Глава восьмая. О супостате мирном и негордом
Веселился Звездный Град, на радость Великому князю Драгомиру пир закатил. Только разнеслась весть о славном соревновании – и, наверное, все Берское Царство пустилось в пляс во славу будущих победителей. А стольный град, конечно же, пуще и пышнее всех остальных праздновал.
Не мог Лун нарадоваться, видя всеобщий восторг. Гулял Лун по улочкам, почти не боясь и не прячась: в такие дни, когда празднество головы вскруживало, зверолюду становилось плевать, с кем под руку танцевать, со своим или с чужим. А Ящер и подавно расценивался как заморская диковинка, к которой, конечно, подходить опасно, но поглазеть на которую хочется.
Подхватывал громкоголосый народ песни славные, глухие и мощные, какую от Медведя – крупного и могучего – ожидаешь. Лун их все наизусть знал, недаром бок о бок со звездградцами всю жизнь прожил. И «Распрекрасная краса» знал, и «Что ж ты, милая, лика не показываешь», и «Спою я раз – и ноги в пляс». Под них Медведи любили громко притопнуть, да так, что растрясется-расколется дорожка каменная. Зверцы звериц хватали, кружили и щекотали, а те смеялись задорно да заливисто, Лун заслушивался. И не знал, что ему больше нравится – песня или смех, или все вместе.
Доносились запахи сладкие, язык истаял от желания попробовать вкусности, что торговцы вынесли по случаю праздника. На прилавках манили витиеватыми краями широкие солнышки-пироги, пестрели яркими цветами вычурные леденцы, испускали пар пухлые свежие калачи.
Но ни медяка у Луна в кармане не нашлось, чтобы опробовать сладости. А ведь наверняка со всех уголков Берского Царства привезли... Жаль, что семья его не стала провожать, тогда бы попросил их ему прикупить, а сам бы потом отдал.
А вон и детишки играют с разносчиком, пряники ломают! Наверное, братики с сестричками бы здесь повеселились вдоволь. Но так далеко Лун и сам бы их не отпустил: сердце Звездграда, дворец Неизменный, лежал так далеко от дома, что ему самому пришлось встать с первыми петухами, чтобы добраться вовремя.
Вдруг хвост Луна сковало. Вздрогнув, обернулся Лун и выдохнул спокойно: то была всего лишь пухленькая малышка-Медвежонок. Схватив хвост ручками, она обняла чешуйки и, точно хозяйка, глядела на Луна исподлобья, мол, мое, попробуй, отбери! На что Лун мог только улыбнуться и легонько повести хвостом, чтобы высвободиться.
Но то сделал он на свою беду: малышка на ножках не удержалась и, пошатнувшись, плюхнулась на каменную дорогу, так и держа Лунов хвост. Ее когда-то цветастое платьице порвалось, а румяные коленки – ободрались.
Лун и сказать ничего не успел, как из ниоткуда появилась громадная Медведица-мать, подхватывая на руки свое дитятко и отпрыгивая так, что, как Луну на мгновение показалось, сама земля под ней разверзлась. Встала она над скованным страхом Луном, глядя с непомерной высоты и закрывая головой солнце. Поглядела страшно, что аж душа в пятки ушла.
– Прости, я...
– Да как ты посмел мою дочь тронуть, супостат?! Как тебя вообще в город пустили?! – заверещала она на всю улицу. Голос, подобный грому, Луна пригвоздил к месту. – Где все дружинники, чтобы тебя взашей отсюда выгнать?!
А те заявились, тут как тут. Двое таких же высоких Медведей, пристально смотрящих на него злобными глазками-бусинками. Лун в оцепенении так согнулся, что, наверное, в землю врос.
– Судари, уведите его! Он мою дочь побил!..
– Ну а ты что думала, мать? Ящер же! Не надо было оставлять ребенка где попало! – рассмеялся кметь.
– Да как ты смеешь...
– Пойдем, пока тебя по голове не отколошматили, – усмехнулся второй Медведь. – А ты, Ящер, с нами пойдешь, за городскую стену. Там тебе кое-что объясним, а то не портить же зверолюду веселье своими разговорами. Как говорится, сор из избы вынесем...
Не нравилось Луну это «объясним». От таких «объяснений» он всю жизнь бегал...
– Но я... участник соревнований! – собрался с мыслями он.
Застыли на этом все. Даже подтянувшиеся зеваки удивленно заахали.
– Да-а-а? И грамота у тебя есть? – засомневался один из кметей.
Пошарив в карманах, Лун ухватил спасительную грамоту и прикрылся ей. Долго Медведи вглядывались в грамоту, хмыкали вдумчиво, но по итогу выдали:
– И впрямь. На испытания из Военного училища приехал. Кого только в эти Князевы школы не берут...
– Подождите! – встрепенулась мать, все еще держащая растерянную дочь на руках. – А что же с его бесчинствами делать? Вы этот беспредел так и оставите?
– Видно, первый раз придется спустить с рук, – пожал плечами все тот же кметь. – Да и не наше это дело. У них, соревнующихся, права особые. С ними другие дружинники разбираются, наше дело – проводить его на Клыкастый двор.
– Кошмар! Как в этом Матушкой забытом городе вообще можно добиться справедливости?..
– Пойдем, Ящер. Доведем тебя до двора, а там уж будет ясно, врешь ты нам или правда в училище учишься.
– Спасибо большое, – только и смог, что пролепетать Лун.
– Рано благодаришь. Не защищай тебя князев приказ – ты бы давно за стеной оказался.
Не знал Лун, что и отвечать. Но все еще был благодарен. Не всякий готов с ним разобраться, а не сразу бросить в темницы.
До дворца оказалось хвостом подать – вот его верхушки уже виднеются вдалеке. Лун улыбнулся: точь-в-точь леденцы, пестрили цветами рисунки, венчавшие белокаменные стены. Острую, как наконечник копья, крышу, изрезанную разноцветными треугольниками, с обеих сторон обступали две более округлые, пузатые, сужающиеся к вершине. Перед же был испещрен окошками, закованными в разноцветные обрамления с завитушками. Вокруг расписных дверей расположились разукрашенные медвежьи головы, деревья, звезды и, конечно же, солнышко над самым входом во дворец.
Но до дворца – еще идти и идти, по площади, камнем уложенной, от края до края раскинувшейся. Сквозь Когтистый двор к Клыкастому, куда Луну путь и лежал.
А на Когтистом дворе выстроились подмостки. Недаром! Когтистое княжество, в честь которого и назван двор, полнилось певцами дивными. Где их проверить, как не здесь? Великий князь же и их испытать решил.
Даже проходя в отдалении, слышал Лун переливы голосов. Грозные и глубокие, звонкие и легкие, тихие и шелестящие... Разные голоса он слышал у подмосток. Обходить пришлось долго, поэтому застал он трех, а то и четырех певцов.
Уважал певцов Лун безмерно. Ведь их глубокое и чувственное слово проникало в самое сердце, заговаривало со всяким, даже если это был маленький Ящер, затесавшийся в толпе...
И вдруг такое слово Луна едва с ног не сбило. Сильное и звонкое, оно захватило собою Когтистый двор, утихомирило толпу и очаровало ее.
– О, быть не может! И она здесь? – вполголоса восхитился Медведь, отвлекшись на подмостки. – Думаю, ты и не знаешь, кто это...
– Кто же? – ответил его друг. – Очередная хвастливая и горделивая Кошка?
– Дурья твоя башка! Это ж Солнцеслава Соловьиное Сердце! Сама, из Триединого приехала!
– Правда?! А я и не признал...
Солнцеслава Соловьиное Сердце? Пока они спорили, выглянул Лун из-за высившихся голов и обомлел.
Пшеничные ушки затерялись в пышной золотой косе. Рядом с тонкими ножками и белыми ручками плясал и извивался изящный хвост. Глаза зеленые, большие сияли, а улыбка – сияла еще ярче.
А голос... Точно соловьиное пение. Живое и настоящее. Поселялось в сердце солнечным лучиком и поклялось отныне не покидать его.
Когда сорвалось пение, Лун дрогнул. По-прежнему стояла толпа завороженная, но... Что же кроется в этом пении? Не печаль ли тягучая? Не сожаление ли?..
В мысли ворвался разговор Медведей:
– Я и не думал, что доведется услышать ее песню... Говорят, до сих пор никто не слышал, как она исполняет что-то свое.
– Да не важно, что она поет... Даже если на другом языке, хочется слушать, вот и все!.. А ты что думаешь, Ящерка?
Потупился Лун. Хотели знать ответ? Или опять издеваются?
– Это... Самое красивое, что я когда-либо слышал.
– О, ну если даже супостат соглашается, то она и впрямь стоит того, чтобы ее услышали! – рассмеялся кметь.
А Лун пригорюнился. Что же сразу «даже супостат»? Он же вырос среди зверолюдей, разве он чем и впрямь отличается? Видимо, раз почти все так говорят...
Так и не закончив слушать, они пошли. Старался Лун идти медленнее, как мог, но голос нежный ускользал, исчезал далеко-далеко...
В тот миг пожелал Лун, если он хоть немного достоин, снова этот голос услышать. Хотя бы во сне. Это был бы самый счастливый сон, который ему причудится...