Часть 14
Пусто. В коридорах Аркхэма. В палате. На душе. За окном бушует непогода: идёт ливень, ветер бьёт крупными каплями по окнам, где-то вдалеке гремит гром и сверкает молния. Все молчат, только природа не молчит, она нагоняет непреодолимую грусть и отчаяние.
Спустя две самых страшных недели в моей жизни я снова оказываюсь в своей палате. Не могу сказать, что во мне произошли какие-то изменения кроме моего состояния. Постоянно хочется спать, мозг с задержкой воспринимает какие-то простые вещи, да и в целом я какая-то вялая. В моей голове все также пусто, я ни о чем не думаю, да и думать сейчас сложновато.
От грозы мне становится не по себе, да что там утаивать — мне становится жутко, потому что я почти до ужаса ее боюсь, мне неуютно. Тем не менее, я продолжаю бесцельно смотреть в окно. Всматриваюсь в грозовое небо, что устрашающе нависло над землей, и ни о чем не думаю. Гремит гром, и я вздрагиваю, а затем отворачиваюсь от окна, нервно заправляя за ухо прядь все еще влажных волос.
В этот же момент дверь открывается и в палату заходит Джером Валеска. Он аккуратно прикрывает за собой дверь и смотрит на меня, наверняка стараясь понять, в каком я настроении и состоянии. Я ничего не произношу и, кажется, примерзаю к месту, на котором стою. Он выжидает несколько секунд и тихо начинает говорить:
— Эбби...
Я, сама от себя такого не ожидая и не понимая своих дальнейших действий, подхожу к нему вплотную и... обнимаю. Первые пару секунд он никак не реагирует, а затем я чувствую, как он осторожно обнимает меня в ответ. Чувствуя тепло чужих рук на своей спине, я осознаю, что мне хочется простоять так вечность. В моей жизни катастрофически мало объятий, и от знания этого факта накатывают слезы, и я пытаюсь сдержаться и не расплакаться.
— Я так устала... — еле слышно шепчу и понимаю, что слез мне не сдержать. — Почему это все происходит? Почему?
— Жизнь несправедлива и порой беспощадна. Если сокрушительно принимать каждое падение, можно уже никогда не подняться.
— Но как справляться с падениями?
— Бороться с ними, превозмогая боль.
Его слова утонули в тишине, уступая место мыслям. А что если я и правда уже никогда не поднимусь? Я была готова распрощаться с жизнью и со всей болью, что она в себе несет. Я была сломлена тяжестью чувств и не могла принять их, пропустить через себя. Но могу ли я сделать это сейчас? И возможно ли это, если они исчезли, пусть и временно?
— Не уходи сегодня. Побудь со мной. Пожалуйста... — совсем тихо говорю и надеюсь на положительный ответ.
— Конечно, — также тихо отвечает он, поглаживая меня по голове.
Неизвестно, сколько мы бы могли так простоять, но меня начало нещадно клонить в сон. И только уже в кровати, уткнувшись носом в грудь Джерома и чувствуя его теплые руки на спине, я расслабилась. В этот момент так спокойно на душе и пусто в голове, что даже раскатистые звуки грома не могли потревожить меня. Незаметно для самой себя я начинаю засыпать, оставляя размышления о правильности данной ситуации на завтра. Чувствую, как он накрывает меня одеялом, и окончательно проваливаюсь в сон.
***
Поначалу, когда просыпаюсь, я не открываю глаза и вообще не шевелюсь. Я действительно легла спать с... ним? Осознание этого факта меня напрягает, потому что это ни черта не правильно. Так нельзя! Но с другой стороны: ничего плохого не произошло, наоборот, он даже немного успокоил меня. Значит, ситуация не такая уж и плачевная. Но все же...
— Можешь продолжать спать, время еще есть, — бесцеремонно вторгаясь в мои размышления, говорит Джером.
— Как ты понял, что я не сплю?
— Частота дыхания изменилась. И ты напряглась, — его проницательность заставляет меня удивиться, а он спокойно добавляет: — Не бойся, я не причиню тебе вреда.
Эта фраза должна быть успокаивающей, но почему-то мой мозг воспринимает ее иначе. Но ведь... если бы он хотел сделать мне больно, то уже сделал бы, верно? Или нет. Черт, кажется, я окончательно запуталась!
— Почему ты остался? Я думала, ты уйдешь, как только я засну.
— И кто бы тогда оберегал твой сон?
В его голосе улавливаются шутливые нотки, отчего я немного улыбаюсь. Если честно, я бы вряд ли уснула без него этой ночью. Стоит ли его поблагодарить за то, что остался со мной? Это ведь обычная вежливость, правда? Это правильное решение.
— Спасибо.
Как будто бы в ответ он чуть сильнее, но в то же время осторожно, обнимает меня. Я не знаю, как на это реагировать, поэтому решаю, что самое лучшее, что я могу сделать в этой ситуации — промолчать и попытаться снова заснуть. Но кто сказал, что как только я закрою глаза, сразу же провалюсь в сон? Не все так просто: в мою голову закралась одна-единственная мысль, от которой желание поспать как рукой сняло, зато появилась тревога. Завтрак. Мне нужно будет идти на завтрак, где будет много людей, соответственно, с большой вероятностью я встречусь с тем психом, который пытался меня изнасиловать. Нет, нет, нет, я не хочу этого...
— Может не пойдем на завтрак? — спрашиваю я у Джерома, хотя уже заранее знаю ответ.
— Эбби, пропустить завтрак не получится...
— Почему? — я выпутываюсь из его объятий и сажусь в постели, а он закатывает глаза, тоже принимая положение сидя.
— Потому что тебе нужно позавтракать. Поверь, оттого, что ты пропустишь завтрак, лучше не станет, — он молчит несколько секунд, прежде чем продолжить. — Ничего плохого не случится, тебе всего лишь нужно спуститься вниз, позавтракать и уйти.
— А еще встретить по дороге кучу людей, в том числе возможно и... его.
Я замолкаю, понимая, что не хотела говорить об этом вслух. Но... черт, так сложно держать все в себе! Я представляю, как зайду в столовую и увижу стольких пациентов, они все будут рассматривать меня осуждающим взглядом, будто бы зная, что произошло. Возможно, я себя просто накручиваю и никому до меня нет дела, но сам факт того, что там будут люди, меня пугает. Я не хочу находиться среди людей. Я не готова.
— Насчет него не переживай. Не встретишь, — отвечает Джером после нескольких секунд молчания. Я в непонимании хмурю брови, пытаясь понять, что он имеет в виду. — Ты его больше никогда не встретишь.
— Ты его убил? — слова вырываются сами по себе, я даже не успеваю подумать. Ну, в принципе, это в его духе.
— Нет, конечно, ты что? — он театрально прикладывает руку к груди, как бы имея в виду «как ты могла такое подумать?» — Пришлось заглянуть к нему в шоковую терапию и подбавить жару, теперь он самостоятельно и шагу сделать не может. Да и вообще находится в совершенно другом отделении.
Я сижу в небольшом шоке. Джером с такой легкостью говорит о таких вещах, и это вызывает у меня бескрайнее удивление. Ему совершенно все равно на чужие чувства, жизни. Но с другой стороны... теперь тот псих меня не тронет. Теперь я в безопасности. Надеюсь.
— Ну, это лучше убийства. Наверное.
— Не в его случае, — как бы невзначай добавляет он, сохраняя все то же спокойствие.
Я чувствую холод, пробегающий вдоль позвоночника; меня поражает не столько то, что именно он сделал, сколько то, с каким спокойствием говорит и думает об этом. И ведь вместо обычного убийства он заставляет этого психа страдать всю оставшуюся жизнь. И с этим человеком я проспала всю ночь? Да еще и в обнимку? Кажется, я безумна.
Но больше всего меня беспокоит тот факт, что он все еще здесь, со мной. Зачем? Если бы он хотел причинить мне боль, то уже давно сделал бы это. Или может я ему... Нет, нет, нет, этого точно не может быть! Скорее всего, он просто хочет притвориться таким хорошим и заботливым, чтобы потом обнажить свое истинное лицо; но почему-то интуиция подсказывает, что он не притворяется. Однако ведь я знаю, на что он способен, и верить ему сейчас слишком безрассудно.
— Тебе правда не все равно? — спрашиваю я, наплевав на какие-либо возможные последствия. Будь что будет. — Ты правда... беспокоишься обо мне?
Сердце готово выпрыгнуть из груди, но я стараюсь держаться спокойно и не показывать своего волнения. Джером явно тщательно подбирает слова, даже несмотря на меня. Минута, которую он молчит, растягивается в вечность, а я слышу собственный стук сердца. Тук-тук-тук.
— Был бы я сейчас здесь, если бы мне было на тебя плевать?
И этот риторический вопрос загоняет меня в угол.
***
Столовая. Здесь столько людей, что у меня начинается легкая паника. Спокойно, Эбигейл, спокойно. Ты и так сидишь почти в самом углу, почти в самом укромном месте. Ключевое слово «почти».
— Из-за тебя на нас все смотрят, — от беспокойства я непроизвольно начинаю постукивать кончиками пальцев о стол.
— Не обращай внимания, просто ешь, — Джером накрывает своей рукой мою, отчего на секунду я забываю, как дышать.
— Я не хочу, — слишком резко отдергиваю руку. — Вообще, я зря сюда пришла. Я пойду.
— Ты не уйдешь, пока не съешь хотя бы половину порции.
— Четверть.
— Нет, половину.
— Может, треть? — в ответ вижу укоризненный взгляд, но все еще не сдаюсь. — Это больше четверти.
— Можешь съесть две четверти...
— Нет, это половина. Я умею считать.
— Я и не сомневался, — усмехнувшись, отвечает он. — Съешь уже хоть что-нибудь.
Я радуюсь этой своеобразной победе, но внешне стараюсь этого не показывать. Я переспорила Джерома Валеску. Такое вообще возможно?
Беру в руку ложку и смотрю на еду: не совсем аппетитно, но и не отвратительно. Все же немного поколебавшись, начинаю есть; еда вполне съедобная, что в принципе неудивительно, но аппетит все еще не появляется. Пока я пытаюсь хотя бы что-то в себя втолкать, в голову приходит мысль, что надо бы научиться есть правой рукой. Я где-то читала, что, когда делаешь привычные вещи другой рукой, мозг тренируется. Ну а поскольку я левша, то нужно учиться тренировать правую руку. Отлично, я нашла себе задание! Как раз в Аркхэме заняться нечем.
Кое-как съев треть порции, я устало выдыхаю и говорю:
— Все, на большее я не способна.
— Ничего страшного, впереди еще обед и ужин, наверстаешь, — весело отвечает Джером, уже заранее зная мою реакцию.
Я закатываю глаза и мысленно подбадриваю себя, что к обеду, а тем более к ужину, я захочу есть. К тому же, у меня есть много времени до следующего приема пищи, так что можно не думать о еде. Нужно отвлечься. Например, почитать книгу или порисовать в общей комнате. Или начать тренировать правую руку.
— Я пойду спать, если что, разбудишь меня.
Сон ведь тоже занятие, правда?
***
Кабинет Джулии Миллер самую малость изменился с моего последнего визита. Ну, как самую малость... вообще-то, теперь это больше похоже на комнату допроса с элементами кабинета, нежели на полноценный кабинет, в котором пациент может рассказать своему лечащему врачу-психиатру все что угодно. Раньше на подоконнике стоял цветок, теперь же там только холодная пустота, которая пронизывает каждый сантиметр этого помещения; на книжных полках, висящих по бокам от письменного стола, теперь отсортированные по цвету и размеру книги, хотя раньше они стояли хаотично и были покрыты тонким слоем пыли; на самом письменном столе теперь господствует серый минимализм — лишней ручки или карандаша найти невозможно; стул, на котором должен сидеть пациент, теперь металлический, малоудобный и имеет подлокотники.
Маленькие настольные часы стоят таким образом, чтобы время могли видеть оба человека, сидящие друг напротив друга. Это больше похоже на усмешку: каждый раз взгляд непроизвольно падает на эти часы, которые медленно отсчитывают минуты до конца сеанса. Кажется, что они здесь неуместны, потому что забирают большую долю внимания как минимум одного из собеседников.
Руки затекают из-за неподвижности, отчего хочется сменить их положение, но не дают это сделать неудобные наручники, которые удерживают кисти рук на подлокотниках. Надо же, для меня выделили еще одну пару наручников, лишь бы приковать обе мои руки к стулу, тем самым обезопасив Миллер.
Я бесшумно выдыхаю и смотрю на настольные часы: прошло целых пятьдесят пять минут, и осталось совсем немного до конца сеанса. И за все это время я не проронила ни слова. Говорила в основном Джулия, всячески пытаясь вывести меня на эмоции, чтобы разговорить, но я уже заранее была готова к этому. В конце концов, мне осталось подождать пять минут, и я буду свободна.
— Хорошо, Эбигейл, раз уж ты так сильно хочешь потянуть время, мы задержимся здесь еще на час, — ее губы растягиваются в подлой улыбке.
В этот момент мне хочется ее придушить, вот только наручники мешают. Хотя, с другой стороны, что мне мешает помолчать еще один час?
— Если вдруг надумаешь продолжить молчать, я выделю еще один час. И так я буду делать вплоть до отбоя.
Я все также сижу молча. До отбоя осталось примерно семь часов, в принципе, я могу просидеть все это время здесь. Единственное, у меня затекут в таком случае не только руки, но и остальное тело, а это мне уже не нравится. И все же я отказываюсь говорить с этой женщиной.
— Эбигейл, я не шучу, — понимая, что я не собираюсь сдаваться, она решает сменить тактику. — Хорошо, я могу тебя сейчас отпустить. Но в таком случае тебя каждый день будут водить на электрошоковую терапию.
Я вспоминаю те ужасные две недели, и по моей коже проносится стадо мурашек. Ну уж нет, на электрошоковую терапию я не согласна. Я уже хочу высказать вслух свое возмущение, но осекаюсь: она именно этого и добивается. Тогда я немного выпрямляю спину и с вызовом смотрю на нее. Что же еще она придумает?
— Я тебя поняла. Тогда сейчас просто послушай меня, а потом можешь спокойно идти, тебя проводят до кабинета электрошоковой терапии, — она удовлетворительно кивает головой, прекрасно понимая, что выиграла. — Итак, я бы хотела поговорить о твоем состоянии в течении последнего месяца. До попытки самоубийства у тебя наблюдались панические атаки, подавленное состояние, раздражительность, чувство тревоги, вины и заниженная самооценка. Затем, как ты помнишь, ты прошла двухнедельный курс электрошоковой терапии, которая, как мне известно, значительно понизила степень раздражительности и чувства тревоги. На этом этапе тебе есть что добавить?
Я отрицательно качаю головой, раздумывая, оставит ли она меня еще на час, если я все-таки начну что-то говорить. Не то чтобы я устала сражаться в этой нечестной битве, просто не вижу в ней смысла, потому что Миллер в данной ситуации может делать со мной все, что захочет.
— Не думаю, что этот курс мне помог, — наконец говорю я, чем приятно удивляю Джулию.
— Отчего же, он был весьма эффективен, — притворно-искренне улыбается она. — Раз уж ты начала говорить, расскажи мне о...
— Как проект? Доделали?
По ее лицу видно, что ей неприятно, что ее перебили, но она все же делает вид, что все хорошо. И я даже знаю, почему она так поступает. Потому что, если она не ответит, я снова замолчу.
— Да, я издала книгу. Спасибо, что интересуешься.
— Надеюсь, меня упомянули в разделе «благодарности», — я натягиваю на лицо улыбку, не менее притворную, чем у Миллер.
Она несколько секунд молчит, не зная, что ответить, а затем продолжает задавать вопросы о моем состоянии. С большой неохотой, но я все-таки отвечаю, потому что понимаю, что рано или поздно придется это сделать. По итогу проходит еще один час, по окончании которого я испытываю огромное облегчение. Два часа с Джулией Миллер. Это было ужасно.
***
В библиотеку я шла, проклиная Джулию и все, что с ней связано. Она просто не имеет права задерживать меня на дополнительный час! И припугивать своей электрошоковой терапией тоже не может, за исключением тех случаев, когда это необходимо. Хотя, о чем это я говорю... это же Аркхэм. Здесь нет правил.
Мысленно досчитав до десяти, я прохожу в самый дальний угол библиотеки, беру книгу и устраиваюсь поудобнее около окна. За прошедшие две недели я ни разу не читала, и теперь то, что я держу книгу в руках, кажется удивительным и непривычным. Однако, это реально, и я могу насладиться чтением...
— О, вот ты где. А я-то тебя везде ищу.
Или не могу.
— Где я еще могу быть? — спрашиваю я, положив книгу на колени.
— Тебе все места перечислить или только парочку из них? — Джером садится рядом со мной. — Ты где была все это время?
— На психотерапевтическом сеансе, — с пренебрежением выговариваю эти слова, мысленно сравнивая сеанс с пыткой.
— Ну не два же часа! — он видит мой взгляд, полный скептицизма, и удивляется. — Серьезно?
— Этой Миллер не понравилось мое часовое молчание, поэтому она решила продлить сеанс.
— Миллер? Это та, которая совсем недавно приехала сюда?
— Да, вот только я знаю ее немного дольше, чем эти две недели... — я вижу, что Джером полон любопытства, и говорю: — Это долгая и скучная история, так что забудь.
— А ты правда пыталась ее задушить? — спрашивает он и, видя мою реакцию, смеется. — Кто-то подслушал, как охранники обсуждали этот случай.
— Была бы возможность, я ее и сейчас бы придушила! — немного отойдя от удивления, говорю я. — Эта «хорошая» Джулия Миллер на самом деле подлая притворщица, которая только и умеет манипулировать людьми!
— Да, я вижу у вас явно не заладилось общение, — на несколько секунд он замолкает. — Но, знаешь, какой бы они ни была, не убивай ее. Просто забудь об этом желании, хорошо? Иначе потом будешь жалеть об этом всю жизнь. И поверь, я знаю, о чем говорю.
— Ты пытаешься уберечь меня от убийства? — он кивает. — Если ты забыл, я уже убила одного человека.
— То была самозащита, а это уже будет целенаправленным действием.
На самом деле, я и сама понимаю, что убийство этой стервы ничем хорошим для меня не закончится. Ну, убью я ее, но легче мне не станет. Да и кто знает, может быть она сама через какое-то время исчезнет из моей жизни. Так что в моем случае нужно просто смириться и ждать.
— Готова к ужину? Тебе нужно съесть половину порции, не забудь, — видимо, увидев на моем лице глубокую задумчивость, он решает сменить тему.
— Опять ты со своей едой... Я и так в обед съела половину порции!
— Представь себе, нормальные люди едят целую порцию и на завтрак, и на обед, и на ужин.
Так хочется встать и уйти, но я себя сдерживаю. В любом случае, Джером от меня не отстанет, да и если бы не он, я бы вряд ли вообще ела. Только вот я до сих пор не могу понять, зачем он со мной возится; если вспомнить нашу первую встречу... нет, лучше не вспоминать. То, что происходит сейчас — неправильно. Ненормально. Ошибочно.
— Кстати, я тут хотел спросить... — шутливые нотки полностью исчезают, и теперь его голос звучит весьма осторожно. — Как тебе сегодня спалось?
— Нормально, — также осторожно отвечаю я. — А что?
— Просто знаешь, я могу снова поохранять твой сон... — он говорит это, не смотря на меня. Ему... неловко? — Если ты не против, конечно.
Кажется, сердце сейчас выскочит и убежит куда подальше. Мой мозг умоляет меня отказаться от этого сомнительного предложения, твердит, что это чертовски неправильно. Нужно отказаться.
— Я не против.