалечить меня взглядом, но вместо этого скользнула по уже одетому телу, недовольно складывая руки на груди, где, увы, был бежевый свитер, а не завязанная на узел рубашка. Но даже слои вязаной одежды не могли стереть другие образы, более откровенные.

Я заметил в руке Гермионы сложенный в несколько раз пергамент.

— Как ты узнала, где моя спальня?

Сон будто повторялся, а эти вопросы я точно обдумывал ранее. Возмущение не стерло румянец с ее щек, это делало ее даже немного милой. И это злило примерно так же, как и нахождение с Грейнджер в одном замке. В ее присутствии даже Хогвартса становилось мало.

Она немного помялась и прикусила губу, возможно, обдумывая, как ответить, но я не торопил ее говорить, смотрел как осел, увидевший морковку, на то, как ее зубы впивались в нежную кожу нижней губы, немного оттягивая. Где я согрешил, что меня отправили в этот ад с ней?

— У Гарри есть карта, которая показывает нахождение всех учеников в школе, — я не сразу отреагировал на то, что она начала говорить, смотря, как ее рот приоткрывается, произнося звуки. Но потом до меня дошло.

— Что? — быстро подошел и взял пергамент, разворачивая. Гермиона не попыталась его удержать, а лишь отступила от меня на шаг, почти упираясь спиной в стену, и сделала такое странное выражение лица, будто задержала дыхание.

— Она показывает в реальном времени... — начала объяснять механизм, но он был и так очевиден.

— Я понял. Можешь не рассказывать, — она фыркнула, но продолжать не стала. — Кто-то еще есть на карте? — я развернул пергамент, понимая, как Поттер всегда опережал меня на шаг и как выследил меня в Выручай-комнате. Других точек не было.

— Нет, но я хотела сказать не это.

Я отдал карту, протягивая ее вперед. Грейнджер немного засомневалась, но потом разжала руки, сложенные на груди, и потянулась за пергаментом, почти невесомо задевая мои пальцы своими. Мою горячую кожу обожгла ее ледяная. Она отдернула руку, будто прикоснулась к огню.

Почему ты такая мерзлячка?

Я почти закатил глаза, но потом вспомнил, что именно это Гермиона вчера делала целый день. Развернувшись, нашел палочку, развел огонь в камине и наколдовал кофейник с двумя чашками. С закусками у меня были проблемы, а напитки давались легко, особенно виски. Жаль вкус его отличался от настоящего и выдержанного. Все свои действия я проанализировал уже после завершения, смотря, как разгорается пламя в камине. Хотел ли я, чтобы она согрелась? Или это просто хорошее воспитание? Хоть семейные примеры и были не самые «правильные» для текущей компании. Даже после окончания войны мне раз за разом напоминали о важности чистоты крови.

— Ты не заметил ничего странного? — Гермиона задала вопрос, а я подвинул второе кресло к камину, жестом предлагая присесть, а не стоять в дверях.

Она вновь замешкалась, и сейчас на лице был даже страх. Уверен, на моем лице он скрывался лучше. И меня пугало не это конкретное утро, а текущие собственные действия.

— Я много что заметил, — взяв кофейник, налил одну чашку, пытаясь вспомнить, когда последний раз это делал для кого-то. Никогда? — Я не съем тебя, Грейнджер, если ты сядешь в кресло и перестанешь стоять в дверях.

— Кресло... — еле слышно прошептала, а потом, тряхнув головой, будто подышала смелостью, быстро подошла, осторожно усаживаясь на самый край, словно мебель могла ее обидеть. — Я вот о чем, — откашлялась и взяла одну чашку, которую я наполнил для нее, но вместо того, чтобы отпить или продолжить говорить, она понюхала кофе. Ну, тут я все же закатил глаза.

— Ты что такая подозрительная, кошмары снились? — в шутку спросил, а она почти выкрикнула:

— Нет! — а потом втянула шею, и, чтобы скрыть неловкость, сделала глоток, очевидно соглашаясь, что лучше возможный яд, чем странное поведение. — Утром я проснулась в спальне, — сказала она так уверенно, и с таким важным видом, будто только что изобрела новое заклинание.

— И?

Она закатила глаза, вот опять я следил за этим пренебрежительно-раздражающим действием, как бы она вела себя, если сон не прервался, а чл...

— А заснула в кресле, — она перебила мои мысли и с шумом поставила кружку с кофе на стол. И посмотрела на меня так, будто сейчас второй раз открыла новое заклинание. Ее щеки все еще были розоватые, знала ли она, что краснела в любом подходящем и неподходящем случае?

— Стало неудобно, и ты вернулась в спальню? — сделал предположение, но уже не смотря на Гермиону, а изучая легкий пар от кружки, который поднимался вверх спиралями. Аромат спелой груши смешался с ароматом напитка. Зачем я вообще говорю с ней? Зачем налил ей кофе? Теперь я в полной мере смог понять, что Гермиона пахла не просто как чертов рай или праздник, она пахла спелыми грушами — такими, от которых рот наполнялся слюной, а желудок скручивался от голода. Такой знакомый аромат, я был точно уверен, что уже встречал его раньше... но вот вспомнить, где именно, не мог.

Гермиона с шумом выдохнула и, уверен, захотела вновь вернуться к сравнениям со слизнем, но, возможно, камин и кофе подкупили ее теплом. Если бы я знал, что так просто сделать, чтобы с ее языка не слетали оскорбления, сделал бы это еще вчера. Но понимал, что вру сам себе: вчера я был готов бросаться на стены от ситуации, в которой мы оказались. С ней. С чертовой Грейнджер, но сон, кажется, немного сгладил углы, мои так точно.

— Посмотри, все ли так, как было вчера перед сном, вещи лежат в тех же местах? Книги?

Гермиона говорила негромко, но я вслушивался в каждое слово и сразу анализировал обстановку.

— Вообще-то нет, — я испытывал странное чувство дежавю. Вчера я тоже проснулся в кровати со стояком, но вместо того, чтобы бежать дрочить в душ, я обежал половину школы. Вчера паника завладела над плотскими желаниями, и я быстро успокоился, сегодня же — наоборот.

— Вчера я переставила календарь на четырнадцатое число, принесла из библиотеки семь книг, заснула не в своей кровати. Утром же календарь вновь был выставлен на тринадцатое, книги пропали, а я проснулась в спальне.

Я оглянулся, пытаясь заметить детали, которые могли бы подтвердить сказанное Грейнджер. Временная петля? Но что стало причиной ее начала? Урок прорицания? Или то, что увидела Трелони в чаинках?

Вчера я тоже заснул в кресле, но, проснувшись, уже и не помнил этого, слегка отвлекаясь на сон. Как же мне выбраться? Нам? Может ответ кроется в сегодняшнем сне и нужно просто его реализовать в действительности? Взглядом я жадно прошелся по Гермионе, и она совершенно точно увидела, как именно я на нее посмотрел.

— Ты что-то задумал? — она была совершенно уверена в собственных словах, недовольно прожигая меня взглядом. Кажется, так близко мы не сидели никогда. Нас разделял только небольшой кофейный столик. Как и во сне, протяни руку — и вот она.

— У меня есть некоторые мысли, — растянув на губах самую соблазнительную улыбку из арсенала, я думал, как бы мне осуществить задуманное. Сказать сразу в лоб? Соблазнить? Гермиона немного нахмурила брови, пока я строил теории и рассматривал цвет ее радужек. До этого они всегда казались карими, сейчас же во взгляде мерцали блики от огня из камина, делая их более опасными.

— И что это за мысли? — она немного скептически задала вопрос, а сама вновь взяла чашку с кофе, прячась за фарфоровой преградой.

— Может, нам стоит получше узнать друг друга? Как ты считаешь?

Моя улыбка обольстителя не работала, и это немного выбивало привычную уверенность. Гермиона всегда это делала, реагировала не так, как я этого ожидал от нее.

— Ты куришь, пьешь виски, ходишь по спальне без одежды, не уверена, что есть необходимость изучать тебя еще ближе. То, что я видела и знаю, для меня достаточно, чтобы сделать определенные выводы.

Рука сама потянулась к волосам, и я провел по ним пальцами, пытаясь придумать, как вообще говорить с Гермионой.

— Ты, мне кажется, не такая уж и правильная, или мне это только показалось? — можно было подумать, что я намекаю на сон, но я опять вспомнил, как коснулся подвязок на бедрах, и мне очень захотелось увидеть их воочию, а не по тактильным ощущениям.

Мои слова возымели очень странный эффект, Гермиона со звоном поставила чашку за стол и поднялась на ноги, замирая на секунду.

— Знаешь, я, наверное, пойду, — она уже сделала шаг в сторону двери, когда я поднял со стола пергамент, который она оставила.

— Ничего не забыла?

Грейнджер не сразу обернулась, ей потребовалось несколько секунд, она словно принимала решение: бежать или оглянуться. Второе победило.

Когда она все же повернулась, я увидел, что розовый румянец изменил яркость на более алый. Что в моих словах так могло ее встревожить?

— А, да, карта, спасибо. И за кофе!

Запинаясь, Гермиона потянулась за пергаментом и вновь коснулась моих пальцев своими. Они были теплее, чем в первый раз, но все равно оставались холоднее моих. Вновь касание сработало как ожог, но в этот раз я убрал руку быстрее. От ее прикосновений по телу прошел электрический разряд, не сильный, но достаточно ощутимый.

Не попрощавшись, она вылетела из моей спальни, забирая с собой немного тепла, но оставляя аромат спелой груши. И я вспомнил, когда в первый раз почувствовал этот запах — на уроке Зелий, со Слизнортом, когда очень хотел заполучить Жидкую удачу...