Глава 11
Густой мрак заполнил всё пространство, не позволяя разглядеть даже собственные очертания. Долго ещё глаза привыкали к всепоглощающей тьме пока не смогли хотя бы отчасти увидеть то место, в котором брюнет оказался.
Наконец проступил силуэт каменных стен, всё ещё утопающих в тьме. Целый лабиринт окружал одного единственного человека, угрожающе возвышаясь над ним словно над беспомощным и жалким созданием. Достоевский лавировал по коридорам. Он двигался плавно и словно плыл во мраке, не чувствуя твёрдой почвы под ногами. Юноша не знал часы, дни, месяцы или годы он ходил меж этих стен, но всегда неизбежно упирался в сырую и холодную стену. Очередной тупик.
Достоевский ускорялся. Он почти бежал, всё так же ощущая собственную невесомость. Мрак скопился вокруг него словно хищник, загнавший жертву в угол. Тьма затопила и погрузила в себя юношу, заполняя ноздри, а затем и лёгкие. Достоевский сопротивлялся, извиваться в этой тёмной ловушке и боролся за жизнь, но лишь сильнее погружался в пучину. Наконец темнота полностью поглотила его после чего тот уже не смог из неё выбраться.
Уже поздно.
***
Достоевский с трудом разлепил веки, но из-за сонливости чувства ещё притуплялись. Мир разбивался на фрагменты и собирался обратно, стараясь утянуть брюнета назад в царство Морфея, но когда первое помутнение прошло, то всё тело резко прожгла боль. От неожиданности Достоевский даже шумно выдохнул и содрогнулся. Такое ощущение, что все его органы терзали ножом, проворчаивали внутри лезвие и превращали внутренности в фарш.
Достоевский едва успел свесить голову с края кровати и прикрыть рот рукой когда всё его тело начало сотрясать от кашля. По внутренним стенкам горла словно скребли когтями. Кашель судорожным припадком одолевал всё тело, не позволяя толком передохнуть от неприятной боли. Юноша тщетно старался сделать вдох, но судорога, пробравшая всё тело и неостанавливающийся кашель не позволяли ему толком втянуть кислород.
Казалось Достоевский умрёт на месте и когда боль достигла такого пика, что на глаза навернулись слёзы, кашель наконец прекратился. Фёдор отнял руку от губ и взглянул на ладонь. Она вся была в крови и меж пальцев лежали... Лепестки роз.
Мозг начал лихорадочно работать, вспоминая все болезни, хранящиеся в ячейках его памяти и по критериям подходила лишь одна. Когда осознание собственного диагноза обратилось в чёткую мысль, Фёдор прохрипел.
-нет, нет, нет... Этого быть не может. Я же не мог... Какого чёрта?!
Брюнет просто не может влюбиться. Достоевский и любовь это два абсолютно противоположных определения. Это просто невозможно!
Достоевский сделал несколько глубоких вдохов, но вместе с относительным успокоение пришла боль в лёгких, от которой тот пуще прежнего закашлял. Наконец юноша начал размышлять более трезво.
-так, нужно выяснить кто это может быть? Найму человека, который притащит её в моё поместье и заставлю её ответить взаимностью. Любые слова ведь можно вытащить под пытками? Потом просто разойдёмся как в море корабли и я буду жив. Да, думаю это сработает. Если повезёт, то она заранее будет испытывать хотя бы лёгкое влечение и чтобы выпытать у неё признание достаточно парочки ударов или угроз.
От размышлений его оторвал стук в дверь. Фёдор торопливо спрятал окровавленнуб руку за спину и прохрипел.
-войдите.
Луиза робко вошла в комгату и вздрогнула, когда увидела обращённый на неё взгляд.
-милорд, вам нездоровится? Цвет лица у вас как у мёртвого да и голосок хриплый..
Юноша уже открыл рот чтобы ответить, но тут его снова одолел кашель. Капли крови вылетели на простыню прежде чем Фёдор успел среагировать. Он с трудом прохрипел.
-всё в порядке.. Просто простуд..
Ему не дали договорить. Луиза возмущённо воскликнула.
-Господи боже, какая простуда! Вы думаете я слепая или глухая? Вас поди лихорадка хватила! Нет уж, из дома вы теперь не ногой и я уведомю вашу матушку чтоыь вызвала вам хороших врачей. Такой болезнью нужно всерьёз заняться!
И прежде чем женщине успели возразить, она покинула комнату, хлопнув дверью.
Достоевский тяжело вздохнул и опустился на кровать, лишённый всяких сил. Вскоре тот опять провалился в сон, не дождавшись врача.
***
Когда брюнет открыл глаза, то услышал радостный возглас служанки.
-проснулся! Я уж думала всю жизнь просите. Вы спали 12 часов!
-так долго?..
Всё что смог выговорить брюнет. Он тяжело вздохнул и упёрся взглядом в потолок. Казалось бы, он проспал такое огромное количество времени и должен быть полон энергии, но вместо этого он чувствовал лишь ещё большую усталость и подавленность. Его словно со всего размаху швырнули лицом в грязь и избили ногами.
Но просто отдохнуть ему не позволил вернувшийся кашель. Кровь моментально затопила горло и юноша старательно прикрыл рот рукой чтобы Луиза не увидела содержимое его лёгких. Кровь так и хлестала, норовив просочиться сквозь пальцы.
-можешь... Оставить меня одного? Прошу тебя. Мне нужен покой.
-вы уверены?
-да.
Юноша стиснул зубы и служанка, поняв что того лучше не беспокоить. Торопливо покинула комнату.
Нахлынуда резкая тошнота. В комнату проникал лишь чистый воздух, но он казался Фёдору смрадом. Отвратительным смрадом, от которого хочется скрыться. Хоть перестать дышать вовсе, но не чувствовать воздуха. Не чувствовать собственной жизни.
Фёдора охватил озноб и тот нырнул под одеяло, содрогаясь от холода и кашля. Было больно. Отвратительно и больно.
Нет, долго он так не потянет. Ему нужно выяснить кто - та единственная, из-за которой сейчас он не может толком вдохнуть. Он начал перебирать всех девушек, которых знал, но не было ни одной, к которой он неровно дышит. Всё были как одна. Напоминали красивые обложки скверного романа. Находиться с ними в комнате было до ужаса скучно, однообразно и не увлекательно. Достоевский прерывистое вздохнул и потонул в собственных сомнениях. Казалось, уголок сознания. Некое шестое чувство настойчиво шептало ему ответ, но Фёдор не мог его осмыслить. Не мог услышать этот тихий шёпот и лишь продолжал задаваться вопросом: кто?
***
Второй день.
Фёдор словно выбирался из болота. Настолько сложно ему было просто сдвинуться с места. Боль пронзала тело при каждом движении и просто разрывала его вены и нервные окончания. Температура то поднималась до 38, то падала до 34. Лепестки становились всё более крупными и в более больших количествах с каждым приступом кашля.
Всё в и так невзрачной жизни Достоевского полностью окрасилось в серые тона. Стало серостью, в которой можно увязнуть словно в болоте и изчезнуть. Раствориться во мраке и стать его частью. Всё вокруг ощущалось липким, вязким и тяжёлым. Даже собственные конечности казались неподъемными. Не было сил есть, двигаться, даже думать было тяжело. Парень медленно опускадся к состоянию полного изнеможения и пустоты, словно утопленник, прогрузившийся на дно океана.
Достоевский перестал принимать пищу. От внутренних переживаний еда нопиманала ему иглы. Каждый укус отдавался острой болью и чувством отвращения. Хотелось вызвать рвоту как только кусок пищи оказывался в желудке. Вскоре на языке юноша стал чувствовать только кровь.
Часы сменялись один другим и все проходили в созерцании потолка и тупой боли. Отвечал врачам и Луизе он неохотно и с трудом. Доктора лишь разводили руками, отчаяно не понимая что за недуг поразил бедного мальчишку. Мать на такие высказывания уходила в комнату и начинала тихо плакать.
***
Третий день.
Фёдор уже просто ждал собственной смерти. Ему было плевать насколько мучительной она будет. Просто умереть. Больше ничего.
Мать практически ежедневно приходила к сыну и чаще всего молчала, рассматривая его измученное лицо. Иногда она сжимала его руку или просто рыдала, прикрыв лицо руками. В такие моменты Достоевский пытался хоть как-то её утешить, но вскоре бросил эту затею и просто закрывал глаза, слушая её судорожные всхлипы. Отец не пришёл ни разу. Иногда создавалось впечатление, что сын для него уже умер или же он забыл о его существовании. Лишь брови его стали хмуриться чуть строже.
И вот к брюнету в комнату вошёл очередной врач. Мать вызвала самого лучшего и дорогого лекаря чтобы тот возможно смог чем нибудь помочь.
Врача этого звали Дмитрий. Он был высоким, щуплым и хмурым, однако перед клиентами он строил заботливого и милого мужчину, способного излечить не только тело, но и душу своей проникновенной улыбкой. По слухам у того была не одна интрижка с пациентками, но он всё яростно отрицал, хотя многие твёрдо уверенны что в этих сплетнях таилась правда.
Доктор учтиво поздоровался с юношей, но тот в ответ лишь кивнул. Лекарь осматривал юношу, замерял температуру и частоту сердцебиения, расспрашивал о самочувствии, но диагноз был по прежнему непонятен. Слишком уж диковинна была болезнь. Но внезапно вердикт поставился быстро и неожиданно. Дмитрий стал случайным свидетелем очередного припадка кашля, который брюнет не успел подавить. Лепестки и кровавые капли оказались на ладони. Доктор ошарашенно посмотрел на пациента и даже неосознанно задержал дыхание. Фёдор одарил того убийственным взглядом и с трудом проговорил.
-если хоть одна живая душа узнает чем я болен, перед смертью я лично велю чтобы вам отсекли голову на моих глазах. Вы меня поняли?
Врач испуганно закивал и осмелился робко спросить.
-но почему вы.. Не ищете взаимности у своей возлюбленной? Иначе же вы погибнете..
На несколько секунд в комнате воцарилось молчание и спустя бесконечно долгую минуту юноша всё же сдавленно ответил.
-не могу.
***
Четвёртый день.
Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль.
Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель. Кашель.
Боль стала уже настолько сильной что прекратилась в фоновый шум. Достоевский фактически понимал, что ему больно, но не чувствовал решительно ничего. Просто продолжал глядеть в потолок. Физически он ощущал только приближение собственной кончины. Не уж то он так и не узнает кто убил его, не прилагая никаких физических усилий?
Как бы не так.
Где-то около Достоевского послышался знакомый бархатный голос. Он раздался как будто из всех точек вселенной сразу и тут юноша почувствовал странное облегчение. Ео тело смогло сдвинуться с места, а взгляд устремился на собеседника без былой тяжести век, а боль в лёгких наоборот болезненно усилилась.
Нет.. Он же не... Нет нет нет нет нет нет нет...
-человек смертен, но это было бы ещё пол беды.. плохо то, что иногда он внезапно смертен..вот в чём фокус...
Задумчиво произнёс Николай сидя на подоконнике. Он не сводил пристально го взгляда с Фёдора, разглядывая его побледневшее и похудевшее лицо.
-зачем?
Коротко спросил Достоевский. Николай непонимающе взглянул на него и Фёдор почувствовал, что обрёл голос. Это казалось временным благом. Коротким чудом среди смерти и мрака поэтому Фёдор начала говорить. Пока не поздно.
-не разыгрывайте драму. Вы понимаете мой вопрос. Зачем? Зачем вы подошли ко мне на том балу? Зачем протянули мне ту розу? Зачем вечно ищете моей компании? Что вам нужно?
Злость резко воспламенилась и разгорелась во всём теле. Появление Гоголя затопило всё пустое пространство внутри Достоевского и наполнило его злобой. Грудь тяжело вздымалась от лихорадочной работы мозга и неконтролируемых чувств.
Николай долго и пристально смотрел в глаза юноши. Этот едва заметный блеск в глазах словно говорил: ты знаешь ответ на этот вопрос. Ты просто не хочешь его слышать.
-почему вы молчите? Почему?!
-чего вы хотите от меня?
Молчание. Всё внутри начало рвать с новой силой и Фёдор стиснул зубы, зажмурился так, что в темноте закрытых век замигали разноцветные точки. Наконец он выдохнул, отчаяно скрывая надвигающуюся кровь и ледяным тоном произнёс.
-Ничего. Уходите.
Николай разочарованно поджал губы. Он какое-то время смотрел прямо в глаза юноше ещё после чего молча изчез, стоило тому только моргнуть. И в последнюю секунду в его глазах что-то потухло. От этого живот скрутило ещё сильнее и Достоевский болезненно простонал от новых судорог и кашля. Почему он не может просто умереть?
***
Пятый день.
Достоевский уже чувствовал как смерть расхаживала у него по комнате, хищно просматривала на Фёдора и ждала когда тот совсем ослабнет чтобы забрать его душу. И Достоевский был готов. Не просто готов, он жаждал этого.
Конечности непрерывно болели. В области спины шипы на стеблях уже порвали кожу и слегка выступали снаружи, создавая ещё более жуткий вид у измученного тела. Юноша чувствовал как цветы сжимали его лёгкие и пробирались к самому сердцу. Ещё немного и он погибнет. Совсем скоро.
И тут боль пронзила его так что он вскрикнул. Пустота и отстрагённость уже не могла его спасти. Он вспомнил взгляд Николая. Его разочарование и тот загадочный блеск. За несколько секунд перед тем как осознать свои действия Достоевский с огромным трудом протянул руку к тумбочке и... Оторвал лепесток.
Николай появился не на подоконнике как обычно. Он стоял у дверного проёма, скрестив руки на груди и пристально вглядывался в измученное тело. На него был устремлённ ответный взгляд, такой же пристальный и тяжёлый. Они молча смотрели друг на друга небольшую вечность прежде чем Фёдор прошептал.
-помоги мне.
Николай приблизился к Фёдору. В его глазах не было того ехидного блеска, что преследовал его прежде. Он взглянул на ключицы брюнета и шипастые стебли, которые обвивали кости и царапали плоть. В следующий миг его рука легла на щеку Достоевского и слегка приподняла его лицо, призывая взглянуть на него.
Фёдор вздрогнул и посмотрел в расширенные зрачки возлюбленного. Следом он почувствовал как чужие горячие губы накрыли его - искусанные и истерзанные во время очередных припадков.
И какого же чувствовать любовь? Это было совсем не как в книгах. Не было бабочек в животе или радостного возбуждения. Было лишь одно чувство - безвозвратность.
Безвозвратность - чьи-то глаза затягивают тебя в плен, в омуты чувств и эмоций. Голос, который хочется слушать и слышать, узнать каждую его форму, тон и тембр. Губы, невозможно сладкие, мягкие, с привкусом крови, которые хочется целовать до забвения. Безвозвратность? Это человек. Тот, в котором ты тонешь, но не в силах захлебнуться до конца. Не будет дна, но ты уже никогда не выплывешь. Вот что такое безвозвратность.
И Достоевский чувствовал как тонет в этом поцелуе. Время вокруг него остановилось и застыло всё вокруг. Остались лишь два юноши, безвозвратно влюблённые друг в друга.
______________________________________
Продолжение следует
Небольшой комментарий от автора: молюсь чтобы вам понравилось, ибо я строчила это 2 дня и старалась как можно лучше описать то, что чувствовал Фёдор. Ради бога, пусть вам понравится это чтиво :')